- А я... - дрогнул, вдруг, мой голос. - Стах, я не хочу тебя обманывать. Поэтому я сейчас уйду, а ты больше... не приходи в мой лес. Очень тебя прошу, - все ж, встала я в полный рост и когда он ко мне развернулся... лишь простыня упала в его вскинутую руку... А меня там уже не было...
Когда я вынырнула с другой стороны, старуха, в той же сидячей позе еще спала. А потом я понеслась дальше, с отвращением вдохнув пыльный запах засыпанных меж стен опилок. И лишь оказавшись в заросшем акациями палисаднике, вспомнила про Тишка. Но, он и сам, следом за мной объявился, правда, с другой стороны дома:
- Госпожа, - прошипел недовольно.
- Какая я тебе госпожа? - сморщив нос, фыркнула я остатками пыли. - Нет у тебя госпожи. Одного господина хватит. Матаем отсюда, - и уже занесла над низкой оградой ногу, как бесенок меня больно за нее дернул. - Ты чего, рехнулся?
- На госпожу ты, Евся, точно сейчас не тянешь. Иначе бы сразу их заметила.
- Кого? - забыв про возвращенную "незримость", присела я в заросли.
- Вон там, - мотнул куда-то направо, своим козлиным носом бес. - Ты ведь мне запретила за тобой вовнутрь входить, а уши мне в другом месте пригодились. Вот я их и засек. Они давно в придорожной канаве сидят, от крапивы чешутся.
- Да кто там? - сквозь жерди ограды, попыталась я вглядеться в темноту.
- Двое. Наймиты - убийцы. И они сюда пришли, в этот дом. Да только знака все ждут от хозяйки, Бобрихи какой-то, чтоб влезть вовнутрь. Один другому сказал, что, когда она его подаст, повторяю дословно: "Главный уже будет безвреден".
- От Бобрихи, значит? - со злым прищуром вспомнила я большое старческое ухо у стены. - Ну, да не дождутся они его.
- А-а, так это ты ее усыпила, значит? - догадливо хрюкнул Тишок, а потом заскочил на оградку. - Тогда, нам здесь, и в правду, больше делать нечего. Матаем?
- Да нет, дружок мой, подельничек. А, вдруг, они без знака туда полезут? - зашарила я взглядом по земле и, вскоре, нашла, что искала, подбросив в руке, извлеченный из края цветочной грядки, тяжелый голыш. - Где ты говоришь, та канава? - спросила, уже стоя в полный рост. А потом и вовсе, выбралась на тропинку вдоль улицы.
- Вон там, у кустов, - в предвкушении веселья, запрыгал вокруг меня бесенок, тряся лапкой.
- Ага. Л-ловите, сволочи!
Камень ушел аккуратно в цель (сказались, все ж, тренировки) и в подтверждение, оттуда прытко ломанулись по улице два мужских силуэта, сопровождаемые моим пронзительным свистом и задорной бесовской погоней с улюлюканьем и парой назидательных пенделей каждому. А вот когда тот, из проулка ко мне довольный вернулся, настала и наша очередь матать. Тем более, створка ворот распахнулась, выпуская из темени двора сначала Стаха с мечом, а потом и вооруженного так же, Храна. Но, это я уже заметила, рванув в другой конец улицы, где колыхался под ветром, наш туманный тоннель...
Плакать мне больше не хотелось. Даже теперь, сидя на своем, окруженном со всех сторон озерной водой, камне. Хотя, решение, которое я приняла, еще тогда, услыхав его изумленное: "Евсения?!", ничем хорошим мне в жизни не отзовется. Бесенок, мой дружок и подельник, понял это немного позже, когда я, не сворачивая к собственному "жертвенному камню", прямиком из тумана направилась к озеру. Понял. Поэтому сейчас, пристроившись ко мне сзади за свое любимое занятие, лишь вздыхал, обдавая мою мокрую спину своим прохладным бесовским дыханием.
- Сколько ты их уже наплел, этих кос? - спросила с усмешкой. - Завтра опять долго распутывать придется.
- А ты не распутывай. Так с ними и ходи, - принялся Тишок за новую, отделив мне со лба очередную тонкую прядь. - Евся...
- Да?
- А что теперь с тобой будет? - спросил осторожно, и снова вздохнул, пустив мне по коже мурашки.
- Не знаю, - равнодушно пожала я плечами. - Видимо тоже, что и три года назад.
- Понятно... И ты все одно твердо решила? Даже, не смотря на это?
- Ага.
- А, может...
- Тишок, я сегодня чуть не убила человека. И, не просто, "человека", а... Да, в принципе, какая разница? Ведь, случись все, как обычно, остался бы он до утра и впрямь "безвредным". И что тогда? Двое убийц против одного храпящего Храна?
- Ты там и еще с кем-то познакомилась? - удивленно хмыкнул "цирюльник".
- Ага. Почти... познакомилась, - невольно я расплылась, вспомнив себя в роли "белой, порхающей бабочки"... А потом вспомнила его, Стахоса... Вот, совсем, некстати, вспомнила. Мне эти воспоминания сейчас лишь мешают. - Тишок, а как ты думаешь, то случайность была или что-то иное?
- Это ты о чем сейчас? - насторожился, вдруг, бесенок, даже косу плести прекратил.
- Про все. Про мое появление именно у этого человека, про тех убийц, поджидающих знака. Да и... - вдруг, впервые, всерьез, задумалась я. - Слушай, а почему ты меня все эти годы водил по своим тропкам именно к тем людям?
- А какие для тебя люди "те" и "не те"? Они ж в таком случае - все одинаковы?
- Для меня, да. Но, ты ж их как-то выбирал? - не отступилась я. - Почему именно к ним меня приводил?
- Евся, а какая теперь-то для тебя разница? Ты ж у нас... помирать собралась, - угрюмо отозвался бес. - Это, конечно. Но, пока-то я еще жива? И, понимаешь, в голове что-то крутится, какая-то ненормальная мысль, а ухватить ее не могу. Как тебя, порою, за твой длинный хвост... Ты меня слышишь?.. Тишок?.. Ты где? - круто развернулась я на камне, чтобы увидеть лишь расходящиеся по озерной воде круги. - Ну, прохиндей. Опять твои тайны...
ГЛАВА 11
Сегодняшнее утро я встретила, не в пример прошлому - бодрствуя. Сидела на подоконнике и, обхватив руками одну ногу, болтала на улице второй - надо же начать первый день своей новой, не "сорной" жизни, подобающе. Какой бы короткой она в итоге не оказалась. На душе было на удивление тихо. Будто я зашла сейчас в высокую-высокую каменную башню, замкнула за собой дверь, а единственный ключ от нее выбросила в окно - далеко в пропасть... "Башня... Еще бы дракона огнеплюйного на цепь у входа посадила, для пущей уверенности. И чтоб все рыцари в округе от проказы слег...", - замерла моя нога в своем полете. - "Что там с этими рыцарями?.. А на... рыцаре?.. - невидяще вперилась я в оконный косяк, а потом громко выдохнула. - Заслонка... Жизнь моя, пожухлый лист... Ох, и рано ты помирать собралась, полуумная полудриада. А, вдруг, да, запасной ключик есть?.. Адона! - сдуло меня с подоконника, как раз в тот момент, когда раскаленное до красна, огромное солнце, начало свой подъем из-за гор...
Нянька моя, драгоценная, невзирая на "особость" дня или его "обыденность", каждое утро свое начинала еще раньше. Это исключением тоже не стало, окунув меня сразу с лестницы в густой оладьевый аромат. Я со всего маху чмокнула ее в разгоряченную жаром от плиты щеку и выдала последнюю новость:
- Адона, я больше не буду "платить" за свой покой. Всё, кончились мои туманные прогулки. И это решение - окончательное... Ты чего?.. - и замерла растерянно в крепких ее объятьях. - Адона... Это что? Ты меня сейчас жалеешь или так... радуешься?.. Радуешься?.. Нет, я же вижу, что, не жалеешь. А больше у меня вариантов нет... Ой, оладьи горят... Да, давай я тебе помогу...
А к тому времени, как вся моя последняя "туманная прогулка" была выложена дриаде вплоть до "убийственных" подробностей, в дом вошел батюшка Угост. Волхва не было на озере целую ночь. В общем-то, ничего необыкновенного - он часто по своим делам с закатом уходит, нам не докладываясь: куда и насколько. Но, теперь, по его хмурому обличью мы с Адоной, перекинувшись через стол взглядами, обе пришли к мнению: "Лучше помолчать". Хотя, думаю, у няньки моей это всегда удачнее получалось. А вот у меня и сегодня не вышло:
- А скажи ко мне, чадо, не поленись, - с расстановкой, начал батюшка Угост, усаживаясь напротив меня за стол. - Ты и в правду, решила участь свою еще более усугубить?
- Ну... Если вы про мой отказ от ночных хождений по... В общем, да, - лишь на последнем слове, осмелилась я поднять на старца глаза.
- Да, неужто? - удивленно всплеснул он своими жилистыми руками, заставив меня ответно вздрогнуть. - И как ты теперь бытность свою представляешь?
- Если честно, то, пока, смутно. Поживем - увидим.
- Ага... И долго ж ты "жить" вознамерилась? Або запамятовала, как корчилась на одре да стонала, Морану - избавительницу к себе призывая? - сощурился на меня волхв.
- Нет, от чего ж? Я все прекрасно помню... кроме своих взываний к языческой богине смерти, - неожиданно для самой себя, окрысилась я. - Но, к прошлому своему возвращаться не хочу. И не буду.
- Не будешь? Да что же ты за создание такое, безгодное, ежели за свою собственную жизнь побороться невмочь? Неужто и такие малые жертвы тебе не по силам? Ведь только и требуется - приносить иногда дань к алтарю, да и бегай после по своим лугам.
- А если я не хочу больше бегать по "своим" лугам? Если я хочу и другие луга? И реки другие и леса? А уж, коли не выйдет у меня побороть свою... "проказу", тогда, пусть лучше смерть, - сопя от нахлынувшей злости и обиды, закончила я, невзначай бросив взгляд на застывшую у стола Адону. Дриада стояла сейчас, сбоку от волхва, сжимая в руках тарелку с оладьями и в глазах ее, зеленых, вперенных в старца, было столько ненависти, сколько я раньше никогда и ни у кого еще не видала.
- А я говорю, смирись! - отвлек меня в следующий момент сильный удар волховецкого кулака по столу. Кружка, стоящая прямо перед ним, высоко подпрыгнула и брусничный морс из нее, волной выплеснулся в мою сторону, заставив инстинктивно выставить перед собой ладонь... - Ча-адо... - замерли мы все трое пораженно, наблюдая за тем, как "клякса" из морса, зависнув перед моей рукой, дождем осыпается на стол. - Евсения, ты... - лишь, когда последняя из капель булькнула в тут же растекшуюся по доскам стола лужу, выдохнул волхв. - Ты подумай хорошо, а я... я тебе и вдругорядь... готов помочь, - встал он и быстро вышел вон, на улицу.
- Адона, а что это он так разошелся, а? - обернулась я к своей няньке. - А потом сразу стих? Признал родную магию?.. Только у меня, знаешь, такое чувство, будто батюшка Угост сильно испугался. И... - шлепнулся на стол рядом с лужей маленький кузовок, сопровождаемый выразительным Адониным взглядом. - За яйцами?.. Хорошо, хоть, доесть успела, - вздохнув, поднялась я с лавки...
И поскакала по уже привычной своей дороге: лес - тетка Янина - Любоня - лес, никуда более не сворачивая. Один лишь раз нырнула в узкий весевой проулок, пропуская, неспешно едущего по улице на своем гнедом, Леха. "Ничего так, с прямой спиной в седле сидит, кручины тяжкие к земле не пригибают, хотя...", - хмыкнула ехидно, на всякий случай, в ладошку. - мозг себе последний, наверное, доломал, вспоминая наши с ним "любовные" подробности", - и припустила дальше, в совершенно противоположном от бывшего ухажера направлении.
А вот у подруги моей пришлось встрять по самые уши. Точнее, мне сначала на них "сели". И, к сожалению, не Любоня. Потому как в тереме ее высоком второй день шло развеселое гулянье - "День рождения" дорогого жениха. У нас в веси такие праздники - не в ходу. Все больше "Дни" разных богов отмечаются, а вот здесь, видно, пришлось Вилу сделать исключение. Да, судя по "несвежему" румянцу порядника, оное ему явно, было в радость. А уж каким "радостным" был сам жених...
Тетка Вера тут же усадила меня за общий стол, рядом с ковыряющейся в пироге Галочкой и заставила черпать огромной ложкой из огромной тарелки холодник. Я же, вздохнув, немедля пристала к дитю на предмет: "Где ж ее старшая сестрица". Та окинула скучающим взором все застолье и пожала плечиками:
- Не знаю. С самого утра была. Вчерашних гостей из Букоши провожала. Потом новых встречала. Потом... а, потом посуду на кухне мыла и... да, еще курицу жарила, тоже на кухне.
- Понятно.
- А ты посиди здесь со мной. А то мне надоело на них пялиться. Русана нет, а...
- А где ж он? - встрепенулась я.
- А-а, - смачно зевнула Галочка, - Любоня говорит, жених ейный его за какой-то оказией в Бадук услал, еще вчера. А то я б хоть с ним сейчас поболтала...
Ну, я и посидела... недолго. Да и не сильно приятно мне самой было на все это веселье "пялиться". Незнакомые люди, одетые кто богато, кто попроще, но, все громкоголосые и непривычно для Купавной, чванные... А, может, это у меня, просто, ко всем им такое отношение, потому как они Ольбега гости?.. Последней же каплей стал он сам, появившийся из-за кухонной занавески. И по его довольному виду... Нет, или у меня, точно, к нему особая неприязнь, или я это почуяла...
- Ой, да что ж вы молчали то? - вскинула свои полные руки тетка Вера и покаянно покачала головой сидящей напротив нее даме в цветастой кофте. - Сейчас еще грибочков принесу, раз понравились, - и приподнялась с табурета.
- А не надо спешить... мама, - ухватившись, после легкого качка в сторону, за всё ту же несчастную занавеску, хмыкнул Ольбег. - Я сам... обслужу. Мигом, - и снова за ней исчез.
- Тетка Вера, - по-петушиному, выдала я, подрываясь из-за стола. - Я тоже на кухню. Я сама себе все принесу.
- Ага, Евсенька. Будь добра, - каким-то, тоскливым взглядом проводила меня женщина.
А через мгновенье у меня самой взгляд... изменился, увидав, по какой оказии дорогой подружкин жених так на кухню рвался - она сама, застывшая сейчас у плиты, с красным от стыда лицом и жутью в глазах.
- Любоня! - голосом, каким орут: "Пожар!", возвестила я о своем присутствии. Ольбег от девушки неуклюже отшатнулся, скользнув напоследок по ее груди рукой. - Я к тебе... в помощь.
- Евся! - голосом не лучше, отозвалась она мне, шустро махнув на встречу. - Я здесь жарю... Матушка велела.
- Иди отсюда.
- Чего?
- Иди отсюда. Я сама... дожарю, - выдернула я из ее руки деревянную мешалку.
- Евся, а как же...
- Иди, - процедила сквозь зубы, правда, уже Любониной взметнувшейся косе и нашла взглядом рукоблуда. - В сторонку отойдите, а то, боюсь, жиром забрызгает.
Ольбег удивленно хмыкнул и, сгрузив на пол пустую бадейку, пристроился рядом, на освободившейся лавочке:
- Евся. Вас... тебя, кажется, так зовут? - всерьез заинтересовался он, теперь моей персоной.
- Ну да. Именно так, - внимательно разглядывая куски курицы на большой сковороде, протянула я, решая в это время: "Сейчас его усыпить или, когда подальше от горячей плиты будет". Ольбег же, не мешкая, продолжил:
- А почему ты у меня в гостях никогда не была? Подруги моей невесты - мои... подруги. Ты знаешь... - замахнул он одну ногу на другую и свесил с нее свои длинные руки. - Я всегда рад гостям. И у меня есть, чем их удивить.
- Охотно верю, - вариант с немедленным "усыплением" все навязчивее долбился мне в голову. - А вы, случайно, не вдовец?
- Я? Вдовец? - удивленно приподнял мужчина бесцветные брови. - Что ты, деточка. Я, конечно, понима-аю, про меня здесь, в вашей глуши, всякое треплют. Но, вот в чем не замешан, так во вдовстве. И если и могу... "замучить" женщину, то, только в одном месте. И я уверен, ты знаешь, в каком, - совсем уж похабно расплылся он, покачивая одним коленом.
- Это я такая догадливая или испорченная? - в ответ, сузила я на мужчину глаза.
- Ты, несомненно, полна всяческих достоинств. К тому же, в наш просвещенный век, даже ваша глушь живет в этом вопросе по-новому. Так что, еще раз тебя приглашаю: загляни на мой, пока еще, холостяцкий, огонек.
- Да что вы? Какая непосильная для меня честь, - ну, сволочь, держи. - Ой, а у меня на ладони перышко. Сейчас я его на вас сдую. Ловите... ртом... Ага. И главное, во сне вправо не кренитесь...
Любоню я нашла вскоре, все на том же длинном бревне за огородным тылом. Правда, на этот раз, без одуванного венка и в слезах:
- Ну, ты чего, подружка, - бухнувшись рядом, обхватила ее за вздрагивающие плечи. - Что, сильно худо?
- Угу, - пробубнила она в свои ладошки, а потом и сама меня обняла. - Ой, Евся, если б ты знала... Как худо то...
- Ну, а если худо, так откажись от него.
- От кого? - испуганно отстранилась Любоня, даже реветь перестала.
- От жениха, - опешила я.
- А-а... А я думала, ты про Русана... А его теперь и вовсе здесь нет, - всхлипнула, вытирая глаза.
- Я знаю. Мне Галочка сказала. И надолго он в Бадук сослан?
- Ты тоже думаешь, что Ольбег его специально туда спровадил?
- Не-ет, - удивленно протянула я. - Просто, слово вырвалось.
- Вырвалось... А я вот думаю, что специально... - протяжно вздохнула она, а потом, уж совсем неожиданно, расплылась. - Евся... А ведь тогда, в Купальную ночь... Он ведь меня нашел.
- Да ты что? - постаралась я удивиться.
- Ага... И ты знаешь, какой он... Он мне во всем признался. А потом... Ой, подружка моя дорогая, как же хорошо нам тогда было. И я так рада, что он у меня - первый, мой единственно любимый мужчина... Но, я не думала, что после той ночи... Я теперь совсем не могу его терпеть, своего жениха. Раньше, до рук Русана и губ его ласковых, думала, что смогу. А теперь точно знаю, что нет на то сил моих, - полился новый ручей из слез.
- Любонь, ну а, если, ты это знаешь, так почему ж не откажешься от своего замужества? И вообще, что Русан про все это говорит?
- Русан говорит, что... - вдруг, замолчала она. - ... Он говорит, что любит меня.
- А еще что говорит?
- И все, - расширила она на меня глаза.
- Как это, "все"? Раз любит, пусть сам тогда и женится. Ты ему говорила, что Ольбег тебе не мил?
- Не-ет. Так-то ж и так понятно. Иначе, разве б стала я с другим втихомолку любоваться? Для меня то - святой запрет, непростительный. До свадьбы - можно. Но, только с любимым... Или с женихом, - потерянно выдохнула она.
- С двумя сразу что ли? - недоуменно скривилась я. - В твоем-то случае так и получается. Любонь, чего ты молчишь?.. Ольбег что, тебя в кровать затащил, пока у вас столовался?.. Любоня?
- Нет, - отрешенно качнула она головой. - Но, он меня в гости к себе зазывал. И сказал, чтоб я вечером приезжала, после заката. И без Галушки.
- И что, ты так и сделаешь? - даже перехватило у меня дыхание.