Что-то течет у меня по подбородку. Я вытираю, и это оказывается кровь.
– Анна напала на Аманду! – кричит Санжита.
Айла подает голос:
– Аманда ее задирала…
– Аманда защищалась! – шипит Николь.
Аманда ощупывает свой нос и морщится:
– Кажется, она его сломала. Анна сломала мне нос.
Неужели это правда? Слезы обжигают щеку. Должно быть, Аманда поцарапала меня ногтем.
– Мы ждем объяснений, мадемуазель Олифант, – строго говорит Нейт.
Я качаю головой, а Аманда разражается обвинительной тирадой.
– Довольно! – обрывает Нейт. Аманда замолкает. Мы прежде никогда не слышали, чтобы он повышал голос. – Анна, ради бога, что произошло?
– Аманда назвала Мер… – шепчу я.
Нейт злится:
– Я тебя не слышу.
– Аманда назвала… – Я замолкаю, заметив в толпе светлые локоны Мередит. Я не могу это произнести. Не после всего того, что я сегодня натворила. Я опускаю глаза на свои ладони и сглатываю. – Мне жаль.
Нейт вздыхает:
– Ладно, народ… – Он машет на столпившихся в коридоре. – Шоу окончено, расходитесь по комнатам. Вы трое, – Нейт указывает на меня, Аманду и Николь, – ждите здесь.
Никто не шевелится.
– По комнатам, я сказал!
Санджита быстро сбегает по лестнице, и все начинают расходиться. Остаемся мы втроем и Нейт. И Айла.
– Айла, возвращайся к себе комнату, – повторяет Нейт.
– Но я свидетель. – В голосе девушки слышна решимость. – Я видела, как все произошло.
– Ладно. Все четверо к директору.
– А как же врач? – ноет Николь. – Она же сломала Аманде нос.
Нейт наклоняется и проводит беглый осмотр.
– Перелома нет, – констатирует он.
Я с облегчением выдыхаю.
– Ты уверен? – возмущается Николь. – По-моему, ей точно нужно к врачу.
– Мадемуазель, пожалуйста, приберегите свои речи для директора.
Николь затыкается.
Не могу поверить.
Меня никогда не вызывали к директору! Мой директор из клермонтской средней школы даже не знает моего имени. Аманда ползет к лифту, а я со все возрастающим ужасом плетусь следом. Едва Нейт отворачивается от нас, как Аманда выпрямляется, щурит глаза и произносит одними губами:
– Тебе конец, сука .
Глава сороковая
Директриса назначила наказание. Я буду оставаться после уроков.
Я. ПОСЛЕ. УРОКОВ.
Аманде придется оставаться неделю, а мне – две.
– Ты меня разочаровала, Анна, – заявила директриса, массируя свою точеную, точно у балерины, шею. – Что скажет твой отец?
Мой отец? Да кому есть дело до моего отца? Что скажет мама? Она меня убьет. Она так разозлится, что оставит здесь, во Франции, на веки вечные. И я закончу, как один из тех бомжей возле Сены, от которых разит потными подмышками и квашеной капустой. Буду варить свою обувь вместо еды, как Чарли Чаплин в "Золотой лихорадке". Моя жизнь РАЗРУШЕНА.
Наказание мне назначили незаслуженно, лишь из-за того, что я не стала признаваться в том, что именно сказала Аманда. Ненавижу это слово. Словно в нетрадиционной ориентации есть что-то позорное. Как будто если Мер любит спорт, значит, автоматически становится лесбиянкой. Нет никакого повода так ее оскорблять. Если бы Мер была лесбиянкой, с чего бы ей расстраиваться из-за нас с Этьеном?
Ненавижу Аманду.
Когда директриса попросила Айлу рассказать, что произошло, девушка стала меня защищать, и лишь поэтому наказание не продлили до конца учебного года. Кроме того, Айла меня поддержала и не выдала директрисе, как Аманда обозвала Мер. Я молча поблагодарила ее взглядом.
Мы возвращаемся в общежитие. Все толпятся в лобби. Слухи уже успели разойтись по общежитию, и теперь ребята жаждут увидеть боевые раны. Они задают нам вопросы, точно мы знаменитости на пресс-конференции, но я не обращаю на них внимания и проталкиваюсь сквозь толпу. Аманда уже собирает сторонников, распространяя свою версию событий.
Ну и ладно. Я слишком зла, чтобы разбираться с этим дерьмом.
На лестнице меня поджидают Дэйв и Майкл. Майкл, тупорылый идиот, толкает меня плечом, пытаясь лишить равновесия.
– Какого черта тебе от меня надо?! – ору я.
Дэйв и Майкл секунду таращат глаза, а затем обмениваются самодовольными ухмылками.
Я тащусь в свою комнату. Все меня ненавидят. Этьен предпочел мне свою девушку. В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ. Мередит меня ненавидит, и Рашми с Джошем тоже от меня не в восторге. Дэйв и Майкл меня ненавидят. Аманда и ее подружки тоже, как и все в лобби. Ну почему я не последовала совету Рашми? Если бы я только осталась в комнате, Мередит никогда бы на меня не накричала. И я бы не знала, что Этьен выбрал Элли. И не напала бы на Аманду и не заработала бы домашний арест на следующие две недели.
ПОЧЕМУ ЭТЬЕН ВЫБРАЛ ЭЛЛИ? ПОЧЕМУ?
Этьен. Медовые губы и потрясающие поцелуи. Парень, который никогда, никогда, НИКОГДА не бросит свою дурацкую девушку! Стук в дверь застает меня врасплох. Оказывается, я настолько ушла в себя, что даже не услышала стук шагов.
– Анна? Анна, ты там?
Сердце сжимается при звуках знакомого английского акцента.
– С тобой все в порядке? Аманда внизу несет какую-то чушь. Говорит, ты ее побила. – Этьен снова стучит, на этот раз громче. – Пожалуйста, Анна. Нам нужно поговорить.
Я резко распахиваю дверь:
– Поговорить? О, теперь ты хочешь поговорить?
Этьен смотрит на меня с ужасом. Белки глаз у меня все еще красные, на щеке двухдюймовый порез, а мышцы напряжены.
– Анна?
– Что, не ожидал, что я узнаю про твой поход к Элли?
Он явно растерян:
– Ч-что?
– Ну? – Я скрещиваю руки. – Это ведь так?
Конечно, он не ожидал, что я узнаю.
– Да, но… но…
– Но что? Ты меня держишь за полную идиотку? За тряпку? Думаешь, я буду вечно ждать на обочине? Считаешь, что сможешь бегать к ней каждый раз, когда дело запахнет жареным, и я это проглочу?
– Все вовсе не так!
– Это ВСЕГДА так!
Этьен открывает рот, а затем резко его закрывает. На его лице тысячу раз сменяют друг друга выражения ярости и боли. А затем лицо становится каменным. И он убегает.
– Я ДУМАЛА, ТЫ ХОЧЕШЬ ПОГОВОРИТЬ! – кричу я.
И захлопываю дверь.
Глава сорок первая
Посмотрим-посмотрим. Вчера я: (А) целовалась взасос с лучшим другом, хотя клялась никогда этого не делать; (Б) предала из-за этого подругу; (В) подралась с девчонкой, которая меня допекла; (Г) заработала две недели домашнего ареста и (Д) набросилась на лучшего друга с обвинениями и обратила его в бегство.
Маленькая поправка. Обратила в бегство в очередной раз.
Если бы существовал конкурс "Сделай себе как можно больше пакостей за один день", то, вне всяких сомнений, я бы его выиграла. Моя мама буквально изрыгала огонь, когда узнала про драку с Амандой, и у меня отобрали машину на все лето. Я даже не смогу увидеться с друзьями. Мне очень стыдно за то, как я обошлась с Мередит. Джош и Рашми ясно дали понять, что они на ее стороне, а Сент-Клэр… даже не смотрит на меня.
Сент-Клэр. Вот опять он больше не Этьен, не мой Этьен.
Это ранит больше всего.
Утро просто отвратительное. Я пропускаю завтрак и просачиваюсь на английский буквально в последнюю секунду. Друзья даже не замечают моего существования, зато все остальные глазеют и перешептываются. Наверное, они приняли сторону Аманды. Остается надеяться, что они ничего не узнали о ситуации с Сент-Клэром, что маловероятно, если учесть, как громко я орала вчера вечером на него в коридоре. Весь урок я украдкой на него глазею. Он так устал, что почти спит на ходу, и, похоже, не ходил в душ.
И даже в таком виде он все равно красив. Ненавижу его. И себя тоже ненавижу за отчаянное желание, чтобы он взглянул на меня. И эта ненависть только усиливается, когда Аманда замечает мой взгляд и ухмыляется: "Видишь? Я же говорила, что он не в твоей лиге".
И Мер. Она не отворачивается при виде меня в другую сторону, как Сент-Клэр, – и в то же время на самом деле они оба от меня отвернулись, – волны враждебности, исходящие от Мередит, бьют по мне снова и снова. Урок математики лишь усугубляет положение. Когда профессор Бабино раздает нам домашнюю работу, Сент-Клэр протягивает мне стопку бумаг через плечо, даже не повернувшись в мою сторону.
– Спасибо, – бормочу я.
Парень на секунду замирает, а затем вновь продолжает игнорировать мое существование. Это уже вошло у него в привычку.
Больше я не пытаюсь с ним заговорить.
Французский, как и предполагалось, проходит отвратительно. Дэйв отсаживается от меня подальше и демонстративно меня игнорирует. Несколько младших ребят пристают ко мне с расспросами, но я не в курсе, что с Дэйвом такое, к тому же при мысли о нем у меня схватывает желудок. Я предлагаю надоедливым ребятам отвалить, и мадам Гильотина тут же выходит из себя. И не потому, что я сказала грубость, а потому, что сказала это не по-французски. Да что это за школа такая?
Во время ланча я запираюсь в туалетной кабинке, как в первый школьный день.
В любом случае, аппетита у меня нет.
На физике, к счастью, не задают никакой лабораторки, потому что я бы не пережила мысли, что Сент-Клэр ищет нового партнера. Профессор Уэйкфилд что-то бубнит о черных дырах, и на середине лекции Аманда делано потягивается и бросает через плечо сложенный листок бумаги. Он приземляется мне на ноги. Я читаю записку под партой.
ЭЙ, СКУНС, СВЯЖЕШЬСЯ СО МНОЙ СНОВА – И ЦАРАПИНОЙ УЖЕ НЕ ОТДЕЛАЕШЬСЯ. ДЭЙВ ГОВОРИТ, ТЫ ШЛЮХА.
Вау. Не помню, чтобы раньше кто-то так меня называл. Но с чего вдруг Дэйв обсуждает меня с Амандой? Уже второй раз она меня так обзывает. Не могу поверить, что меня называют шлюхой из-за какого-то поцелуя! Я комкаю записку и запускаю Аманде в голову. К счастью или нет, но из меня такой стрелок, что записка попадает в спинку стула, отскакивает и цепляется за длинные волосы Аманды. Она ничего не чувствует. Мне становится немного лучше. Записка так и болтается у нее в волосах.
И упс! Аманда шевелится, и записка падает на пол как раз в тот момент, когда профессор Уэйкфилд проходит мимо нашего ряда. О нет. А вдруг он ее увидит и прочитает вслух? Мне, честно-честно, абсолютно не нужно новое прозвище в этой школе. Но сидящий рядом Сент-Клэр тоже замечает записку. Профессор Уэйкфилд уже почти дошел до нашей парты, и в этот момент Сент-Клэр вытягивает ногу и наступает на листок. Ждет, пока профессор пройдет дальше, и подбирает его. Я слышу шелест бумаги и заливаюсь краской. Сент-Клэр впервые за день на меня смотрит, но ничего не говорит.
Джош тоже молчит на истории, но, по крайней мере, он не поменялся местами. Айла мне улыбается, и невероятно, но это мне реально помогает. Секунд на тридцать. Затем Дэйв, Майкл и Эмилия сбиваются в стаю, и я слышу, как они называют мое имя, потом косятся на меня и хихикают. Ситуация, какой бы она ни была раньше, становится еще хуже.
Потом у нас выпадает свободное время. Рашми и Сент-Клэр набрасывают эскизы – они изучают живопись, – а я с головой ухожу в домашнюю работу. Позади раздается звонкий смех.
– Не будь ты такой шлюхой, скунсик, может, и завела бы друзей.
Опять Аманда. Красивая злобная стерва. Идеальная кожа, идеальные волосы. Ледяная улыбка и холодное сердце.
– У тебя какие-то проблемы? – спрашиваю я.
– Моя проблема – ты.
– Прекрасно. Спасибо.
Аманда встряхивает волосами:
– Не хочешь узнать, что о тебе говорят? – Я не отвечаю, потому что знаю, она и так все выложит. – Дэйв говорит, что ты переспала с ним для того, чтобы заставить Сент-Клэра ревновать.
– ЧТО?!
Аманда вновь заливается смехом и уходит с самодовольным видом.
– Дэйв правильно поступил, трахнув твой тощий зад, – добавляет она издали.
Я в шоке. Я не спала с Дэйвом! И он сказал всем, что это он порвал со мной? Да как он посмел? Вот значит, что все обо мне думают! О господи, и Сент-Клэр тоже? Неужели Сент-Клэр верит, что я переспала с Дэйвом?
Оставшуюся часть недели я перехожу от полного отчаяния к кипящей ярости. Каждый день после полудня я остаюсь на продленку и каждый раз, когда прохожу по коридорам, слышу, как обо мне шепчутся. Я с нетерпением жду выходных, но когда они закончатся – все станет только хуже. Домашнюю работу я закончила еще на продленке, так что заняться нечем. Выходные я провожу в кинотеатре, но пребываю в таком отчаянии, что не в состоянии наслаждаться фильмами.
Школа окончательно испортила мне настроение. И даже фильмы не помогают. Официально заявляю: мне больше незачем жить.
К утру понедельника настроение уже настолько паршивое, что я набираюсь храбрости и становлюсь рядом с Рашми в очередь за завтраком.
– Почему ты со мной не разговариваешь?
– Что, прости? – удивляется она. – Это ты со мной не разговариваешь.
– Что?
– Я никогда не выгоняла тебя из-за нашего стола. Ты сама ушла, – решительно добавляет Рашми.
– Но ты же разозлилась на меня! За то, что я сделала с Мер.
– Все друзья ссорятся. – Девушка скрещивает руки, и я понимаю, что она цитирует мои собственные слова. Прошлой осенью я то же самое говорила о ее ссоре с Сент-Клэром по поводу Элли.
Элли.
Я бросила Рашми так же, как Элли.
– Прости. – Сердце ухает куда-то вниз. – У меня ничего не получается сделать правильно.
Рашми опускает руки и теребит одну из своих длинных косичек. Ей неловко, и это для нее непривычное чувство.
– Просто пообещай мне, что во время следующей драки с Амандой обязательно ей что-нибудь сломаешь.
– Но я не собиралась!
– Расслабься. – Рашми бросает на меня тревожный взгляд. – Никогда не думала, что ты такая впечатлительная.
– Знаешь, мне еще неделю придется оставаться после уроков за эту драку.
– Суровое наказание. Почему ты не рассказала директрисе, что сказала Аманда?
Я чуть не роняю поднос:
– Что?! Так ты в курсе, что она сказала?
– Нет, – хмурится Рашми. – Но должно было произойти нечто серьезное, чтобы ты так отреагировала.
Я с облегчением отвожу глаза:
– Аманда просто застала меня не в том настроении.
Хотя это правда лишь отчасти.
Я делаю заказ месье Бутену – большую миску йогурта с гранолой и медом, моя любимая еда, – и поворачиваюсь к Рашми:
– Вы ведь… не поверили словам Дэйва и Аманды?
– Дэйв – придурок. Если бы я поверила, что ты с ним переспала, мы бы сейчас не разговаривали.
Я сжимаю поднос с такой силой, что костяшки пальцев белеют.
– Так значит… Сент-Клэр знает, что я никогда с ним не спала?
– Анна. Мы все считаем Дэйва придурком.
Я молчу.
– Тебе стоит поговорить с Сент-Клэром.
– Не думаю, что он захочет со мной говорить.
Рашми отодвигает свой поднос:
– А я думаю захочет.
Я завтракаю в одиночестве, потому что до сих пор не могу смотреть Мер в глаза. И опаздываю на английский на пять минут. Профессор Коул сидит на столе, потягивая кофе. Она смотрит на меня с недобрым прищуром, когда я пробегаю на свое место, но ничего не говорит. Затем она спрыгивает, и оранжевое платье колышется.
– Люди, проснитесь. Мы вновь обсуждаем технические аспекты перевода. Неужели я одна должна делать всю работу? Кто может рассказать мне, с какими проблемами сталкиваются переводчики?
Рашми поднимает руку:
– Ну, большинство слов имеют не одно значение.
– Хорошо, – говорит профессор Коул. – А еще. Поподробней.
Сент-Клэр сидит рядом с Рашми, но преподавательницу не слушает. Он что-то яростно выцарапывает на полях книги.
– Ну, – продолжает Рашми. – Задача переводчика – определить, какое именно понятие использует автор. И не только это, ведь необходимо определить смысл в зависимости от контекста.
– То есть ты хочешь сказать, – говорит профессор Коул, – что переводчику приходится принимать множество решений. Для каждого слова существует множество смыслов. Это зависит от ситуации.
– Именно, – поддакивает Рашми и косится на меня.
Профессор Коул смеется:
– И я уверена, что ни у кого из вас никогда не возникали сложности с выбором правильного слова или действия, что никого из вас никогда не понимали неправильно, так? Ведь все мы говорим на одном языке. Вы можете убедиться, какие сложности возникают… с некоторыми фигурами речи. Некоторые вещи просто невозможно перевести на другой язык.
Я тут же вспоминаю все случавшиеся со мной недоразумения. Тоф. Рашми. Сент-Клэр.
– А как насчет этого? – Профессор Коул прогуливается вдоль высоких окон. – Переводчик, даже будучи уверен в том, что придерживается текста, опирается на жизненный опыт и собственное мнение. И каждый раз, пусть и неосознанно, он делает выбор в пользу того значения, которое считает правильным, исходя из своего личного опыта.
Личный опыт. Из-за того, что Сент-Клэр постоянно убегал к Элли, я решила, что он опять так поступил. А так ли это? Действительно ли он убежал? Я больше в этом не уверена. Весь учебный год я разрывалась между радостью и страданием, экстазом и предательством и в итоге окончательно запуталась. Как часто наши эмоции завязаны друг на друге – тянутся, переплетаются и скручиваются, – а затем рвутся? А затем их уже нельзя возродить.
Урок английского заканчивается, и я словно в тумане бреду на математику. Я уже почти у двери, как вдруг слышу это. Так тихо, словно кто-то прочищает горло:
– Шлюха.
Я замираю.
Нет. Продолжай идти. Я крепче сжимаю книги и продолжаю идти.
На этот раз чуть громче:
– Шлюха.
Я оборачиваюсь, но хуже всего то, что я даже не знаю, кто это сказал. Меня ненавидит так много людей. Сегодня это Майкл. Он презрительно ухмыляется, но я смотрю не на него, а на Дэйва. Дэйв чешет голову и отводит взгляд.
– Как ты мог? – спрашиваю я.
– Как ты могла? – передразнивает Майкл. – Я всегда говорил Дэйву, что ты его недостойна.
– Да что ты? – Мой взгляд прикован к Дэйву. – Ну, я, по крайней мере, не лгунья.
– Ты лгунья, – мямлит Дэйв себе под нос.
– Что? Что ты сказал?
– Что слышала! – повышает голос Дэйв, поддакивая другу.
На меня накатывает волна отвращения. Ручная собачка Майкла. Конечно. И как я не заметила этого раньше? Руки сжимаются в кулаки. Еще одно слово, еще одно…
– Шлюха, – говорит он.
Дэйв врезается в дверь.
Но это не моих рук дело.