- Ну-у… я в школе договорюсь, чтобы тебе… отпуск… нет, чтобы каникулы… в общем, придумаем что-нибудь. В конце концов, там рядом большой поселок и тоже школа, совсем не хуже, чем здесь. И мальчишки в поселке - там же у тебя и друзья есть, правда? Ты же рассказывал мне.
- Андрюшка Кутепов и Юрка Каледин… - пробормотал Витька. - У Андрюшки лодка резиновая есть.
- Ну, вот видишь, как хорошо, - улыбнулась Полина.
Одев мальчика, Полина достала с антресолей в прихожей большую спортивную сумку и стала складывать туда вещи Витьки - маечки, трусики, штанишки, курточки. Копаясь в шкафу, он вдруг достала револьвер, бегло осмотрела его и сунула в карман летнего пальто, которое было на ней.
- Это папин? - вдруг спросил Витька.
- Папин… - вздрогнула Полина - она думала, что Витька не заметил револьвер.
- А зачем ты его с собой берешь?
- С чего ты взял? Я его просто в карман сунула, потом обратно положу.
- Дай посмотреть…
- Это взрослое оружие - нельзя, - строго ответила Полина, застегивая молнию на сумке. Разогнулась, посмотрела на Витьку с улыбкой: - Ну что, поехали?
- Сейчас сделаю тебе молоко с медом, - говорил Иван Витальевич и хлопотал у стола, двигая к Витьке большую вазу с грушами и крыжовником. - Вот, рубай пока… крыжовник такой сладкий уродился. Помнишь, в прошлом году он совсем несладкий был? Потому что лето холодное было. А теперь как мед сладкий… ты попробуй, попробуй, Витя.
- Витька одной рукой брал ягоды и ел, причмокивая.
- Ну что, сладкий?
- Да, очень, - улыбнулся Витька.
- Иван Витальевич, ну я поехала, пора мне, - погасив окурок в пепельнице, сказала Полина.
- Куришь ты, Полина, как сапожник, - поморщился Иван Витальевич, разгоняя рукой дым. - После тебя сутки выветривать нужно.
- Вот и выветривайте, - засмеялась Полина. - А я поехала.
- И когда ты нас навестишь?
- Договорились же - через неделю. Если что… - Она замялась. - Не волнуйтесь, я обязательно позвоню…
- Что значит позвонишь? - с тревогой посмотрел на нее дед. - Через неделю приезжай, и все.
- Хорошо, хорошо… - Полина поцеловала Витьку и пошла из кухни.
- Что ты задумала, Полина? - Тревога Ивана Витальевича росла.
- Да ничего я не задумала, - улыбнулась Полина. - Не скучайте тут без меня.
Витька сосредоточенно ел крыжовник и только мельком глянул вслед уходящей матери. Иван Витальевич сел напротив и с тревогой смотрел на мальчика, потом встал и ушел на кухню.
Вдруг с крыльца послышались частые шаги, и в кухню влетела Полина. Лицо растерянное, глаза - огромные, полные страха. Она бросилась к Витьке, порывисто обняла его, несколько раз поцеловала в глаза и щеки, потом сунула ему в карман курточки записку и тихо, быстро проговорила:
- Прочитай потом, Витенька… Ты только не сердись на меня, сыночек. Ты все поймешь и простишь меня! Только не сердись!
И быстро вышла. Витька смотрел ей вслед, ничего не понимая.
- Мама не говорила, куда собралась? - войдя в комнату, спросил дед.
- Нет… - покачал головой мальчик, продолжая есть крыжовник.
- А чего это она так с тобой прощалась?
- Она последнее время все время так. Плачет все время, а потом говорит: "Ты не будешь на меня сердиться?"
- А почему ты должен на нее сердиться?
- Не знаю… Мы часто на могилку папы ездим… почти каждый день…
- И поэтому ты должен на нее сердиться? Чушь! А что она тебе в карман сунула? Записку какую-то?
- Не знаю, деда, еще не прочел.
- Ну так возьми и прочитай. Может, там что-нибудь важное.
Витька достал из кармана записку и прочел вслух:
- "Любимый сыночек, дружок. Привыкай жить один. Дедушка поможет. Целую, мама".
- Она с ума сошла! - всплеснул руками Иван Витальевич. - Что она надумала? Она тебе ничего не говорила?
- А что она должна была мне говорить? - не понял Витька.
- Почему ты должен привыкать жить один? Что значит - дедушка поможет?
- Она сказала, что я поживу у тебя… что ты очень хотел, чтобы я пожил у тебя. Что тебе одному плохо…
- Ну да, хотел, конечно, - растерялся Иван Витальевич. - Плохо мне одному? Ну конечно, плохо… но сколько ты будешь у меня жить, она не говорила?
- Она сказала, что обязательно позвонит…
- Черт бы ее побрал! - хлопнул себя по бокам Иван Витальевич. - Что же все-таки она задумала?
Питомник занимал довольно большое пространство, не меньше гектара. Длинные ряды загонов с решетчатыми дверцами. В каждом загоне - рослые, мощные псы, кобели и сучки, - кавказцы, стаффордширские терьеры, питбули и итальянские мастино. Каждый экземпляр по-своему страшен, могуч, и беспощадная ярость светится в их глазах.
А в большом загоне с невысокой оградой дрались два молодых стаффордшира, оба темно-рыжие, с белыми пятнами на груди и в белых "носках". Морды у псов были уже окровавлены и раны виднелись на шеях, и вот теперь они сцепились намертво, впившись клыками в глотки друг другу, хрипели, пуская кровавую пену.
За схваткой собак наблюдали несколько человек - Муравьев, двое служащих питомника и солидного вида господин в кашемировом пальто, в вырезе которого видна розовая рубашка с модным широким цветным галстуком.
- Может, достаточно? - осторожно спросил один из служащих Муравьева. - Покалечатся собаки…
- Ничего, ничего… они настоящие бойцы, - улыбаясь, ответил Муравьев. Ему кровавая схватка явно доставляла удовольствие. - Смотрите, Константин Викторович, это же бесстрашная машина для убийства. С таким псом сам черт не страшен.
- А я все же склоняюсь взять кавказца, - ответил Константин Викторович. - Они милые… на медведей похожи.
- Кавказцы у меня самые лучшие! - ответил Муравьев. - Что ж, желание заказчика для меня закон! Пойдемте, Константин Викторович, покажу лучший экземпляр. На пометы от него у меня очередь на два года вперед. - Муравьев пошел от загона, скомандовал служащим: - Разнимайте!
Служащие, надев на руки толстые перчатки, бросились в загон, стали растаскивать дерущихся собак.
- Я бы все-таки посоветовал стаффордшира, - говорил на ходу Муравьев. - У меня в пятницу депутат Госдумы Сундуков был, знаете такого?
- Слышал неоднократно.
- Так вот, он сразу двух щенков стаффордширов взял. Для охраны загородного дома. У него территория там большая - три гектара.
- У меня тоже территория большая, но мне кажется, кавказцы для охраны больше подходят. И они симпатичнее - лохматые такие…
- Ради бога! Кавказец так кавказец, - развел руками Муравьев.
Они подошли в загону, в котором находился громадный пес - с огромной круглой головой, заросший длинной шерстью. Из глубины загона, как из пещеры, светились два яростных умных глаза.
- У него родословная, как у английской королевы! На подпольных боях под Питером он мне за один бой двести тысяч баксов принес. Взял верх над непобедимым питбулем Хантером. Порвал его, как Тузик грелку.
- Как зовут? - Важный господин с улыбкой рассматривал кавказца.
- Кент.
- Кент! - громко позвал господин и шагнул ближе.
Кавказец издал глухой рык и в два огромных прыжка оказался перед решеткой, кинулся на нее, встав во весь рост на задние лапы и оскалив белоснежные и длинные, как ятаганы, клыки. Ростом он оказался с Константина Викторовича.
- Роскошный пес, - с улыбкой покачал головой заказчик.
- Мамаша такая же. Прелесть! Последний раз спаривал три месяца назад - потомство жду великолепное. Такая псина все равно что автомат Калашникова.
- Пойдемте посмотрим мамашу… Но я могу надеяться, что первым буду выбирать щенков? Я бы двух взял, если позволите. Я с сыном приеду и с управляющим по дому…
- Константин Викторович, вы не тот клиент, которому я мог бы отказать. Пойдемте, - и Муравьев пошел дальше вдоль загонов с собаками, жестом пригласив господина следовать за собой.
Майор Пилюгин въехал на автостоянку рынка в Коньково и остановился неподалеку от входа в павильон. С ним в машине была десятилетняя дочь Галка, шустрая черноволосая девчонка со смекалистыми глазами. Пилюгин посмотрел на часы и сказал:
- Ждешь десять минут, а потом пойдем покупать матери фрукты, лады?
- Лады, - согласилась Галка. - Но с тебя мороженое, не забыл?
Пилюгин выбрался из машины, купил в ларьке с мороженым вафельный стаканчик, отдал дочери и неторопливо пошел к пивному ларьку на краю автостоянки, время от времени посматривая по сторонам. Он был в штатском, но под расстегнутым пиджаком при ходьбе под мышкой мелькала пистолетная кобура.
Пилюгин подошел к ларьку. Трое парней в джинсах и кожаных куртках покупали пиво. Майор остановился в нескольких шагах от них, закурил и вновь посмотрел по сторонам.
Неожиданно откуда-то сбоку вынырнул худощавый малый лет двадцати пяти, в черной бейсболке и клетчатой суконной куртке.
- Привет, Геннадьич. Мне бы джина с тоником - с бодуна я большого.
Пилюгин шагнул к окошку, сунул туда две десятки, получил жестяную банку. Они с парнем отошли в сторону. Парень откупорил банку, сделал большой жадный глоток и сказал:
- Ну, я навел справочки. Никто этого хмыря Табиева не знает. Залетный какой-то.
- С кем говорил? С разной шушерой?
- Нет, пацаны толковые. Почти всех торговцев оружием знают.
- А я тебе что-нибудь про оружие говорил?
- Нет. Сам додумал.
- А тебе не надо думать, Клюшкин. Тебе узнать надо было.
- Да что узнавать-то? Вы мне что сказали: Юрий Табиев - и все дела. На чем его взяли? Наркота? Оружие? Проститутками торгует? Хорошую ориентировочку вы дали - пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что… Сам-то он кто? Чечен?
- Балкарец. Да какое это имеет значение? - раздраженно проговорил Пилюгин. - Я тебя просил с серьезными людьми поговорить.
- Взяли-то его на чем?
- Тротил и гексоген… видимо, с какого-то военного склада в Кабардино-Балкарии, - неохотно ответил Пилюгин. - Он уже труп.
- Труп? - испуганно переспросил Клюшкин.
- Да, труп. Привез партию взрывчатки, а его в гостинице завалили. Товар забрали. И концов пока никаких, - отрывисто говорил майор.
- Так бы сразу и трекали. Значит, я не с теми людьми говорил. Хотя других у меня нету…
- Есть подпольные мастерские, где китайцы мастерят всякие шутихи - ракеты, хлопушки… у них можешь покопать?
- У китайцев? - Клюшкин отхлебнул из банки, закурил.
- Ну конечно! - Пилюгин стал раздражаться. - Кончай тупить, Клюшкин, не выводи меня из себя.
- Мне бы еще на пару банок джина, Геннадьич, - попросил Клюшкин. - Пустой я, как барабан.
Пилюгин вынул из кармана куртки сторублевку, передал парню.
- Аккуратней с деньгами.
- Да ну, Геннадьич, разве это деньги? Сам даже не знаю, чего я на вас ишачу?
- Чтобы на зону не загреметь, - жестко ответил Пилюгин. - На тебе пятерик висит, забыл?
- Забыл бы, да вы разве дадите? - улыбнулся парень.
- Значит, продолжай искать. На рынках поспрашивай, у своих корешей. Для фейерверков и ракет китайцам тоже нужна какая-то взрывчатка. Ищи, Клюшкин, а то я рассержусь, дам твоему делу ход, и загремишь на зону. Пятерик весь твой - и это при хорошем адвокате. Будь здоров. - Пилюгин так же не спеша направился через стоянку к своей машине.
- Ну что, договорился со своим осведомителем? - спросила Галка.
- Да, Галчонок, все о’кей! - Улыбающийся Пилюгин влез в машину. - Теперь вперед и с песней к маме?
- А фрукты? - напомнила Галка.
- Ох, черт, и верно! Ну, пошли!
Она возвращалась в электричке одна, остановившимися глазами смотрела в окно на мелькавшие пейзажи, прикусив губу. Вдруг вспомнилось, как они приехали в больницу - забирать сына.
Витька, бледный и испуганный, ждал их в приемном покое в сопровождении врача, высокого, узкоплечего молодого человека в халате и рубашке с галстуком, в старомодных очках в роговой оправе. Вместо левой кисти руки у Витьки была забинтованная культя. Рука врача, большая, с длинными узловатыми пальцами, лежала на плече у мальчика. Когда Полина и Александр вошли в приемный покой, врач легонько подтолкнул Витьку:
- Ну, вот и родители пришли, Витя.
Полина бросилась к сыну, обняла его, прижала к себе и стала осыпать лицо поцелуями. Витьке не нравился такой бурный приступ нежности, он слегка морщился и старался уклониться от поцелуев.
- Ну, хватит, мам… не надо…
- Протезы сейчас, знаете, даже изящные делают - телесного цвета и довольно удобные, - негромко говорил врач Александру.
Александр молча смотрел на него, и взгляд был настолько тяжелым, что врач смутился, развел руками:
- Я сделал все, что мог, но спасти руку было невозможно… два пальца вообще отсутствовали.
- Куда ж они делись? - хрипло спросил Александр.
- Видимо, собака проглотила их… Я не один делал операцию. Главврач наблюдал, а он - замечательный хирург… поверьте, другого выхода просто не было…
- Ладно. Спасибо, доктор, - проглотив комок в горле, ответил Александр. - Сами понимаете, хоть для вас операция прошла успешно, для нас радости мало.
- Я понимаю… Вот телефон фирмы, которая делает протезы.
Александр взял бумажку, повертел ее в пальцах, вздохнул:
- Интересно, сколько он стоить будет? Еще раз спасибо, доктор… - Он глянул на жену и сына. - Пошли, что ли?
Врач достал из кармана халата тонкую папку, протянул ее Александру:
- Это, так сказать, история болезни. Для суда будет необходима.
- Для какого суда? - не понял Александр.
- Ну, вы же будете подавать в суд? На виновника?
- А-а, вы об этом… Будем, конечно, но боюсь, от этого суда толку не будет. Да и руку не вернешь… Ну, пошли, Полина, пошли!
Когда они вышли из больницы и неторопливо направились к автобусной остановке, Александр спросил сына:
- Ну как, болит рука-то?
- Нет. Я ее просто не чувствую, - ответил Витька.
- Как не чувствуешь? - удивился Александр.
- Чего ты к нему пристал? - сказала Полина. - Не чувствует - значит, не чувствует.
- У меня ее теперь навсегда не будет?
- Плохо без руки, да? - участливо спросил Александр.
- Неудобно. Вроде она есть, и ее нету… А она снова не вырастет?
- Нет, брат, не вырастет, - ответил Александр. - Зато тебя в армию не возьмут.
- А я хочу в армию, - сказал Витька. - Как ты…
- Ничего, Витек, до армии еще далеко. Там что-нибудь придумаем.
- Мороженого хочешь? Саш, купи ребенку мороженого, - сказала Полина.
Александр метнулся к ларьку возле остановки автобуса, быстро купил вафельный стаканчик, протянул сыну. Тот откусил большой кусок мороженого, стал жевать с удовольствием, сказал шепеляво:
- Шпасиба…
Полина посмотрела на него, и губы у нее задрожали, она отвернулась. Александр тоже смотрел на сына и хмурился, желваки катались под скулами. Потом проговорил, словно простонал:
- Ну, сука… подожди…
- Только не вздумай ничего, - поспешно сказала Полина. - Ты слышишь, Саша? Не вздумай ничего, я тебя знаю. Я тебя прошу, Саша, ты слышишь?
- Слышу… - угрюмо отозвался Александр.
В это время подошел автобус. Витька подошел к двери и замешкался - в правой руке у него был стаканчик с мороженым, а левой он собрался ухватиться за поручень, но… Александр мгновенно сообразил и поднял сына, поставил на ступеньки. Обернулся к жене, пробормотал:
- Он ему, тварь, всю жизнь изгадил, а ты говоришь - не вздумай…
Придя домой, Полина опять сидела на кухне, опять смотрела на фотографию улыбающегося мужа. Потом резко и громко сказала сама себе:
- Ну, хватит нюни распускать. Пора.
Она осторожно погрузила бутылку с густой жидкостью в черную кожаную сумку. Вынула из кармана пальто револьвер, проверила патроны в барабане, взяла сумку и вышла из кухни. Громко хлопнула входная дверь.
Обычный теплый день начала сентября клонился к вечеру. Прохожих на улице было немного. И среди них - худая, среднего роста женщина лет тридцати пяти, в легком летнем пальто, в бежевых туфлях на босу ногу. Она выделялась разве что тем, что шла медленно, выставив перед собой правую руку с небольшой черной сумкой. Женщина несла эту сумку с какой-то старательной осторожностью.
Вот она остановилась у стены дома, медленно поставила сумку на землю, достала мобильный телефон, неторопливо набрала номер.
- Мне нужно майора Пилюгина. По важному вопросу. А когда будет? Это точно? Хорошо, спасибо, - она отключила телефон, сунула его обратно в карман, затем с той же осторожностью подняла с асфальта сумку и медленно пошла по улице. Она смотрела прямо перед собой, но взгляд был отсутствующим, обращенным в глубину памяти…
…И опять вспомнилось, как она разговаривала с майором Пилюгиным у него в кабинете в райотделе милиции. За другим столом милиционер в светлой рубашке смотрел на экран компьютера, не обращая внимания на разговор Полины и Пилюгина. Майор был в расстегнутом мундире, галстук приспущен, ворот рубашки расстегнут - жарко. На столе тихо шумел маленький вентилятор.
- Битый час воду в ступе толчем, Полина Ивановна, - говорил Пилюгин. - Я вам объясняю еще раз - арестовали вашего мужа на абсолютно законных основаниях.
- Это вы настояли на аресте? - спросила Полина.
- Да ни на чем я не настаивал. Я же вам объяснял сколько раз - ваш муж не может находиться во время следствия под подпиской о невыезде, то есть на свободе. Потому что он опасен. Кто может гарантировать, что он по новой не пойдет сводить счеты с гражданином Муравьевым? С первого раза не убил, так он со второго попробует.
- Он моего сына искалечил.
- Не он, а собака.
- Его собака! Он натравил ее на мальчика!
- Следствие такую версию не подтверждает, Полина Ивановна.
- Как не подтверждает? Витя вам говорил, что этот Муравьев скомандовал собаке: "Фас!" Он сам это слышал! - повысила голос Полина.
- Он не мог этого слышать, он слишком далеко находился от мужчины и собаки. Все факты говорят о том, что произошел несчастный случай. Гражданин Муравьев оштрафован на крупную сумму, - монотонно и равнодушно отвечал Пилюгин. - И ведь он приходил к вам, предлагал денежную компенсацию. Десять тысяч долларов, вы же сами говорили…
- Да пусть он подавится своими деньгами! Мальчик на всю жизнь калекой остался, а ему штраф в полторы тысячи рублей назначили - это что? Не издевательство?
- Таково наше законодательство, Полина Ивановна. А зачем ваш муж зверски избил Муравьева?
- Да не бил он его! Толкнул легонько, а тот сбежал.
- Муравьев в больницу обратился, справку получил о побоях. Справка приобщена к делу.
- Я таких справок вам десять штук куплю, были бы деньги!
- Как у вас все легко… - Пилюгин поморщился и покачал головой. - Сразу на людей клеветать, грязь лить… Сразу - взятки, мошенничество, так, да? Между прочим, мне нужно было тогда арестовать вашего мужа и возбудить уголовное дело за хулиганство. Получил бы годика три условно, может, одумался бы. А я совершил ошибку, гуманность проявил…
- Гуманист, - усмехнулась Полина.