Костры прогорели и уснули. В пустые окна башни ворвался ветер, разбрасывая горячий пепел, словно бы стремясь скрыть следы преступления и поскорее обо всем забыть.
Со скрипом втянулись в пол решетки из сучков и шипов.
Лена, не веря в то, что все произошло на самом деле, продолжала неподвижно сидеть на коленях, обхватив свои плечи руками.
Тишина и пустота. Режущая, раздирающая душу боль.
Его больше нет. Ни плохого. Ни хорошего. Ни святого. Ни порочного. Никакого. Лена почувствовала, как в глубине души её зарождается гортанный оглушительный крик. Он ударил по стенам, но, сколько не стучал, ответом была лишь тишина. И завывание ветра.
Одиночество, столь полное и страшное, что описать его словами не возможно. Как нет возможности утешить себя иллюзией о лучшем мире, в котором Адаму доведется проснуться.
- Ну, вот и все, - вкрадчиво прошуршал за спиной Демон. - Дикая Охота, на сей раз, получила причитающуюся ей дичь. Король умер, - ухмыльнулся он в её отчаянное отрешенное лицо. - Да здравствует король.
Лена не ответила. Мысль, посетившая её, была слишком ужасной, чтобы оказаться правдой.
- Да, да. - Закивал головой демон. - Все правильно. Ты займешь его место. И будешь существовать на тех же условиях, что и Адам до тебя. День за днем, ночь за ночь, год за годом. И в этой пустоте только радости плоти могут стать твоей отдушиной.
- Пошел ты! - почти завизжала Лена. - Видела я только что все твои радости! Со мной тебе не договориться. Ни на какие посулы я ни за что не куплюсь!
- Никогда не говори "никогда", - парировал Демон. - Одиночество иногда бывает страшнее Ада. А мне, поверь, всегда будет что предложить.
- Только не мне! - отрезала Лена.
- Гордыня, - первый из смертных грехов.
- А мне на это - плевать! Что тому, кто уже утонул и лежит на дне, - лишнее ведро воды на голову, скажи на милость?! Если мне суждено стать призраком вместо Адама и пугать жителей по ночам звуком падающей воды, значит так и будет. Но убивать ты меня не заставишь.
- Правда? Посмотрим!
Взмах рукой. И уже знакомое содрогание плит под ногами повергли Лену в ужас. Фигуры мертвецов в окровавленном саване вырастали одна за другой, и все та же голодная тьма исходила из пустых глазниц.
"Нет! - пронеслась в голове паническая мысль. - Я этого не вынесу! Только не я, и только не это! Со мной такого просто не может быть!".
- У тебя есть время передумать, - словно забавляясь, процедил Демон. - Подумай, я предлагаю тебе почти обычное, привычное житье. А взамен раз в три года ты должна будешь мне обеспечить приток свежей, людской крови. Это мизерная плата, поверь мне. Соглашайся.
- Нет, - покачала головой Лена, задавая себе вопрос, а на что, собственно, она рассчитывает? Что в последний момент Бэтман влетит в окно и спасет её? Или что в дьяволенке проснется джентльмен, который ни позволит ему пытать даму? Или вдруг возомнила себя героем?
- Нет! - крикнула она, пугаясь собственного голоса.
- Хорошо, я дам тебе ещё несколько секунд на раздумье. Подумай, что тебя ждет в случае отказа. Ты же видела, что случилось с твоим э…другом, - пакостная улыбочка приклеилась к губам демона. - Ты тоже хочешь почувствовать себя в роли свиной тушки на разделочном столе моих мальчиков и девочек? Нет? Неужели тебя не пугает мысли о том, что чувствуешь, когда с тебя живьем сдирают кожу? Когда медленно, - очень медленно, - отрывают ручки и ножки, как крылья у бабочки? Представь, во что превратится твое очаровательное тело, - руки Демона, скользнули по предплечья, - твое хорошенькое личико? Думаешь, меня это порадует? Нисколько. Я хотел бы другого. Давай заключим Договор. И долгие-долгие годы ты сможешь быть свободной.
- Лжец, - тихо и презрительно соскользнуло с губ. - Ты называешь свободой заточение в четырех стенах в дуэте с собственными страхами?
- А ты подумай об альтернативе.
Лена подумала.
И содрогнулась.
Она не переживет боли. Она же не переносит боли. Она всегда до смерти её боялась. У неё такой низкий болевой порог (как будто у кого-то он высокий!).
Обернувшись на неподвижные, словно механические куклы, которых забыли завести, фигуры зомби, Лена зажмурилась. Как страшно, как мучительно принимать подобное решение. Самый мощный инстинкт, инстинкт самосохранения просто исходил криком, высказываясь против того, на что она решалась пойти.
Но решение тут может быть только одним! Не смотря ни на что. Потому что, приняв кару сейчас, она искупит свою вину. За все. За то, что, пусть и не до конца ведая, что творит, дала собственную энергию Тьме. За то, что, презрев законы бытия, любила нежить. За все те жертвы, которые принял он, Адам.
Нельзя давать Злу фору. Даже если очень хочется это сделать. Даже если ты не чувствуешь в себе силы противостоять. Как бы страшно, как бы жутко не было, - нужно держаться. Бороться из последних сил, даже с пониманием того, что после твоей жертвы награду ты не увидишь. Нужно бороться со Злом, иначе в мире не останется ни Тьмы, ни Света.
- Я подумала, - сказала Лена.
Красивые черты Демона исказились, пошли трещинами, расходясь в оскале. Словно через рот лицо, как кофту, вывернули наизнанку. Обнажился второй, животный жуткий лик. Свиное вытянутое рыло с торчащими острыми клинкоподобными, изогнутыми, как у змеи, клыки.
Демон повалил девушку на пол. В её запястья вонзились острые железные скобы. Лена пронзительно закричала, чувствуя, как по коже заструился горячий алый ручеек.
- Что?! - прорычал Демон, стуча козлиными копытами по полу. - Уже жалеешь о своем решении? Скажи: "да", - и я оставлю тебя в покое. Скажи "да", - и мы поладим.
- Нет! Чтоб тебе пусто было! - крикнула в ответ Лена.
Лезвие мечей мелькнуло над глазами. Сначала Лена подумала, что ничего не произошло. Но затем увидела, как кисть правой руки повисла на белых тянущихся связках. Хлынула кровь. И только потом пришла острая, мучительная боль.
Лена пронзительно закричала и попыталась рвануться в сторону, когда лезвие, сопровождаемое визжащим звуком и демоническим хохотом, вновь начало опускаться.
Лена сжала зубы, прикусив нижнюю губу до боли, чтобы не заорать требуемое демоном: "Да!!!".
Хохот вперемешку с металлическим дребезжащим звуком, весьма напоминающим треск, какой на земле издает "болгарка" или электродрель. Испуганно распахнув глаза, Лена поняла, что сейчас согласится на все. Лишь бы в ней этого не делали. Она не выдержит этого.
Грудь пронзила, размяло и оторвало. Жировая ткань дрожащим кровавым желе расползалась по вращающемуся лезвию. Боль была такой, что разум застилало. Горло срывало в крике.
- Скажи "Да"?! - ревел Демон. - Еще не поздно все исправить!
Потом горячим каленым железом лезвие прошлось по ногам. Срезало щеку и вырвало глаз.
- Нет!!! Ни за что! - К чему это адресовать, к ответу или к ужасу перед очередной серией пыток, Лена сама не знала.
- Что ж, не я этого хотел.
Алые глаза демона прожигали мозг. А потом Лена услышала утробное урчание. Увидела, как сползаются к её растерзанному трепещущему телу мертвые твари. Ползут, чтобы вонзить кривые когти и затупившиеся зубы.
То, что оставалось от сознания и разума рванулось. Но истерзанное тело больше не подчинялось. Мелькнула тень и клыки. Дальше Лена погрузилась в кровавое облако из безумия и боли. Она уже не понимала, что происходит и что от неё отрывают. Лишь ощущала новые и новые вспышки боли. Снова и снова когти и зубы отхватывало новые и новые части того, что совсем недавно было ею, - Еленой Лазоревой. Глупой и наивной девочкой, которой почему-то казалось, что за облаками она увидит яркий-яркий свет!
Пытка всё длилась, не собираясь кончаться.
Неужели ей когда-то, правда, небытие казалось страшнее Ада? Какой же она была глупой! Она тогда ещё не знала, что такое настоящая боль. Не оставляющая ни чувства достоинства, ни чести, ни надежды.
Только боль. Боль души. И боль тела. Боль, которой нет конца.
И боль все не кончалась…
* * *
Кофе кончился. На дне чашке кашицей лежала кофейная гуща. И на душе лежала такая же жижа.
В ту ночь Мишка видел сон. Обычно сны ему не снились.
Сон начался с того, что Миша, сидя в стареньком кресле-качалке, рассматривал альбом, держа его у себя на коленях. Со всех фотографий на него с усмешкой глядело тонкое лицо Адама Левина. Губы молодого человека насмешливо кривились. Темные большие глаза недобро щурились, внушая чувство неясной тревоги.
- Поменяемся? - задавал он ему вопрос, прямо с фотоснимка. - Ты возьмешь себе ту, что предназначалась мне. А я ту, которая могла бы быть твоей.
* * *
Сон изменился.
Михаил шел по длинной темной аллее. Деревья мрачновато шептались за спиной. Кто-то легкими кошачьими шагами двигался вослед. Но, то и дело, оборачиваясь, Миша кроме пляшущих теней под деревьями, ничего не мог разглядеть. Пока из-за туч не выглянула луна, высветив замерзший на дорожке силуэт невысокого юноши в расстегнутом пальто. Силуэт был невысоким и худощавым.
Парень в пальто склонил голову в приветственном жесте. Но, несмотря на хрупкость и легкость фигуры, от неё исходило ЗЛО. Шипящее, словно клубок растревоженных змей.
Миша повернулся и торопливо зашагал вперед, отчаянно стараясь оторваться и не бежать при этом. Побежать, значило бы струсить. А трусить, тем более перед этим, - не хотелось.
Наяву Мишка от опасностей никогда не бегал, впрочем, как никогда их специально и не искал.
Но во сне его пугал не нож. И не ночная драка. Страх его был неосознанным и потому особенно сильным. Было страшно, как никогда в жизни.
Шаги за его спиной сменили размеренный ленивый темп legato на четкое staccato.
- Обернись, - голос, что все-таки сумевший настичь Мишку, был мягкий. И жуткий. - Не беги от меня. Я хочу всего лишь поговорить. Только поговорить.
Михаил остановился, с трудом преодолевая унизительный страх.
- Ты мне мешаешь, - голос, долетавший до него, от слова к слову обретал плотскую звучность. - Прячься, если хочешь, - достиг он звучности громовых раскатов. - Лучше прячься. Но не вздумай вставать у меня на пути! Или я тебя уничтожу.
По дорожке, на встречу Михаилу, шли две девушки. Обе - в одинаково светлых платьях, белокурые, похожие на херувимов. Обе - босиком и с распущенными волосами. У обеих был одинаково безмятежный, довольный вид.
Михаил у себя в голове услышал призрачный смешок, полный едкого сарказма:
"Ну и что, герой? Кто из них тебе больше по вкусу? Они так похожи, словно раздвоились! Кого же из них ты хочешь: первую или Вторую? Не знаешь? Не можешь решить? Не можешь выбрать? Тогда не утруждай себя. Тебе не взять ни одной. Они обе - мои".
Миша поспешно двинулся на встречу девушкам, но их уже не было видно на дорожке.
Он бросился их искать, ломясь сквозь колючие кусты шиповника, окаймлявших дорожку с двух сторон, ломая ветки и больно, до крови, обдирая кожу на руках. И замер, пораженный открывшимся зрелищем.
Синий лунный луч равнодушно освещал картину, полную сладострастья. Обе девушки, вдвоем, услаждали белокурого монстра с красивым ликом. Припадали к нему лунными телами, пытаясь утолить противоестественную, пронзающую откровенностью, страсть.
Парень подмигнул Михаилу.
- Иди к нам, - пропел ему красивый мягкий голос. - Будь с нами. Они станут служить тебе, если я того пожелаю. Я хочу тебя и их. Ты хочешь их, и будешь хотеть меня. Так иди к нам!
Обе Елены обратили к Мише взоры, хищно, призывно улыбаясь. Тянули руки, маня к себе в жаркие объятия.
По округе разливался удушающий запах. Цветов? Тлена?
Мишка не помнил, почему все исчезло. Но во снах так случается. Ни Адама, ни Левиной больше не было. Рядом стояла только Лазорева. Они остались один на один.
Торопливо приблизившись к девушке, Мишка крепко её обнял, нежно касаясь губами губ. Но те оказались ледяными, твердыми и безвкусными.
Миша отпрянув, с ужасом обнаружил, что обнимает мертвую, разлагающуюся, растекающуюся под руками, плоть.
Очнувшись от сна, Миша все ещё чувствовал острое отвращение и ужас. Никогда, ни разу, ни один кошмар не пугал его так сильно.
Глава 21
Дом-убийца
Москва - город больших скоростей. Ни радость, ни горе не длятся здесь дольше мгновения. Спустя всего неделю Мишка не вспоминал о мимолетном увлечении, окунувшись в привычный быстрый и легкомысленный ритм.
Вернулась из Египта мать, окончательно рассорившаяся со своим молодым любовником, которого застала в номере с молоденькой горничной. Так что желание Олега, наконец, расстаться и пойти дальше каждый своим путем ею не поддерживалось. Напротив, Зоя неожиданно поняла, что дорожит семьей и их отношениями. Рыдая и грозя свести счеты с жизнью, она изводила не только мужа, но и сына.
Марина, в свою очередь, обозлившись на ожидаемую нерешительность Олега, не отвечала на его звонки. Олег не находил нужных слов (если они вообще существовали), как объяснить Марине, что не может он оставить в одночасье женщину, с которой прожил больше пятнадцати лет. Не умел он сделать так, чтобы Зоя поняла, что его решение вернуться к Марине вовсе не пустой каприз, и отпустила бы его добровольно, без постылых упреков. Так, мечась между двумя женщинами, не находя в себе решительности выбрать одну, Олег ещё больше все запутывал, вместо того, чтобы разрубить "Гордеев узел" одним решительным движением.
В течение двух месяцев обстановка в доме накалялась, но все старались сохранять видимое спокойствие.
А потом страшный вечерний звонок, как воплотившийся в жизнь кошмар:
- Алло? - привычно отозвался Олег, нажимая на кнопку вызова. - Как дела, Лена?
- Плохо. Меня забрали в милицейский участок по подозрению в убийстве.
- Что?!! - Олег почувствовал, как волосы на затылке медленно поднимаются дыбом, как сердце побежало вперед, споткнулось и упало в кусок льда. Его Лена? Убийца? На мгновение померещилось что полюса грозят поменяться местами. Но удалось взять себя в руки, встряхнуться и заставить пошатнувшиеся предметы встать на место.
- Перезвони мне сейчас, ладно? - Попросила Лена. - У меня на счету остались копейки.
Олег перезвонил. И выслушал всю историю в изложении дочери. И очень хотел ей верить, но что-то ворочалось в уголке души, нашептывая гадостное: " А если?".
Впрочем, что бы там она не натворила, её следовало выручать. Плевать на правых и неправых! Она - его дочь! Убила она там какого-то урода, или не убила ("Или не урода", - пакостно шепнул внутренний голос, отброшенный ментальным пинком обратно в подсознание), он сделает все, чтобы для девочки последствий не было. Благо, в России сейчас 1996, и покупается здесь все и вся, - при условии наличия денежных средств.
На встречу из "холла" выплыла Зоя. Голова её была перехвачена цветным платком. Темные мешки под глазами, наглядно свидетельствовали, что головная боль, на которую она собиралась жаловаться, вовсе не была выдумкой.
- Ты сегодня рано, - уронила она, поджимая губы. - Что случилось? Твоя потаскуха-секретарша наставила тебе рога?
Олег смолчал, прекрасно понимая, что любое слово будет, как сухой хворост в огонь, - лишним поводом продолжить скандал. Его бедную секретаршу во многом можно обвинить: в безалаберности, необязательности, прости господи, в безграмотности. Но вот легкомысленной бедняжка не была. Не считая того, что их, кроме делопроизводства, ничего не связывало.
Олег прошел в спальню, чтобы взять сменное белье.
- Что ты делаешь?! - кинулась за ним Зоя. - Куда это ты собираешься, на ночь глядя?! Я тебя никуда не пущу!
Олег резко вырвал из рук жены рубашку.
- Я прошу тебя - не надо сцен. Мне сейчас не до твоих истерик.
- А когда тебе было " до моих истерик"?! Когда?!
- Хватит, Зоя, - устало потер лоб мужчина. - Ну, пожалуйста, избавь нас обоих от этого. Я все равно поеду…
- Ты не к секретарше? Да? Ты к своей тамбовской лявре? Как приворожила она тебя! Ты на меня не смотришь. Ни на кого не смотришь. Все мысли о ней, о потаскухе…
Олег отвернулся, боясь, что нервы сдадут, и он впервые в жизни ударит женщину. В коридоре хлопнула дверь. Хвала Всевышнему, Мишка! Вот пусть теперь сам с матерью и возится.
- Вот! Вот, что значит, для женщины по настоящему любить, - все больше расходилась Зоя. - Я ради тебя карьеру оставила. Мужа бросила. А ты? Чем ты мне отплатил?
- Тем, что бросил моего единственного ребёнка.
- Да что ты несешь?! Твоей дочери уже за двадцать! Она по мужикам, поди, ходит, и слез из-за отсутствия в своей жизни папы давно не льет. Нужен ты ей очень! - Подбоченившись, выливала из себя разъяренная тем, что Олег продолжал собираться, игнорируя её, женщина. - Ты своей семьей занимайся, а не по руинам прошлого ходи!
- А почему, почему ты не подумала о том, чтобы родить мне моего - нашего общего, - ребёнка?! - Повысил голос Олег, поворачиваясь, наконец, к ней.
Они обменялись взглядами, в которых было намешено много чувств. Ушедшая любовь, яростная и страстная. Память о совместно прожитых годах. Осознание того, что будущего на двоих у них нет, и каждый за это в ответе по-своему. И была ещё бесконечная горечь прощания.
- Ты возвращаешься к ней из-за дочери? - спросила Зоя.
- Я не знаю, - покачал головой Олег, испуганный тем, что в глубине души для себя все решил. И что Зоя понимала это. - Просто у них неприятности. Очень крупные неприятности. И я должен - хотя бы раз в жизни, - быть рядом.
Зоя отвернулась, бросив через плечо:
- Ты не можешь быть "рядом" и там, и тут.
Олег понурил голову. Ох уж эта осень! Всегда с ним все неприятности случались именно в эту пору.
- Ты далеко собрался? - прозвучал новый вопрос, на этот раз заданный пасынком.
- В Тамбов, - сухо ответил Олег, не готовый к новым объяснениям.
- На ночь глядя?
- Ленке статью собираются пришить. Выручать надо.
- Не понял?
- Долгая история, - махнул рукой Олег.
- Я с тобой поеду, - через небольшую паузу сообщил ему Мишка. - Ты, в таких растрепанных чувствах, все равно нормально не доедешь. Ещё вляпаешься куда-нибудь…
- Миш! - окликнул Олег.
- Что?
- Оставь, ладно?!
- Что оставить-то? - искренне не понял юноша.