Она рискнула бросить быстрый взгляд через плечо и поняла, что Гвен права. Уилл смотрел на нее. Майя вздохнула. Если она действительно ему нравилась… Большую часть своей жизни она прожила с людьми, которые относились к ней холодно и равнодушно, с которыми она чувствовала себя несчастной. И именно эти слова как нельзя лучше могли описать человека, переступившего порог ее дома в воскресенье. Даже самый привлекательный мужчина на свете не мог бы заставить ее повторить этот опыт.
Но она видела, что за последние несколько дней Уилл изменился, видела свет в конце тоннеля, дававший надежду, что его холодность не навсегда. И все же ей было чего опасаться. Потому что, даже если бы оказалось, что Уилл открыт для отношений, возникал другой вопрос: хочет ли он отношений с ней?
– Итак, ты ему нравишься и, судя по твоим покрасневшим щекам, он тебе тоже. Тогда что вас останавливает?
– Гвен. – Майя понимала, что должна перенаправить мысли Гвен, да и свои собственные, в иное русло. – Между нами совершенно ничего не происходит. Как твои дети?
– О, у них все прекрасно. Собственно, о них я и хотела с тобой поговорить. Ты помнишь, что в эти выходные мы отмечаем день рождения Дилана? Я была уверена, что обо всем позаботилась, заказала праздничные пирожные. Но только что я встретила Элейн из кондитерской, она сказала, что я ничего не заказывала. В эти выходные она обслуживает свадьбу, и ей некогда заниматься моими пирожными. Я на кухне полнейший профан, поэтому подумала, может быть, ты…
Гвен все больше волновалась, повышала голос и все сильнее размахивала руками. Майя не могла видеть, когда кто-то расстраивался, особенно если могла помочь. Она предчувствовала, чем все закончится, и даже не зная, сможет ли справиться, понимала, что ответит "да". А что еще она могла сделать? Если хочет, чтобы Гвен и дальше оставалась ее подругой, надо найти способ ей помочь.
– Конечно, я могу испечь пирожные, Гвен. Если ты это имеешь в виду.
– О, Майя, я так тебе благодарна. Дети любят твою выпечку, они будут очень довольны. Ты моя спасительница. Не знаю, что бы я без тебя делала.
Майя продолжала улыбаться, пока Гвен не умчалась в сторону парковки, и старалась не думать о том, что будет, если она вставит в свое расписание еще сотню пирожных. Оно и без того достаточно напряженное из-за плановых занятий с клиентами и необходимости подготовиться к частным визитам, ожидавшимся на следующей неделе. Оставался еще благотворительный обед Уилла, если его обучение завершится успешно. А что оставалось делать? Сказать "нет"? От этой мысли она поморщилась.
– Что-то случилось?
Уилл появился у нее из-за спины. Его лицо выглядело спокойней, чем когда он уходил. Майя подавила вздох разочарования. В очередной раз, как только он столкнулся с тем, о чем не хотелось думать и что чувствовать, он, вместо того, чтобы поделиться с ней, уходил и возвращался спокойным и отстраненным.
– Ничего. – Она размышляла о том, как изменить расписание, чтобы выкроить время для пирожных.
– Это мама Дилана и Кэрис? Она вас чем-то расстроила?
В его голосе звучала искренняя озабоченность, а когда рука легла ей на плечо, Майя так удивилась, что в недоумении уставилась на него. Как он это делал? То превращался в бесчувственный автомат, то снова становился человеком. И так без конца. Это совершенно сбивало с толку. Невозможно понять, с каким Уиллом столкнешься в следующий момент.
– Я вовсе не расстроена. – Она почувствовала тепло, волнами растекавшееся от его пальцев по всему телу.
– Тогда почему у вас такой серьезный вид?
Эти слова вернули ее к реальности. Майя взглянула туда, где его рука касалась ее плеча, и с удивлением увидела, что кожа выглядит как обычно. Она уже была готова увидеть пробегающие по ней волны.
– Она хочет, чтобы я испекла пирожные ко дню рождения Дилана в следующее воскресенье. – Ей не удалось скрыть легкую дрожь в голосе. Интересно, заметил ли ее Уилл. И, если да, понял ли причину.
– Но у вас наверняка нет на это времени. Вы говорили, что у вас очень напряженное расписание. Как я понимаю, пришлось ей отказать.
– Видите ли, я не могу отказывать, если в состоянии помочь.
– Но мне вы отказали.
Слова Уилла удивили ее. Она посмотрела ему в глаза. Он произнес их тихо и мягко, без тени злости, но Майя почувствовала обиду.
– Это совсем другое дело.
К тому времени он уже успел обидеть ее так, что дальше некуда. Отказался пробовать еду, отказался дать ей шанс. Уилл посмотрел на нее долгим взглядом, будто пытался понять, что значат ее слова.
– Ладно. Интересно, как часто такое случается? Непредвиденные обстоятельства. Спешка. Чужие дети, которых не с кем оставить. Пирожные. И вы никогда не отказываете?
Майя скрестила руки на груди, чувствуя себя неловко от того, какой оборот принимал разговор. Конечно, не отказывает. Не может же она всю жизнь провести в одиночестве. Она готова помогать людям и терпеть некоторые неудобства ради того, чтобы иметь друзей. Людей, которым она небезразлична. На этой неделе ее помощь понадобилась ему, а не ей, и он не имеет права ее судить.
– А что в этом такого, Уилл? Просто я помогаю друзьям, если могу.
Видимо, такого объяснения оказалось недостаточно, потому что он приблизился еще на полшага и, не сводя с нее взгляда, провел рукой по волосам. Его рука замерла на шее.
– И она этим пользуется.
Конечно, он не прав. Гвен нуждалась в помощи. Майя не понимала, что его так раздражает.
– Это никак не отразится на ваших занятиях, если вас беспокоит, что…
– Меня беспокоите вы.
Уилл снова шагнул вперед и попытался взять ее за руки, но на этот раз отшатнулась Майя. Ее поразило чувство в его голосе.
– Я просто стараюсь быть хорошим другом. – Его слова так потрясли ее, что голос дрогнул. Она невольно задумалась о дружбе с Гвен в поисках доказательств, которые могли бы переубедить его.
– Дело не в ней. Дело в вас. В том, что вы готовы услужить ей, услужить каждому. Вы действительно считаете ее хорошей подругой? Или она просто использует вас, зная, что вы не можете отказать?
Майя судорожно пыталась вспомнить случай, доказывающий, что он ошибается. Неужели Гвен действительно использовала ее? Майя никогда не рассматривала их дружбу под таким углом, никогда не задавалась вопросом, что плохого, если соседка просит оказать ей любезность. Считала, что каждый из ее друзей сделал бы то же самое, если она попросила. Просто ей никогда не хотелось доставлять людям лишние хлопоты.
– Это не так. – Теперь ее голос звучал тихо и неуверенно. Зачем он пытается все испортить? Какое ему дело? – И не надо делать вид, будто она поступает нехорошо.
– Я не говорю, что она поступает нехорошо, просто вы ведете себя неправильно.
– Это смешно. Зачем вы пытаетесь выворачивать все наизнанку?
– Майя, проблема не в том, что вы делаете, а в том, почему вы это делаете. Докажите, что я не прав. Почему вам так трудно сказать "нет"? Почему вы так отчаянно стараетесь ублажить соседку?
Мои родители… Она отмахнулась от этой мысли, не позволив ей сформулироваться окончательно. Какое отношение имели родители к пирожным? Если не считать рождественских открыток и пары чеков, Майя уже много лет с ними не общалась, почти не думала о них, хотя и не оставляла попыток произвести на них впечатление, заставить полюбить ее. Спокойное лицо Уилла никак не соответствовало той боли, которую причинил его вопрос.
– Хватит. – Бросив это слово, она выхватила у него ключ от машины и пошла в сторону парковки. Напрасно он пытался звать ее. Слезы застилали ей глаза, она старалась сдержать их. Понимала, что слезы ничего не решают. Единственное, что она могла сделать, чтобы не расстроиться окончательно, – продолжать вести себя так, словно у нее все хорошо и она счастлива. Именно так она поступала уже многие годы, пытаясь отогнать мрачные тени детства. Однако ему удалось увидеть ее насквозь.
Уилл стоял посреди рынка и смотрел, как она уходит. Он разрывался, не зная, что делать, бежать за ней или дать время побыть одной. Шевельнувшееся в груди чувство вины говорило о том, что он зашел слишком далеко. И никуда не спрятаться от той боли, которую увидел на лице Майи. Понимание того, что он с ней сделал – и не впервые, – было просто убийственным.
Он вовсе не собирался критиковать ее, не думал причинять боль. Он искренне забеспокоился, увидев, как она разволновалась после встречи с Гвен. Ему захотелось объяснить, что она не обязана соглашаться всякий раз, когда ее о чем-нибудь просят. И только начав говорить, понял, что снова наступил на те же грабли. Майя озабочена вовсе не тем, чтобы чему-то его научить. Она просто не может вынести, что ему не понравилась ее еда, и хочет заставить изменить свое мнение.
Уиллу вспомнился ее взгляд в тот день, когда они встретились впервые. Впрочем, тогда он еще не знал ее настолько, чтобы понимать, как сильно ее задело его равнодушие, что он не сказал ни слова похвалы. Но теперь он видел, ее очень волнует чужое мнение. И совсем не так, как волновало людей, с которыми он привык общаться, которые ждали одобрения от начальника или хотели, чтобы их похвалили в прессе.
Когда Майя не чувствовала одобрения со стороны других людей, или ей казалось, что они разочарованы в ней, она испытывала настоящую боль. Эта мысль заставила Уилла поморщиться. Он уже давно знал, что нет смысла пытаться всем угодить. Пройдя через череду детских домов и приемных семей, он понял: как бы ни старался хорошо себя вести или понравиться, – это не важно. Не важно даже, любили его люди, с которыми он жил, или нет. Ему всегда доставалась боль.
А Майя… Дело даже не в том, что она наверняка пыталась ему понравиться. Один ее вид, запах вызывали у него улыбку, хотел он того или нет.
И даже если прав, критикуя ее, он чувствовал себя виноватым за то, как говорил с ней. На душе скребли кошки.
Уилл медленно пошел к машине, понимая, что на его слова повлияли собственные воспоминания. Увидев машину, по-прежнему стоявшую на парковке, он облегченно вздохнул и постучал в окошко. Майя открыла дверь.
– Извините. Меня занесло.
Она медленно кивнула. Уилл поспешил забраться на пассажирское сиденье, пока она не передумала, повернулся к ней, не зная, чего ждать дальше.
– Занесло, да, хотя, возможно, вы в чем-то правы. Он хотел помочь, показать, что она не должна постоянно пытаться угождать всем и каждому. Дружба – это улица с двухсторонним движением, но рикошетом задел ее. Уилл почувствовал странный зуд в руках и понял, что избавиться от него можно только одним способом: обнять ее, прижать к себе и постараться успокоить. Но как? К чему бы это привело? Одним прикосновением это никогда не ограничивается, он знает. Желание, которое уже несколько раз вспыхивало в нем, когда они касались друг друга, подсказывало, чего ему опасаться. Стоит обнять Майю, и он больше не захочет ее отпускать. А это большой риск.
Уилл открыл рот, но она покачала головой.
– Не надо, Уилл. Не сейчас. Давайте просто поедем домой.
Они вернулись в коттедж. Майя прошла на кухню, чтобы отнести пакеты с едой, которую они купили. Уилл следовал за ней на некотором расстоянии. Понимал, что лучше уйти; он наговорил лишнего и слишком взволнован. Но ему не хотелось. Теперь страх остаться наедине со своими воспоминаниями соперничал с опасениями, что Майя его прогонит и он больше никогда ее не увидит.
Уилл слегка передернулся. Пятнадцать лет назад он поклялся, что больше не подпустит к себе никого, чья потеря могла бы причинить боль, но за последние несколько дней Майе каким-то образом удалось преодолеть защитные барьеры, которые он выстроил вокруг себя.
Он подумал, как вернется к прежней жизни, серой, холодной, унылой. И вдруг понял, что без Майи, яркой, теплой, страстной, больше не представляет свое существование. Не хочет жить, как раньше, до нее. Он даже готов рискнуть и подумать о жизни с ней.
Наконец Майя вернулась из кладовки и увидела, что он стоит, прислонившись к рабочему столу.
– Что теперь? – спросила она.
– Извините. Я не должен был говорить того, что сказал. Можно, я сделаю чай?
Она рассмеялась. В этом странном нервном звуке слышались слезы. Чай? Это выглядело немного смешно. Но именно так поступала Джулия, и Уилл не мог придумать ничего другого.
– Значит, чай? Именно это порекомендовала бы Джулия?
Уилл понял, что она упомянула имя его приемной матери в качестве вызова. Если он хочет остаться, они не могут от этого уклониться. Он не мог уклониться от нее. В конце концов, им придется поговорить. Именно он довел дело до этого, затронул личное. Заставил Майю вспомнить о родителях. Хотя вряд ли она испытывала большее желание говорить о них, чем он о своих. Но если они хотят дотянуть до конца недели, он должен перестать избегать этой темы.
– Может быть, она считала, что иное можно исправить даже чашкой чая.
– Как я уже сказала, она, видимо, была очень разумной женщиной. Расскажите о ней.
При любом упоминании о Джулии сердце Уилла непроизвольно сжималось. Он отчаянно боролся с этим ощущением, пытаясь изгнать ее из груди. Научился этому еще в пятнадцать лет и с тех пор постоянно практиковался. Но что он мог сделать с тем, о чем просила Майя? Если откажется, она бросит с ним возиться и попросту выставит. А если он вернется в город, не договорившись с ней, это будет означать крах карьеры и конец проекта "Дома Джулии". Так, по крайней мере, Уилл объяснил себе, почему намерен это сделать, почему, перебирая слова и воспоминания, ищет, с чего начать. Почему так отчаянно хочет остаться и не может даже думать о том, чтобы уйти.
– Я оказался в приюте, когда только начал ходить.
С этими словами Уилл сел за стол и принялся теребить ручки чашек и чайника. Сосредоточенно смотрел на них, не решаясь взглянуть в глаза Майе. Она сама потянулась вперед и кончиками пальцев коснулась его руки. Сначала он подумал, что это случайное прикосновение, возможно, она хотела взять чайник. Но ее пальцы сплелись с его пальцами, и он ощутил нежное пожатие.
– Я так никогда и не узнал причину, по которой меня забрала социальная служба, но тогда для меня не нашлось приемной семьи, и следующие несколько лет я жил в приюте. Думаю, чем дольше я находился там, тем сложнее становилось найти желающих меня забрать. Когда мне исполнилось двенадцать, в приют приехала Джулия со своим мужем Нейлом. Они хотели стать приемными родителями и искали для себя подходящего ребенка. Не знаю, что она во мне нашла.
Майя чуть сильнее сжала его пальцы и провела подушечкой большого пальца по его ладони, Уиллу показалось, что он тонет в ощущениях. Это прикосновение давало все: поддержку, сочувствие, смелость, силу. В конце концов он поднял глаза и встретился с ней взглядом. В ее лице не было ни капли злости, ни следа от обиды, которую он нанес ей. Глаза смотрели печально, но он почему-то знал, что это его печаль отражается в них. С самой первой встречи она побуждала его открыться, довериться ей, дать волю своим чувствам. И теперь, когда он это сделал, не собиралась уклоняться. Протянула ему руку, словно якорь, и слушала.
– Я не прилагал никаких усилий, чтобы понравиться Джулии. К тому времени я старался не поднимать головы и считал дни до того, когда смогу выйти из приюта, бросить школу и стать независимым. Она заговорила со мной, но я не придал этому особого значения. А через несколько месяцев мне сказали, что они хотят меня забрать.
Уилл вздохнул и пожал руку Майи, будто хотел занять у нее силы. Он понимал, что должен выложить все про ошибки, неуверенность и страхи, которые заставили его сказать слова, так ее обидевшие, и надеялся, что Майя сможет его простить.
– Возможно, в них было что-то особенное, что заставило меня сделать еще одну попытку. Или я просто решил, что это мой последний шанс иметь семью. Я прожил с ними два года, а потом Джулия заболела. Нам потребовалось много времени, чтобы почувствовать себя семьей, и, да, сам не знаю как, у нас получилось. Я гулял с Нейлом в парке и помогал Джулии на кухне. По воскресеньям мы ездили по магазинам и делали самые обычные дела, о которых я многие годы даже не имел понятия.
Наконец-то у него есть семья, место, где его будут любить и где он в безопасности. Он даже имел смелость полюбить их в ответ. И это самая большая ошибка.
– Когда Джулия заболела, никто из нас не предполагал, что все обернется так плохо. Опухоль обнаружили достаточно рано, и нам сказали, что прогноз положительный. А потом оказалось, что это означает долгие мучительные годы страданий для нее и всех нас.
Сначала Уилл стал замечать, что приемная мать становится все худее и бледнее. Потом у нее стали выпадать волосы. А потом, когда последний раз попрощался с ней, Уилл обнаружил, что его приемный отец тоже ушел… ушел в темное страшное одиночество, где не было места для приемного сына. И тогда он снова оказался в приюте.
В тот день, когда Уилл вернулся туда, он принял два важных решения. Первое – воспоминания не могут дать ничего, кроме боли, поэтому лучше спрятать их как можно дальше. Второе – он больше никогда не допустит, чтобы тот, кого он любит, мог от него уйти. Единственный способ, гарантирующий это, – больше никогда никого не любить.
Свое первое обещание он целиком и полностью нарушил сейчас и не видел способа это исправить. Однако второе еще возможно сдержать. Он просто должен снова взять себя в руки и держать Майю на безопасном расстоянии. Если удастся дотянуть до конца недели и уговорить ее взять на себя благотворительный обед, больше никогда не придется встречаться с ней.
– Уилл, мне очень жаль, – сказала Майя, и по слезам, дрожавшим у нее в глазах, он увидел, что каждую каплю его боли она чувствует, как свою. – А что случилось с вашим приемным отцом, с Нейлом?
– Нейл – это другая история. – Уиллу не терпелось закончить разговор, он надеялся, что рассказал достаточно, чтобы она его простила. – Давайте оставим это для другого случая? На сегодня мне…
– Уже хватит. Понимаю.
– Скажите, что вы запланировали для нас на вечер? – Уилл быстрым движением высвободил пальцы из руки Майи и крепко обхватил чашку. Даже обжигающий жар фарфора не смог скрыть от него ощущение странной пустоты.
– Э-э-э, я хотела, чтобы мы занялись выпечкой. И смутилась, когда поняла, что держала его за руку, пока он сам не убрал ее. Уилл постарался не замечать, как она покраснела.
– Выпечка, хорошо.
– Думаю, мы могли бы попробовать испечь несколько разных видов хлеба. У меня появились кое-какие идеи, когда мы были на рынке, очень бы хотелось их опробовать.
– Хорошо. – Уилл еще крепче сжал чашку и заметил, как ее взгляд скользнул по его побелевшим костяшкам. Она не могла не заметить напряжения, повисшего в воздухе, но он отказывался признаваться себе в этом. Не мог поступить иначе, желая уцелеть.
Майя принялась рассказывать о различных видах хлеба. Ее голос звучал беспокойно и неуверенно. Когда казалось, что он не замечает, она бросала на него косые взгляды. С каждым словом Уилл все дальше и дальше отталкивал ее от себя в своем сознании. И, как он предполагал, его мир становился все более унылым и холодным. Но он привык жить в этой серости. Если бы не сделал этого сейчас, не защитил себя, позволил чувствам взять верх, он бы не выжил.