Анна и французский поцелуй - Стефани Перкинс 9 стр.


Мы шагаем в неловком молчании. Значит, Рашми и Элли раньше были лучшими подругами. Мне тяжело пережить временную разлуку с Бридж, но я не могу представить, как ужасно я бы себя чувствовала, если бы она совсем перестала со мной общаться. Я чувствую себя виноватой. Неудивительно, что Рашми так горько.

– Прости, Анна, – говорит Сент-Клэр спустя квартал. – Я знаю, как ты ждала похода в кино.

– Все нормально. Это не мое дело. Мои друзья тоже ссорятся. Я имею в виду, мои друзья дома. Не то чтобы вы, ребята, не были моими друзьями… Просто… все друзья ссорятся…

Как глупо получилось!

Сумрак окутывает нас как густой туман. Мы продолжаем молчать, и мысли ходят по кругу. Как бы мне хотелось, чтобы здесь была Бридж. Как хотелось бы, чтоб Сент-Клэр не встречался с Элли, а Элли не обижала Рашми, а Рашми не напоминала мне Бридж. Если бы только Бридж была здесь.

– Эй! – восклицает Джош. – Гляньте сюда.

В этот миг из темноты выступают белые неоновые буквы в стиле арт-деко. Они горят в ночи, объявляя о нашем прибытии в "CINEMA LE CHAMPO". Эти слова сбивают с ног. Синема. Есть ли в мире слово более прекрасное? Сердце поет, и мы проходим мимо красочных афиш прямо к сверкающим стеклянным дверям. Вестибюль меньше, чем я привыкла, и отсутствует резкий масляный запах попкорна, но в воздухе я безошибочно ощущаю аромат затхлости и чего-то до боли знакомого.

Верная своему слову, Рашми оплачивает мой билет. Я пользуюсь возможностью, чтобы достать клочок бумаги и ручку, которые я носила в кармане куртки все это время. Мер следующая в очереди, и я расшифровываю ее речь по звукам.

Оон плосс си вуу плей.

Сент-Клэр опирается на мое плечо и шепчет:

– Ты записала неправильно.

От смущения я резко поднимаю голову, но он улыбается. Тогда я пытаюсь закрыться волосами. Мои щеки уже ярко-алые. А все его улыбка!

Синие огоньки указывают нам дорогу, отмечая проходы. Интересно, во всех французских кинотеатрах синие огни? В Америке они золотистые. Мое сердце начинает биться быстрее. Все остальное ничем не отличается. Такие же кресла. Такой же экран. Те же стены.

Впервые в Париже я чувствую себя как дома.

Я улыбаюсь своим друзьям, но Мер, Рашми и Джош обсуждают то, что произошло за обедом. Сент-Клэр замечает мою улыбку и улыбается в ответ:

– Все хорошо?

Я киваю. Он с довольным видом следует за мной. Я всегда сажусь на четвертом ряду снизу, и сегодня у нас замечательные места. Стулья классические – красные. Фильм начинается, загорается экран.

– Тьфу ты, нам что, придется смотреть титры? – спрашивает Рашми.

Как и во всех старых фильмах, их показывают в самом начале.

Я читаю их с радостью. Люблю титры. Вообще люблю кино.

Театр утопает в темноте, не считая черных, белых и серых всполохов на экране. Притворяясь спящим, Кларк Гейбл кладет руку на пустое автобусное сиденье. Клодетт Колбер злится, но спустя секунду аккуратно убирает руку в сторону и садится. Гейбл улыбается, и Сент-Клэр смеется.

Странно, но я по-прежнему не могу сосредоточиться. Возможно, все дело в том, как белеют в темноте зубы Сент-Клэра. Или в том, как вьются его волосы, спадая набок. В приятном аромате стирального порошка. Он тихонько пихает мой локоть, уступая подлокотник, но я отказываюсь, и он занимает его сам. Его рука так близко к моей и лишь слегка приподнята. Я разглядываю его ладони. Мои, по сравнению с его большими, мужественными руками с выступающими костяшками, просто крошки.

И внезапно меня охватывает желание коснуться его.

Не толкнуть, пихнуть или даже по-дружески обнять. Я хочу почувствовать каждую складочку его тела, провести пальцами по веснушкам, по тыльной стороне его запястья. Он меняет позу. Меня посещает странное чувство, что он боится меня так же, как и я его. Я не могу сконцентрироваться. Герои на экране ссорятся, но, даже если бы на кону стояла моя жизнь, я бы не смогла сказать, в чем дело. Сколько сцен я уже пропустила?

Сент-Клэр откашливается и снова меняет позу. Его нога задевает мою. И застывает на месте. Я словно парализована. Нужно отодвинуться, все это как-то странно. Как он может не замечать, что его нога касается моей? Краешком глаза я вижу очертания его подбородка и носа… и – господи боже! – изгиб губ.

Вот. Он смотрит на меня. Я знаю, что смотрит.

Я перевожу взгляд на экран, изо всех сил делая вид, будто очень заинтересована фильмом. Сент-Клэр напрягается, но ногу не убирает. Неужто он задержал дыхание? Кажется, да. Я-то уж точно. Я выдыхаю и съеживаюсь – звук получается громкий и неестественный.

И опять. Еще один взгляд. В этот раз я словно автомат поворачиваюсь как раз в тот момент, когда Этьен отворачивается. Это похоже на танец, и теперь кажется, что кто-то из нас должен что-то сказать. Сконцентрируйся, Анна. Сконцентрируйся.

– Тебе нравится? – шепчу я.

Сент-Клэр выдерживает паузу.

– Фильм?

Какое счастье, что темнота скрывает мой румянец.

– Мне очень нравится, – отчеканивает он.

Я рискую повернуться и натыкаюсь на взгляд Сент-Клэра. Глубокий и пронизывающий. Он никогда прежде так на меня не смотрел. Я отворачиваюсь первой и чувствую, что через несколько секунд отворачивается и он.

Я понимаю, что он улыбается, и мое сердце колотится как сумасшедшее.

Глава двенадцатая

Кому: Анна Олифант ‹bananaelephant@femmefilmfreak.net›

От кого: Джеймс Эшли ‹james@jamesashley.com›

Тема: Тонкий намек

Привет, милая. Столько воды утекло с нашей последней встречи. Ты проверяла голосовую почту? Я звонил несколько раз, но ты, видимо, с головой погрузилась в парижскую жизнь. Это тонкий намек позвонить твоему дорогому старикану и рассказать, как дела с учебой. Уже выучила французский? Попробовала фуа-гра? Какие прекрасные музеи посетила? Кстати, о прекрасном, уверен, ты уже слышала хорошие новости. "Инцидент" дебютировал на первой строчке рейтинга "Нью-Йорк таймс"! Похоже, я все еще любимчик фортуны. На следующей неделе я уезжаю в турне по юго-востоку, так что скоро увижу твоего брата и передам ему от тебя наилучшие пожелания. Сфокусируйся на учебе, и УВИДИМСЯ на Рождество.

Джош опирается на мое плечо и заглядывает в ноутбук: – Только мне кажется, что "УВИДИМСЯ" звучит как угроза?

– Нет. Это только кажется, – отвечаю я.

– Я думал, твой папа – писатель. Что это за "сфокусируйся" и "тонкий намек"?

– Мой отец постоянно использует клише. Сразу видно, что ты никогда не читал его романов. – Я делаю паузу. – Поверить не могу, что ему хватило наглости заявить, что он передаст Шонни мои наилучшие пожелания.

Джош с отвращением качает головой. На улице дождь, поэтому все выходные мы с друзьями просиживаем в холле. Никто об этом не упоминал, но, похоже, в Париже не меньше дождливых дней, чем в Лондоне. По словам Сент-Клэра, единственного, кто сегодня отсутствует, так оно и есть. Он отправился на какую-то фотовыставку в университет к Элли. На самом деле ему уже давно пора было вернуться.

Наверное, задержался. Как всегда.

Мер с Рашми свернулись на диванчике и читают заданную по литературе книгу "Бальзак и портниха-китаяночка". Я возвращаюсь к папиному письму.

Тонкий намек… На то что твоя жизнь – дерьмо.

Воспоминания этой недели – о том, как я сижу рядом с Сент-Клэром в темном кинотеатре, его нога касается моей и мы обмениваемся взглядами, – нахлынули на меня с новой силой, так же как и чувство стыда. Чем больше я думала о случившемся, тем больше убеждалась, что ничего не было.

Поскольку ничего и НЕ БЫЛО.

Когда мы вышли из кино, Рашми заявила:

– Конец слишком резкий. И ни одной хорошей сцены.

К тому моменту, как я закончила пламенную речь по защите фильма, мы уже были в общежитии. Я хотела поговорить с Сент-Клэром, убедиться, что в отношениях между нами что-то изменилось, но Мер заняла мое место, решив обнять его перед сном. И поскольку теперь объятия с Сент-Клэром для меня под запретом – иначе он услышит бешеный стук моего сердца, – мне пришлось топтаться позади.

Потом мы неуклюже помахали друг другу на прощание.

И я легла спать. Смущенная, как никогда.

Что произошло? Каким бы волнующим ни показался мне этот миг, я, должно быть, преувеличила его значение, потому что на следующий день за завтраком Сент-Клэр вел себя как обычно. Мы, как всегда, дружески поболтали. Кроме того, у него есть Элли. Он не нуждается во мне. Могу лишь предположить, что я спроецировала свои непонятные чувства к Тофу на Сент-Клэра…

Джош долго внимательно меня разглядывает. Но прежде, чем он успевает задать вопрос, я задаю свой:

– Как дела с домашней работой?

Наша команда по Ла Ви (уроки жизнеобеспечения) победила (и вовсе не благодаря мне), поэтому мы с Рашми заслуженно пропустили урок в пятницу, ну а Джош прогулял занятие с нами за компанию. В наказание его оставили после уроков и заставили делать несколько лишних страниц домашней работы.

– Уф… – Он плюхается на соседний стул и пролистывает свой альбом. – У меня есть дела получше.

– Но… разве у тебя не будет из-за этого неприятностей?

Я никогда не прогуливала уроки. Не понимаю, как можно вот так просто наплевать на учебу.

– Возможно. – Джош сгибает руку и морщится.

Я нахмуриваюсь:

– Что случилось?

– Кисть затекла, – объясняет он. – Из-за рисования. Все нормально, такое часто бывает.

Странно. Никогда раньше не задумывалась о муках художников.

– Ты очень талантлив. Это и есть то, чем ты хотел бы заниматься? Зарабатывать на жизнь?

– Я работаю над графическим романом.

– Правда? Здорово. – Я отодвигаю ноутбук в сторону. – И о чем он?

Джош хитро улыбается уголком рта:

– О парне, которому пришлось учиться со снобами в школе-интернате, потому что его родители не хотят его больше видеть.

Я фыркаю:

– Как знакомо. Кстати, кем работают твои родители?

– Мой папа политик. Разрабатывает предвыборную кампанию, чтобы его снова переизбрали. Я не общался с сенатором Уассирштейном с начала учебного года.

– Сенатором? Прямо-таки настоящим?

– Еще каким настоящим. К сожалению.

Ну вот опять. И о чем-таки думал мой отец? Отправил меня в школу, где учатся отпрыски американских сенаторов.

– Здесь у всех ужасные отцы? – спрашиваю я. – Это что, обязательное требование для поступления?

Джош кивает в сторону Рашми и Мер:

– У них нет. Но отец Сент-Клэра – особый случай.

– Я слышала. – Меня раздирает любопытство, и я понижаю голос: – Каков он?

Джош пожимает плечами:

– Просто урод. Держит Сент-Клэра и его мамочку на коротком поводке, а со всеми остальными само дружелюбие. Похоже, от этого только хуже.

Внезапно мое внимание привлекает странная фиолетово-красная вязаная шапочка, вплывающая в холл. Джош оборачивается, чтобы посмотреть, на что это я глазею. Мередит и Рашми отрываются от книг.

– О боже! – восклицает Рашми. – Он надел шапку.

– А мне нравится, – говорит Мер.

– Само собой, – замечает Джош.

Мередит бросает на него испепеляющий взгляд. Я поворачиваюсь, чтобы получше разглядеть шапку, и с удивлением обнаруживаю, что она прямо позади меня. Красуется на голове у Сент-Клэра.

– Значит, шапка вернулась, – говорит Рашми.

– Ага, – отвечает Сент-Клэр. – Я знал, что вы соскучились.

– У этой шапки есть какая-то история? – спрашиваю я.

– Только та, что его мать связала ее прошлой зимой, и на общем совете мы решили, что это самый отвратительный головной убор в Париже, – объясняет Рашми.

– Неужели? – Сент-Клэр снимает шапку и натягивает ее Рашми на голову. Две черные косички забавно торчат в стороны. – Ты в ней неотразима. Прямо очаровашка.

Рашми с воем стягивает шапку и приглаживает волосы. Сент-Клэр снова напяливает шапку на растрепанные волосы, и я уже готова согласиться с Мер. Шапка довольно милая. Сент-Клэр в ней похож на плюшевого мишку.

– Как выставка? – интересуется Мер.

Сент-Клэр пожимает плечами:

– Ничего выдающегося. А вы чем занимались?

– Анна поделилась с нами "тонким намеком" отца, – отвечает Джош.

Сент-Клэр корчит рожу:

– Не хотелось бы зачитывать это снова, спасибо.

Я захлопываю ноутбук.

– Если ты уже закончила, у меня для тебя кое-что есть, – говорит Сент-Клэр.

– Что? Кто, я?

– Помнишь, я обещал, что заставлю тебя перестать чувствовать себя американкой?

Я отвечаю с улыбкой:

– Ты сделал мне французский паспорт?

Я помнила эти слова, но думала, что Этьен забыл – все-таки разговор был несколько недель назад. Приятно, что он помнит.

– Лучше. Вчера пришло на почту. Идем, это в моей комнате.

С этой загадочной фразой Сент-Клэр прячет руки в карманы пальто и с важным видом направляется к лестнице.

Я запихиваю ноутбук в сумку, перекидываю ее через плечо и пожимаю плечами. Мер выглядит уязвленной, и меня посещает чувство вины. Но я ведь не краду у нее Сент-Клэра. Я тоже его друг. Мы проходим пять лестничных пролетов; шапка указывает мне дорогу. Мы доходим до нужного этажа, и Сент-Клэр ведет меня по коридору. Я возбуждена и взволнована. Никогда прежде не видела его комнату. Мы всегда встречаемся в холле или на моем этаже.

– Дом, милый дом.

Он достает цепочку для ключей с надписью "Я оставил свое сердце в Сан-Франциско". По-видимому, очередной подарок от мамочки. На двери висит скетч – Сент-Клэр в шляпе Наполеона Бонапарта. Работа Джоша.

– Эй, 508! Ты никогда не упоминал, что твоя комната прямо над моей.

Сент-Клэр улыбается:

– Возможно, я не хотел выслушивать твои жалобы о том, что я громко топаю по ночам.

– Чувак, ты правда жутко топаешь.

– Знаю. Извини.

Он смеется и придерживает для меня дверь. Его комната аккуратней, чем я ожидала. Я всегда считала, что у парней отвратительные спальни – горы нестиранных боксерских трусов и потных маек, разобранные постели с простынями, которые не меняли несколько недель, постеры с пивными бутылками и девушками в неоновых бикини, пустые банки от содовой, мешки из-под чипсов, запчасти от игрушечных моделек самолетов и раскиданные видеоигры.

Так выглядит комната Мэтта, и я всегда испытывала к ней отвращение. В ней ничего не стоит усесться на пакет из-под соуса "Тако Бэл".

Но в комнате Сент-Клэра чисто. Кровать заправлена, а на полу одна маленькая кучка одежды. Никаких оборванных плакатов, лишь старинная карта мира над столом и две яркие картины маслом над кроватью. И книги. Никогда не видела столько книг в одной комнате. Они высятся вдоль стен, словно башни, – толстенные исторические тома, изодранные книги в мягкой обложке и… Оксфордский словарь английского языка. Прямо как у Бридж.

– Не могу поверить, что знаю двух ненормальных обладателей Оксфордского словаря.

– Да? И кто второй?

– Бридж. Боже! Неужели книги новые?

Корешки томов яркие и блестящие. Словарь Бридж лет на двадцать старше: книги уже изодрались и кое-где расклеились.

Сент-Клэр выглядит смущенным. Новый Оксфордский словарь стоит тысячу баксов, и, хотя мы еще ни разу не затрагивали эту тему, он знает, что я не могу транжирить деньги так же легко, как остальные наши однокурсники. Впрочем, об этом несложно догадаться, ведь каждый раз, когда мы куда-нибудь выбираемся поесть, я заказываю самые дешевые блюда. Может, отец и хотел дать мне прекрасное образование, но вопрос карманных расходов его явно не беспокоил. Я дважды просила отца увеличить еженедельное содержание, но он отказывал, заявив, что мне стоит уменьшить свои расходы. Что не так-то просто, поскольку средств было мало с самого начала.

– Как дела у Бридж с группой? – Сент-Клэр меняет тему. – Ее берут барабанщиком?

– Да, первая репетиция в эти выходные.

– Это ведь группа того парня… С бакенбардами, правильно?

Сент-Клэр знает, что его зовут Тоф. Просто пытается вывести меня из себя, но я не реагирую.

– Да. Так что там у тебя?

– Вот.

Сент-Клэр берет со стола пухлый желтый конверт и вручает мне. Желудок начинает отплясывать, как на дне рождения. Я вскрываю пакет. На пол падает маленький кусочек ткани. Канадский флаг.

Я поднимаю его:

– Хм… спасибо.

Сент-Клэр бросает шапку на кровать и чешет голову. Волосы у него встают дыбом.

– Прицепишь на рюкзак, и окружающие перестанут принимать тебя за американку. Европейцы намного снисходительней относятся к канадцам.

Я смеюсь:

– Что ж, тогда он мне нравится. Спасибо.

– Ты не обиделась?

– Нет, он само совершенство.

– Пришлось заказывать в Интернете, поэтому получилось так долго. Не знаю, где найти такой в Париже, прости. – Сент-Клэр открывает ящик письменного стола и вытаскивает оттуда английскую булавку, потом берет у меня из рук крошечный флаг с кленовым листком и аккуратно прикрепляет к карману моего рюкзака: – Вот. Официально заявляю, что теперь ты гражданка Канады. Старайся этим не злоупотреблять.

– Не могу ничего обещать. Сегодня вечером пойду вразнос.

– Ладно. Ты это заслужила.

Мы останавливаемся. Он так близко. Наши взгляды прикованы друг к другу, и мое сердце болезненно сжимается.

Я делаю шаг назад и отвожу взгляд. Тоф. Мне нравится Тоф, а не Сент-Клэр. Почему мне приходится постоянно напоминать себе об этом? Сент-Клэр уже занят.

– Это ты нарисовал? – Я отчаянно пытаюсь переключиться. – Картины над кроватью?

Оглядываюсь, но Сент-Клэр по-прежнему смотрит на меня.

Он прикусывает ноготь большого пальца и лишь затем отвечает:

– Нет. Мама. – Голос звучит странно.

– Правда? Вау, здорово. Правда, правда… очень хорошо.

– Анна…

– Это Париж?

– Нет, это улица, на которой я вырос. В Лондоне.

– О!

– Анна…

– Хм?

Я стою спиной к Этьену, пытаясь рассмотреть картины. Они действительно великолепны. Я просто не могу сосредоточиться. Конечно, это не Париж. Стоило догадаться…

– Тот парень. С баками. Он тебе нравится?

Я непроизвольно горблюсь:

– Ты уже спрашивал.

– Просто хотел узнать. – Сент-Клэр нервничает. – Твои чувства не изменились? С тех пор, как ты здесь?

Лишь спустя мгновение до меня доходит, что именно он спросил.

– Вопрос не в том, что чувствую я . Он мне интересен, но… Не уверена, что он все еще интересуется мной.

Сент-Клэр делает вторую попытку:

– Он тебе звонит?

– Да. Нечасто. Но да.

– Ладно. Хорошо, все понятно. Это тоже ответ.

Я отвожу взгляд:

– Мне надо идти. Ау тебя наверняка назначена встреча с Элли.

– Да. То есть нет. Точнее, я не знаю. Если ты сегодня свободна…

Я открываю дверь:

– Короче, увидимся позже. Спасибо за канадское гражданство. – Я показываю на приколотый к рюкзаку флаг.

У Сент-Клэра такой вид, словно его ударили.

– Нет проблем. Рад был помочь.

Назад Дальше