- Ты заставляешь моих родителей рассказывать очень интересные вещи, - однажды днем сказала она, когда девочки сидели в ее спальне и Ева удивилась тому, что им позволили пользоваться электрическим камином только для себя.
- Ну, у них действительно была потрясающая жизнь.
- Да, наверное… - неуверенно ответила Бенни.
- Понимаешь, у монахинь ничего такого не было.
- Конечно, было. Разве они могли это забыть?
- Знаешь, им не положено думать о прошлом. О жизни, которая была у них до пострижения. Их жизнь начинается тогда, когда они становятся Христовыми невестами. Они просто не могут рассказать о старых временах то, что рассказывают твои мама и папа.
- Они хотят, чтобы ты тоже стала монахиней? - спросила Бенни.
- Нет. Мать Фрэнсис сказала, что меня не примут в монастырь, даже если я этого захочу. Пока мне не исполнится двадцать один год.
- Почему?
- Она считает, что это единственная жизнь, которую я знаю, и если я стану монахиней, то только поэтому. Говорит, что после окончания школы мне нужно будет найти себе работу, прожить в миру не меньше трех лет и только потом подумать о пострижении.
- По-моему, тебе очень повезло с ними, - сказала Бенни.
- Да. Да, повезло.
- Я не хочу сказать, что смерть родителей - это везение, но ты могла попасть в место и похуже.
- Как в сказках про злую мачеху, - кивнула Ева.
- Странно, почему они тебя взяли. Обычно сестры берут детей только тогда, когда при монастыре есть приют.
- У них работал мой отец. Они послали его в Уэстлендс, чтобы чуть-чуть заработать, потому что сами монахини не могли много платить ему. Там он и познакомился с моей мамой. Наверное, они чувствовали себя ответственными за это.
Бенни умирала от желания узнать что-нибудь еще, но хорошо помнила совет Патси.
- Что ж, все вышло хорошо. Сестры тебя обожают.
- Твои родители тебя тоже обожают.
- Ну, иногда с ними бывает трудно. Хочется сбежать за тридевять земель.
- Мне тоже, - ответила Ева. - Но из монастыря не очень-то убежишь.
- Когда мы станем старше, все будет по-другому.
- А может, и нет, - серьезно ответила Ева.
- Ты про что?
- Для этого мы должны показать им, что достойны доверия. Показать, что если нам разрешат уйти, то в назначенный срок мы вернемся.
- А как мы можем это сделать? - с жаром спросила Бенни.
- Не знаю. Нужно начать с чего-то простого. Кстати, ты можешь попросить, чтобы мне разрешили остаться у вас на ночь?
- Конечно, могу.
- Тогда я сумею доказать матери Фрэнсис, что могу вернуться к мессе в часовне, и она поймет, что на меня можно положиться.
- К воскресной обедне?
- Нет. К семичасовой мессе, которая бывает каждое утро.
- Нет!
- Это очень приятно. Монахини чудесно поют. Там мирно и спокойно. Так что ничего страшного. К нам специально приходит отец Росс, съедает в трапезной вкусный завтрак и говорит, что другие священники ему люто завидуют.
- Я не знала… про каждое утро.
- Ты никому не расскажешь, правда?
- Конечно, правда. А это что, секрет?
- Да нет. Просто я никому ничего не рассказываю, и монахиням это нравится. Они считают меня своей. Раньше у меня не было подруг. Поэтому и рассказывать было некому.
Бенни широко улыбнулась:
- Когда ты хочешь остаться на ночь? Может быть, в среду?
- Не знаю, Ева. У тебя нет хорошей пижамы, сумки с туалетными принадлежностями и другими вещами, которые нужны человеку, который хочет остаться в гостях на ночь.
- Мать, пижама у меня хорошая.
- Конечно, ты можешь ее погладить. Да и нарядное платье у тебя тоже есть… - Тут настоятельница заколебалась. - Да, но как быть с сумкой для туалетных принадлежностей?
- Может быть, ее сошьет сестра Имельда? А я вместо нее сделаю уборку.
- И когда ты вернешься?
- Я буду в часовне еще до начала утренней мессы.
- Если ты останешься ночевать в гостях, то не захочешь встать так рано, - мягко сказала монахиня.
- Захочу, мать Фрэнсис.
Вечер удался на славу. Девочки долго играли на кухне с Патси в рамми, потому что папа и мама ушли через дорогу к доктору Джонсону и миссис Джонсон. Там был праздник в честь крещения новорожденного.
Ева дотошно расспрашивала Патси про приют, и Патси сообщила ей куда больше, чем рассказывала Бенни. Описала, как они воровали еду. После поступления к Хоганам, на свою первую работу, она с трудом удерживалась от того, чтобы не стащить печенье или не сунуть в карман фартука пригоршню сахара.
Когда они легли спать, Бенни с удивлением промолвила:
- Не знаю, почему Патси все это рассказала. Совсем недавно она говорила мне, что люди, оставшиеся без родителей, не любят, когда им задают слишком много вопросов.
- Когда вопросы задаю я, это совсем другое дело, - ответила Ева. - Мы с ней в одной лодке.
- Неправда! - рассердилась Бенни. - У Патси ничего нет. В том ужасном месте ей приходилось работать, выводить гнид и красть. А еще их наказывали, когда они мочились в постель. Она ушла оттуда в пятнадцать лет и поступила к нам. У вас с ней нет ничего общего!
- Дело не в этом. Мы одинаковые. У нее нет родных, и у меня тоже. У нее никогда не было своего дома. А у тебя он есть.
- Так вот почему ты рассказываешь ей больше, чем мне? - Вопросы, которые Патси без стеснения задавала Еве, изумляли Бенни еще сильнее. Ненавидит ли Ева богатых Уэстуордов, которые не захотели взять ее в Большой Дом? Ева сказала, что нет. Они не могли этого сделать, потому что они протестанты, объяснила девочка. Были и другие вещи, о которых Бенни ни за что бы не осмелилась спросить.
- Ты никогда не спрашиваешь, - просто ответила Ева.
- Я боялась тебя обидеть, - пробормотала Бенни.
- На подруг не обижаются.
Бенни и Ева прожили в этом городке всю свою жизнь, но в Нокглене происходили вещи, о которых знала только одна из них.
Бенни не подозревала, что три священника, жившие в пресвитерской, каждый вечер играли в "Эрудит". Иногда они звонили в монастырь и спрашивали мать Фрэнсис, как правильно пишется слово "донкихотский", которое сложил отец О'Брайен.
Ева не знала, что мистер Бернс из хозяйственного магазина любит выпить или что у доктора Джонсона вспыльчивый характер. Доктор до хрипоты оспаривал утверждение, что Господь никогда не посылает в мир лишних ртов, которые Он не может прокормить. Доктор Джонсон был уверен, что таких ртов уйма. Особенно в семьях с тринадцатью детьми.
Бенни не знала, что Пегги Пайн - старая подруга матери Фрэнсис, что они дружат с детства и что когда мисс Пайн приходит в монастырь, то называет настоятельницу Банти.
Ева не знала, что за владелицей кондитерской Берди Мак пятнадцать лет ухаживает один мужчина из Баллили, но Берди не может бросить свою старую мать, а переезжать в Нокглен этот мужчина их Баллили не хочет.
После таких откровений жизнь в городке начинала казаться обеим более интересной. Возможно, потому что они узнавали секреты, которыми нельзя было делиться с другими. Девочки имели представление о том, откуда берутся дети, но самое смутное. Знали только, что дети рождаются на свет так же, как котята, однако подробности оставались для них тайной.
- Это как-то связано с тем, что после свадьбы люди вместе ложатся в постель.
- Этого не может случиться, если люди не женаты. А вдруг ты ляжешь с кем-нибудь вроде Десси Бернса? - встревожилась Бенни.
- Нет, для этого нужно пожениться. - Ева не сомневалась в своих словах.
- А как же тогда ребенок попадает внутрь? - Это была тайна.
- Наверное, к этому имеет отношение "маленькая Мария", - задумчиво сказала Бенни.
- Какая маленькая Мария?
- Такой кусочек в середине живота.
- В середине живота? Мать Фрэнсис говорила, что это называется пупок.
- Выходит, я права! - возликовала Бенни. - Если одну и ту же вещь называют по-разному, это значит, что там есть секрет!
Они тщательно упражнялись в соблюдении точности. Если кому-то из девочек велели вернуться к шести часам, это означало, что она должна быть на месте за пять минут до того, как начнут звонить колокола. Как и рассчитывала Ева, это позволило им получить намного больше свободы. Кроме того, они учились не давать воли припадкам истерического смеха на улице.
Подруги прижимались носами к витрине гостиницы Хили. Миссис Хили им не нравилась, она была слишком высокомерной, ходила как королева и смотрела на детей сверху вниз.
Бенни слышала от Патси, что супруги Хили собирались ехать в Дублин искать ребенка, которого они могли бы усыновить, но так и не сделали этого, потому что у мистера Хили были слабые легкие.
- Оно и к лучшему, - неодобрительно сказала Ева. - Кому хотелось бы иметь таких ужасных родителей? - Девочка не знала, что десять лет назад сама едва избежала такой судьбы.
Мистер Хили был намного старше жены. По словам Патси, в городе шептались, что он не может резать горчицу. Ева и Бенни долго пытались понять, что означает это выражение. Горчицу кладут в маленькую баночку и смешивают с водой. Как ее можно резать? И зачем это делать?
Миссис Хили казалась девочкам древней старухой; ей было двадцать семь лет. Замуж она вышла в семнадцать, посвящала все свои силы гостинице, и ей было не до детей.
Вместе они изучали места, в которые никогда не ходили одни. Например, к мясникам Флудам, надеясь увидеть, как убивают животных.
- Вообще-то на самом деле мы этого вовсе не хотим, правда? - испуганно спросила Бенни.
- Нет, но мы могли бы очутиться там в самом начале, убедиться, что при желании это возможно, а потом убежать, - объяснила Ева. Мистер Флуд все равно не пустил бы их к себе во двор, так что вопрос был чисто риторическим.
Они стояли и следили за тем, как приехал итальянец из самой Италии и начал строить свой магазин, который должен был торговать рыбой и чипсами.
- Деевочки, выы буудете прииходить сюдаа кааждый деень и покупаать мою рыыбу? - с надеждой спросил итальянец двух серьезных малышек, высокую и маленькую, которые следили за каждым его шагом.
- Вряд ли нам это позволят, - грустно ответила Ева.
- Почемуу?
- Они скажут, что не стоит швырять деньги на ветер, - сказала Бенни.
- И разговаривать с иностранцами тоже, - поддержала ее Ева.
- Мояя сеестра заамужем за человееком из Дуублина, - объяснил Марио.
- Мы расскажем об этом всем, - серьезно пообещала Ева.
* * *
Иногда они ходили к шорнику. Однажды туда приехал на лошади какой-то очень красивый мужчина и спросил, готова ли заказанная им уздечка. Выяснилось, что не готова.
Декко Мур был двоюродным братом Пакси Мура из обувной мастерской. Декко очень извинялся и выглядел так, словно боялся, что его повесят за задержку заказа.
Мужчина быстро развернул лошадь.
- Ладно. Раз так, привезите ее завтра ко мне сами! - крикнул он.
- Непременно привезу, сэр. Спасибо, сэр. Мне очень жаль, сэр. Честное слово, сэр. - Декко Мур говорил, как разоблаченный злодей в кукольном спектакле.
- О боже, кто это был? - изумилась Бенни. Похоже, Декко до смерти рад, что так легко отделался.
- Сам мистер Саймон Уэстуорд, - вытерев пот со лба, ответил Декко.
- Я так и думала, - мрачно сказала Ева.
* * *
Иногда они заходили в магазин мужской одежды. Эдди Хоган всегда очень радовался им. Так же, как старый Майк и все, кто был в магазине.
- Когда ты вырастешь, тоже будешь работать здесь? - однажды шепотом спросила Ева.
- Не думаю. Наверное, для этого нужно быть мальчиком.
- Не понимаю, почему, - сказала Ева.
- Ну, мужчин нужно измерять, обхватывать сантиметром их талию и все прочее…
Они захихикали.
- Но ты же дочь хозяина, тебе это не понадобилось бы. Ты просто приходила бы и кричала на людей, как это делает миссис Хили из гостиницы.
- Гм-м… - с сомнением протянула Бенни. - Кричать нужно уметь.
- Ты могла бы этому научиться. Иначе магазин достанется Падающим Кальсонам.
Так они прозвали Шона Уолша, который после приезда стал еще более худым, бледным и еще яростнее сверкал глазами.
- Не может быть.
- Ты могла бы выйти за него замуж.
- Фу, фу, фу!
- И родить кучу детей, положив свой пупок рядом с его пупком.
- Ох, Ева, мне противно об этом думать. Уж лучше я стану монахиней.
- Я тоже. По-моему, это намного легче. Тебе повезло, ты можешь это сделать когда захочешь. А мне придется ждать двадцати одного года. - Ева была безутешна.
- Может быть, она позволит тебе вступить в монастырь вместе со мной, если поймет, что это наше призвание, - обнадежила ее Бенни.
Отец выскочил из магазина, вернулся с двумя леденцами и гордо вручил их девочкам.
- Позвольте приветствовать двух юных леди в моем скромном магазине, - сказал мистер Хоган так, чтобы его слышали все.
Скоро весь Нокглен привык к тому, что плотная и высокая Бенни Хоган в крепких ботинках и застегнутом на все пуговицы драповом пальто и похожая на беспризорницу Ева в слишком длинной и просторной одежде ходят парой. Они вместе следили за открытием первого в городе магазина, торговавшего рыбой и чипсами, вместе видели, что мистеру Хили из гостиницы становится все хуже и хуже, и стояли рядом в тот день, когда его отвезли в санаторий. Вместе они были неуязвимы. Во всяком случае, больше никто не отваживался говорить о них гадости.
Когда Берди Мак из кондитерской неосторожно сказала, что сливочные тянучки не пойдут Бенни на пользу, маленькое личико Евы вспыхнуло от гнева.
- Мисс Мак, если это вас так беспокоит, то зачем вы вообще продаете тянучки? - грозно спросила она, заранее зная, что ответа не последует.
Однажды мать Майры Кэрролл задумчиво сказала Еве:
- Знаешь, никак не могу понять, почему такая умная женщина, как мать Фрэнсис, разрешает тебе ходить по улицам в виде Сиротки Энни.
Когда это услышала Бенни, кровь бросилась ей в лицо.
- Я передам матери Фрэнсис, что вас это интересует, - быстро сказала она. - Мать Фрэнсис говорит, что все должны задавать вопросы, чтобы развивать свой ум.
Прежде чем миссис Кэрролл успела остановить ее, Бенни вылетела из магазина и помчалась в сторону монастыря.
- Ох, мама, что ты наделала! - простонала Майра. - Теперь на нас, как куча кирпичей, рухнет сама мать Фрэнсис!
Так и вышло. Гнев монахини был столь велик, что миссис Кэрролл запомнила его на всю жизнь и больше не смела открывать рот.
С тех пор никто не решался их обижать. Девочка, имевшая такую подругу, могла без труда командовать всем Нокгленом.
Глава вторая
1957
Стиляг в Нокглене было не так уж много. Точнее, их не было вообще. Честно говоря, стиляг жители городка видели только во время поездок в Дублин, где кучки таких парней торчали на каждом перекрестке. Бенни и Ева сидели в столовой гостиницы Хили, смотрели в окно и пили горький черный кофе, пытаясь заранее привыкнуть к нему, чтобы не ударить в грязь лицом в дублинских кафе.
Они видели, как мимо шел самодовольный и самоуверенный молодой человек в брюках-дудочках и длинном пиджаке с бархатными обшлагами и воротником. Его ноги напоминали паучьи лапки, а ботинки "на манке" казались огромными. Похоже, парень не сознавал, что на него смотрит весь город. Но это впечатление было обманчивым. Когда две девушки буквально вскочили с мест и начали подсматривать за ним из-за шторы столовой, юноша широко улыбнулся и послал им воздушный поцелуй.
Смущенные и раздосадованные, они быстро сели на свои места. Одно дело смотреть, а совсем другое - привлекать к себе внимание. В Нокглене это считалось одним из смертных грехов. Бенни прекрасно знала, что каждый, кто видел эту сцену в окно, решил, будто они кокетничали со стилягой. Даже ее отец с сантиметром на шее, даже этот ужасный Шон Уолш, который произносил слово только тогда, когда мог заранее вычислить его последствия. Он тоже мог смотреть в окно. Или старый Майк, который много лет называл ее отца мистером Эдди и не понимал, почему к хозяину следует обращаться по-другому.
Еву Мэлоун знали в Нокглене не хуже. Монахини с самого начала мечтали воспитать ее как настоящую леди. Со временем Ева и сама присоединилась к этой игре. Еве не хотелось бы, чтобы в монастыре узнали, будто она нарочно пошла к Хили, чтобы пялиться на стиляг. В то время как все остальные девушки, у которых были матери, сопротивлялись попыткам сделать из них дочерей сельских помещиков, Ева и мать Фрэнсис штудировали книги по этикету и изучали журналы мод, пытаясь понять, как ведут себя и одеваются люди благородного происхождения.
- Я не хочу, чтобы ты говорила манерно, - предупреждала свою воспитанницу мать Фрэнсис, - но и не хочу, чтобы ты уколола палец во время чаепития.
- Почему я должна производить на кого-то впечатление? - однажды спросила Ева.
- Давай посмотрим на это с другой стороны. Ты не должна кого-то разочаровать. Нас считали умалишенными и говорили, что мы не сумеем тебя воспитать. Поэтому нами владеет суетное и не слишком благочестивое желание сказать недоброжелателям: "Что, съели?"
Ева поняла ее с полуслова. Всегда существовала надежда, что Уэстуорды однажды увидят перед собой элегантную леди и пожалеют, что отреклись от ребенка, который, в конце концов, был их плотью и кровью.
К ним подошла миссис Хили. Ныне вдова, эта женщина была по-прежнему грозной, и ее неодобрение чувствовали все в радиусе пятидесяти ярдов. Она не могла помешать Бенни Хоган из магазина напротив и Еве Мэлоун из монастыря сидеть и пить кофе в ее столовой, но предпочла бы видеть на их месте более солидных и обеспеченных нокгленских матрон.
Миссис Хили устремилась к окну.
- Нужно поправить шторы. По-моему, они слегка морщат.
Ева и Бенни обменялись взглядами. Тяжелые тюлевые шторы гостиницы Хили были в полном порядке. Они оставались такими же, как всегда: достаточно плотными, чтобы скрывать посетителей, и в тоже время не мешавшими посетителям смотреть на улицу.
- Тьфу, какой мерзкий тип! - сказала миссис Хили, тут же поняв, на кого смотрели девушки.
- Вы судите по одежде, - тоном святоши возразила Ева. - А вот мать Фрэнсис всегда говорит, что этого делать не следует.
- Это очень хорошо со стороны матери Фрэнсис, - парировала миссис Хили, - однако не мешает ей следить за тем, чтобы ваша школьная форма была в порядке. Мать Фрэнсис сама судит о вас по одежде.
- Больше нет, миссис Хили, - весело ответила Бенни. - Я выкрасила свою серую школьную юбку в темнокрасный цвет.
- Я свою - в черный. А серый свитер - в фиолетовый, - добавила Ева.
- Очень ярко. - Миссис Хили уплыла величаво, как корабль под парусами.