- Немного рано, чтобы отправляться в бар, - заколебалась Конни, когда Ник выводил ее из кабинета посла.
- Я никогда не смотрю на часы, когда мне хочется зайти в бар, - засмеялся он. - Кстати, как вы себя чувствуете?
Ее ноги дрожали, а голова кружилась от предполуденного зноя.
- Я… хорошо, спасибо.
- Вы кажетесь очень сильной женщиной.
- По правде говоря, это вовсе не так, - она улыбнулась.
Она давно привыкла к подобным замечаниям. Нет, она не сильная. Она борется только потому, что к этому ее принуждают обстоятельства. Она обещала матери, что продолжит дело освобождения отца, и она держит слово. Не потому, что она такая мужественная и смелая, и не из чувства долга перед отцом.
- Я просто очень люблю своего отца, и этим все сказано.
До тех пор, пока он не обретет свободу, она не полюбит никого и ничего. Но Ник прав, ей нужно выпить, алкоголь поможет ей успокоиться и собраться.
Они прошли к отелю "Империал", у входа в который по обе стороны от двери цвели в терракотовых горшках гибискусы. Около полдюжины мужчин сидели за столиками уличного кафе, играя в местную разновидность шашек. Среди них Ник заметил трех правительственных агентов и двух переодетых агентов мятежников. Тут же сидел Джордж Каннингэм из посольства, который при появлении Ника и Конни приподнял в знак приветствия свой стакан, а выражение его лица при этом как будто говорило: "А ты, однако, парень не промах!"
Нику вдруг стало стыдно. И раньше бывало так, что если он старался хорошо выполнять свои обязанности, это не приносило ему ничего, кроме неприятностей. Он проводил Конни к отдельному столику в полутемном алькове и усадил ее в плетеное из тростника кресло.
- Я ничего не вижу! - пожаловалась она.
- Глаза сейчас привыкнут к полумраку, а вот жару придется потерпеть. Сезон дождей наступит через пару недель, не раньше.
- А я ведь так любила этот остров, когда мне было шестнадцать!
Ник с восхищением ее рассматривал. Она быстро взяла себя в руки, выйдя из кабинета Уиткрафта, и вполне вежливо попрощалась с ним, когда они покидали посольство. Но он чувствовал, положив ей руку на спину, что она дрожит.
Ее тело под тонкой одеждой и разгоряченная влажная кожа под его пальцами, охватывавшими ее локоть, волновали его. Он решительно сунул руки в карманы, как только они завернули за первый же угол. Он уже сожалел о том мгновении, когда она впервые вошла в его жизнь, что-то около часа назад.
Ник подозвал официанта и заказал для нее фруктовый напиток, а для себя джин с тоником. Этой женщине нужно было плечо, на которое она могла бы опереться. Она была слишком умна, чтобы принимать за правду все словесные уловки, находившиеся в арсенале сотрудников посольства. Да и с какой стати она должна была им верить? Перед ней стояла цель, за которую стоило бороться.
Полегче, сказал себе Ник, еще не хватало, чтобы ты влип в эту историю. Свою задачу он понимал вполне отчетливо: убрать ее с глаз Уиткрафта и отбить охоту впредь обращаться в британское посольство. Его злило, что эту храбрую, прекрасную женщину, преданную дочь несправедливо заключенного в тюрьму человека, сдали на руки, это можно было уже с уверенностью сказать, несостоявшегося дипломата единственно для того, чтобы от нее отделаться.
Про себя Ник смачно выругался и решил по возвращении в посольство откопать папку с делом Хэннесси. Он поднял стакан с ледяным джином. Впервые в жизни ему не терпелось попасть на службу "Пусть это не звучит откровением для тебя, старина, но ради такой женщины, как Конни Хэннесси, уже стоит жить", - сказал он себе. Она была прекрасна, и дело, по которому они оказались вместе, представляло для нее огромную важность.
- Расскажите мне о нем.
На секунду она задумалась, смахнула капельки с поверхности своего стакана, и Нику показалось, что мыслями в этот момент она была очень далеко.
- Я уже много раз и многим людям рассказывала обо всем.
- Если не трудно, расскажите еще раз.
- Конечно! Как же мне ожидать помощи от людей, если они не знают печальной истории моего отца?
По ее улыбке он понял, что она не надеется на то, что он сможет ей помочь, и почувствовал себя совершеннейшим негодяем.
Выглядит он джентльменом, типичным англичанином, спокойным, собранным и сдержанным. Он красив небрежной красотою. У него широкие плечи - гарантия того, что любой костюм будет смотреться на нем преотлично. У него длинная шея, и это значит, что он никогда не будет выглядеть удавленником, застегнув воротничок и надев галстук. У него тонкая талия, и брюки сидят на нем элегантно, даже не будучи выглаженными. Одним словом, он привлекателен в любой одежде, к месту в любой обстановке, и, по-видимому, ему все дается без особых усилий. Как быстро и ловко он увел ее из кабинета Уиткрафта!
Но тут же у нее возник вопрос: а что делает этот многообещающий и обаятельный мужчина в такой дыре, как Лампура? И почему, какой бы усталой, разочарованной, изнывающей от жары она сейчас ни была, она ощущала этот необъяснимый трепет, время от времени волной пробегающий по ее телу?
Скорее всего причиной тому эмоциональный всплеск, вызванный ее возвращением в края своей юности. А может быть, на нее подействовал пунш коа-пора, который готовят в Лампуре, добавляя в него толику алкоголя.
Ник терпеливо ждал, когда Конни заговорит. Но она вдруг забыла все то, о чем ей так часто приходилось рассказывать. В какой-то момент она почувствовала, что не видит ничего вокруг, кроме человека, сидящего напротив. Она видела его голубые глаза, небольшой рот и выражение терпения на лице, которое, как ей показалось, давалось ему нелегко.
Зачем он здесь? Действительно ли он хочет помочь ей или… переспать с ней? В интимной обстановке алькова, в неподвижном знойном воздухе, мысль о том, чтобы остаться с ним наедине, забыть обо всем на свете, ощутить что-то более волнующее, чем простое прикосновение, полностью овладела ею.
Конни тряхнула головой, отгоняя от себя наваждение, отпила глоток из стакана и строго, еще раз, приказала себе не поддаваться очарованию тех, кому ей приходится рассказывать историю своего отца. Она не должна поддаться и обаянию этого мужчины, внемлющего ее словам с неподдельным, не сказать страстным, интересом. Симпатии к месту, если от них есть определенная польза. Это стало ее правилом. Ей безразлично, нравится она ему или нет, но совсем другое дело, если он может ей как-то пригодиться.
Она глубоко вздохнула, твердо решив заставить его потерять голову.
Глава 2
- В стране царила полная неразбериха, - начала Конни, - и однажды несколько солдат схватили моего отца, посадили в машину и увезли в неизвестном направлении. Мы подозревали, что его содержат в тюрьме, расположенной под зданием Капитолия, но нам не позволяли с ним увидеться. Из соображений безопасности нам с матерью пришлось бежать из страны. Когда же мятежники захватили Лампура-Сити, они стали держать отца при себе в надежде на американскую помощь. Они ее не дождались и согласны были освободить его за крупный выкуп, но американцы заявили, что не собираются платить. Тогда мятежники передали американцам видеокассету, на которой отец заявлял, что чувствует себя прекрасно, что обращаются с ним хорошо и что он полностью поддерживает восставших.
- Его заставили, я уверен!
- Я тоже.
Конни смущало заботливое участие Ника. Каждый раз, когда он смотрел на нее с пониманием, ей хотелось броситься ему на шею и выплакаться.
Она сделала глоток коа-поры, он допил свой джин.
- Так или иначе, - продолжила она, - когда правительственные войска вернули столицу, они обвинили отца в сотрудничестве с мятежниками.
- Не одно, так другое, - прокомментировал Ник.
- Обе стороны использовали его как пешку в своей грязной игре и… - она провела тонким пальцем по кромке бокала.
- И? - Ник помахал официанту своим пустым стаканом.
- Каждый раз, когда столица переходит из рук в руки, мы с матерью… я страшно боюсь, что с ним может что-нибудь случиться. Я надеюсь, что, быть может, его наконец-таки освободят и боюсь, что, не дай бог, казнят. Но вечно так продолжаться не может!
Конни увидела неподдельную нежность в глазах Ника и смущенно потерла пальцами лоб.
- Я так устала от всех этих переговоров, эмбарго и обещаний политиков! Не обижайтесь.
- Ни в коем случае!
Он искренне обиделся, она искренне почувствовала себя виноватой.
- Я внимательно слушаю, - Ник протянул руку через стол и положил ее на запястье Конни, ей это понравилось, хотя она тут же упрекнула себя.
- Вы мне поможете?
- Разве это в моих силах? ООН, Красный Крест, Международная Амнистия - все пытались добиться освобождения вашего отца. Что из этого вышло?
- Я подумывала о том, что можно организовать побег, - она перешла на заговорщический шепот.
- Из бастиона мятежников в горах? Я дипломат, а не волшебник. Такое по плечу только Дэвиду Копперфильду.
С подноса, принесенного официантом, Ник взял свой второй стакан джина:
- Спасибо, Су!
Конни протянула руку и дотронулась до его обхвативших стакан пальцев, ощутив при этом крепость его мужской руки.
- Я не виню вас, Ник.
- Добиться его освобождения можно только политическими или дипломатическими средствами.
- Часом раньше вы говорили, что посольство могло бы предпринять какие-либо.
Однако она находчива, подумал Ник. Настойчива, умна и ранима. И не без оснований! Его сердце потянулось к ней, но, опомнившись, он сунул его туда, где ему и надлежало быть, - за красный носовой платок.
- Надеюсь, что для вас послужит некоторым утешением то, что весь мир знает о несчастье вашего отца и восхищается его мужеством.
- Да, конечно, сейчас он герой, но перестанет им быть и превратится в обыкновенного человека, как только окажется на свободе.
- И будет прав! - Ник не забывал про свой джин с тоником.
Неожиданно Конни улыбнулась, и ее улыбка вмиг разогнала полумрак алькова в баре отеля "Империал".
- Я чувствую себя заигранной пластинкой.
- По вас этого не скажешь.
- Льстить вы умеете лучше Уиткрафта.
- Моему "я" был бы нанесен невосполнимый ущерб, если бы вы сказали что-нибудь менее приятное. Вы не станете возражать, если я сообщу вам по секрету, что вы прирожденный дипломат?
- Это не так, но я постепенно становлюсь им.
Он улыбнулся:
- Я попробую пойти дальше, чем намечал, и скажу вам, опять же по секрету, что у вас замечательная улыбка.
- Вы всегда заранее намечаете все, о чем будете говорить?
- Не так часто, как хотелось бы, и поэтому не в первый раз попадаю в неприятную ситуацию.
- Вы имеете в виду, что там, в посольстве, они подсунули меня вам в качестве наказания?
Долю секунды Ник был совершенно ошарашен.
- В добавок ко всему вы чрезвычайно сообразительны!
- Так вы мне поможете?
Ник лихорадочно думал, чувствуя себя загнанным в угол, и, что самое опасное, загнала его в угол женщина, находившаяся в беде.
Прикосновение ее покрытых лаком ногтей к его запястью отозвалось кодированным сигналом в его венах, сигналом, который узнал бы и расшифровал любой мужчина. Ее голос зазвучал тихо, как ночной ветерок, проносящийся по старому саду, напоминая забытые сны.
- Ник, мне показалось, что я заметила в тебе желание и готовность вмешаться, чтобы помочь мне.
Желание? Готовность? Вмешаться? Слова, которые ему следовало сказать еще час назад, он выпалил на одном дыхании:
- Мисс Хэннесси, посольство с радостью помогло бы вам при более благоприятном стечении обстоятельств, но подобные дела находятся вне сферы нашей деятельности.
- Оставьте, Ник! Это я уже слышала.
Как она могла это произнести и скрыть свою горечь? Если бы она смогла так же скрыть надежду в своих глазах! У него было ощущение, что она видит его насквозь. Спасибо Су, не забыл о его существовании и сам появился с третьим стаканом джина.
- Еще пунш? - спросил ее Ник.
- Нет, спасибо.
- У меня совсем вылетело из головы! С этого нам следовало начать! - он поднял стакан. - За Констанцию! За постоянство! Очень подходящее имя для такой преданной дочери, как вы.
- Спасибо!
- Я уверен, что ваш отец знает, что вы делаете для него все возможное и, наверное, страшно горд тем, что у него такая дочь.
Да, подумал Ник, и у него есть все основания гордиться ею. На глазах у Конни выступили слезы, и она отвернулась.
- Надеюсь, что это так и есть.
Ник выпил третий стакан гораздо быстрее первых двух. Ее влажные еще глаза снова обратились на него, потом на стол, на пустые стаканы и снова на него.
Люди часто считали пустые стаканы, собиравшиеся вокруг Ника к концу вечера. Нет причин смущаться от этого и сейчас. Он поднял стакан и громко сказал:
- За "Констанс и Хэннесси"! Отличный коньяк. Пробовали когда-нибудь? Хотите, я закажу?
Но Конни взяла свою сумочку, и ее пальцы судорожно вцепились в патентованную кожу, оставив на ней глубокие вмятины.
- Вы должны простить меня, но я должна идти. Меня вымотало это путешествие.
- Как пожелаете, - спокойно ответил Ник.
Позволить ей так просто уйти? Он же потом себе этого не простит!
- Если вы не в состоянии мне помочь, почему вы здесь? - тихо спросила Конни.
Он оторвал взгляд от ее округлых плеч и окунулся в зеленые, как море, глаза.
- На Лампуре? - попытался свести все к шутке Ник, но она молчала. - Или почему я здесь, в баре, с прекрасной женщиной? Последнее, по-моему, не требует объяснений.
- Первое, - она смотрела ему прямо в глаза.
"Упрямая, прекрасная, храбрая и верная дочь"… - вертелось у него в голове. Ник постучал указательным пальцем по полированной крышке стола.
- Я здесь потому, что три года назад получил назначение на этот благословенный тропический остров в Индийском океане. И случилось это потому, что большего они мне доверить не могли.
- Откровенное заявление!
- И очень честное!
- И вас они мне и подсунули!
Ник предпочел пропустить оскорбление мимо ушей.
- Разве мне не повезло, что получилось так?
- Я имела в виду…
- Я знаю, что вы имели в виду. Вы только теряете со мной впустую свое время.
- Я хочу спасти своего отца, Ник.
- Только не рискуйте понапрасну!
- Я пойду на любой риск, если будет необходимо. То же сделали бы и вы, будь это ваш отец.
- Пришедшее к власти на прошлой неделе правительство угнетает население, поэтому симпатии народа склоняются на сторону мятежников. Все здесь прикидываются, никому нельзя верить. Кстати, вы говорите на местном диалекте?
- Нет, мы прожили здесь всего полгода.
- Значит, ваши шансы ничтожны.
И сам он не может предложить ей ничего дельного. Ему нужно опомниться и предоставить этой женщине самой решать свои проблемы. В лучшем случае все ее старания спасти отца обернутся для нее горем, в худшем - смертью.
Конни встала.
- Спасибо за угощение. Мне жаль, что я отняла у вас время, - она направилась к арке, ведущей в главный холл.
Ник поспешил за ней. Благодаря широким шагам он вскоре догнал ее, они прошли холл, повернули в коридор, и здесь он схватил ее за запястье и резко повернул к себе.
- Вы же не собираетесь сесть в джип и ехать в горы к мятежникам? Это не приключенческий фильм, это реальная жизнь!
- А что вы предлагаете мне предпринять? Сдаться на вашу милость?
Ник почувствовал себя польщенным, но тут же сообразил, что она имеет в виду не его лично, а британское посольство.
- Если вы попадете в какую-нибудь переделку с мятежниками, вряд ли вы найдете у них сочувствие.
- А у вас? - она постучала его по груди.
Ответа не последовало. Он сделал все. Внимательно выслушал ее, предостерег, выпил три стакана джина, а она упорно не желает отпустить его с крючка и освободить ему от угрызений совесть. Почему он всегда чувствует ответственность за людей, которым не в силах помочь?
А Конни очень хотелось знать, зачем ему понадобилось приводить ее сюда, внимательно ее выслушивать, пить джин так, будто он скоро напрочь исчезнет из баров Лампуры, и гнаться за ней до самого лифта, чтобы сказать еще пару слов. Пожалуй, она знает ответ. Ник Этуэлл хочет ей помочь, отдает он себе отчет в этом или нет.
Конни повесила сумочку на плечо, привстала на цыпочки, взяла его лицо в свои ладони и поцеловала в губы. Пусть думает, что на нее подействовала коа-пора.
- Спасибо за помощь.
- Я же ни единым словом не обмолвился, что я… и вообще я не понимаю, почему…
- Потому что вы лучше, чем вы сами о себе думаете, мистер Этуэлл.
- Вы бы так не сказали, если б знали, о чем я сейчас думаю.
Когда она опустилась на каблуки, он взял ее за подбородок большим и указательным пальцами, поднял ее лицо и приник к нему в поцелуе. Он ласкал ее губы своими до тех пор, пока они оба не задрожали.
Конни почувствовала, что умирает, что пол поплыл у нее из-под ног, что она все еще в приземляющем самолете, который доставил ее на остров, что остров уже не остров, а корабль в бурных водах океана. Руки Ника уже лежали на выпуклостях ее бедер, а ее грудь терлась о его неглаженный пиджак.
Поцелуй Ника отдавал горечью, моментами Конни чувствовала, что привкус становится резче, будто она пьет джин с бархатистого кончика его языка.
Вдруг она широко открыла глаза и отпрянула от него, закачавшись на своих высоких каблуках.
- Извините!
Он придержал ее за талию, чтобы она не упала.
- Наверное, это от жары… - она знала, что ее горящие щеки послужат только подтверждением ее невинной лжи, - …и коа-поры!
- Скорей всего!
Она слабо улыбнулась. Неудивительно, ведь он дипломат. Совершенно невозмутим, вежлив, можно подумать, что женщины каждый день кидаются ему на шею. Хотя, вполне возможно.
- Надеюсь, вы не подумали…
- Вовсе нет!
- Я не хотела… Я думала, что моя благодарность…
- Я понимаю.
- Мне показалось, что я вам не безразлична.
Кажется, это была неплохая идея - попытаться вскружить ему голову, подумала Конни.
- Мне жаль, что у вас создалось ложное обо мне впечатление.
- Это моя ошибка, - краска стыда залила ее щеки. - Коа-пора!
- Несомненно.
Их обоих устраивала эта обоюдная ложь, а Ник сомневался, что она поверила его словам, по крайней мере он надеялся, что нет.
Она направилась по черно-белому паркетному полу к единственному лифту. Ник смотрел ей вслед, с каждым ее шагом говоря себе, что будет глупцом, если побежит за ней. Он уже успел совершить ошибку, поцеловав ее.
Он догнал ее у самого лифта.
- Мисс Хэннесси, я в курсе всех местных происшествий, и время от времени через меня проходят кое-какие сведения, которые могут заинтересовать вас.
Она повернулась к нему, преисполненная вновь обретенным чувством собственного достоинства, погасив в себе стыд, который только что пылал на ее щеках.
- Я приехала сюда не за сведениями. Тем не менее спасибо.
- Я постараюсь собрать что-нибудь для вас и через недельку сообщу вам некоторые имена…
- Через три дня, пожалуйста!