Последней мыслью было: что же стало с матерью?
Проснувшись, Лена села, чувствуя, как сильно бьется сердце.
В комнате было тихо. Очень тихо. Словно бы за окном не ездили машины, не лежал целый город. Мучительно хотелось включить свет, чтобы рассеять остатки сна.
Девушка осторожно, чтобы не разбудить мирно спящую рядом подругу, выскользнула из-под одеяла. Лена прошла на кухню и жадными глотками, залпом, выпила два стакана холодной воды.
Ощущение ночного кошмара всё не проходило…
Тишину нарушил неприятный скрипучий звук.
Повернувшись, Лена увидела, что дверь в спальню распахнута настежь. Напротив неё стоит кресло-качалка, покачиваясь взад-вперед и издавая тот самый неприятный стук, что привлек Ленино внимание.
Лена замерла, спрашивая себя, что же она чувствует? И почему ещё способна рассуждать здраво? Почему она не кричит, не бежит, не бьётся в истерике?
Над спинкой кресла, серебром светились пепельно-пшеничные волосы.
"Это не наяву, - нашла для себя объяснение девушка. - Сон во сне!".
От этой мысли сразу стало легче. Природное живое любопытство толкнуло девушку вперед:
- Адам? - сорвалось с её губ.
Девушка даже не прошептала, - выдохнула имя, перешагивая через порог "кровавой" комнаты. Обходя кресло по кругу, девушка с замиранием сердца представляла, что сейчас увидит его, - автора дневника.
Среднего роста, как в детском стишке - "плечистый и крепкий", - призрак когда-то обладал жилистым, гибким телом танцора или акробата. Легкие вьющиеся волосы локонами обрамляли белокожее лицо с темными глазами. Кристаллики льда во взгляде делали его глаза совершенно жуткими. Тонкие, как у женщины, изогнутые брови и чувственные розовые губы, довершали портрет.
Юноша был красив той бесполой красотой, которую люди часто приписывают ангелам или демонам.
Призрак медленно поднялся с кресла, скрестил руки на груди и замер, склонив голову к плечу, в свой черед, рассматривая Лену. В выражении его лица Лене пригрезилась насмешка.
Что полагается говорить Призракам в приватной беседе? Душеспасительную или сочувствующую речь? "Чур, меня"?
- Ну, и каково оно там, - после смерти? В зазеркалье за облаками? - выспренно построила Лена вопрос, занимающих всех, в ком волнуется плоть и течет кровь.
Лена не заметила ни движения, ни дуновения. Но в следующее мгновение руки призрака крепко легли ей на плечи, заставляя поразиться нечеловеческой силе, заключенной в тонком теле. Сквозь материал девушка чувствовала неживой холод жестких, как камень, пальцев.
Тело её на мгновение словно обернулось в камень. А потом Лена увидела принципиально иной мир. В нём небеса были низкими, затянутыми лиловыми тяжелыми тучами. Надо всем преобладал серый цвет. Он царил. Серым был клубящийся смог над бетоном. Серым отливали разбившиеся стекла, блестящие на асфальте. Серыми были существа, плетущиеся вдоль дорог, - существа, теряющие пол и разум. Серым был сам воздух, превращенный в яд. Серость. Бесконечная тишина. Сумерки, окруженные со всех сторон Тьмой и Злом.
Подняв руки, Лена уперлась мертвецу в грудь, стремясь оттолкнуть его от себя, чтобы уйти от неприятных видений.
Видения оборвались. Но на смену им пришло ещё нечто более странное. Словно тысячи тонких сухих горячих языков обвивали тело, причиняя неземное, никогда неведомое прежде, невообразимое ранее блаженство. Стало удивительным образом безразлично, живой он, Адам, или мертвый. Святой или проклятый. Его ласки отрывали её от земли и заставляли парить. Сердце в груди замирало от удовольствия, трепетало, как птичка в когтях у коршуна. Как яркий флажок на сильном ветру. Как языки пламени. Разум понимал, что находится в опасности, но неразумное тело радостно просило о Гибели, потому что гибель приносила наслаждение.
Получает ли скрипка удовольствие под ласкою смычка, когда руки мастера водят по её струнам? И если да, то не от того ли голосу скрипки нет соперниц под луной?
Лена и сквозь сомкнутые веки продолжала видеть темные, недобрые глаза, спадающие на лицо легкие, словно лунный свет, волосы. Подняв отяжелевшую, непослушную руку, она ладонью прикоснулась к ним, ощущая шелковистое, упругое тепло.
Адам! Ядовитый цветок. Прекрасный и смертоносный маленький принц, тоскующий не по розам в неземной долине, а по плоти и крови.
- Мое зазеркалье? - выдохнул призрак ей в губы, - Мое Седьмое Небо за облаками? Это Боль. Нега и пыль. Таков мой Рай. Смерть, та, к которой я стремился когда-то; та, что является смертью - недосягаема.
Представь себе одну и ту же комнату, в которой никогда не бывает ни утра, ни вечера. В ней всегда одна и та же температура. Те же краски, книги, занавески, обои. Проходят дни. День равен году, год - тысячелетию. А перед тобою все тот же диван. Та же тяжесть в душе. Ты кричишь, думаешь, что где-то над потолком, обитает Бог? - просто он не слышит тебя. И только сорвав голос, понимаешь, что Бог, может быть, и есть. Но ему нет дела до твоих страданий.
Устав звать Бога, я позвал дьявола. А пришла - Ты.
Лена казалась себе безвольной тряпичной куклой. Она лежала в его руках, глядела ему в глаза, и растворялась без остатка в трех чувствах: влечения к этому непонятному устрашающему существу, ужасу перед собственными чувствами и сжигающему душу любопытству.
- Не верь тому, кто скажет, что умирать не страшно, - шептали его губы. - Что умирать не больно. Смерть - иная грань, не схожая с границей между Сном и Явью. Переходить её всегда мучительно. - страстно прошептал призрак. - Свечи, вода и кровь! - какими красивыми они мне когда-то казались. Лежать и смотреть, как кровь смешивается с прозрачной водой, не страшно. Страшно просыпаться, когда болят руки. Страшно очнуться в мутной окровавленной грязи. В доме, в котором стены покрыты алой плесенью, подозрительно напоминающей растерзанную, трепещущую плоть. Страшно жить в плесени, распространяющейся, разрастающейся по всему дому, как раковая опухоль. Смерть - не игра. За облаками нас не ждет ничего, - только тьма. И холод бесконечности. Зазеркалье оборачивается душным деревянным ящиком, из которого не выбраться. Лишенный жизни и плоти, ты продолжаешь томиться. Продолжаешь чувствовать голод, жажду, желание, боль. Но нет им утоления, - как нет конца. Таково зазеркалье. Таков правдивый ответ на твой вопрос.
Лена вздрогнула, заметив, как глаза призрака поменяли цвет, потеряли насыщенную черноту. Стали белесыми, словно у слепца. В бесцветном пятне радужной оболочки расширенные зрачки казались особенно большими, делая взгляд пустым, безумным и голодным.
- О, Господи, - выдохнула девушка, отшатываясь.
Сухой, желчный, насмешливый хохот постепенно растворился в воздухе, медленно затихая.
Все исчезло.
Лена сидела на полу, чувствуя, как саднит ободранная на бедре кожа. Красные шторы, окаймляющие окно, пропускали в комнату рассвет.
В дверях с побелевшим лицом стояла Татьяна.
- Лена! - всплеснула руками подруга. - Да что с тобой?!
- Мне кажется, я схожу с ума, - ответила она и, как раненая кошка, вытянулась на полу, щекой ощущая неровную шершавость ковра.
Наконец понимая, что должна чувствовать рыба, вырванная из воды резким движением беспощадного рыбака.
Глава 7
Любовь с призраком
Целую неделю Лена боролась с искушением вернуться. Вернуться и либо разувериться, либо до конца убедиться в существовании пригрезившегося призрака. Она честно пыталась занять себя, но все прежде любимые ею занятия, занятия, что казались увлекательными, теперь утратили всякий смысл. Мысли, стоило на секундочку ослабить за ними контроль, упрямо возвращались к одной и той же теме: "Адам, Адам, Адам!".
Квартира на пересечение улиц Чичканово и Советской, влекла обещаниями неизведанных тайн. Чудилось, стоит легонько толкнуть дверь, как без труда откроется доступ к секретам мироздания.
То, что за дверью мог притаиться не ангел, а монстр, нисколько не уменьшало желание сделать это простое движение - толкнуть.
"И день тосклив как накануне празднеств
Когда обновка сшита, а надеть
Не велено ещё"…
Призрак, полуночное видение было сродни фантазии. Он был прекрасен, был загадочен, имел темное прошлое. Что ещё нужно юной неопытной девушке, чтобы без оглядки влюбиться в собственные мечты? Любопытство, страсть к неизведанному и неизвестному, свойственные многим живым мыслящим существам, были сильными противниками, которых не так-то легко победить. Лена даже не пыталась. Она "сдалась" без боя.
По истечении недели с той памятной ночи девушка, трепеща, все же перешагнула порог роковой квартиры.
Как часто бывает, что фантазии, перекочевавшие в разряд "реальность", теряют свою позолоту? Так случилось и на этот раз. Остался длинный коридор, наполненный недобрыми тенями. Остались лучи заходящего солнца. Осталась гнетущая, давящая на нервы, тишина. И замирание сердца, - то ли со страха, то ли от предвкушения чуда. А вот предвосхищение чуда пропало.
Было холодно. Ноздри улавливали неприятный запах застарелой плесени, частенько витающий в помещениях с повышенной влажностью, если туда долго не заходят люди и свежий воздух.
Лена остановилась на пороге "красной" спальни:
- Адам? - тихо позвала она.
Затаившись, вслушивалась и всматривалась в окружающую её обстановку.
Ничего не происходило.
Было тихо. Так тихо, что затишье начинало действовать на нервы.
Когда Лена уже готова была смириться с мыслью, что встреча с Адамом ей просто приснилась, по комнате пронесся знакомый порыв ледяного ветра, сопровождаемый легким перезвоном, - будто где-то далеко-далеко звенело с десяток крохотных серебряных колокольчиков.
Воздух густел, приобретая новые свойства, становился видимым и текучим, словно потоки ниспадающей воды. Одни воздушные "потоки" накладывались на другие, создавая иллюзию, будто вокруг искрятся тысячи блесток. Голова и веки девушки тяжелели. По рукам забегали мурашки. Маленькие волоски, наэлектризовавшись, встали дыбом.
Лена несколько раз с усилием моргнула, стараясь прогнать наваждение. Перезвон колокольчиков сменился звуками падающей воды, разбивающейся о края пустого металлического таза, резонирующего и бьющегося под упругими ударами капель. Образ Адама начал медленно выкристаллизовываться из сумрака, словно лунный луч обретал плоть.
При виде призрака Лена испытала двоякое чувство: отвращение к мертвой сути. И восхищение перед красотой совершенного лица.
- Я ждал тебя, - в призрачном голосе отчетливо различалась зловещая вкрадчивая интонация и мрачное торжество.
- Я сама не знаю, зачем пришла, - отозвалась девушка.
- У тебя ведь было время подумать? И не возвращаться, - медленно выдыхали сумерки. - Никогда?
Лена пожала плечами:
- Я ведь не первая, кто возвращался. Несмотря ни на что, - правда?
Адам в ответ криво усмехнулся:
- Да, правда. Большая, чем ты можешь себе представить.
Призрак наблюдал за девушкой, скрестив руки на груди. Глаза его были непроницаемыми настолько, что казались незрячими. Мертвыми. Под неподвижным взглядом Лена испытывала неловкость и смущение.
- Я боюсь тебя, - тихо прошептала она, пятясь к двери.
- Я знаю, - уронил Адам, делая шаг вперед.
Лена постаралась проглотить комок, застрявший в горле, угрожающий перекрыть дыхание:
- Скажи честно, ты ведь не представляешь для меня опасности?
- Конечно, - тихим зловещим шепотом, насмешливо отозвался призрак, - конечно представляю.
Лена ожидала совсем не такого ответа.
- Почему ты приходишь ко мне? - обиженно спросила она. - Чего-то от меня ждешь?
Призрак коснулся ледяными пальцами её теплой щеки. Лена дернулась, попытавшись отстраниться. Ощущая ледяную твердость мертвой плоти, невозможно было не бояться.
- Оставь меня! - с омерзением выдохнула девушка. - Пожалуйста, - жалобно закончила она.
- Проси, моли о милосердии! - выдохнул Адама свистящим шепотом, сжимая пальцами её предплечья и тихонько встряхивая. Пристально, безотрывно глядя в глаза. - Но знай, никакие мольбы тебе не помогут. Я не намерен проявлять глупого милосердия. Подобная роскошь не для меня. Только так я могу продолжить существовать в этом мире. Стать человеком. Быть рядом с женщинами. Ради того, чтобы быть стоит быть жестоким, поверь мне.
Живым не дано постичь смысла сочетания простых и совершенных слов: быть живым! Или уж, наконец, до конца стать мертвым. Это тоже не плохо. За эти две крайности можно уплатить любую цену. Не суди меня, девочка, ты - это возможность выйти из ледяной кровавой бани. Заслужить свободу. Вдохнуть настоящий, земной, наполненный пылью, воздух. Или совсем перестать чувствовать, думать, видеть, слышать! - страстно закончил призрак. - Ты пришла ко мне по доброй воле. - Тряхнул Адам головой, и волосы серебряным облаком мелькнули в сгущающемся мраке. - Я не отпущу тебя. Ты нужна мне! Твоя плоть. Твоя кровь. И, в конечном итоге, - душа. Подумай, разве я не стою твоей жизни? - насмешливо вопросил призрак, склоняя голову к правому плечу и насмешливо заглядывая Лене в глаза. - Взгляни на меня, - разве я не красив? Настолько, чтобы забыть ради меня твой несовершенный серый мир? Настолько, чтобы потерять за меня душу?
Лена не помнила, как оказалась в его объятиях. Отнюдь не нежных. Адам держал её крепко, почти причиняя боль.
- Пусти меня. Пожалуйста, - взмолилась Лена. - НУ, пожалуйста! - шептала она, пытаясь вырваться.
- Не надо впустую унижаться, девочка. Я делаю то, что должен. - призрачный голос превратился в бархат, ласкающий каждую извилину внутри черепа. Расслабляя, усыпляя, внушая доверие. - Не бойся! Это не больно…
Лена ещё попыталась сопротивляться. Ещё стремилась стряхнуть дрему, заполняющую сознание, лишающую желания сопротивляться. Вспомнить, что рядом не живой мужчина, а всего лишь его злое, ненастоящее подобие. Морок. С черными провалами вместо глаз и облаком мерцающих, переливающихся перламутровых волос.
Греза. Привидение.
На короткое мгновение девушка смежила веки, стремясь собраться с мыслями и с силой воли.
Распахнув их вновь, Лена обнаружила, что действительность полностью изменилась. Стены пропали, будто провалились. Она находилась в незнакомом месте. Вокруг все было усыпало снегом. Диван и стол успели превратиться в высокие белые пушистые холмы. С люстры, свисали длинные изогнутые перевитые между собой в странном причудливом соединении, сосульки. Лед звенел на занавесках, обрамляющих парящее в пустоте окно, висящее прямо в воздухе, блестел на стульях, на стенах, на кресле-качалке. Лед словно просвечивался изнутри розовым светом, и создавалось ощущение, что внутри холодных кристаллов застыла жаркая кровь.
Кресло покачивалась со скрипом, навязчиво ударяющим в уши. Неподвижный воздух искрился тысячами бриллиантовых крошечных кристалликов льда.
Створки мультяшного окна распахнулись настежь, открывая черную, как старинные чернила, пустоту, густую и мрачную, завораживающую и жуткую.
Лена сделала попытка дойти до раскрытого окна и захлопнуть створки, но ноги подогнулись, и она упала, больно обдирая ладони о ставшую дыбом, заиндевевшую ковровую дорожку. Несколько капелек свежей крови, как рубиновые бусы, засверкали на белоснежном оледенелом покрове.
"Это сон, - сказала сама себе Лена, - просто ещё один сон".
- Нет, - возразил ей знакомый голос. - Не сон. Просто другая реальность.
Адам парил за окном, в густой бескрайней ночи, не согретой звездами, такой белоснежный, как ангел. С первого взгляда красивый настолько, что захватывало дух.
Но стоило приглядеться внимательнее, и становилось заметным, что восковая бледность кукольного личика напрямую связанна с небытием и могильными червями. Что красивые черные глаза, неподвижны. Что посиневшие губы так крепко сжаты, что рот кажется запавшим. Белая рубашка трепещет, словно на ветру, - но ветра нет.
- Дай мне руку, - слова, как камни, срывались с капризных юношеских губ. И превращались в белоснежные совершенные снежинки.
- Я не могу… Я не хочу! - с трудом выдохнула девушка.
- Ты замерзла? - сочился сочувствием морозный воздух. - Это можно исправить. Только дай руку…
Такие голоса, - тихие, низкие, отдающиеся во всем теле, причиняющие удовольствие только одним звучанием, - были, наверное, у сирен, если те когда-нибудь существовали.
- Я не могу, - упрямо покачала головой Лена.
Призрак в ответ рассмеялся. Смех его был легким, мелодичным.
И злым. Яростным.
- Я так давно ждал тебя! - заклинал-завораживал голос. - Тосковал по тебе. Мне так необходимы тепло и нежность. Твоя страсть. Приди ко мне. Дай руку…
Лена покачала головой.
- Мне больно. Давно больно. Неужели же ты не проявишь ко мне ни капли, ни толики милосердия? Мой ангел, - шептал он, - мой ангел, дай мне руку…
Лена не хотела больше слышать его голос, отчего-то больно теребивший душу. Шагнув к распахнутому окну, она, раскрыла ладонь, потянувшись к парящему за окном кошмару.
Мрачным торжеством, словно отблесками костра, осветилось лицо призрака.
Не принимая протянутой руки, Адам, проплыв вверх, подобно шаровой молнии, миновал зачарованную черту, - порог подоконника, - плавно опустился вниз, рядом с Леной.
- Ну, вот мы и вместе, - усмехнулся он, обнимая её.
Красота и ужас, вожделение, смешанное с отвращением, - они способны довести до сумасшествия.
Адам снова усмехнулся. И, хищно оскалившись, склонился над жертвой, мягкой, теплой, податливой. Ледяные губы мертвеца впились в теплые живые губы.
Лена почувствовала, как её захватывает странным водоворотом, из которого нет возврата. В котором растворяется все.
Страхи.
Надежды.
Желания.
Планы на будущее.
Ничто во Вселенной больше не имело значение. Кроме него.
Только он, Адам. Он - один. Кем бы он ни был.
Она медленно и безнадежно растворялась и терялась в призрачных руках, в призрачных волосах. Не было никаких интимных ласк. Только касание ледяных губ.
"Силой крови я привязываю тебя к себе,
Силой боли я привязываю тебя к себе.
Силой смерти, что сильнее жизни, я привязываю тебя к себе.
Силой тьмы, силящейся увидеть свет и владеть им, - я привязываю тебя к себе".
Лена слышала далекий голос, но воспринимала его, как музыку, - не вникая в смысл сказанных слов.
Нарочито неспешные движения рук с изящными длинными чуткими пальцами, скользящими по телу, казались девушке каплями дождинок, стекающими по стеклу. Мир начал раскачиваться туда и сюда, словно она стояла на больших качелях.
Тонкая, пропитавшаяся влагой сорочка на груди Адама распахнулась, открывая взгляду гладкую кожу, призывно мерцающую, словно испускающую сияние. Обретя собственную волю, непокорные руки жадно скользнули вниз. И Лене мерещилось, что по рукам её течёт свет. В ответ на её прикосновения тело Адама вспыхнуло ответным огнем.
Одежда расстегивалась, разъезжалась, растворялась сама собой, будто бы атомы, из которых состояли нити, распадались на заряды и воссоединялись с туманом.
Каждая пора Лениного тела впитывала в себя холод, влагу и жар, исходящие от Адама. В это мгновение желание, испытываемое ей, было мучительно острым. Потребность в нем превышало все: голод, жажду, инстинкт дыхания. Страсть заслонила весь мир. Он, мир, пропал, растворялся вместе с одеждой.