Я покачала головой:
- Абсолютно невозможно. Герман становится ненормальным при одном только упоминании об этом. Он отказывается говорить на эту тему. Мне кажется, он специально делает мою жизнь такой несчастной. В надежде, что я уйду. Тогда он - пострадавшая сторона, и, в случае развода, все карты в его руках.
- Ох, Марлен, - сочувственно протянул Грег и огляделся вокруг. Столовая постепенно заполнялась народом. - Давай поговорим об этом по дороге домой. Здесь не место.
Я кивнула, и остаток ленча прошел без разговоров.
По дороге в свой офис я думала, правильно ли поступила, разоткровенничавшись с Грегом. Но затем поняла, что у меня не было выбора. Мои родители умерли, братьев и сестер нет, нет и ни одной близкой подруги. А потребность поделиться с кем-нибудь была велика, тем более что Грег - умный и серьезный человек, с такой же не сложившейся семейной жизнью, как и у меня.
На этой неделе была моя очередь вести машину, и по пути домой я вернулась к прерванной беседе.
- Когда мы поженились, я думала, он бриллиант в навозной куче, а получилось - стекляшка. И с каждым днем он ведет себя все хуже и хуже. Я больше не в состоянии выносить его беспробудное пьянство и постоянные любовные похождения, - сказала я уныло.
- Ты говорила с ним о своих чувствах?
- Много-много раз. Но в ответ на это он только смеется и говорит в стиле Джона Уэйна: "Мужчина должен делать то, что должен делать мужчина". Но что должна делать я, Грег?
Какое-то время он молчал.
- Это настолько личный вопрос, Марлен, и настолько сложный, что я сомневаюсь в своей способности дать тебе совет.
- Ты не дашь мне совет? - воскликнула я. - Но я прошу тебя, Грег. Потому что ценю твое мнение. Скажи, что ты об этом думаешь?
- Мне кажется, - качал он осторожно, - если ты считаешь сложившуюся ситуацию абсолютно невыносимой, тебе следует предпринять шаги по ее изменению.
- Это означает развод, - произнесла я категорично. - Другого выхода нет.
- Может, ты предпочтешь раздельное проживание?
- Для чего? Он все равно не изменит своим привычкам.
- Не исключено, что, пожив какое-то время без Тани и без тебя, он поймет, что был не прав.
- Никогда, - возразила я. - Герман - эгоистичная свинья, думающая только о своих удовольствиях. Под сим подразумеваются виски и женщины. Я виню во всем только себя. Это замужество было самой большой ошибкой в моей жизни. Я просто не поняла, какое он дерьмо.
Грег нервно заерзал на пассажирском месте - я почувствовала, что смутила его.
- Прости, что выплеснула все на тебя, - вздохнула я, - но ты единственный человек, с кем я могу поговорить.
- Мне хотелось бы найти конкретное решение, - расстроенно произнес он, - но я никогда не разбирался в человеческих взаимоотношениях. Наверное, поэтому я и окунулся в науку. Поведение Германа просто ставит меня в тупик.
- Ты слишком строг к себе. Ты хороший, сердечный человек, всегда готовый выслушать проблемы другого.
- Выслушать-то я готов, - усмехнулся он невесело, - но неплохо бы еще и сделать что-нибудь. Это относится также и к моим личным проблемам.
Я остановила "хонду" на дорожке возле моего дома. Грег начал было вылезать из машины, но вдруг снова повернулся ко мне:
- Не принимай никаких решений сейчас, Марлен. Ты можешь наломать дров. Дай мне время все обдумать. Хорошо?
Я кивнула и долго смотрела, как он вялой походкой идет через газон к своему дому, где его ждала неудачная семейная жизнь, подобная моей.
Однажды я сказала Грегу, что не считаю его слизняком, и это была правда. Но мне бы хотелось видеть его более требовательным. Он не желал ни спорить, ни просто высказывать несогласие. И не потому, что был слабым или неспособным на действие, а потому, что являлся тонкочувствующей натурой, органически не переносящей грубое, вульгарное и агрессивное поведение. Я уверена, Грег мог даже заболеть от этого.
В его поведении не было робости. Он просто хотел, чтобы все было цивилизованно. Весьма несбыточная надежда, хочу заметить.
9
Джессика Фиддлер
Я лгунья. Я лгала всю мою жизнь, но не потому, что мне нравилось лгать, а потому, что должна была это делать, чтобы выжить. Давайте я приведу вам пример. Я сказала Мервину Макхортлу, что мне двадцать один год, в то время как на самом деле мне уже двадцать шесть. Благодарение Богу, с моей фигурой можно выкидывать такие номера. Кроме того, мужчины абсолютные болваны там, где вопрос касается женского возраста. Если вы попросите их отгадать, будьте уверены, что они ошибутся лет на пять в ту или иную сторону.
Зачем я врала мистеру Макхортлу? Затем, чтобы казаться ему более привлекательной. Я прекрасно знала, что трахать двадцатиоднолетнюю сучку весьма приятно для старого эгоиста, и это действительно сработало. Кроме того, я называю его "папочка", и это ему нравится.
Если бы у меня было хорошее образование или я имела бы специальность, например работала на компьютере или была хорошей медсестрой, может быть, я никогда и не стала бы заниматься враньем.
Но находить для Мервина время несколько раз в неделю означало иметь возможность покупать хорошие колготки в хорошем магазине. К тому же дом был оформлен на мое имя, и я знала, что старик никогда не сможет отнять его у меня. И я получала зарплату, как все служащие, поэтому у меня не было причин для жалоб.
Мервин подобрал меня в баре одного отеля. Он никогда не спрашивал, что я там делала. На самом деле я как раз выискивала какого-нибудь толстяка, подобного ему.
Но позвольте мне сообщить вам следующее: после того как "папочка" поселил меня в этом городе, я ни разу ему не изменила. И это не вранье.
Я прожила в моем доме около шести месяцев, когда однажды к моей двери подошел незнакомый мужчина и заявил, что хочет поговорить со мной. Он был прекрасно одет и все такое, и его серебряный "Инфинити-Кью-45" был припаркован возле бордюра. Но я сразу поняла, что он мошенник, и, уж поверьте мне, я не ошиблась, поскольку перевидала их на своем веку великое множество. У них особая холодная манера поведения, твердый взгляд, а кроме того, они никогда не моргают - это всегда выводило меня из себя.
- Что вам надо? - спросила я у него. - Вы что-нибудь продаете?
Он передал мне свою карточку. Звался он Вильям К. Бревурт или что-то вроде того. Ни названия его компании, ни адреса - только фамилия и телефонный номер.
- Отлично, - сказала я, - теперь я знаю, как вы себя называете, и мне известен ваш номер телефона. Но вы так и не ответили на мой вопрос.
- Я хочу поговорить с тобой о "гадюшнике".
Я вздохнула. "Гадюшник" - это место в Майами, где танцуют голыми и где я проработала около года. Я ушла оттуда после того, как меня арестовали в четвертый раз. Именно тогда я и встретила мистера Макхортла.
- Это интересно, Вильям К. Бревурт. Что за игру вы затеяли? Хотите вытрясти из меня денежки?
- Далеко от этого. Не ты будешь платить мне - я буду платить тебе.
Этот мужик с длинным носом и впрямь казался скользким типом, но он не походил на сумасшедшего, садиста, маньяка или кого-нибудь в этом роде, поэтому я пригласила его в дом. Мы сели в гостиной, он огляделся.
- Отлично.
- Это то, о чем вы хотели поговорить со мной? Как обставлена моя гостиная?
Он вытащил записную книжку из кармана своего пиджака и, перелистывая страницы, стал громко читать:
- Джессика Мэй Фиддлер, родилась в Мейконе, Джорджия. Отец умер, когда тебе было шесть лет. Один брат. Служил в армии, погиб во время боев на море. Мать умерла от рака. Воспитывалась теткой Матильдой. Из высшей школы была исключена за неподобающее поведение. Наркотики и самогон. Наврала про свой возраст. Вышла замуж за Боби Ли Стерджена, инженера-газовика. Брак был аннулирован. Перебралась в Атланту. Привлекалась к судебной ответственности за проституцию, но тюрьмы избежала. Затем перебралась в Майами. Арестовывалась вместе с другими девочками из "гадюшника". К суду не привлекалась. Теперь ты живешь в прекрасном доме, платит за него Мервин Макхортл, владелец лаборатории "Макхортл". Пока я излагаю все верно?
- Почти. Вы забыли сказать, что я была оштрафована за парковку в неположенном месте. Как много времени вам потребовалось, чтобы собрать все это?
- Не очень, - ответил он, - это довольно просто, когда знаешь, как взяться за дело.
- Ну и в чем проблема?
- Ты не хочешь предложить мне вылить?
- Сначала выкладывай, что у тебя в башке. Я знаю, ты не связан с законом - у тебя слишком элегантный костюм.
- Да, - кивнул он, поглаживая лацканы. - Итальянский габардин. Тебе нравится?
- Кончай вонять, - был мой ответ, - и вываливай все свое дерьмо. Если это шантаж, тебе лучше обратиться к Макхортлу.
Он покачал головой:
- Нет, это не шантаж. Не мой стиль. Я покупаю и продаю информацию. Покупаю у людей, которые знают, и продаю людям, которые хотят знать.
- Ну и что, какое это имеет отношение ко мне?
- Скажи, Макхортл когда-нибудь разговаривает с тобой о своем бизнесе?
- Разумеется.
- И о новых продуктах, которые производятся в его лаборатории?
- Да. Иногда он говорит и об этом.
Бревурт уставился на меня:
- Да ну?
- Хочешь выпить? - предложила я.
Вот как все началось.
И с этого момента, когда Макхортл рассказывал о новом проекте или приносил мне образец косметики, я всегда звонила Вилли - мошеннику, который приезжал, выслушивал и забирал. Он платил только наличными и, должна отметить, не скупился.
Я не знала, где находился офис Вилли и был ли он у него вообще. Я никогда не спрашивала, кто его хозяева. Я считала, что, чем меньше знаю, тем лучше для меня. В случае, например, если его арестуют за экономический шпионаж. Понимаете?
Я не думала, что он был связан с Россией или что-нибудь подобное. Возможно, его клиентами были просто конкуренты, и они платили ему за информацию о лаборатории "Макхортл". Мне кажется, что он получал очень много денег. Я тоже получала их от него достаточно.
Итак, у меня имелся дом, я была оплачиваемым работником с номером социального страхования, платила все полагающиеся налоги и плюс ко всему имела свой депозитный счет, который медленно и верно пополнялся.
В этот понедельник, после того как Макхортл уехал от меня, я, выждав примерно полчаса, чтобы убедиться, что он не захочет вернуться, возжелав повторения наших прыжков в сене, позвонила Вилли. Обычно, набрав его номер, я натыкалась на автоответчик, но на этот раз он сам взял трубку. Я сказала ему, что у меня для него есть кое-что новенькое, он ответил, что тут же подъедет. Через пятнадцать минут раздался стук в дверь. Это означает, что его дом или офис находится где-то рядом, не правда ли?
Он, как всегда, выглядел потрясающе. Я сказала ему об этом. Вилли никогда не делал никаких попыток сблизиться со мной. Конечно, он мог оказаться голубым, но я так не считала. Я чувствовала, что он ничего не хочет, потому что это дало бы мне превосходство в наших отношениях. А он хотел сохранить их сугубо в рамках бизнеса. И те тысячедолларовые бумажки, которые падали в мой карман, были очень славные. Моя жизнь мне нравилась.
Вилли пил содовую, я потягивала мартини и рассказывала ему о большом исследовательском контракте, который правительство заключило с лабораторией Макхортла: создать пилюлю, могущую, как предполагалось, сделать солдат агрессивными.
- Отлично, - сказал Бревурт (его любимое словечко). - Он упоминал какие-нибудь ингредиенты?
- Тесто… и что-то там еще.
- Тестостерон?
- Да, именно так. Они называют это ЖАВ-таблетка.
- Ага, - сказал он. - Продолжай расспрашивать его об этом, Джесс. Это великолепно. Если они в самом деле создадут ЖАВ и ты сможешь достать образец, то получишь за это очень большие "бабки".
- Однако это важно, не так ли? - улыбнулась я.
- Ты даже не представляешь, насколько важно, - ответил он.
После того как этот проныра уехал, я сделала себе новый коктейль, села и стала думать, не совершаю ли я ошибку. Вдруг он действительно продает мою информацию России или какой-нибудь другой стране? Хотя какого черта меня должно это волновать?
Все это связано с проблемой выживания, а выживание означает деньги. Я отлично поняла это, когда мне было четыре. И, поверьте, только те люди, у которых есть деньги, могут позволить себе думать о морали. Все остальные, грязные, опустошенные, униженные, такие, какой была я, воспринимают мораль как пустую шутку. Чтобы выжить, вы должны царапаться, кусаться и рыть землю ногтями.
Я ничего не имела против Мервина Макхортла. Он получал то, что хотел. И я получала то, что хотела. Это был жестокий бизнес. Такой, какой у меня был с Вилли-пронырой.
10
Честер Бэрроу
Иногда мне кажется, что я могу убить их. В ситуации, как сегодня за ужином. Мама положила отцу жареную морковь - он ее терпеть не может. Мама знает это. И тем не менее она вывалила ему на тарелку полную ложку моркови и сказала:
- Ешь.
Он не возразил ни словом, ни жестом, а стал послушно жевать. Каким же слизняком был мой отец! После этого они вообще больше не говорили, поэтому я поднялся и вышел из-за стола.
- Куда это ты собираешься? - взвизгнула мать.
Я молча выскочил из дома.
Я направился было к Эрни, но свет в его доме не горел. Тогда я вспомнил, что они всей семьей собирались пойти в кино. Мои родители никогда не брали меня в кино. Но мне на это наплевать.
"Чем бы заняться?" - подумал я. Вообще, у меня было задание: я должен был написать сочинение по книге "Том Сойер", но мне не хотелось возвращаться домой. Отец, должно быть, опять заперся в своей лаборатории, а мама сидела в гостиной и смотрела один из ее тупых фильмов про кинопутешествия. Они даже и не узнали бы, что я пришел. Им все равно.
Болтаясь по улице, я увидел Таню Тодд, сидящую на ступеньках ее дома. Она на год младше меня, но девчонка что надо. Почти каждое утро мы вместе ездим в школу на автобусе, но из-за разницы в возрасте ходим в разные классы. Зато мы оба являемся членами "Клуба натуралистов".
- Привет, Таня, - сказал я и сел рядом с ней.
- Привет, Чет, - кивнула она.
Мое настоящее имя - Честер, но я люблю, когда меня называют Чет, это звучит лучше.
- Почему ты сидишь здесь? - спросил я.
- Просто так, - вздохнула Таня. Затем, помолчав, добавила: - Семейные причины.
- А-а-а… У меня то же самое. Иногда взрослые ведут себя как полнейшие идиоты.
Таня ничего не ответила, однако боковым зрением я заметил, что она плачет. Она не издавала никаких звуков, но ее лицо было мокрое от слез.
- Эй! Ты не должна этого делать.
- Я не могу удержаться. Они ведут себя так, как будто ненавидят друг друга.
- Понимаю. Мои тоже. Ты знаешь, меня всегда удивляло, какого черта они поженились?
- Ты не должен ругаться, - сказала Таня.
- Черт - это не ругательство. Это просто слово. Я знаю несколько настоящих ругательств.
- Чет, прошу тебя, я не хочу их слышать. Мой отец иногда ругается - тогда я затыкаю уши.
- Ну, по крайней мере, он хоть разговаривает, - возразил я. - Мой отец не говорит даже этого.
Позади нас открылась дверь - из дома вышла миссис Тодд и увидела, что мы сидим на ступеньках.
- Привет, ребята. Что вы здесь делаете? - спросила она.
- Просто сидим, - ответила Таня, не глядя на нее.
- Это здорово. А я только что испекла шоколадное печенье. Хотите немного? Чет?
- Да, - сказал я, и она вынесла нам тарелку, полную прекрасного шоколадного печенья. Оно было еще теплое, и в нем было очень-очень много шоколада. - Спасибо, миссис Тодд, - поблагодарил я.
Моя мать не умела делать такое вкусное шоколадное печенье. Она иногда покупала его в магазине, но в нем никогда не было так много шоколада.
- Порой я жалею, что родилась, - грустно произнесла Таня.
- Да. Я испытываю то же самое, - заметил я. - Но что же делать? Мы родились. Тут уж ничего не поделаешь.
- Тогда я бы хотела, чтобы у меня были другие родители, например как у Сильвии Годбаум. Она, ее брат, мама и папа всегда все делают вместе. Этим летом они собираются поехать в Париж, а я ни разу никуда не ездила вместе с моими родителями.
- Или посмотри на Эрни Гамильтона, - подхватил я. - Сегодня вечером он пошел в кино со своими родителями. А знаешь, сколько раз мои старики брали меня с собой в кино? В лучшем случае, три раза. Вот и все. Посмотри, осталось одно печенье. Хочешь?
- Это твое, Чет.
- Спасибо. Твоя мать отлично готовит.
- Как мне хочется, чтобы мой отец думал так же. Может, тогда он приходил бы вовремя домой. К ужину.
- Он не приходит домой ужинать? А где он ест?
- О, он всегда говорит, что у него деловые встречи или что-то подобное. Во всяком случае, он так это называет. - Она придвинулась ко мне поближе и зашептала в ухо: - Но я так не думаю, мне кажется, что он ужинает с другими женщинами.
- С другими женщинами? - спросил я тоже шепотом.
- Я не знаю точно, - продолжала она шептать, - но один раз я услышала, как мама сказала, что от него пахнет "Пэшином", это название духов. Моя мама знает все про духи, она их делает.
- Но почему твой отец должен хотеть есть с другими женщинами, когда твоя мать такая хорошая повариха?
- Я не знаю, - грустно сказала Таня, - но это очень расстраивает маму.
- Потому что он не ест ее готовку?
- Да, наверное. Они всегда ругаются, когда он опаздывает, и это меня пугает. Я боюсь, что когда-нибудь они окончательно рассорятся и тогда случится что-нибудь ужасное.
Мы какое-то время сидели молча. Это была действительно замечательная звездная ночь. Светила громадная луна, освещая целое небо, и все вокруг казалось очень большим.
- Ты знаешь, - начал я, - я тут все время думаю. Может, я уйду.
- Уйдешь откуда?
- Из дому. Может, я уйду из дому.
Таня повернулась и посмотрела на меня:
- И куда ты пойдешь?
- Я еще не знаю. Куда-нибудь подальше отсюда.
- Но что ты будешь делать? - встревожилась Таня. - Я имею в виду, как ты собираешься путешествовать?
- У меня есть кое-какие деньги. Не так чтобы очень много, но, может, будет достаточно для автобусного билета. Или я поеду автостопом, например. Как те ребята, которые путешествуют на север или на юг. Да мне, собственно, все равно.
Она помолчала какое-то время, затем спросила:
- А когда ты собираешься уходить?
- Еще не знаю. Я до конца не решил. Но я не хочу жить больше в этом доме. Я хочу жить в другом месте. Может быть, я встречу каких-нибудь хороших людей, которые захотят взять меня.
- Чет, - сказала Таня, - могу я пойти с тобой? Когда ты решишь уходить, могу я тоже пойти с тобой?
- Я еще не знаю, - ответил я. - Это может быть опасным. Я никогда не уходил никуда раньше из дому. Эрни Гамильтон, тот ездил в летний лагерь.
- Ой, мне все равно. Если ты уйдешь, я хочу уйти с тобой. Хорошо?
- Я должен обдумать это, - проговорил я. - Это все не так просто.
- Я знаю, что это непросто. Но, если ты покинешь свой дом, обещай мне, что я пойду с тобой. Обещай мне, Чет. Поклянись.