- Да, да, гуманность. А проще сказать - мягкотелость проявил! Пожалел боевого офицера! А он тут же новый фортель выкинул - избиения мало показалось, так он явился Муравьева убивать!
- Он пошел собаку убить. Ее надо было усыпить, а он с ней опять по двору гулять начал.
- Пошел убивать собаку, а стрелял в человека. И не убил ведь по чистой случайности… Вы, я вижу, до сих пор не поняли, что ваш муж общественно опасный субъект, преступник, а вы мне…
- Он два года в Чечне воевал, у него правительственные награды есть, - перебила Полина. - Два ордена мужества, а благодарностей - всю стенку оклеить можно!
- Ну и что? Это дает ему право в людей стрелять? - уставился на нее Пилюгин.
- Он болен. Он тяжело болен! - уже со слезами в голосе проговорила Полина. - У него сердце едва работает, вы что, не понимаете? Ему операцию надо срочно делать - шунтирование называется!
- Понимаю. В тюрьме есть квалифицированные врачи, окажут помощь, какую нужно. Надо будет, из кардиоцентра специалистов вызовут. В сотый раз говорю вам - до суда ваш муж будет находиться в тюрьме.
- Но ему операция срочно нужна!
- Специалисты скажут - сделают операцию.
- На нее тридцать тысяч долларов надо.
- Тут уж ничем помочь не могу, - развел руками Пилюгин. - И потом, даже если ему сделают операцию, он все равно в тюрьму вернется. И после суда срок отбывать будет. И… может, хватит, а? Я с вами уже два часа разговариваю. У меня ведь и другие дела есть, - Пилюгин чуть ли не умоляюще смотрел на нее.
Полина резко поднялась.
- Ну, ты еще пожалеешь, майор! Придет твое к тебе.
- Вы мне грозите, что ли?
- Вспомнишь мои слова, когда жареный петух в задницу клюнет! - Она вышла, громко хлопнув дверью…
Полина остановилась - правая рука, державшая сумку, затекла. Она осторожно поменяла руку и медленно двинулась дальше по улице, шла и словно не видела ничего перед собой. Несколько прохожих чуть не столкнулись с ней, другие обходили, удивленно оглядывались. Взгляд Полины был по-прежнему обращен внутрь себя. Она вздрогнула, когда кто-то сказал раздраженно:
- Смотрите перед собой, дамочка! А то упадете!
Полина попыталась улыбнуться, извиняясь, отошла ко входу в магазин, осторожно поставила черную сумку рядом с собой, прислонилась спиной к стене, достала сигареты, закурила…
…Вдруг вспомнилось, как она, Александр и Витька плыли на небольшом пароходике по тихому спокойному озеру. Они стояли на пустой палубе и смотрели, как медленно приближаются берега острова, на котором стояла белая и прекрасная, как самый радостный сон, церковь. Храм стоял на самом верху острова, а вокруг него видна была деревня - черные крыши, бревенчатые стены и изгороди, огороды, деревянные навесы рыбных коптилен, черные бревенчатые кубики бань у самой воды и рыбацкие карбасы, лежавшие на прибрежном галечнике, словно тюлени. Было раннее утро, и на ребристой под ветром озерной воде горела, ломалась и посверкивала алым огнем дорожка от встающего солнца.
Александр и Полина смотрели на остров, захваченные открывшейся им красотой, а Витька стоял сонный и злой. Ветер продувал его насквозь, от качки приходилось держаться за линь, протянутый вдоль низкого борта. Тогда у него было еще две руки… Иногда волна доставала до борта, заливалась на палубу. У всех троих были мокрые ноги. Витька переминался, но терпел.
На палубе появился матрос, выплеснул из ведра за борт грязную воду. Невыспавшийся и мрачный, он сказал, проходя мимо Александра, Полины и Витьки:
- Не спится? Смотрите - простынете.
- У нас лекарство от простуды есть, - весело отозвался Александр.
Потом вышел из камбуза повар. Он был в засаленной белой куртке и бескозырке. Следом за ним на палубу выкатилась дворняжка - остроухая, поджарая и широкогрудая, хвост кренделем. Повар поставил у борта большое ведро и стал выбрасывать за борт куски хлеба, вареной рыбы, пригоршней зачерпывал прокисшую кашу. Тут же налетели чайки, их становилось все больше и больше. Лохматая дворняжка вертелась у ног повара, вежливо повизгивала, задрав остроносую голову к хозяину. Повар бросил ей два больших куска вареной рыбы, и собака стала торопливо есть, прижав уши и пританцовывая лапами на мокрой палубе.
Александр обнимал Полину за талию, и она сама прижималась к нему всем телом, положив голову на плечо. Александр поцеловал ее в волосы, проговорил тихо:
- Наверное, сердишься на меня, да?
- За что? - улыбнулась Полина, глядя на озеро.
- Вместо Анталии или Канар привез тебя в эту северную глухомань.
- Тебе здесь нравится? - спросила Полина.
- Родина предков… столько лет не был… А вот этому храму знаешь сколько лет? Не поверишь - шестьсот! И поставлен без единого гвоздя… Какая к едрени матери Анталия, Поля? Какие Канары? - И Александр вновь принялся целовать ее, повернув к себе лицом. Сильный ветер налетал порывами, и острая волна била в скулу парохода, заливала палубу, обдавала их брызгами.
- Пап, я замерз, в каюту пойду, - наконец не выдержал Витька.
- Ну иди, иди…
И в это время очередная сильная волна хлестнула через борт как раз в том месте, где стояли повар с ведром и собака. Волна накрыла дворняжку с головой и потащила к борту, к длинному отверстию, куда уходила вода. Раздался только истошный визг, и в следующую секунду повар увидел свою собаку за бортом.
- Ах ты, мать твою, добегалась! - громко выругался повар.
- Вон она, папа, вон она! - закричал Витька, указывая рукой.
Александр, Полина и Витька теперь смотрели на воду у самого борта - там барахталась несчастная дворняжка, и с каждой секундой ее относило все дальше и дальше от парохода. И раздался истошный собачий вой - люди, помогите…
Этого крика Александр не выдержал, мгновенно перемахнул через борт и прыгнул в воду. Разом вскрикнули Полина и Витька. Повар подбежал к борту, закричал:
- Во дает мужик! На хрен ты ее спасаешь?! Сама выгребется!
Александр вынырнул, увидел вдалеке собаку и поплыл к ней.
- Круг спасательный давайте! Круг есть? - кинулась к повару Полина.
- Да есть где-то… - Повар тяжело побежал на корму.
Выскочил на палубу матрос, тоже посмотрел:
- Пальму смыло, во дела!
Александр подплыл к собаке. Она отчаянно молотила воду лапами, и умоляющие глаза ее были устремлены на человека. Александр посмотрел наверх, крикнул:
- Круг давайте!
К спасательному кругу повар и матрос привязали веревку, и повар долго примеривался, стоя у борта.
Прибежали еще двое матросов, дергали повара за куртку:
- Дай я брошу! Я умею, дай я!
- Не крякайте мне под руку - конец лучше держите! Вместе поднимать будем.
Наконец повар швырнул круг. Он шлепнулся в воду метрах в десяти от Александра, и он поплыл к нему, загребая одной рукой, а другой держа за шкирку собаку. Волна была сильная, била в лицо, накрывала с головой. Собака фыркала и таращила глаза. Александр отплевывался и загребал.
Сверху следили за ними. Капитан в рубке (ему, видно, доложили) сбавил ход.
Наконец Александр доплыл до круга, продел в него руку, голову, потом уже двумя руками подтащил к себе собаку, крикнул:
- Тащите!
К пароходу их подтащили быстро, вчетвером подняли на борт. Александр смеялся и прижимал к себе мокрую собаку, ставшую вдруг тощей и тщедушной.
Потом на палубе все веселились - дворняжка подпрыгивала на задних лапах и старалась лизнуть в лицо Александра. Тот сидел на корточках, смеялся, отмахиваясь от собаки, и вода стекала с них ручьями.
- Спасателю полагается магарыч! - объявил повар. - Прошу ко мне - будем от простуды лечиться! Пальма, за мной, паразитка! Сколько народу переполошила!
Но Пальма и ухом не повела, будто не слышала приказа хозяина.
Матросы пошли за поваром - ветер крепчал, и брызг становилось больше. И вот все ушли - остались только Александр, Полина, Витька и собака. Александр сидел на корточках, смеялся и отбивался от наскакивавшей на него Пальмы. Но она все-таки прорвалась к его груди, ухватилась передними лапами за плечи и стала с отчаянной торопливостью лизать его лицо. А Витька стоял на коленках рядом и гладил собаку, счастливо улыбаясь. Александр не удержался на корточках, упал на спину, а собака все не отпускала его и лизала ему лицо, благодарно повизгивая. Александр и Витька смеялись, собака вертелась между ними и тоже взвизгивала от счастья, и Полина улыбалась, глядя на них…
…Полина очнулась от воспоминаний, бросила окурок в мусорный бачок, подняла сумку и медленно пошла по улице.
Витька наелся крыжовника и вышел из кухни. Дед сидел в широкой качалке, укрытый пледом, и спал. На носу были очки, на коленях лежала раскрытая книга.
Витька осторожно прошел мимо деда. Стеклянная дверь веранды была открыта, и Витька вышел на участок. Он был ухоженный - дорожки посыпаны песком, кусты крыжовника, смородины и малины, несколько яблонь, груш и вишен, небольшой участочек, засаженный картошкой и огурцами. Везде чувствовалась заботливая рука хозяина. И вдруг из кустов вышла огромная лохматая овчарка и встала перед Витькой, разинув зубастую пасть и вывалив розовый большой язык. Витька вздрогнул и отступил назад…
…И мгновенно вспомнилась детская площадка перед его домом в Москве, песочница, качели, резной деревянный домик на курьих ножках, деревянная горка - все затянуто утренним зыбким туманом. И послышался далекий, но отчетливый голос:
- Ну-ка, попугай во-он того пацаненка…
Мужчина в спортивной куртке сидел на корточках перед собакой, поглаживал ее по голове, а собака нервно перебирала передними лапами и рвалась вперед.
- Попугай его… ну, фас! - Мужчина с улыбкой отстегнул карабин поводка, и ротвейлер, почувствовав свободу, понесся вперед большими прыжками.
Витька обернулся и увидел, как из белесого мутноватого тумана вынырнула громадная черная блестящая собака с желтыми точками над страшными яростными глазами и оскаленной пастью, в которой сверкали белые острые клыки.
Мужчина что-то кричал и бежал следом за собакой, размахивая зажатым в руке поводком. Перепрыгивая через низкую оградку площадки, он зацепился носком ботинка и растянулся на земле, сильно ударившись коленями и локтями. Он с трудом поднялся и теперь не бежал, а со страхом смотрел, как собака стремительными прыжками нагоняет мальчика.
Витька побежал изо всех сил, закричал истошно, и когда обернулся снова, собака была совсем близко, пасть ее раскрылась еще шире, и она прыгнула на Витьку, издав утробный протяжный рык, и этот рык смешался с отчаянным криком мальчишки…
Витька снова вздрогнул всем телом и очнулся, облизнул пересохшие губы, продолжая со страхом смотреть на собаку. Но лохматая овчарка смотрела на него без злобы и даже приветливо махала хвостом.
- Деда! - громко позвал Витька. - Деда, проснись!
- Что, Витя! Что ты орешь так? Дед вздремнул, а ты орешь. Ты такой же беспокойный, как твоя мамаша.
- Собака… она не кусается?
- Это же соседский Джек… ты что, не помнишь его? В заборе есть большая дыра, он часто приходит ко мне в гости.
- В прошлом году он был маленький, а теперь… такой большущий…
- Ты тоже в прошлом году был меньше, чем сейчас. Видишь, хвостом виляет - он с тобой здоровается… Только не вздумай его ничем кормить. Чужих собак кормить нельзя - сосед рассердится. Подойди и погладь его, не бойся.
- Нет… - мальчик отступил назад. - Не хочу.
- Джек! - позвал Иван Витальевич. - Иди ко мне, Джек!
Собака решительно пошла на веранду, чуть не оттолкнув Витьку с дороги, и встала перед Иваном Витальевичем, а тот стал гладить ее, трепать по холке, приговаривая:
- Хорошая собака… очень хорошая собака…
Витька оглянулся на них и не спеша побрел по дорожке к калитке. Выйдя с участка, он остановился, достал из кармана записку матери и вновь прочитал: "Любимый сыночек, дружок! Привыкай жить один… Целую, мама". Он сунул записку обратно в карман и быстро пошел по узкой улочке между дачными заборами.
Он пришел на станцию как раз, когда подкатила электричка. Прошел в вагон и сел на свободное место у окна. Яркое солнце било в глаза, вагон покачивало, и за окном мелькали полустанки, дачные поселки с красивыми домами. Витька смотрел в окно…
Керим Тулегенов и Андрей Голубев сидели за своими столами и явно скучали. Голубев лениво раскладывал в компьютере пасьянс и курил, Тулегенов листал глянцевый журнал с многочисленными фотографиями знаменитых артистов и шоу-звезд, время от времени причмокивая языком и качая головой, когда фото были особенно пикантны. Три других стола в комнате были пусты.
Через зарешеченное распахнутое окно доносился шум улицы. С первого этажа, из дежурки, доносились громкие голоса. Иногда звонил телефон, и офицеры по очереди брали трубку.
- Капитан Тулегенов слушает. О, привет, привет. А когда едете? Завтра? Нет, не смогу. Дежурю. Ладно, в другой раз. Пока.
И снова звонок.
- Возьми трубку, Андрей, твоя очередь, - сказал Тулегенов.
- Старший лейтенант Голубев, - нехотя произнес старлей. - Гражданка, по этому вопросу к своему участковому обращайтесь, здесь занимаются серьезными делами. Какими? Убийствами, вот какими! - Он положил трубку, чертыхнулся и вновь защелкал "мышкой", перекладывая карты.
- О, анекдот хочешь? - оживился Тулегенов. - Мужик говорит бабе: "Зина, выходи за меня замуж". А она ему: "Ты утром протрезвеешь и передумаешь". "Нет, Зина, клянусь, нет", - говорит мужик. "Не передумаешь?" - спрашивает Зина. "Не протрезвею", - отвечает мужик. - Керим Тулегенов громко захохотал.
Голубев лишь улыбнулся. Тут зазвонил мобильный, и старлей поднес его к уху:
- Да, слушаю. Ну сказал же, не могу раньше. В шесть освобожусь, в шесть. Если какого-нибудь ЧП не будет. Я перед выездом позвоню. Ну, пока, обнимаю.
- Ты отчет закончил? - спросил Тулегенов.
- Еще вчера. Смотри, Пилюгину не ляпни. А то он еще что-нибудь на меня повесит.
И снова в комнате наступила тишина.
- Странная какая-то пятница, - произнес Голубев. - Ни одного вызова, а уже скоро по домам сваливать…
- Смотри, не сглазь, - ответил Тулегенов.
Витька шел по улице, но шаги его становились все медленнее, и наконец он остановился, в мучительной растерянности оглядываясь по сторонам. Достал мобильный телефон, быстро набрал номер.
- Тетя Клава? Здравствуйте, это Витя Иванов говорит. А мамы на работе нету? Да, знаю, что выходная, я думал, может, просто так зашла… Да я чего-то беспокоюсь… да не знаю… ладно. Да, пока. - Витька сунул мобильник в карман джинсов, снова посмотрел по сторонам.
Женщина с черной сумкой в это время вошла в здание районного отдела милиции, проследовала по узкому коридору. За большим окном сидели дежурные - один что-то записывал в толстый журнал, другой пил чай. Оба не обратили на нее никакого внимания, и женщина быстро прошла мимо окна на лестничную площадку и стала подниматься по узкой лестнице на второй этаж.
В комнату, где сидели опера, вошел старлей Игорь Тимонин с тяжелым целлофановым пакетом в руке.
- Орлы, по бутылю пива и пирожки с капустой, годится?
- Он еще спрашивает! - Тулегенов отбросил журнал. Через несколько секунд все трое с аппетитом ели горячие пирожки и прихлебывали пиво.
- Класс! - промычал Голубев. - И все-таки странная сегодня пятница - ни одного вызова… А что, Пилюгина совсем не будет?
- Не знаю. В роддом поехал - жена рожать должна, - ответил Тулегенов. - Хотя сказал, обязательно к концу рабочего дня заглянет.
- Еще сорок минут - и конец рабочему дню, - усмехнулся Голубев.
Дверь без стука открылась - на пороге стояла женщина. Тонкими длинными пальцами она сжимала ручку большой черной сумки.
- Вам чего, гражданка? - спросил Тимонин.
- Майор Пилюгин здесь? - спросила Полина без всякого выражения.
Его сейчас нет. Может, я могу вам… - начал было Голубев, но она перебила:
- Когда будет Пилюгин?
- Трудно сказать, гражданка. Он поехал куда-то по службе, но, может, кто-то из нас…
- Я его подожду, - сказала Полина.
- Подождите в коридоре.
- Я здесь подожду. Это его стол? - Полина прошла через всю комнату и села за стол в углу у окна, поставив сумку на колени.
- Здесь ждать нельзя, гражданка.
- Госпожа Иванова, - представилась женщина. - Полина Ивановна. Можно просто Полина.
- Вот что, Полина Ивановна, я уже сказал вам, подождите Пилюгина в коридоре.
- Я подожду его здесь, - сухо ответила женщина. - И вы вместе со мной подождете.
- Слушайте, Полина Ивановна… - Голубев решительно направился к ней, но она вдруг сунула руку в карман пальто и вынула револьвер.
- Я хорошо стреляю. Сядьте на свое место. И вы тоже. Слышали?
Тулегенов, Голубев и Тимонин переглянулись и замерли.
- Оружие ваше ко мне на стол положите, - приказала женщина. - Или я буду стрелять.
- Ты что, больная, да? - начал Тулегенов. - Ты соображаешь, что делаешь?
- Положите пистолеты на стол, - повторила Полина. - Тебя застрелю первого, - она навела револьвер на Тулегенова. - Быстро!
Она взвела курок и держала револьвер обеими руками, твердо и умело. Тулегенов медленно подошел к столу и, достав пистолет из кобуры, положил его на стол.
- Отойди. Теперь ты. - Она навела револьвер на Голубева. - Быстро, я сказала!
Голубев посмотрел на Тулегенова, потом на Тимонина и тоже медленно подошел и положил свой пистолет рядом с пистолетом капитана.
- Ты! Быстро! - Дуло револьвера уставилось на Тимонина.
Тот растерянно посмотрел на товарищей, подошел и положил свой пистолет. Полина выдвинула ящик стола, сгребла со стола оружие - оно с глухим стуком упало на дно ящика.
- Телефон поставь мне на стол. И мобильники свои тоже сюда положите.
Тимонин взял аппарат, перенес его на стол, за которым сидела Полина, достал из кармана кителя мобильный телефон.
- И вы тоже! - Полина глянула на Голубева и Тулегенова.
Двое оперов молча исполнили приказание.
- Дальше что, Полина Ивановна? - спросил Тулегенов.
- Дальше? Когда придет Пилюгин, я убью его, - коротко и спокойно ответила женщина.
- За что? - спросил Голубев.
- Это не важно.
- Что ты затеяла? - вдруг свирепо зарычал Тулегенов. - Ты понимаешь, что уже заработала десять лет?
- Ничего, что мое - то мое, - ответила Полина. - Но и эта подлюга Пилюгин должен получить свое. Он посадил моего мужа.
- Вспомнил! - сказал Голубев. - Иванов Александр…
- Иванович, - добавила Полина.
- Верно, Александр Иванович.
- Да, он умер неделю назад в тюрьме, - вновь спокойно сказала женщина.
Опера переглянулись. Потом Тулегенов спросил:
- А майор-то здесь при чем? Суд ведь был… Майор, что ли, твоему мужу семь лет дал?
- Пилюгин состряпал ему дело. Он и ответит.
- Но у нас работа такая! - нервно проговорил Голубев. - Ты что, не понимаешь? Пилюгин собрал железные улики - покушение на убийство с заранее обдуманным намерением! Твой муж сам признал все. Сказала бы спасибо, что семь, а не червонец!