Глава 11
- О Господи, пгресвятая Дева Мария! - взмолился мистер Шварц, поднимая руки к небу. - И что, он разбился??
- Нет, месье Шварц, это был всего лишь второй этаж, к тому же он был обут. Только сдавленный крик, напоминавший стон подстреленного животного, оставленного истекать на обочине кровью, эхом раздался в ушах Маргарет, доносясь откуда-то снизу. Вначале все четверо и сами не поняли, что же произошло - никто не ожидал подобного. Когда же наконец компания решилась посмотреть, что там осталось лежать внизу, они ничего не увидели. Мартина Криси и след простыл. Никто не стал его догонять, посчитав, что и так довольно ясно дали ему понять, что каждое пагубное действие непременно приведет к не менее пагубному исходу.
- Ваша смена, месье Пъгеер, должно быть заканчивается? Близится полночь. Гразрешите мне угостить вас бутылочкой темного эля?
- Отчего бы нет, месье Шварц!
- Только, умоляю, продолжайте рассказ, я пока еще плохо понимаю, как венок на входе в отель свьязан со всей этой истогрией.
- Сейчас узнаете. Годовщину "Трех Смертей" в городе у нас стали соблюдать одиннадцать с половиной лет назад, строго после событий, предысторией к которым был до этого мой рассказ.
Вернемся к Маргарет. Огромное количество слухов и разговоров витало в сотрясенном драмой воздухе по этому поводу. Одни говорили, что она начала медленно сходить с ума, когда Криси истязал ее своею любовью вперемежку с избиением; другие говорили, что она спятила уже после того, как потеряла ребенка, якобы она была и до этого с расшатанной психикой, и ей не хватало малейшей детали, чтобы расстроить ее до конца. Никто уже так и не узнает, когда именно у Маргарет поехала крыша. Ровно как никто и не решится сказать - что если она все же была абсолютно вменяема?
Итак, Маргарет. Вдохновленная малой местью, испуганные глаза которой мерещились ей повсюду, вызывая на лице тонкую кривящуюся улыбку, она решила зажить новой жизнью. Но вдохнуть свежайший горный воздух в старые черные легкие курильщика - это все равно что убить его. Спустя несколько дней после того как Криси выпрыгнул из ее окна, она случайно увидела его на улице, расхаживающим абсолютно уверенной походкой, придерживая за талию девушку, рыжие волны волос которой ниспадали по плечам струящимся водопадом.
Не успев до конца осознать и поверить в неискренность Криси, Маргарет огорчилась так, как будто видела это впервые. Острая боль предательства снова как ножом царапала ее измученное от слез сердце. Теперь она плакала и рыдала по-настоящему.
Не различая дороги, пробираясь сквозь узкие одинокие улочки, не задумываясь, куда идти, она вдруг неожиданно обнаружила, что стоит на станции железнодорожного вокзала. Глядя на эти серебристые рельсы через тяжелый занавес слез, непроизвольно появляющихся на медово-карих глазах, она неосознанно ступила к краю обрывавшегося перрона и молча посмотрела вниз. Лицо ее ничего не выражало, на нем не дрожал ни единый мускул, лишь капельки размазанной туши, катившиеся по раскрасневшимся щекам, возвещали о том, что человек, образ которого росчерком могильного ступора застыл на холодном вокзале, еще жив.
Сильный порыв ветра от проезжающей мимо электрички вихрем закрутил волосы Маргарет, стирая ими остатки макияжа с покрасневших глаз. Так она и стояла. Застывшая и одинокая, с опущенной головой, плотно прижатыми друг к другу ногами и скрестив пальцы рук на груди, будто бы она молилась. Промчавшийся на всех парах поезд лишь слегка пошатнул эту статую, слепленную из тончайших материй сердечной боли, смоченных в водах искровавленной лжи.
Придя в себя от грозного и протяжного сигнала поезда, призывавшего окружающих к осторожности, она, еще плохо соображая, что делает, направилась неровной походкой к придорожным кассам. Ей захотелось на какое-то время уйти из этого суетного и пропитанного ознобом несправедливости мира, раствориться в уединенности с самой собой так, как будто бы ее никогда не существовало, стереться из памяти всех, кто ее когда-либо знал, волною забытья и равнодушия.
Молодая женщина купила билет до деревушки, в которой когда-то жил ее дед, оставивший ей в наследство ветхий и потрепанный временем и невниманием дом. Добравшись до места, она ощутила какую-то окутавшую ее атмосферу одиночества и заброшенности. "Вот здесь я должна быть. Как же похоже это место на меня сейчас", - писала в своих дневниках Маргарет.
И действительно, это была промозглая осень; ветер, изрядно потрепавший деревья, скользил по растрепавшимся волосам девушки, завываниями сопровождая ее мечущиеся мысли и истошные стоны внутри.
Тогда это был еще не обнесенный двухметровым кирпичным забором дом; ограждением ему служили лишь переплетенные железные прутья по периметру, с проделанными в них местными хулиганами дырками. Пролезая в одно из таких отверстий, Маргарет услышала в доме какое-то шуршание и резкий хлопок створки окна где-то за домом. Видимо, какие-то мальчишки, приметив одинокий заброшенный дом, устраивали там подростковые сходки и, услышав чьи-то шаги, убежали.
Ветхая дверь, свисавшая с поломанной петли, отворилась с протяжным скрипом сама, едва Маргарет прикоснулась к ней. Сквозняк, затянувший, видимо, через окно, в которое убежали дети, вихрем приподнял старые пожелтевшие журналы и газетные вырезки. Минимализм, отличавший комнаты, выдавал в этом месте непривередливую и достаточно скудную жизнь ее предыдущего владельца. В каждой из трех комнат стояло по одному дивану, с выбившимися поломанными спиралями из матрацев, несколько шкафов со старой одеждой, не тронутые местными вредителями стопки книг, лежавшие прямо на полу, и пара табуреток. Видимо, дом, пустовавший какое-то время, еще не успели разгромить и растащить вещи.
Однако дом пустовал не только в отсутствие своего хозяина; жизнь в нем угасла еще несколько десятков лет назад, задолго до смерти его обладателя, когда Лукас Агостини, дедушка Маргарет, оставил к ней всякий интерес, так и не сумев справиться с предательством своей дражайшей супруги.
Прогуливаясь по дому, девушка сложила некоторые разбросанные вещи, выбросила оставшиеся от частых вторжений бутылки из-под различного спиртного и, отрешенная, уселась в старое единственное кресло, стоявшее в самом углу зала. Облокотившись на спинку, она откинула назад голову и отсутствующим взглядом посмотрела куда-то вверх. Неожиданно на потолке девушка увидела какую-то странную надпись, выцарапанную на деревянных панелях неровным и более похожим на врачебный почерком. Надпись была сделана на итальянском и содержала всего одно слово "dentro", что в переводе означает "внутри". Влекомая интригой, Маргарет начала усиленно думать, что "внутри" и "внутри" чего.
В детстве, слушая воспоминания своей бабушки, она нередко обращала внимание на то, какой пугливой была интонация рассказчицы, когда речь заходила о ее первом муже. Всякий раз, когда маленькой девочкой она заговаривала о дедушке, все, чем ограничивалась бабушка, это лишь упоминанием о том, что Лукас Агостини был сицилийцем. Маргарет никогда не видела его, но понимала, что это имя в семье было покрыто каким-то негласным табу, манившим девушку своими неразгаданными секретами. Получив неожиданное наследство, она лишь однажды побывала в этом ничем не приметном доме и, немного разочаровавшись в неоправданных фантазиях своего детства на счет таинственной фигуры дедушки-сицилийца, переехала к нам в городок, не возвращаясь более в этот "дом с сюрпризом". Ровно до того самого дня, когда чудом провидения увидела на потолке эту надпись.
Внезапно все ее детские фантазии о загадочном дедушке оживились с новой, демонической силой. Она даже позабыла про Мартина и про предательство; про его теплые, но грубые руки; про манящую запахом кожу; про истомившуюся радость в клетке, сотканной проклятием их грешной и дьявольской страсти; про неподдельно искрящиеся счастьем улыбки тех двоих, что она давеча видела в городе. Все ушло куда-то настолько далеко, что сама Маргарет переместилась будто бы в другой мир.
Интуитивно, чувствуя себя снова маленькой девочкой, она подскочила с места как ужаленная и, прищурив левый глаз, как настоящий сыщик, потирая задумчиво подбородок, вдруг принялась нарезать круги вокруг кресла, без остановки наклоняясь и разгибаясь, не сводя с него глаз, словно сканировала. Она опустилась на пол, заглянула под старинную рухлядь. Там ничего не оказалось. Маргарет ощупала истончившиеся от времени ткани, однако не почувствовала никаких неровностей. Девушка вытащила подушку, но и под ней ничего не оказалось. Внезапно она выбежала из комнаты, взяла в кухне самый большой нож и, вернувшись, принялась кромсать бедное кресло, безжалостно размахивая лезвием по его и так продырявившимся материям. Увлеченная, она вошла в такой раж, что не останавливалась до тех пор, пока что-то маленькое и железное не разбилось о пол тонким металлическим звуком. Запыхавшаяся девушка снова пришла в сознание и увидела перед собой два упавших ключа: один из них был маленький и медный, второй же - примерно размером с ладонь, старинный, с венчающими его замысловатыми и узорчатыми изгибами. Вычислив примерную траекторию их полета, она с поднятыми к небу глазами от интереса и удовольствия, пошарила руками под разрезанной набивкой.
И хотя Маргарет была одержима в тот момент духом приключений в старом заброшенном доме и намеревалась найти там что-нибудь интересное, она тем не менее не смогла сдержать возгласа удивления, когда вытащила из кресла аккуратно свернутый вчетверо листочек в клеточку, весь исписанный тем же самым почерком, что она увидела на потолке. Раскрыв рот от изумления и будоражащего ее необузданную фантазию предвкушения, она, усевшись поудобнее на полу, медленно, затаив дыхание, начала разворачивать это неизвестное таинственное послание.
Письмо было полностью на итальянском. На нем были различные схемы какой-то постройки, незнакомой Маргарет. Далее текст был следующего содержания:
"Если ты, дорога_, держишь это письмо в руке, значит я стал тем, кто ап этом _ично пАведует тебе… без сомненний, мене уже нет вживых, но, е… ли ты умная девачка, ты без т. уда праживешь эту жизнь, как положно. усть меня не был рядом, и я никода тебря не видил, я молю Бога лишь отом, чтобы ты была здорова и шастлива, не _ак твой дарогой дед. Ввиде подписи моя крофь.
Я завещаю тебе дом, живи и оберегай его. И прости мой ужасный итальянский, я совсем разучился на нем писать. Если я правильно на тебя рассчитываю, то ты найдешь достойное применение моим письмам. Сожги их. Увидимся на небесах, прощай".
Последние пять предложений были написаны абсолютно без ошибок, что шло вразрез с первыми. Некоторые буквы в словах отсутствовали из-за прожженных в потрепанном листе дырочек от сигарет. Видимо, старикашка курил, забывая вовремя стряхивать пепел. Остальные слова были со странными детскими ошибками.
Сыскав проблески подвоха и услышав шаги пятящейся разгадки, Маргарет, одержимая духом призрака Пуаро, принялась рассматривать это письмо более пристально и подробно, вертеть и крутить его в руках по-всякому. Неожиданно она закричала от шока, потрясенная, всплеснула руками и, прикрывая ими рот, лишь слабо проговорила: "Господи, ну конечно!"
Девушка выписала под письмом по очереди те буквы, которые нужно было исправить, затем те, что были прожжены пеплом, и те места, где должен был быть пробел. Удивившись сама себе, она получила четыре слова: "Яблоня, Сарай, Погреб, Шкаф".
Казалось, теперь ее снедало не только волнение, но и какое-то убийственно-пугающее нетерпение.
Глава 12
Открыв эту тайну, а вместе с ней и тяжелую крышку бункера, Маргарет еще долго не могла прийти в себя. Спустившись вниз, она обнаружила небольшую, темную, холодную комнатку со спрятанным за ширмой подобием канализации напротив лестницы слева и с исходящими прямо из смежной стены четырьмя крупными заржавевшими цепями. Стены были заставлены различными консервами и банками с какой-то пищей. На полу лежали матрац и пять теплых пуховых одеял. Рядом с этой импровизированной кроватью лежала стопка перевязанных кнутом толстых старых тетрадей. Поговаривают, что тогда к Маргарет и пришла эта жуткая, заставляющая стынуть кровь в жилах идея.
Присев сверху на расправленные одеяла, она принялась развязывать веревку, крепко сдерживающую, казалось бы, рвущиеся на волю чьи-то бушевавшие мысли. К своему великому удивлению, она обнаружила тот же самый кривой и плохо разборчивый почерк на итальянском. Тетрадей было ровно сорок, как и лет, которые дедушка Маргарет прожил в одиночестве.
Усевшись поудобнее, девушка с нескрываемым интересом начала читать. Не ощущая ни чувства голода, ни желания спать, она проглатывала страницу за страницей, все больше понимая тайну, ставшую причиной распада семьи. Все больше она понимала и своего деда - и находила с ним много общего: в его мыслях, рассуждениях, то, как он писал, то, что он чувствовал. Не замечая, как граница между реальностью и потусторонними рассказами дедушки стирается на ее глазах, погруженная в сочинения сицилийца, девушка уснула.
Один мой знакомый журналист утверждает, что когда дневники Маргарет были найдены, то самым первым, что там было написано, была благодарность ее дедушке за "желание начать писать собственную жизнь", мол, это он вдохновил ее описывать все, что произошло далее. Но дневники Маргарет запретили к публикации после семи скандальных статей, закрепивших уверенность в жителях города о сумасшествии женщины. Дневники были изъяты из рук журналистов федеральными властями и, по утверждению одних, были помещены в особый секретный архив; другие же заявляют, что письмена были уничтожены, сожжены. До сих пор нет достоверных фактов, подтверждающих хоть одну из версий, но легенда эта до сих пор порхает в воздухе над нашим не успокаивающимся городом; самый лакомый кусок для любого из журналистов - это обнаружить дневники погибшей Маргарет.
Не нашли также и дневников Лукаса Агостини. Все, что я описал, было со слов его внучки в тех провокационных статьях, что вездесущие журналисты таки успели опубликовать. Поговаривают, что Сицилийка, как ее негласно стали называть уже после смерти, боясь вслух произносить ее имя, запрятала куда-то эти дневники и нарочно не упомянула об этом на страницах своих записей, оставив на закуску народу еще одну покрытую мраком загадку.
Итак, Маргарет, проснувшись на следующее утро и обнаружив себя в темном холодном помещении, поднялась наверх, и как вы думаете что, месье Шварц? Нет, она не пошла обратно в дом, не кинулась бежать прочь, она плотно закрыла дверь сарая, затем закрыла дверцу погреба изнутри, а потом опустилась вниз и, по разным источникам, провела там около недели, зачитываясь безумными откровениями своего спятившего дедушки.
Выйдя на свет энное количество дней спустя, ослепленная и преображенная мрачной серьезностью, Маргарет лишь слегка прикрыла рукой глаза от яркого солнца и, пошатнувшись от глотков опьяняющего свежего воздуха, поплелась к зданию вокзала. В голове у нее роилось безумное количество самых изощренных мыслей, сводивших ее больное воображение с ума. Вернувшись домой, в свою съемную квартирку, она обнаружила письма от ее взволнованных коллег, подсунутые под дверь. В тот день Маргарет, появившуюся на работе как ни в чем не бывало, уволили, а ее столик отдали какому-то ехидно улыбающемуся клерку. Развернувшись на высоких каблуках, ни капли не расстроенная, она вышла из офиса и уверенной походкой прямиком зашагала к общежитию, где жил ее бывший возлюбленный.
Подкараулив его, она увидела весело шагающего и, к огорчению женщины, не убитого горем потери Мартина Криси, с самодовольной улыбкой на лице и без капли сожаления.
Одна женщина внутри Маргарет расстроилась, снова чувствуя дикую боль, царапающую ее вздымавшуюся от частого дыхания грудь. Напуская на свои медового цвета глаза полупрозрачную пелену слез, другая Маргарет, закрыв веки девушки, открыла их полностью почерневшими и лихо мерцающими дьявольскими огоньками.
Решение было принято. Окончательно и бесповоротно.
Глава 13
Девять лет спустя после того как Маргарет впервые открыла тайный бункер Лукаса Агостини, в последние жаркие дни лета в Лондоне приземлился небольшой чартерный самолет, прилетевший из Лусаки, столицы Замбии. Из него вышла женщина, лет пятидесяти пяти, темнокожая, в розовом брючном костюме и с не соответствующей деловому стилю, слегка аляповатой прической. В руках она несла кожаный кейс и, успешно пройдя таможню, села в ожидавший ее черный лимузин у дверей аэропорта.
Женщина устало откинулась на спинку сиденья и тяжело вздохнула. Казалось, ей было необъяснимо неприятно находиться сейчас здесь. Машина подъехала к посольству Замбии в Лондоне, и принявшаяся уже было выходить женщина на секунду остановила блуждающий взгляд, устремленный из-под черных ресниц, обрамлявших ее маленькие, близко посаженные глаза, на вдвое свернутом свежем выпуске лондонской прессы. В газетном объявлении, сверкавшем на первой полосе кричащими заглавными буквами, было написано: "Миллионерша убила своего мужа! Близится седьмое заседание по делу!". Под надписью была фотография женщины, лет тридцати, руки которой, одетые в наручники, держали решетки в камере зала суда. Несмотря на свой угрюмый и усталый вид, трудно было не заметить отличавшуюся какой-то особенностью красоту подсудимой. Заинтересованная женщина в лимузине взяла с собой газету и вышла из машины. Девять лет назад здесь, в холодной Англии, пропал без вести ее пасынок. Каждый день женщина корила себя за то, что отправила его учиться так далеко от дома. Звали ее Роуз Криси. И она вот уже несколько лет была вторым послом Замбии в Англии.
Посетив несколько деловых встреч, договорившись о еще нескольких, женщина наконец зашла в свой роскошный номер люкс в пятизвездочном отеле, оплачиваемый бюджетом страны. Заказав крепкий кофе, который она обычно выпивала перед сном, женщина надела очки для чтения и развернула газету, весь день манящую ее себя приоткрыть. Попивая вкусный английский кофе и держа газету другой рукой она скользила глазами по нашумевшим строчкам, вызвавшим общественный резонанс.
В газете статья о Маргарет Страйсберг занимала три страницы и была приправлена фотографиями. Вот фотография Маргарет за решеткой. Вот улыбающееся доброе лицо ее убитого мужа. Вот они вместе, обнимают друг друга и неподдельно смеются на фоне дождя, застигшего влюбленных врасплох. На третьей и последней странице была фотография маленькой девочки, лет семи-восьми, открыто улыбающейся объективу двумя огромными черными искрящимися глазами. Девочка, несмотря на светлый, слегка смуглый цвет кожи, обладала не совсем европейскими чертами лица, а более… африканскими. Под фотографией очаровательной малышки следовала еще одна кричащая надпись: "С кем останется ребенок миллионерши в случае признания ее вины?" - и далее небольшая заметка о том, что мать подсудимой уже забрала к себе девочку на неопределенное время.