– А что за деньги?
– Да я думаю: правда ли это? Так уж, зная Игорька, я считал это правдой. Он, вообще-то, был неспособен лгать… Где-то в начале декабря он сказал, что у него появились деньги на строительство нового храма, на оплату реставрации всех наших клязьминских церквей, на открытие школы иконописцев для сирот, на хороший детский дом – хороший, не такой, как его интернат… еще для чего-то, всего и не упомнишь!
Анюта ошарашенно смотрела на священника.
– Это сколько же денег?! – наконец спросила она.
– Миллиона три, что ли… Долларов, разумеется.
– Миллиона три?! И где они хранились?!
– Он сказал: в столе.
– В московской комнате?!
– Нет. Здесь, в Клязьме… А потом он заявил, что этих денег больше нет.
– Три миллиона долларов?! Да он все-таки был сумасшедшим! Это нереальная сумма!
– Он был абсолютно нормальным! – рассердился священник. – Нормальнее нас с вами! Прекрасно разговаривал, чувствовал людей, не могу передать, как! Особенно женщин! Если бы вы его застали, вы бы получили ответы на все свои вопросы! Ну, этого не объяснишь… Но главное, он был очень разумным, даже скептическим человеком. Ему бы еще высшее образование… Он не мог так лгать! Вы понимаете, можно обмануть, что есть десять тысяч, но три миллиона!
– А куда делись эти деньги? Их украли? Почему же он не обратился в милицию?! – В этот момент она вспомнила свой первый разговор с братом художника – тот суматошный разговор у калитки. "Деньги теперь у вас?" – так он, кажется, спросил, приняв ее за Ольгу.
– Он не говорил, что их украли, – священник досадливо поморщился. – Он просто сказал, что их больше нет.
– Кому-то отдал?
– Он не объяснял, – священник вздохнул. – А мне было неудобно настаивать… Вдруг, думаю, он решил не тратить все. Это ведь его деньги… Я даже заподозрил его в жадности – грех такой на душу взял… Потом появилось это письмо, потом его убили, все завертелось, закружилось. У меня такое состояние было, что не хотелось ни во что вникать. Но я же вижу, что милиция ничего не делает. Уперлись: наркоманы, хулиганы! Ладно, думаю, пусть наркоманы и хулиганы! Ваше первое появление меня немного встряхнуло, честно говоря. Я подумал: а вдруг об этих деньгах кто-то знал и теперь их ищет? Вы мне не понравились. К тому же, как бы это объяснить… Я всегда чувствую, как кого зовут! Вас не могут звать Ольгой! – Анюта улыбнулась, он направил на нее указательный палец. – Только не спрашивайте, пожалуйста, как это согласуется с официальной точкой зрения церкви!
– Не буду.
– Увидев вас, я подумал, что вы начнете рассказывать сказки о том, что вы его единственная наследница. Но, к счастью, ошибся… Насчет вас ошибся. А вдруг были и другие? В общем, что-то вы растревожили у меня в душе, стал я о последних днях Игоря вспоминать. Ольгу эту тоже вспоминал. И вдруг смотрю телевизор, где про ее мужа говорили, ну, что его тоже чуть не убили, и слышу, и ушам не верю! Ольга-то умерла еще до Нового года, оказывается! Ну как это может быть совпадением, скажите на милость?
На какую-то секунду Анюте показалось, что все звуки мира остались за пределами стеклянного колпака, накрывшего ее сверху. Стало тихо и жарко. Затем она увидела, как красиво поднимается от чашки пар, как тягуче ползет капля меда по стенке банки, как безмолвно кружит поземка в церковном дворе, как темнеет воздух за окнами. Священник взял ложку и зачем-то помешал ею чай в стакане.
– Ольга умерла в начале года? – спросила она. Горло пересохло, слова царапали его. – А ее мужа чуть не убили? И вы видели это по телевизору?.. Чуть не сбила машина, вы имеете в виду?
– Ну да…
– Ольга – это жена депутата Александрова? Его покойная жена?
– А вы не знали? – он недоуменно выпрямился.
– Жена депутата Александрова знала художника Ледовских?!
– А что вас в этом изумляет? Он расписывал церковь в Валентиновке, там у них загородный дом. Да там у многих деятелей дачи. Он, может, и других шишек знал. Я вам еще раз повторяю: люди к нему шли! Чувствовали его душу!
– Ну и ну… – Анюта даже вспотела от пережитого изумления. – Но ведь это новый поворот!
– Новый поворот чего?
– Вы мне рассказали все, что знаете?
– Даже больше! – признался он. – То, что Ольга – жена депутата Александрова, я узнал случайно, не от Игоря. Он бы этого никогда не стал рассказывать. Мне его брат проболтался.
– А вы в каких отношениях с этим братом?
– Ни в каких. Он не очень приятный господин… Деньги стрелял у меня. Так и не отдал. Теперь прячется… Незадолго до смерти Игоря брал сто рублей, а у меня телевизор здесь включен был, он и говорит, показывая на экран: "Жена этого депутата, который земельными вопросами занимается, Игорю все исповедуется! Ее Ольгой зовут!" Я его довольно строго осек, в том смысле, что Игорю никто исповедоваться не может. Ну, он объяснил, что другое имел в виду, что, мол, у нее проблемы, вот она с Игорем и советуется. Я не стал слушать…
– А мог он говорить о другой какой-нибудь Ольге?
– Ну, знаете, вокруг него женщин было мало…
Первым ее побуждением было набрать Левицкого. Сев в машину, она достала телефон. Но тут же положила его обратно.
Ничего не доказано. Тот минимум, за который можно ухватиться, – это слова Григория Ледовских о том, что его брат был знаком с женой некоего депутата, которого показывали по телевизору. Но что он означает, этот минимум? Да, был знаком! Это, конечно, интересный факт, но вот все остальное… Быть знакомой художника мало. Мало даже быть знакомой по имени Ольга! Нужно еще быть той самой Ольгой! Той, которой брат художника кричал у калитки: "Вам тоже может угрожать опасность!", той, которая увлекалась вампирами и потеряла браслет, той, у которой "теперь эти деньги", и той… Ничего себе! Той, которая, по словам убитого художника, сама и писала эти письма с мышьяком!
Где же доказательства, что это та самая Ольга? Нет таких доказательств! Надо добывать…
"А не открыть ли мне детективное бюро, вместо туристической фирмы?" – вот что подумала Анюта, выруливая на Ярославское шоссе.
Мститель Фатеев свалился на следователей, ведущих дело Ольги Александровой, как рождественский подарок, брошенный в каминную трубу. Они распаковывали его, практически не дыша – не верили своему счастью. К моменту получения этого подарка весь отдел был уверен, что убить Александрову могли человек десять-пятнадцать.
В отличие от своего мужа, Ольга Григорьевна не разочаровалась в капитализме. Более того, один из ее бывших компаньонов признался, что не родились еще братки, способные отобрать у нее бизнес либо навязаться в качестве крыши.
"Железная дамочка! – холодновато оценил компаньон. – У меня иногда тряслись поджилки, а ей хоть бы хны!" Сам он был мужчиной лет пятидесяти и килограммов ста сорока, приехал на бронированном джипе с пятью сопровождающими: трудно было представить ситуацию, в которой у него бы тряслись поджилки. Приехал он исключительно по просьбе Александрова и во время допроса даже не слишком выпендривался перед следователями прокуратуры, хотя с его лица не сходило трудно определяемое выражение то ли насмешки, то ли дурашливости. Но отвечал он быстро, многословно, охотно. Придраться было не к чему.
С Ольгой Александровой его связывали строительные дела. Если точнее, то она пробивала места под новые коттеджные поселки, а он выступал инвестором строительства. Дома все шли миллионные, направления – престижные: в лесах, среди сосен. Вспомнив, какой комитет возглавляет депутат Александров, следователь Кайдановский печально сдвинул брови: судя по всему, последние два года строительного бума хорошо обогатили и этого бегемота и жену депутата.
– Муж у нее не разбирался во всем этом! – Бегемот, видимо, предупредил вопрос следователя. – Его как-то пуганули еще в середине девяностых, он с тех пор не лез в бизнес.
– Не разбирался в делах жены? Разве такое бывает? – Кайдановский поднял глаза от бумаг.
– Почему нет? Это ж вам не пролетарская семья – жена стряпает, муж на заводе вкалывает, общие деньги лежат в хрустальной вазе. Нет, Ольга Григорьевна вела свои дела, а Евгений Владимирович – свои. В политике нельзя работать на два фронта – чокнешься, ей-богу… Столько забот! Да и не интересуют деньги, если ты в политике. Там такие страсти, что нам с вами и не представить!
– Значит, депутат и не лез в эти дела, – подытожил следователь.
– Не лез.
– Ну уж связями-то своими помогал, а?
– Да ладно вам! – бегемот пренебрежительно махнул рукой. – Она в бизнесе уже пять лет! У нее свои связи такие, что закачаешься! Подумаешь – депутаты! Вы думаете, они что-нибудь решают? Вся власть у чиновников! А у Ольги Григорьевны была куча прикормленных. Все на мази… Все отлажено… – бегемот задумался о чем-то своем. Он был спокоен, только тяжело дышал – видимо, из-за своего веса.
– Как же это квалифицировать? – спросил Кайдановский. – Равнодушные отношения между женой и мужем, так?
– Ну вот! Опять пролетарское отношение к вопросу! – Бегемот, видимо, испытывал классовую ненависть к рабочим. – Это называется разделение труда! Никто никого не загружал своими проблемами. Поэтому оба так много достигли.
– Значит, отношения были хорошие?
– Ну, не без проблем. Всякое бывало. Они даже в разводе были несколько лет…
– Да, это у меня записано… Из-за чего развелись, кстати, вы не знаете?
– Из-за чего разводятся? Я, например, шесть раз разводился. И три раза – с одной и той же.
Следователь отложил ручку, с большим интересом глядя на бегемота. Сопровождающие тревожно завозились в углу, намекая, что пора ехать.
Показания этого компаньона, были, пожалуй, наиболее доброжелательными из всех, подшитых к делу. Женщина, выбивавшая землю под элитные поселки, мало кому нравилась. Несколько человек утверждали, что она никогда и ни с кем не церемонилась; один знаток подсказал, что Ольга Григорьевна сумела, ради своих интересов, прекратить строительство очень дорогого спортивного клуба, хотя возведен был уже не только цоколь, но даже и первый этаж; бухгалтер ее фирмы сообщила по секрету, что предшественница ненавидела Александрову, поскольку эту предшественницу уволили самым хамским образом.
"Не выплатили ничего, наплевали на все контракты, еще и обсчитали! Такие богатые люди, а пожалели пятьсот долларов! И не имели права они ее увольнять – она беременная была! Так эта бухгалтерша пригрозила им, что кое-что сообщит в налоговую. У нее муж там работает. Ее специально и брали, с учетом мужа. Ну, если что-то будет, чтоб помог. А видите, как с ней поступили? Выкинули на улицу! Она им стала говорить, что муж за нее заступится".
"И что?" – поинтересовался следователь.
"Да ничего! – бухгалтерша безнадежно отмахнулась. – Пригрозили, что они ей выкидыш устроят. Ну а против лома, сами знаете…"
Кайдановский съездил на Рублево-Успенское шоссе: увидел и недостроенный спортивный клуб, и кирпичный забор, огораживающий будущий поселок, и экскаваторы, радостно крушащие бассейн, которому не суждено было вылупиться. Если бы не Фатеев – прекрасная кандидатура этот владелец клуба. Лучшего и желать не надо!
До появления троицкого мстителя Фатеева владелец клуба разрабатывался на полном серьезе. Его допрашивали раза три, не меньше.
Звали мужчину Егор Цуканов, было ему лет сорок, в прошлом он работал каскадером, затем продюсером. Теперь вот занялся спортивными клубами. Цуканов был красив, худощав и, как показалось Кайдановскому, очень умен.
– Я так и думал, – признался он на первом допросе. – Мне сказали, что Александрову машина сбила, и я сразу решил, что это убийство. Ну а если убийство, то меня обязательно таскать начнут. Решат, что это из-за клуба.
– Вы ведь много потеряли на этом, – Кайдановский развел руками.
– Да почти все! – без особой печали согласился Цуканов. – Но сам виноват. Обижаться не на кого.
– А я слышал, что вы на Ольгу Александрову обижались.
– Вам неправильно передали, – Цуканов улыбнулся. – На самом деле было вот как: мне выделил землю один… ну, чиновник. Разумеется, не за так. За долю. Не на него, конечно, оформленную, а на его сына. Мы планировали построить клуб, сделать теннисные корты, даже поле для гольфа. Все закрутилось, завертелось, оформление бумаг, согласования разные. Ну, вы же знаете, как это у нас делается. Еще ничего не оформлено, а уже идет строительство. И мы тоже, дураки, уже два этажа возвели, чтобы времени не терять. Но тут начались проблемы. Кое-какие подписи нам не дают. Точнее, подписывают, но на год, не больше. Все ждут перемен. Ну, мои инвесторы стали кочевряжиться. Мол, мы рискуем такими суммами, ты обещал, что аренда будет на сорок лет. И получился замкнутый круг. Никто не хочет сыграть ва-банк. Этот чиновник ждал-ждал, а потом говорит: "Ты извини, брат, но меня не сегодня-завтра погонят, я на такую тягомотину не согласен. Место уж больно сладкое. Одно из последних на этом направлении". Я ему говорю: "Там аренда на год, все такое прочее, никто не захочет идти на таких условиях". Он говорит: "Ни фига! Ко мне вон депутат Александров через жену подкатывал – предложил поселок строить". Я, честно говоря, усомнился, что у этой Александровой деньги найдутся – она раньше с кредитами работала и почти ничего еще не отдала. Даже съездил к ней, поговорил по душам. Она сказала: да, все правда. Предложила мне отступного и еще сказала, что продолжит оформление бумаг. Мол, проблем с этим не будет. Деньги есть. Три миллиона долларов, чтобы начать.
– Тоже инвесторов нашла?
– Не знаю… Я ее предупредил, что земля, на самом деле, спорная. Выборы пройдут, мэра погонят, и что тогда? Она сказала, что это не проблема, она готова рискнуть. Мол, это ее деньги, личные. "Наследство получила!" – пошутила она.
"Наследство получила" – покладисто записал следователь. Вроде бы все этот Цуканов объяснил правильно, но уже следующий свидетель только скривился, узнав о такой трактовке.
– Вы больше слушайте! – сказал он. – Никаких отступных она бы не дала! И строиться бы не начала тоже! Она бы, как и они, стала пробивать долгую аренду и в конце концов добилась бы своего. Но ведь и они бы добились! Просто они честно разговаривали со своими партнерами, включая того чиновника, а она обманула, вот и все! Это и называется: перебежать дорогу! Да у них вся семейка такая… Да и вообще Александрова ни при чем. Я сильно подозреваю, что это ее муж дела обделывал, а она была так, для прикрытия.
Так что и Егор Цуканов, и налоговый муж беременной бухгалтерши оставались прекрасными кандидатурами на роль водителя той самой злополучной машины, сбившей Ольгу Григорьевну в Елисеевском переулке.
Самое интересное, что были и еще кандидатуры! Имелась даже одна ревнивая жена – бывшая подруга Александровой – случайно застукавшая своего мужа в горячих объятьях Ольги Григорьевны.
– Она была сука! – твердо сказала эта женщина. – Вы уж меня простите, что я так о покойнице. Мой дурак ей был не нужен. Он тютя. У нее и молоденькие мальчики были, зачем ей он? А вот просто так! У нас хорошая семья была, крепкая, вот она и завидовала! Она вообще была очень завистливая. Не могла видеть, что кто-то стройнее, или моложе, или даже просто уравновешеннее. Между прочим, у нее подруг и не было. Я оставалась последняя, еще со студенческих времен. Но вот видите, как… Я только потом поняла, что моя семья вызывала у нее ненависть. Что дети есть, что муж меня обожает. Вот она и сбила его с толку. Как вспомню, так мурашками покрываюсь… Вроде давно было, а все равно…
Кайдановский постарался оформить лицо в какое-нибудь максимально неопределенное выражение: такие истории он слышал часто. Часто встречался и с таким вот оправданием изменившего мужа. Всегда виновата любовница, а не муж.
– А как сам Александров смотрел на эти измены? – спросил он.
– Ему было все равно. У них в семье была, как бы это объяснить, демократия. Ну, вроде, все друг другу разрешили. Но при этом им очень не нравилось, что есть семьи, где друг другу не разрешают! Им, знаете, как хотелось? Чтобы если у них любовь закончилась, то и у всех она должна немедленно закончиться. Самая ненавистная для Ольги тема была супружеская верность. Мой муж часто на эту тему высказывался – что, дескать, можно прожить с одной женщиной всю жизнь. Ну и напоролся…
"Бедняга!" – хмыкнул Кайдановский про себя, плюсуя семейку к списку подозреваемых.
На этом этапе обнаружился и вовсе классический персонаж: родственник, ненавидящий Ольгу Григорьевну!
Это был двоюродный дядя, судившийся за какой-то старый дом, совершенно не нужный ни депутату, ни его жене. Тяжба была старая, путаная, и если для двоюродного дяди важная в смысле обогащения, то для самой Александровой интересная лишь как дело принципа. Тут уж следователь совсем ничего не понимал. Женщина ворочала миллионными делами, но уперлась по поводу дома на Валдае! Из какого такого принципа? Видимо, из того же, который заставил уволить бухгалтершу, недоплатив ей пятьсот долларов (Кайдановский специально поинтересовался: недоплачено было по закону. Эти пятьсот долларов обычно давались в конверте). Видимо, и половина дома ей принадлежала по закону.
– Видишь, как убитая жена депутата уважала законы! – невесело пошутил он, разговаривая со своим другом – штатным психологом.
– Дело не в этом, – возразил тот. – Просто она привыкла к такому поведению. Тут уж ничего не поделаешь. Голова ее постоянно была забита, и поэтому выработались определенные схемы. Чтобы нарушить их, нужно было отвлечься, поразмышлять немного, стать более человечной – понимаешь? А на это времени не хватало. Да и зачем? Так проще. И кроме того, мне кажется, она была обыкновенной стервой. И не ищи объяснений! Бухгалтерша что-то там напортачила да еще мужем припугнула – все! Александрова вычеркнула ее из списка живых! Дядька, вместо благодарности за присылаемые раз в год конфеты, подал на нее в суд: значит, неблагодарный. Значит, надо наказать. А с этим – как его жена назвала? тютя? – с ним вообще никакой подоплеки искать не надо. Переспала. Всего-то делов! Никакую семью она не разрушала. Делала что хотела, вот и все! Увы, брат. Таков современный вариант "коня на скаку остановит, в горящую избу войдет".
В общем, первая реакция на задержание Фатеева была нетипичной: всем хотелось расцеловать его за то, что он есть, за то, что он продолжает любить жену, умершую восемь лет назад, за то, что объявил об отмщении…
"А ведь если Александров и в самом деле причастен к убийству Кардаша, вряд ли его деловая жена не знала об этом" – неожиданно подумал Кайдановский, ворочаясь перед сном в кровати.