В коридоре было темно. Звук, издаваемый выключателем под длинными пальцами Миши, прогремел, словно выстрел. Ощущение, что за ним наблюдают, усиливалось, словно бы становясь концентрированнее. Парень сделал шаг вперед.
Может ли воздух источать угрозу? По-идеи, конечно же, нет. Это просто больные нервы искрят, напрягаются, а воображение радо стараться, - подсовывает страшные картинки.
Но все в Мише сопротивлялось мысли войти в квартиру, в которой погибло столько людей.
Злобные призраки молчаливо скалили зубы в плотоядной насмешке:
"Ну, давай, входи! - шуршали они в его голове разными голосами. - Ты же не из тех, кто боится собственных выдумок?"
Только - выдумок ли?
Вошел Серега, и умер, перед этим повел себя так странно, что никто из его друзей не мог объяснить мотивы его поведения.
"Заходи, заходи. Убедись, что плесенью здесь пахнет не сброшенный мертвецом саван, а всего лишь отсыревшие стены".
Лена тоже вошла. И теперь умирает.
"Тогда уходи, - насмешливо фыркнул голос (не исключено, что его собственный). - Раз не можешь войти. Уходи же!".
Миша решительно направился вглубь квартиры, нарочито стуча каблуками. Промелькнувшая за его спиной тень заставила резко остановиться и развернуться. Наглая нежить. Но не настолько, чтобы выдержать прямой взгляд "лоб в лоб".
Ничего. Пусто.
- Что за хрень? - выдохнул парень.
Из ванной раздались странные "чавкающие" звуки. Тряхнув головой, Миша прислушался. К его удивлению, звуки не стихали, даже становились отчетливее. Покрываясь холодным потом, парень потянулся к дверной ручке, только тут отметив, что ручка поставлена на фиксатор. Как если бы кто-то пытался запереть страшное "нечто" в ванной.
Впрочем, удивительным было уже то, что она оказалась целой. Ведь Мишка отчетливо и ясно помнил, как она осталась в руках у Олега.
Что же это могло быть? Что бы все это значило? Дьявольщина какая-то!
- Эй? - позвал Михаил, дергая за ручку. - Есть тут кто-нибудь?
Звуки прекратились.
Несколько секунд царила тишина. Миша уже готов был облегченно выдохнуть, сказав самому себе, что напряженные нервы сдали и начали выкидывать коленца. Тут ручка завертелась под его ладонью. Как если бы с другой стороны дверь старались открыть.
Перепуганный, Мишка сделал усилие и удержал ручку, не давая той продолжать сходить с ума.
В ответ из-за двери раздалось злобное, липкое хихиканье.
Бисеринки холодного пота покрыли лоб и спину. По телу пробежала волна озноба. Да такого просто не может быть! Не спит же он, в самом деле? Наяву это просто не возможно. Немыслимо. Всему этому должно быть разумное объяснение.
Рука Миши потянулась к потайному карману, в котором лежал перочинный ножик. На непредвиденный случай неприятных встреч темной ночью в подворотне. Пальцы нажали на кнопку и лезвие, узкое и острое, как жало, вышло, подброшенное пружиной.
- Кто там? - спросил он снова, опираясь ладонью правой руки на белое дверное полотно. - Эй?
Мерзкое хихиканье повторилось.
Михаил изо всех сил дернул дверь на себя:
- Я до тебя доберусь! - рявкнул он.
Под дверью с другой стороны что-то затопало. Ударом ноги Миша вышиб дверь, и замер.
Черный кафель на стенах и на полу был забрызган ошметками, чего-то, подозрительно напоминающего окровавленные мозги вперемешку с зелеными соплями. Пол залило грязной, мутной водой, в которой плавал прорезиненный белый коврик с голубыми корабликами. За ванной стояла фигура, выглядевшая подозрительно бескостной с кожей белой, как рыбье брюшко. Худая, щуплая фигура с огромным раздутым посиневшим членом, на котором синяя вздутая рука со скрюченными пальцами беспрестанно гоняла "шкурку", издавая тот самый "чавкающий" звук, что привлек внимание Миши.
Мерзкая жуть повернула голову со слипшимися взъерошенными волосами неопределенного цвета, и покосилась на незваного гостя.
Миша хлопнул дверью. Поставить замок на предохранитель так, чтобы его невозможно было открыть, можно было только изнутри. Поэтому, не дожидаясь дальнейшего развития событий, парень, устремился к выходу. Дверь из ванной комнаты заскрипела в тот самый момент, когда входная дверь отделила его от коридора.
На этом мороки не закончились.
Над лестницей, поднимающейся на чердак, возвышалась, непонятно откуда взявшаяся балка. Миша мог поклясться, что ещё полчаса назад никакой балки над лестницей не было.
На балке болталось тело висельника. Женское. Голова с белокурыми волосами средней длины, наклонена под неправильным углом, какой никогда не встретишь у живых. Руки безвольными плетьми упали вдоль в струнку вытянутого тела.
Фигура медленно раскачивалась туда - сюда, постепенно разворачиваясь на сто восемьдесят градусов. Пока не повернулась к Мише посиневшим лицом. Центральной, притягивающей взгляд частью лица, стал огромный, распухший, вывалившимся наружу, язык.
Глаза резко открылись, вонзая, в Михаила, безумный, голодный взгляд. Руки в конвульсивной дрожи дернулись, вытягиваясь вперед, словно пытаясь отыскать новую жертву.
Михаил рванулся к лестнице, пролетев два пролета, пока на третьем этаже не столкнулся с Олегом.
- Что за…? Куда ты несешься, парень?! - Олег почти подхватил на руки тело пасынка, которого трясло, словно в падучей. - Что происходит?
- Там…там…
Дверь одной из квартир распахнулась, и старушка в стареньком поношенном платье замахала им рукой:
- Вы из той квартиры? Из сто двадцать третьей? Ой, и когда же все это только кончится!
- Кто мне расскажет, что произошло? - прошипел Олег, измученный событиями последних дней и донельзя изумленный поведением названного сына, которого всегда почитал разумным и рассудительным. Состояние молодого человека всерьез его пугало.
А тут ещё сумасшедшая старуха!
- А чё на детей орать? - заворчала старуха. - Не виноватыя они! Квартира та проклятая, нечистая. Уж ни одного извела, на тот свет отправила.
Олег нахмурился, всем своим видом показывая, что не мешало бы нахальной соседке замолчать и убраться.
- Там что-то было, Олег. В ванной. А затем на лестнице, - с трудом переводя дух, проговорил Мишка.
- Ты тоже станешь мне говорить о призраках, мать твою?! - истошно заорал Олег, теряя всякое терпение.
- Мать моя тут не при чем, - холодно парировал Миша. - А я видел то, что видел. И Лена, как мне кажется, тоже видела. И тот парень, чью смерть пытались повесить на твою дочь.
- И многия другия тут такого повидали! Вспоминать жуть, чистая жуть! - Охнула старушка, словно побочный персонаж, проходящий по заднему плану.
- Ладно, - отчеканивая слова, сквозь ниточку, в которую сложились губы, произнес Олег, - я поднимусь и посмотрю, что тебя так напугало.
- Я пойду с тобой, - кивнул Мишка, гордясь собой за проявленное мужество.
Он сам был не уверен в том, что видел. Не мог нормальный человек в такое поверить. И все же, он кроме кофе сегодня ничего не пил. И психическими заболеваниями никогда не страдал.
Они решительно поднялись на пятый этаж. Преодолевая накатывающий волнами иррациональный ужас, Миша посмотрел на лестницу, ведущую на чердак.
Пусто!
Но ощущение потустороннего холода и угрозы продолжали давить на плечи.
- Ты чувствуешь запах? - спросил Олег. - Твою мать, да это же газ! Придурок, ты оставил включенной колонку?!
Олег, не раздумывая, бросился в квартиру и бегом направился к ванной, резко рванув дверь на себя. Из открытого проема на него клубком понеслось оранжевое, в голубых всполохах, пламя. Больше ничего видеть он уже не мог. От оглушительного грохота содрогнулся подъезд. Михаила отбросило волной в сторону и, уже теряя сознание, он чувствовал, как летит вниз, пересчитывая зубами ступени. Как падают сверху штукатурка и кирпичи. И как за ним по пятам летит огонь.
Глава 22
Вспомнить все?
Сознание возвращалось медленно. Очень медленно. Миша, не открывая глаз, вспоминал, как ворвался в квартиру вслед за Олегом; как горячее пламя понеслось на встречу, как он развернулся, скорее по инерции, чем всерьез надеясь уйти от обжигающих объятий воспламенившегося газового облака. Как боль, острая, горячая, ударила в спину. На секунду Мишка снова увидел, как живым факелом вспыхнула фигура отчима. Ощутил запах горящей плоти. Услышал отчаянные крики.
А потом - тишина.
Почему-то было не больно? Совсем не больно! Странный факт, если учитывать встречу с огненным смерчем, недвусмысленно давшим понять, что хочет его проглотить. Какое же количество обезболивающих препаратов пришлось использовать медикам? Да и где найти такие наркотики, способные оставить сознание трезвым, но при этом полностью отключить боль?
Не было не только боли. Тело словно перестало существовать. Мишка не чувствовал ни ног, ни рук. Подняв веки, он обнаружил, что лежит на чем-то каменном, твердом и узком, словно скалистый выступ, окруженном со всех сторон туманом, - влажным, липким, скрывающим очертания предметов. На самом Мишке болталось нелепейшей одеяние: длинная рубаха, просторная, невзрачная, легкая. И более ничего. Даже белья на себе он не чувствовал. Что же это такое?
В тумане раздались звуки, будто кто-то рассекал волны веслом. Почти в самые ноги ему ткнулся узкий вострый нос деревянной лодки.
- Ну, садись, смертный, - в густом женском голосе Мишка отчетливо расслышал насмешку.
Миша последовал данному совету. Он не сомневался, что впереди долгий путь.
- Кто ты? - наконец спросил он, справившись с волнением, у серой фигуры на носу лодки.
- Для тебя я - никто и ничто, безликий проводник к Другому Берегу, - прозвучал ответ.
- А Другой Берег - что это? - не унимался Мишка. - Новое воплощение? Посмертие?
- Это уж как решат Старейшие.
И это - все?
Все?!
Эти… призраки "уделали" его, как мальчика, а сами остались, как пауки, поджидать новые жертвы? При мысли о том, сколько всего полезного он мог бы сделать в оставленной жизни, Миша почувствовал, как ярость железным обручем стягивает лоб и виски, заставляет сжимать руки в кулаки. Он ничего не успел, ничего не сделал! Только потому, что какой-то, не будем нецензурно выражаться, хоть и очень хочется, придурок, не удержавшись на скользкой поверхности, решил спрыгнуть в пропасть и теперь утягивает за собой всех, до кого дотянется. И сколько это может продолжаться? Должен же кто-то положить конец этой кадрили со смертью? Почему не он?
Они причалили.
Миша только успел подумать, что если это и есть пресловутый "Другой Берег", то он здесь долго не останется.
Неряшливая маленькая пристань сменилась бесконечной поднимающейся вверх, лестницей, выведшей их к маленькому домику, за которым висела плотная стена туманов, не позволяющая разглядеть, если ли там земля или другие строения, или нет.
Вообще что-либо увидеть не представлялось возможным.
Коридорчик, в котором они очутились, пройдя через замызганную, обшарпанную дверь, был узким и длинным. Перед следующей дверью стояла небольшая конторка, за которой более или менее уютно расположился один, средних лет, старичок в пенсне на длинном носу.
- А, ещё один голубчик, - покряхтывая, чуть ли не радостно потирал старичок руки. - Ну-ка, ну-ка! Назовите-ка Ваше имечко. Мы вам выдадим номер вашего личного дела.
А где звук золотых труб и серебряных колоколов? Где хотя бы пресловутые, надоевшие до оскомины на зубах, туннели, которые так любят описывать якобы пережившие клиническую смерть? Нет ничего, кроме обшарпанного замызганного коридорчика, странной проводницы, закутанной в плащ, каких у них в мире, почитай, вообще никогда не носили, да этого старика, похожего на любителя детективов в стиле "Шерлок Холмс".
- Михаил Зеленков.
- Год рождения?
- 1976.
- Угу, - кивнул дедок и, распахнув с виду небольшой шкаф, принялся в нём копаться.
Мишка попытался заглянуть дяденьке через плечо, но кроме беспросветной темноты ничего не увидел.
Деду повезло больше. Он извлек из деревянного, изрядно покусанного жуком-короедом, нутра шкафа, металлический жетончик, с непонятными, выбитыми на нем, знаками.
- Вот. Твое! - довольно изрек, покряхтывая и прихрамывая, ковыляя к стойке. - Отдашь Верховным.
- Но мне необходимо вернуться, - начал, было, Мишка.
Проводница упредительно кашлянула, и, подхватив за руку, увлекла за дверь, прятавшуюся за спиной старичка.
- Вы сможете сказать обо всех ваших нуждах Верховным. Они решают Судьбу. Мы - всего лишь обслуживающий персонаж, понимаете? - Глаза женщины сверкнули их глубины капюшона неприятным огнем. Как у кошки в полутьме.
Она отступила, помахав рукой на прощание. Мишка вздохнул, и тоже махнул рукой. Что ж, раз нужно идти вперед, значит, он пойдет вперед.
Коридор вывел его к большой двери, украшенной перламутром и драгоценными камнями. Не смотря на богато убранство двери и всей залы, атмосфера, как ни странно, напоминала ожидание в приемной у врача. Та же напряженность и тягостность ожидания.
Миша успел рассмотреть, что все присутствующие держали в руках точно такие же металлические жетончики, какие ему вручили на входе.
- Здесь все недавно умерли? - спросил он стоящую к нему ближе всех женщину лет пятидесяти.
Она наградила его злобным взглядом:
- Нет. Тут все живые, - язвительно ответила она. Вроде как недобро пошутила. Голос так и сочился ядом.
- Понятно, - кивнул Миша. - И кто тут скончался самым последним?
- Иди ко мне, счастье мое. Не ошибешься.
Мишка вздрогнул, услышав знакомый голос.
- Олег?
- Он самый.
Миша подошел, усаживаясь рядом на свободное, на скамейке, место.
Про себя отметил, что выглядел Олег плохо. Как если бы беспробудно пил неделю, и при этом болел гриппом. Кожа на лице посерела, под глазами набрякли мешки, а сами глаза подвело черными тенями.
Олег тоже смерил пасынка вопросительным взглядом.
- Это ведь все по-настоящему, да?
Миша согласно кивнул:
- Боюсь, что так.
- И мы умерли?
Миша снова подтвердил сухим кивком.
- Но, почему?! Почему, черт возьми?!
- Потому что не нужно было корчить из себя героев, и идти в ту квартиру, полную злых духов. Хотя, - Мишка запнулся, подумав о том, что было бы, не пойди они туда? Сколько человек могло погибнуть, скопись газ в большем количестве?
С точки зрения высших сил ведь не так важно, как будут звать жертву: Петя, Вася, Коля. Правда, для самой жертвы это весьма существенное различие. Только Высшие, - они мыслят другими категориями. Да и так ли на самом деле важно, умрешь ты сегодня от дорожно-транспортного происшествия - или завтра от несварения желудка?
Или все-таки важно?
- Что это ты там лопочешь на счет призраков? - подозрительно покосился на пасынка Олег.
- Я не открывал колонку. Я и порог ванной комнаты не осмелился переступить. - Задумчиво уронил парень
И Мишка рассказал Олегу обо всем, что думал. Рассказал о беседе с Таней. И о похоронах Сережи. И собственными умозаключениями тоже поделился.
- Да, странная история, получается, - вздохнул Олег. - Подумать только, не купи я тогда эту чертову коробку, все могло бы быть иначе. Мы могли бы прожить ещё долгие годы, - меланхолично закончил он, подпирая подбородок рукой. - И не сидеть здесь сейчас.
- Ты мне веришь? - удивился Мишка.
- А как, спрашивается, в свете последних событий, я могу тебе не верить? - развел руками Олег, отвечая вопросом на поставленный вопрос.
- Понимаешь, это все НУЖНО остановить.
- Зачем? - пожал плечами Олег. - Жалко, конечно, оставлять Маринку одну. Тем более, - тяжело вздохнул он, - что и Лена вряд ли выкарабкается. Но ведь теперь, когда мы здесь, ничего исправить уже нельзя. Да и раз мы все-таки продолжаем думать, видеть и даже беседовать, - значит, не так уж все и плохо, - подмигнул он Мишке.
Мишка почувствовал, как в душе его заворочался гнев. Что же Олег за человек, что его ничего в мире, кроме собственного благополучия не интересует?
- А если для твоей дочери не все кончено? И не для неё одной? - вкрадчиво спросил Мишка. - Туда придут другие. И все повторится.
- Ну а я что могу сделать? - повысил голос Олег. - Остаться там добрым привидением?
Миша смерил его взглядом.
- Я сделаю все возможное, чтобы вернуться назад. И чтобы остановить зло, какое бы обличие оно не принимало.
Олег ответил коротким смешком.
- Молодость, молодость. Жажда подвига и славы!
- Да пошел ты, - дернулся Мишка. - Видал я твою славу на Майдане, в белых лакированных галошах! - Выдал, и сам опешил, от состряпанной, в запале эмоций, тирады. - Ты - пожил. Тебе, может быть, сдохнуть, - даже на руку. Ты же любитель новых впечатлений, которых теперь - хоть отбавляй. А мне только двадцать! Я бы с удовольствием ещё годков, эдак, пятьдесят потянул. Можно и с хвостиком. У меня на мою жизнь планы были. Я хотел закончить учиться, влюбиться, жениться, простроить дом, вырастить детей, поглядеть на внуков. Иногда по выходным с друзьями ходить на футбол, на рыбалку, просто на банальную пьянку, ругаясь из-за этого с женой. Вести ребёнка в школу! Учить с ними уроки. Состариться, наконец, стать мудрым. И без страха глядеть на закат.
И ничего этого у меня никогда уже не будет! Понимаешь? Ни-ко-гда. Потому что здешние туманы - это совсем другое, иное, ненастоящее. Я так и останусь двадцатилетним. Потому что вслед за твоей дочерью ввязался в это дерьмо. - Мишка поймал себя на мысли о том, что злится на Ленку, как если бы она была в чем-то виноватой. Но в чем её вина? - Меня озноб до сих пор прошибает, - сменил он тему, чтобы отделаться от неприятного, необъяснимого чувства раздражения, - как вспомню эту тварь за раковиной, дрочившую растекающийся под руками член! Фу, мерзость.
Олег молчал, понурив голову. Мишка дотронулся до его руки, про себя удивившись, что осязательные чувства ни как не изменились:
- Нельзя это так оставлять, понимаешь?
Дверь распахнулась, на пороге возникло ангельское, иначе не назовешь, видение. Девица-красавица, не старше двадцати. Волосы - золото. Глаза - васильки. Выражение лица благостное и умиротворенное.
- Михаил Зеленков, - пропело видение. - Следуйте за мной.
Михаил повиновался. Что ещё ему оставалось?
Они проплыли, - неизвестная девушка впереди, она за ней, - в комнату, по внешнему виду больше всего напоминавшему библиотеку. Шикарно обставленную.
Загадочный свет издавали светильники в виде светящихся сталактитов. Белые диваны и кресла были разбросанные в шахматном порядке, с таким расчетом, что, где бы усталость вдруг неожиданно не накатила, ты сразу сумел подарить отдых усталому телу. Если же приходила охота работать, к вашим услугам оказывались столы из красного дерева, за ними возвышались стулья на витых ножках (слава богам, без позолоты). И повсюду высились длинные стеллажи, заваленные бесчисленным количеством свитков и папок.
Девушка в белой тунике, красиво вышагивающая перед ним, подвела Мишку к группе людей, восседающей за одним из центральных столов. Больше всего мужи напоминали античных патрициатов. Белоснежные тоги и золотые лавровые венки, значительные, задумчивые выражение гладко выбритых лиц. Внимательные, доброжелательные взгляды, на дне которых плескались ум и суровость.