- Следователь Лешуар человек добросовестный, он всегда старается вникнуть в сущность дела.
Черт! Надо же было мне нарваться на педанта! Многообещающее начало!
- Но, Боже мой, мэтр, какую же иную версию можно выдвинуть вместо моей? Я же не виноват, что случилась авария и мне пришлось вернуться домой…
- Разумеется!
- Я хотел добраться до Анже на поезде. Но поезда не было!
Она встала.
- Ну конечно, мосье Сомме, что касается меня, я не сомневаюсь…
- Вы не сомневаетесь, а сами спрашиваете меня сейчас, в самом ли деле все произошло так, как я описал!
Она опустила голову.
- Я… я должна была задать вам этот вопрос: моя профессия…
Бедная малышка! Ее профессия… Эта профессия так же мало подходила ей, как мне - моя. Она была создана для другого, для жизни на свежем воздухе рядом с мужчиной… Она была создана для жизни, которой ей никогда не придется познать, ибо у нее-то не хватит сил завоевать такую жизнь…
- Вы счастливы, мэтр?
Она залилась румянцем.
- Странный вопрос.
- Сколько вам лет?
- Однако, мосье Сомме!..
- Ох, я не должен бы, но мы же с вами не на светском приеме; в конце концов - я убийца и могу себе позволить не считаться с приличиями.
Она покачала головой.
- Вы не убийца, мосье Сомме… Вернее, не обычный убийца.
Она сама не подозревала, насколько была права.
- Так сколько же вам лет?
- Двадцать восемь!
- Не замужем, это я понял… У вас есть жених?
- Нет.
- Итак: мама, плохо идущие дела и старая квартирка с трофеями, которые остались от прошлых поколений и от которых вас тошнит?
- Почему вы мне все это говорите?
- Потому что вы мне симпатичны, моя крошка…
Подследственный, разговаривающий покровительственным тоном со своим адвокатом, называющий ее "моя крошка", дающий ей советы, расспрашивающий о ее личной жизни - такую уморительную сцену наверняка не часто можно наблюдать в государственных тюрьмах.
- Видите ли, мэтр…
- Да?
- Вам не хватает свежего воздуха!
Она нахмурилась.
- Вас связывает старенькая мама? Надо срочно перерезать путы… Для начала пойти к хорошему парикмахеру - у вас прическа как у служаночки, отправившейся на гулянку!
Еще и это сорвалось у меня с языка. Я пожалел о своих словах, увидев в ее глазах слезы.
- Извините, но это правда.
- Я… Не так давно со мной произошел несчастный случай, нога еще не совсем зажила и…
- Ах, значит, вы хромаете не от рожденья?
- Нет, я упала у нас в доме на лестнице.
И оттого, что она упала в своем доме на лестнице, она сожгла себе волосы в какой-то захудалой парикмахерской своего квартала! Как адвокату ей недоставало логики… Мне явно стоило опасаться за свою защиту.
- Вы насмехаетесь надо мной, - вздохнула она. - Я знаю, я смешна. Знаете, если вы хотите взять… другого адвоката, это еще возможно. По закону вы имеете право.
Она хотела принять гордый вид, но вместо того, чтобы сказать "другого адвоката", она чуть было не сказала "настоящего"! Я чувствовал это. И она знала, что я каким-то таинственным образом интуитивно читаю в ее сердце, понимаю ее тоску… Она не умела держаться с достоинством, равно как и не умела быть адвокатом!
- Я не желаю другого адвоката, кроме вас, мадмуазель… Я уверен, что вы сумеете добиться моего оправдания!
Она смущенно улыбнулась. Потом ее лицо омрачилось.
- Не слишком-то тешьте себя иллюзиями. Все-таки вы убили двух человек, мосье Сомме. Вы единственный, кто забывает об этом!
Вот так-то!
Довольная, она вышла из камеры, не добавив ни слова. Только что она заткнула мне рот, а это являлось для нее своего рода важной победой.
* * *
Мы встретились снова во второй половине дня в кабинете следователя Лешуара. На этот раз на нем была рубашка с нормальными рукавами. Однако ее нежно-сиреневый цвет, учитывая серьезную должность Лешуара, казался неуместным. Он постарался исправить впечатление белым целлулоидным воротничком и черным галстуком.
Все это не мешало ему походить в этот день на рисунок Пейне, на слегка наводящего тоску Пейне.
Секретарь по-прежнему напоминал толстую сытую жабу, и по-прежнему перед ним лежала стопка белой бумаги. В этот раз он взглянул на меня с интересом - один только взгляд из-под тяжелых век, лениво скользнувший по мне. Затем он взял ручку и заточил кончик пера о неровный край чернильницы.
- Добрый день, мэтр Фуко; добрый день, Сомме!
Я выбрал стул, Сильви Фуко села в жалкое кресло под "ампир", из которого торчал конский волос. Воцарилось тягостное молчание. Перед следователем лежало несколько листочков разного формата, и он занимался тем, что накладывал их один на другой, начиная с большего, так, чтоб совпал один из уголков. Господи, до чего эта операция меня раздражала! Мне хотелось кричать! Я нервничал! Я злился на всех этих людей за то, что они нарушили мой покой. Почему они не оставят меня в тишине моей камеры? Мне нравился ее тусклый, какой-то потусторонний свет. При этом свете так хорошо мечталось. Он не отпугивал мои мечты. Мне нравился вделанный в стену деревянный стол, жесткая кровать, на которой я отдыхал куда лучше, чем на нашем "прежнем" ложе. Я спал на ней один! Вот почему это была настоящая постель!
Разумеется, мэтр Сильви Фуко после всего, что я наговорил ей сегодня утром, сочла нужным изменить прическу. Она сделала сбоку пробор. Пробор, который решительно ничего к лучшему не изменил.
- Сомме, сегодня я хотел бы, чтобы вы рассказали мне о своей поездке в Анже…
- Я уже рассказывал о ней, господин следователь.
- В таком случае повторите свой рассказ!
Он чуточку повысил тон, желая поставить вещи на свои места и показать мне, что допрос ведет он… Он, и никто другой!
- С чего начинать?
- Что вы имеете в виду, Сомме?
- Вы хотите, чтобы я начал с самого начала, то есть, с того момента, когда я принял участие в сдаче подряда с торгов, или же, чтобы я рассказал вам о самой поездке, то есть, о поездке, которую я предпринял в то утро, когда… когда случилась трагедия?
- Да, расскажите мне только о своей поездке, которую вам пришлось сократить.
- Не сократить, господин следователь, а прервать!
- Если хотите.
- Не если я хочу - просто мне показалось, вы придаете значение нюансам.
Никогда еще мой бедный адвокат не чувствовала себя такой несчастной. Она ерзала в кресле и в конце концов уронила свой портфель. Я нагнулся, чтобы его поднять.
- Прошу вас! - быстро прошептала она, когда мое ухо оказалось на уровне ее губ.
Мой резкий тон привел ее в ужас.
Выпрямляясь, я встретился глазами со следователем. Лешуар хранил невозмутимость, но его неподвижный взгляд не предвещал ничего хорошего. Этого человека не впечатляли ни упрямцы, ни краснобаи.
- Итак?
- Ну вот, значит, я вышел из дома около семи утра…
- Ваша жена спала?
- Я разбудил ее, чтобы попрощаться…
- Дальше?
- Взял чемодан и отправился в гараж… за машиной. И тронулся в путь.
- И вы не останавливались по дороге?
Что-то чертовски похожее на сигнал тревоги сработало у меня в мозгу. ОПАСНОСТЬ! Я вспомнил о телефонном звонке Стефану… Не на него ли намекает следователь?
Однако меня бы это удивило. Откуда ему знать?
- Я остановился, когда случилась авария, господин следователь.
- А до этого? Не останавливались?
Точно. Он знал. Напрасно он старался придать своей физиономии служаки безразличное выражение - я читал его мысли. Он знал!
- Ах да! Я позвонил Стефану, верно!
Он был по-прежнему невозмутим. Зато мой адвокат вздрогнула от неожиданности и посмотрела на меня с упреком.
- Совершенно вылетело из головы, - сказал я мрачно, как человек, не рассчитывающий, что ему поверят.
- Однако, однако! - проворчал следователь. - Если бы еще речь шла о каком-нибудь другом звонке, но о звонке вашей жертве, Сомме! Вашей жертве!
- С тех пор столько всего произошло, господин следователь.
- Зачем вы звонили вашему… э-э… другу?
Необходимо было найти правдоподобное объяснение, найти срочно.
- Так… по пустяку…
- Тем не менее вы потребовали от слуги Стефана, чтобы тот его разбудил!
Он знал все! Мерзавец Ли! Я воспринимал его как бессловесную статую, а он был обычный холуй, готовый, как все другие, рассказать что угодно, лишь бы выглядеть поинтересней и поразить воображение какой-нибудь кухарки.
- Ну так вот, несколько дней назад я между прочим упомянул Стефану, что собираюсь по делам в Анже. Стефан был большим гурманом…
Я говорил едко, даже чуть злобно, именно так, как следовало в данной ситуации.
- … жуиром, так сказать, в полном смысле этого слова. Он попросил меня привезти ему оттуда паштет.
Я с недоверием прислушивался к собственным словам. То, что я говорил, звучало явно плохо, и я это чувствовал. История с паштетом выглядела смешно, к тому же я вообще не знал, делают ли в Анже паштет.
- И дальше? - поторопил меня следователь.
Его лицо было непроницаемым как у театральных критиков на неудавшейся премьере. Тщетно искать на их лицах выражение неудовольствия - они словно каменные. Но это не означает, что впоследствии реакция будет менее бурной. Когда Лешуар расстанется со своим чопорным и сосредоточенным видом, его гнев будет неукротим.
- А я забыл название паштета!
Слово казалось мне все более смешным.
- Я… я позвонил Стефану, чтобы он мне его напомнил.
- И что же это за название?
- Я… ну вот, я снова забыл. Однако, очень простое название…
Я сделал вид, будто пытаюсь вспомнить, и воспользовался паузой, чтобы прикинуть, как же обстоят мои дела. Сильви Фуко казалась подавленной. Следователь больше на меня не смотрел, он принялся чинить карандаш.
Деревянные лепесточки с красной каемкой сыпались на документы. Грифель стал острым как иголка. Наконец Лешуар стряхнул мусор с документов в корзину для бумаг.
- Вы полагаете, это название имеет какое-либо значение, господин следователь? - пробормотал мой адвокат.
Он улыбнулся ей краешками губ, всем своим видом как бы говоря: "Ну куда ты лезешь?"
- Конечно, мэтр, раз я спрашиваю об этом у Сомме. Удивительно, что обвиняемый остановился по дороге для того, чтобы позвонить своей жертве. Но в особенности удивительно, что он разбудил ее ради того, чтобы выяснить название какого-то паштета!
- В тот день и в ту минуту жертва являлась моим другом, по крайней мере я так думал, господин следователь.
Он одобрительно кивнул.
- Пусть будет так! Откуда вы звонили, Сомме?
- С почты…
- Значит, вы ехали по важному делу и все же подумали о…
- Я выехал раньше времени; и потом, господин следователь, Я не понимаю, почему, направляясь в Анже по важному делу, я не мог вместе с тем проявить внимание к другу! Я всегда привозил из поездок - деловых или нет - какие-нибудь подарки жене и друзьям. Мне кажется, все тут просто зависит от взглядов на жизнь…
Следователь рассердился.
- Вы лжете, Сомме!
- Господин следователь!
Наверное я побледнел. Руки стали ледяными. Я ненавидел этого упрямого чинушу сильнее, чем кого бы то ни было в жизни, сильнее, чем ненавидел Стефана.
Лешуар со спокойствием, которое сводило меня с ума, копался в бумагах. Его руки не дрожали. Он действовал по праву. ЗАКОН был на его стороне! И даже время!
За что он так терзал меня? Словно дело касалось его лично! Какое он имел право?
Найдя в своей писанине нужный абзац, он внимательно его прочитал. После чего встал и подошел к находившейся позади него обитой кожей двери.
- Я бы сам сходил, господин следователь, - проблеял вечно мерзнущий секретарь.
Открыв дверь, Лешуар заглянул в соседнюю комнату.
- Прошу, заходите, пожалуйста.
Он посторонился, пропуская в кабинет Ли. В костюме синего цвета тот напоминал студентика и казался совсем крошечным. Взгляд его раскосых глаз на секунду задержался на мне. Поскольку ему негде было сесть, следователь принес стул из соседней комнаты. Затем, сложив руки, обратился к Ли.
- Мосье Н'Гуэн, прошу вас еще раз дать показания касательно телефонного звонка мосье Сомме.
Своим бесстрастным невыразительным голосом Ли начал свой рассказ, словно отвечал заученный урок.
- Было чуть больше восьми часов утра, мосье Сомме попросил к телефону моего хозяина. Я ответил ему, что мосье еще спит; он велел мне его разбудить.
Я взял аппарат и отнес его в спальню хозяина, после того как сказал ему о звонке. Пока я открывал ставни и отдергивал шторы, мосье взял трубку. Потом я услышал, как он спрашивает: "В котором часу вы придете?"..
- Берете на заметку, Сомме? - вмешался следователь.
Мой адвокат приблизился ко мне и прошептал:
- Почему вы не сказали мне об этом телефонном звонке?
Только ее не хватало!
Разумеется, она тут же стушевалась, чувствуя себя при этом слегка задетой, но прежде всего униженной.
- Продолжайте, мосье Н'Гуэн.
- Господа разговаривали… Конечно, я не слышал, что говорил мосье Сомме… Мой хозяин отвечал "хорошо", "ладно", "договорились". Потом повесил трубку. Он как будто был удивлен…
Следователь подался вперед, склонившись к письменному столу, словно врач, выслушивающий больного.
- Удивлен, мосье Н'Гуэн?
- Да, - ответил вьетнамец. - Какое-то время он смотрел на телефон, потом вздохнул и сказал: "Надо же, а мне так не хотелось выходить сегодня!"
Ли замолчал. Он держался все так же сдержанно, подобно вежливому студенту. Он ждал.
- Не произнес ли ваш хозяин во время этого разговора названия паштета?
- Название чего? - запинаясь, переспросил Ли.
- Паштета… Мосье Сомме утверждает, что спрашивал у своего друга название фирменного паштета, который как будто производят в Анже…
Вьетнамец, похоже, удивился. Он покачал головой.
- Я слышал не все.
- Очень хорошо, благодарю вас, мосье Н'Гуэн. Это все на сегодня.
Ли встал, церемонно поклонился, и следователь проводил его до двери, ведущей в коридор.
Когда он снова сел за свой стол, вид у него был усталый, но удовлетворенный.
- Мосье Сомме, - произнес он официальным тоном, - предпочитаю играть с вами в открытую. Я абсолютно убежден, что вы, застрелив свою жену и своего друга, совершили преднамеренное убийство, и я собираюсь это доказать!
Часть вторая
Глава VIII
Все это напомнило мне самые страшные мгновенья моего детства, когда наш сосед-пьяница гонялся за мной, размахивая вилами. Я бежал, как сумасшедший, не в силах кричать, с замирающим от ужаса сердцем, не смея оглянуться… Я знал, что бегу быстрее, чем этот пьяный человек; я смутно понимал к тому же, что даже если он меня догонит, он не причинит мне зла, что он понарошку пугает меня, а на самом деле он добрый малый… И тем не менее мой ужас был беспределен. Толкнув деревянную калитку нашего дома, я одним прыжком оказывался возле матери на кухне, где она готовила еду для мужчин. Увидев мое бледное лицо и заострившийся нос, она сразу понимала в чем дело.
- Опять Тейон безобразничает!
Она выходила на порог и, подбоченясь, осыпала бранью этого дурака, который размахивал своими вилами за воротами, не осмеливаясь войти во двор…
Да, чувство, которое я испытывал в настоящий момент, было похоже на тот детский ужас. Только не было больше спасительной калитки… И не было моей матери; в облике пара, поднимающегося от обданной кипятком капусты, ее фигура казалась такой крепкой…
И тогда я повернулся к Сильви. Я был счастлив, что она - женщина. Ее маленькие глазки заглянули в мои глаза. Она почувствовала, она поняла…
Внезапно в ней произошла какая-то перемена.
- Господин следователь!
Я не узнал ее голос, он прозвучал твердо и уверенно.
- Да, мэтр?
- Позволю себе принять к сведению ваши слова…
- То есть?
- Я полагаю, вы выходите за рамки ваших служебных обязанностей, ибо ваши слова являются своего рода угрозой…
Он не мог опомниться от изумления. Он-то думал, что ее вообще не следует принимать в расчет, а она вдруг стала на дыбы. И я сразу почувствовал себя не таким одиноким. Я больше не был маленьким мальчиком, который, спотыкаясь, со всех ног удирает от пьяной скотины.
- Что вы хотите этим сказать, мэтр? Мне кажется, вы сгущаете краски!
- Никоим образом. Просто я воспринимаю ваши слова буквально. В деле, которое вы расследуете, все совершенно ясно. Мосье Сомме, неожиданно вернувшись домой… Я настаиваю на этой формулировке, и вы не можете ее оспаривать! Неожиданно вернувшись домой, как я уже сказала, - застал свою жену в объятиях своего друга да еще в собственной спальне… Он рассвирепел, он выстрелил! Как и при каких обстоятельствах - вот, что вам надлежит установить. А вы стараетесь состряпать дело о преднамеренном убийстве, тогда как в данном случае такое может прийти в голову в последнюю очередь!
- Я стряпаю дело о преднамеренном убийстве, мэтр?
Ледяной тон следователя испортил ей весь эффект.
- Только что вы так и сказали Сомме!
- Я высказал ему свое убеждение в том, что в этом деле не так все ясно, как казалось с первого взгляда. Мне платят, мадмуазель, за убеждения такого рода и за то, чтобы я мог их обосновать!
На этот раз она промолчала.
- Почему Сомме не упомянул о телефонном звонке? Немыслимо, чтобы он о нем забыл!
- И тем не менее речь идет о простой забывчивости с моей стороны, - заверил я.
- Как же получается, что слуга не слышал названия этого так называемого паштета?
Сильви пожала плечами.
- Этот человек - вьетнамец, вероятно, он не обратил внимания на слово, которого не знал. Не забывайте, что у него не было параллельного аппарата. Он сам нам сказал, что во время телефонного разговора занимался своими делами…
- Да, навострив уши, как все слуги! Почему погибший спросил: "В котором часу вы придете?", Сомме?
Теперь я вновь обрел все свое хладнокровие. Выпад Сильви Фуко против судьи восстановил равновесие, что пошло мне на пользу.
- На самом деле он спросил у меня: "В котором часу вы приедете?". Он думал, что я вернусь в тот же день.
- И что вы ему ответили?
- Что я заночую в Анже…
Лешуар легонько погладил свои впалые щеки, словно проверяя, хорошо ли они выбриты.
- А те слова, которые он прошептал, разговаривая сам с собой, после того как повесил трубку: "А мне так не хотелось выходить сегодня!". Вы назначили ему встречу у себя дома, Сомме, я просто чувствую это!
- Нет! Это нелепо: я уезжал…
- Почему же он так сказал?!
Сильви вмешалась и теперь.
- Но мне кажется это совершенно очевидным, господин следователь…
- В самом деле?
- Ну да. Позвонив своему другу, мосье Сомме сообщил о своем отъезде. Это означало для того, что путь свободен и он сможет навестить свою любовницу…
- И он не скрывал досады! - усмехнулся следователь. - Не слишком-то лестно для покойной мадам Сомме!