Наверное, все дело в Эбби, если уж быть честным с собой. Хотя он не признавался в этом никому, она была его любимицей, как Джош был любимчиком Сары. Наверное, такое разделение часто встречается в семьях с двумя разнополыми детьми. Отец с обожанием относится к девочке, а мать - к сыну. Так было в семье его родителей. Результат не оправдал себя: слепое обожание матери, казалось, выстроило глухую стену между Беном и его отцом, который испытывал постоянную ревность. Стена, о которой подумал Бен, к слову, так и не была разрушена.
Бен собирался сделать все, что в его силах, чтобы не допустить повторения такого сценария в его семье. Действительно, он и Джош ладили великолепно. Он любил своего сына очень сильно, но эта любовь имела другую природу, чем его чувства к Эбби. Дочь всегда была необыкновенно легкой. Она поддерживала его своим непринужденным отношением к жизни. Теперь же, когда Бен увидел, что свет, исходивший от нее, будет озарять жизнь кого-то еще, он физически ощутил, как тени над ним сгущаются. Бен вспомнил слова из "Пророка" Калила Джибрана, которые иногда любил цитировать. Их впервые произнес Мартин, его лучший друг, деловой партнер и крестный отец Эбби, на крестинах его девочки. Слова были о том, что родители не должны думать, что они властелины собственных детей; они лишь лук, который дает стреле полет. Бен верил в истинность этого высказывания. Но никто ему не сказал, что делать бедному незаряженному луку без стрелы. Когда его миссия будет выполнена, что дальше? Его просто бросят в угол, где он будет покрываться слоем пыли?
Собственный эгоизм поразил Бена. Он решил, что ему предстоит избавиться от этого ощущения. Одним глотком Бен допил пиво и поставил бутылку на стол. Карен отошла от него и разговаривала с кем-то из отдыхающих. Проходя сквозь толпу, он то и дело откликался на поздравления с днем рождения. Гости с улыбающимися лицами желали ему счастья и здоровья. В этот момент он заметил Эбби, которая поднималась по ступенькам крыльца. Она была одета в голубые джинсы и бледно-розовый топ, который открывал ее живот и бедра. Его дочь выглядела потрясающе. Увидев отца, Эбби подошла к нему с распростертыми руками.
- За что мне столь приятная награда? - спросил Бен.
- Просто так. У тебя такой вид, будто ты нуждаешься в небольшой поддержке.
Он отстранил ее от себя, чтобы получше рассмотреть. Она словно сияла.
- Тебе здесь весело?
- Не то слово. А тебе?
- Конечно.
- Почему ты не в своей шляпе?
- Я не хочу вызывать зависть других парней.
- А где мама?
- Вон там, флиртует с музыкантами.
- Разве они не классные?
- Неплохие. Кроме солиста.
- Да, я знаю. Им надо срочно от него избавиться.
Она широко улыбнулась и прищурилась, пытаясь вычислить, о чем ему может быть известно.
- Тай спросил меня, могу ли я приехать к ним на ранчо в четверг. Можно?
- У него свое ранчо? Это меняет дело.
- Нет, оно принадлежит его родителям. В четверг у него выходной день. Это в Вайоминге. Довольно далеко отсюда, так что нам пришлось бы выехать в среду вечером. Можно?
Бен пожал плечами.
- Я бы сказал, что нет. Посмотрим, как будет настроена мама.
Эбби потянулась к отцу и поцеловала его в щеку.
- Спасибо, папочка.
Она ушла, чтобы разыскать Сару. Бен наблюдал за ней.
- Наверное, вы очень ею гордитесь.
Он обернулся и увидел Еву, которая стояла перед ним и улыбалась. Вероятно, она слышала весь его разговор с Эбби.
- Странно, - сказал Бен, - но нам всегда заранее известно, чего они хотят от нас, верно? Как дочь, она все же не самая плохая. Вы Ева, да?
- А вы Бенджамин.
- Сразу видно, что вы разговаривали с моей женой. Все остальные зовут меня Беном.
Он протянул руку, и она сжала ее с насмешливой торжественностью, потому что до этого их уже представили друг другу на утренней прогулке. Красивые женщины не оставляли его равнодушным. Ее рука была холодной.
Он обратил на нее внимание, как только она вошла в столовую предыдущим вечером. Хотя они не разговаривали на прогулке, Бен провел немало времени, тайком наблюдая за ней. Он заметил ее легкую насмешливую улыбку, низкий голос, манеру несколько растягивать слова. Еще у нее была привычка задерживать на человеке взгляд своих темных глаз, словно ей было известно о нем больше, чем он хотел показать.
- Эбби рассказала мне, что вы приезжаете сюда каждое лето.
- Да, это уже четвертый раз. Наверное, пришло время подумать о перемене места.
- Почему?
- Не знаю. Просто потому, что надо стремиться к чему-то новому.
- Детям, кажется, здесь очень нравится.
- Да уж. Вы не поверите, как тяжело нам было с Эбби, когда мы выбрались на ранчо впервые. Она любит активный отдых, но тогда у нее был период, как у всех девочек ее возраста, когда все, что тебе хочется, - это шляться по торговым центрам. Ее друзья отправлялись на каникулы в Голливуд, в Европу, на Майами, а она одна вынуждена была ехать на какое-то нудное ранчо. Я помню, как она дулась всю дорогу, сидя на заднем сиденье, и ворчала: "Ух ты, смотрите, корова. Ух ты, смотрите, еще одна корова".
Ева рассмеялась.
- Но она изменила свое мнение, судя по всему.
- На это ушло целых пять минут.
Повисла небольшая пауза. Они посмотрели друг на друга, и он поймал себя на мысли, что чересчур уж пристально заглядывается на ее губы.
- Можно угостить вас чем-нибудь? - спросил он.
- Нет, спасибо. Я не хочу вас задерживать.
- Наоборот, мне было бы приятно остаться с вами.
Так они стояли еще несколько минут, и Бен не мог придумать, о чем бы еще поговорить. Все вокруг смеялись и болтали. Ева осмотрелась, словно собралась уходить, а затем повернулась к нему и, заметив его пристальный взгляд, спросила:
- Сара сказала мне, что вы архитектор. Вы строите дома?
- Иногда. Но не так часто, как хотелось бы. Моему партнеру достается все лучшее. На мою долю выпадает вести дела, гоняться за должниками и все в таком роде. Я занимаюсь проектированием время от времени, чтобы быть в струе. Как раз недавно я работал над новым проектом.
- Что это было?
- Небольшой проект по улучшению жилого массива. В Хэмптоне.
- Понятие "небольшой" вряд ли применимо к тому, что можно встретить в Хэмптоне.
- Строго говоря, это не совсем в Хэмптоне. Мы занимались дизайном и всем остальным, что было бы идеальным окружением для двух домов среднего размера. Но возник встречный план с требованием избавиться от зеленых насаждений, увеличить количество домов и сделать их по размеру раза в два больше. Знаете, такая себе программа "Особнячки быстрого приготовления".
- О, мне это нравится.
- Но они же сейчас везде. Этих парней, которые занимаются подобным проектированием, еще называют "архитекторами в стиле "Гараж-Махал"".
Она рассмеялась.
- В любом случае такое могло произойти. Но не со мной. Там была настоящая драка, чтобы отстоять проект. Я просто встал и ушел с заседания. Сыграл в такого специалиста мировой величины. Никогда не позволял себе подобного, но теперь, полагаю, буду применять этот прием регулярно.
- Так понравилось?
- Не то слово.
- Сара говорила, что вы спроектировали собственный дом.
- Угу.
- Расскажите мне о нем.
С какой стати ей это интересно, Бен и представить не мог, поэтому на мгновение почувствовал себя неуютно.
- Знаете этот знаменитый дом в Билбао?
Она энергично кивнула.
- Музей Гуггенхайма?
- Да. Так вот, мой дом совсем не такой.
Ева снова рассмеялась. Бен вырос в собственных глазах. Он чувствовал себя по-настоящему остроумным.
- Он белого цвета, разделен на несколько крыльев. Перед ним есть красивая поляна и дорожка для авто. Полы сделаны из дуба. Еще там есть огромная лестница, которая была специально задумана, чтобы поразить тестя и тещу…
- Неужели вам это удалось?
- Нет, к сожалению. Но зато в доме есть студия для меня. Ее задняя стена может перекрываться панелью, чтобы никто не мог застукать, когда я там сплю или смотрю телевизор, а все думают, что я работаю. Гараж удален от дома так, чтобы он не выглядел как "Гараж-Махал".
- Все, что вы рассказали, производит сильное впечатление.
- Нет, я бы хотел снести его немедленно, потому что, как мне кажется, он стоит не там и не так. Я бы построил еще один дом. Но дом остается домом.
В этот момент раздался звук, похожий на взрыв. Группа настраивала инструменты. Медовый голос Тая звал всех присоединиться к нему, закатить рукава и приготовиться танцевать. Бен как раз собирался пригласить Еву на танец, когда кто-то подкрался к нему сзади и ухватил его за локти. Обернувшись, он увидел Сару.
- Привет, именинник. Ты не танцевал со мной ни разу за весь вечер.
- Разве эти молодые ковбои дали мне хоть один шанс?
- Ну что же, дружок, удача тебе сейчас улыбнулась.
Сара редко прикасалась к спиртному, но сейчас ее щеки были залиты румянцем, глаза лихорадочно блестели, а ее веселье казалось слишком уж наигранным. Она повернулась к Еве и по-заговорщицки улыбнулась ей, что озадачило Бена.
- Извини нас, - сказала она Еве.
- Конечно.
- Я слышала, что ты играешь в теннис. Может, сыграем завтра?
- С удовольствием.
- Хорошо.
Сара потянула его за руку к двери в столовую. Собираясь идти за ней, Бен оглянулся и увидел, что Ева наблюдает за ними. Женщина улыбнулась ему, и он ответил ей улыбкой. В этот момент что-то произошло. Только намного позже Бен осознал, что в это мгновение он влюбился. С большими оговорками он вынужден был признаться себе, что в тот вечер в его жизни произошла неожиданная перемена, словно открылась невидимая дверь.
Группа исполняла песню, которую он не знал. Сара повела его в танце, сказав ему что-то, но звук ее голоса утонул в океане шума. Он наклонился к ней совсем близко.
- Что ты сказала?
- Она очень милая.
- Кто?
- Ева.
Он знал, что она имела в виду. Это был первый обман. Бен кивнул и пожал плечами, как будто эта мысль не приходила ему в голову, пока он не услышал об этом от Сары.
- Да, она кажется милой.
Ночью, когда они наконец легли и погасили свет, Бен, помня утреннюю обиду, повернулся к Саре спиной. Вдруг он почувствовал, как ее пальцы ласкают его. Но он лежал без движения, оставаясь холодным, как мрамор, хотя и почувствовал первые признаки возбуждения. Он хотел ответить ей жестоким отказом, как Сара сделала это сегодня утром. Отвергни отвергающего тебя, дав ему понять, каково это. Он поступал так уже не раз, хотя всегда больше наказывал себя, продлевая их взаимное страдание и приводя к еще одному дню и еще одной ночи неприятия. Он уже собирался следовать старой накатанной схеме, но передумал.
Вместо этого Бен потянулся к ней. Сара была обнажена, холодна и нерешительна. Он удержал ее немного на расстоянии, как обычно делал это, а потом она коснулась его бедром, как всегда поступала в минуты близости. Соблюдение ритуала, запах, ощущение знакомого, родного немедленно распалили воображение Бена.
Но внезапно Сара решила изменить привычный ход событий и оседлала его. Склонившись над ним, она поцеловала его глубоким поцелуем, а ее волосы закрыли их лица, словно занавесом. Бен потянулся к ней и легко проник в нее. Она начала отклоняться назад и причинила ему боль. Он не выдержал и схватил ее за бедра, привлекая к себе. Он почувствовал в ней неодолимое желание, потребность близости, причину которой не мог определить точно из-за меланхолического подтекста всей сцены.
В темноте, царившей в комнате, он едва различал изящные формы Сары, ее грудь с ореолами, похожими на два уголька. Прикосновение к ее коже давало ему ощущение песка, пропускаемого сквозь пальцы. Лицо Сары было в тени, но Бен видел блеск ее глаз, и это удивило его, потому что обычно Сара держала их крепко закрытыми, словно ей причиняло боль видеть себя такой порочной и развратной.
Они достигли пика быстро и вместе. Она издала такой низкий, почти животный звук, который был незнаком ему, а затем неподвижно застыла. Так продолжалось довольно долго. Сара была подобна скульптуре. Наконец их дыхание замедлилось и затихло. Наступила звенящая тишина. Она запрокинула голову, так что Бен не различал больше ее лица, а только силуэт и бледный контур ее подбородка, шеи и плеч. Вдруг Бен услышал какой-то утробный протяжный звук, который раздался так резко и неожиданно, что вначале он принял его за последний спазм ее наслаждения. Но она рыдала. Он протянул руку и положил ладонь на ее плечо.
- Что?
Она покачала головой и не могла произнести ни слова. Он приподнялся на локтях, но в этот момент она соскользнула с него.
- Дорогая моя! Любимая! Что такое?
- Ничего, - прошептала она.
Он повернулся к ней, пытаясь приласкать ее. Но она держала руки скрещенными на груди, словно обнимая себя и стараясь унять пронзившую ее боль. Ее тело сотрясалось в рыданиях. Бен никогда не слышал ничего ужасней.
- Скажи мне, что терзает тебя, - умолял он ее. - Прошу тебя, скажи мне.
- Нет, пустое.
Глава третья
Они вели лошадей сквозь заросли полыни к низкому уступу, одна сторона которого была сплошь укрыта раскрошившимися от дождя и ветра камнями. Перед ними открылся вид на реку, блестящей змеей извивавшуюся внизу. Стоял жаркий полдень. Всадники придержали лошадей. Справа от Эбби был Тай, а слева - его отец. Они наблюдали, как тени облаков проплывают по пастбищу, словно корабли, а потом, будто желая избавить их от возникших сомнений, уходят за горизонт. Отец Тая указал на восток, где за самой дальней скалой исчезала блестящая лента реки, и объяснил, что там находится граница их земли и начинаются владения соседа.
- А как называются те горы? - спросила Эбби.
- Большой Рог. А та, которая расположена еще дальше, на север, Бутон Розы.
- Как красиво, - искренне восхитилась девушка.
- Да, - сдержанно ответил отец Тая.
- Сколько вы здесь живете?
- Третье поколение. Тай относится уже к четвертому.
Он хотел добавить что-то еще, но передумал и потер подбородок, молча глядя вдаль. Высоко над изгибами реки они увидели большую птицу, которая медленно кружила в воздухе. Она издавала тоскливый звук, словно оплакивая какую-то невосполнимую потерю. Эбби поинтересовалась, что это за птица, и Тай ответил ей, что это золотой орел. Им повезло, добавил он, потому что их здесь нечасто увидишь. Эбби не собиралась спорить, потому что и так считала, что ей повезло. Еще раньше, поутру, когда они поднимались по холмам, там, где начиналась полоска леса, она заметила горного барана и большую бурую медведицу, которая загоняла своего детеныша в глубь чащи.
- Ну ладно, пойдемте искать жеребят, - сказал отец Тая.
Он повел свою лошадь вперед, и Эбби последовала за взмахом хвоста его серой кобылки. Тай ехал позади нее. Они оседлали для нее чудесного молодого жеребца. Его бока сейчас лоснились от пота. Тай ехал на молодой лошадке гнедой масти. Никогда до этого Эбби не приходилось ехать верхом на такой великолепной лошади, живой, послушной. Эти животные сильно отличались от тех, что жили на "Перевале", но разведение и выращивание таких лошадей, как позже узнала Эбби, было работой отца Тая. Лошади Рэя Хоукинса были особым товаром, качество которого не вызывало сомнений.
Рэй, судя по всему, был ровесником отца Эбби, но выглядел несколько старше, так как его кожа была сильно обветрена. Светло-голубые глаза мужчины, такие же, как у Тая, прятались в складках морщин, когда он улыбался. Лицо ковбоя хранило спокойную суровость и сосредоточенность, как и лицо сына, когда тот был занят работой. То же самое можно было сказать и о матери Тая. Каждое живое существо, обитавшее на ранчо, казалось похожим на своих хозяев. Лошади, собаки - все вели себя так, словно владели каким-то важным секретом. Эбби подумала, что это объясняется их жизнью в таком необыкновенном месте.
Дорога от "Перевала" до ранчо Хоукинсов заняла долгое время. Они выехали вечером на бледно-зеленом пикапе Тая. Когда они поворачивали на восток, заходящее солнце оказалось за их спинами и, прощаясь с уходящим днем, озарило золотистым светом равнины и верхушки гор. Все это время пейзаж за окном менялся. Они проехали Биллингс, Гардин, а затем свернули на юг к границе штата и наконец оказались в Вайоминге. Они так много разговаривали, что наступившее вдруг молчание было естественным и необременительным. Тай включил свою любимую музыку кантри-групп, названия которых ничего не говорили Эбби. Она свернулась калачиком около него и заснула. Когда Эбби пробудилась ото сна, они уже были в Шеридане, проезжая через железнодорожный переезд мимо старого паровоза, который красовался рядом.
Ранчо располагалось на холмах в пяти милях от города. К нему можно было добраться только по грунтовой дороге, усыпанной гравием. Когда они добрались до места, было очень темно, поэтому всю прелесть окружающей природы Эбби смогла увидеть лишь утром. Родители Тая не ложились спать, ожидая приезда сына со своей гостьей. Хотя Эбби с удовольствием отправилась бы сразу в кровать, Хоукинсы настояли на том, чтобы они поужинали. На столе была холодная ветчина, индейка, печеный картофель и пирог с голубикой и мороженым. Все это гастрономическое изобилие Тай поглощал так, словно его держали на голодном пайке неделями. Рэй и Марта, которые поужинали раньше, просто сидели и смотрели на молодых людей, держа в руках кружки с горячим молоком. Они улыбались и не произносили ни слова, слушая Тая, который рассказывал им о делах на "Перевале".
Он был единственным сыном Хоукинсов. Гордость за него читалась в каждом их взгляде. Эбби подумала, что его мать похожа на одну из тех скандинавских женщин, старые фотографии которых можно еще встретить. Она была в веснушках, светловолосая, застегнутая на все пуговицы. Казалось, что она с одинаковым мастерством умеет вышивать гладью и стрелять, попадая койоту между глаз с расстояния в пятьдесят ярдов.
Жеребята, на которых они собирались посмотреть, паслись на лугу у реки. Их было немного, примерно дюжина. Они подняли головы и насторожились, когда услышали, что к ним направляются всадники. Не доехав около ста ярдов, Рэй остановился и спешился. Оставив лошадь попастись на траве, он пошел к своим воспитанникам. Жеребята, наклонив головы, помчались к нему, словно толпа радостных подростков.
Рэй остановился в ожидании. Окружив его, они тянулись к нему своими мордочками, а Рэй гладил их по шее, тер им спинки и все время разговаривал. Он повернулся к Эбби и Таю и позвал их. Те сразу сошли с лошадей и присоединились к нему. Жеребята отнеслись к ним сначала с лаской, но потом все же позволили к себе прикоснуться и вдохнуть их теплый сладкий запах.
Когда они вернулись в дом, их снова ждал настоящий пир: блюда из холодного мяса, салат и хлеб домашней выпечки. Эбби объявила, что в жизни своей не была в более чудесном месте. Отец Тая улыбнулся и кивнул, но его жена, наливая Эбби еще немного воды, лишь вздохнула и пожала плечами.
- Пока да, - сказала она. - Но сколько еще это продлится, никто не сможет сказать.