- Никакая ты не мужененавистница, - сказал он, щекоча своим дыханием мое ухо. - Просто почти все мужчины настоящие козлы и жеребцы. Они ни черта не смыслят в том, как нужно обходиться с девчонками.
- Ты так со всеми обходишься? - поинтересовалась я, слегка от него отстраняясь.
- Ну что ты. Разве они поймут? - Леня тихо рассмеялся. - Обзовут импотентом или гомиком.
- Может, ты на самом деле… гомик? Только не обижайся - я вовсе ничего против них не…
Он снова рассмеялся.
- Нет, я не гомик. Я умею с женщинами по-всякому. И раньше мне нравилось делать так, как делают многие мужчины. - Он вдруг скользнул пальцами по моему животу, задержав их на долю секунды у меня между ног. Я напряглась. И снова вспомнила о том ужасном предмете, который затвердевает и…
- Не бойся. Шут никогда не осмелится стать первым мужчиной инфанты. - Он положил ладонь мне на грудь. - У тебя замечательное тело. Когда-нибудь ты позволишь мне его целовать. Как ты думаешь, когда это случится?
Мое тело еще никто не целовал, хотя я подозревала: это, должно быть, приятное ощущение. Кто-то из девчонок рассказывал, что ее любовник, прежде чем заняться сексом, то бишь совокуплением, долго и нежно целовал каждую клеточку и складочку ее кожи. Но тот мужчина был раза в два, а то и больше старше ее. Похоже, он таким образом возбуждал себя для, гм, совокупления.
Я рывком стащила через голову кофточку от пижамы и почувствовала себя совсем незащищенной от этого почти незнакомого мне парня. Это чувство мне понравилось.
…Он ушел от меня под утро. Так же тихо, не скрипнув ни одной половицей - у него было дневное дежурство в больнице. Я провалялась в постели до полудня, блуждая между сном и явью. Я вся словно из кусочков состояла, и они никак не хотели собираться в одно целое.
Расчесывая перед зеркалом волосы, я заметила на груди мелкие кровоподтеки. И на шее тоже. Я долго водила по ним кончиками пальцев.
Он поднялся ко мне на следующую ночь. Мы лежали обнявшись совершенно голые и смотрели на звезды. Нам было здорово, но я, любопытная и дотошная от природы, спросила:
- Он у тебя не… - И осеклась, чувствуя, как к щекам прилила кровь.
Леня еще крепче прижал меня к себе.
- Чего смутилась, глупышка? Вполне уместный вопрос. Понимаешь, я умею собой владеть. Каждым мускулом. Но это не значит, что я тебя не хочу.
- Но, если ты меня хочешь, почему тогда ты… Может, нам стоит попробовать?
- Нет, инфанта, тебе придется отказаться от этой мысли. - Он вдруг лег на меня сверху и, взяв в ладони мое лицо, нежно поцеловал в губы. Это был наш первый поцелуй. Случилось так, что до сих пор нам было не до поцелуев.
- Но почему? - удивилась я, ощутив у себя между ног его горячий довольно упругий пенис.
- Не надо всему на свете искать объяснения, ладно?
Леня смотрел при этом мне в глаза. Мне захотелось, чтобы он смотрел так на меня вечно.
Дни летели со скоростью неуправляемой ракеты. Если Леня дежурил в ночь, он обязательно поднимался ко мне после завтрака. Мы расстелили в углу за кроватью ватное одеяло. Это был укромный уголок. Там нас не могли застать врасплох.
Впрочем, родители, казалось, пребывали в беспечном неведении относительно наших с Леней отношений.
- Ты похудела, - сказала как-то за обедом мать. - И круги под глазами появились.
- Вовсе нет. Анюта замечательно выглядит, - неожиданно пришел на выручку отец. - Леня, скажи, правда, у меня красивая дочка?
- Очень красивая, Андрей Михайлович, - с готовностью отозвался Леня, не переставая поглощать блины. - Я бы сказал даже - слишком красивая.
Мать метнула в его сторону почти враждебный взгляд. Ну да, при всем своем демократизме советской учительницы она определенно не хотела иметь зятя-санитара.
- Вот только беда: этой твоей красавице скоро в Москву ехать. - Отец вздохнул и опрокинул в себя стопку рябиновки. - Встречи, проводы, разлуки. Скучно нам без нее будет. Правда, Леня?
- Очень скучно. - Леня даже перестал жевать, но всего на каких-нибудь полминуты. У этого парня был отменный аппетит при отменно стройной фигуре.
- Эхе-хе. - Отец встал и подошел к темно-синему окну в наш заснеженный сад. - Влюбится в своей Москве в какого-нибудь столичного хлыща и забудет про нас, провинциалов дремучих. Влюбится, замуж выскочит… Будет у нее своя семья, а мы превратимся в родственников, которых навещают из чувства долга и так далее. Правда, Леня?
- Ну вот, завел заупокойную мессу, - не выдержала мать. - Девочке еще институт закончить надо, а ты про замужество.
Мы с Леней незаметно обменялись взглядами. Нам обоим вдруг ужасно захотелось в мансарду.
- Пойду прогуляюсь, - сказала я, вставая из-за стола. - Там такая луна…
- Пойди, дочка. Да, в Москве своей такой не увидишь. Леня, и ты бы пошел с Анютой. Что-то вы, нынешняя молодежь, не больно склонны к общению. Бывало, мы…
Когда я надевала в сенях валенки, Леня неожиданно присел на корточки, стянул с моей ноги грубый носок и, взяв в обе руки мою ступню, поцеловал каждый палец в отдельности.
- Я тебя почти люблю, инфанта, - прошептал он. - Но это ничего не меняет.
Мы поболтались минут пять во дворе на виду у все еще обедавших в столовой домочадцев, потом тихонько прошмыгнули через кухню в дом и прямо в валенках и тулупах поднялись ко мне в мансарду, умудрившись не скрипнуть ни одной половицей. Мы решили устроить прощальную вечеринку со свечами и шампанским, хоть Леня обычно не пил.
Утром я должна была уехать в Москву.
… Я лежала на волчьей шкуре в окружении горящих свечей, а Леня в каком-то экстазе целовал мое тело, нежно прикасаясь подушечками своих чутких пальцев именно там, где мне хотелось, чтоб он прикоснулся. Он несколько раз доводил меня до оргазма, и тогда по моему телу пробегала дрожь. Довольный, он целовал меня в губы. Я млела от наслаждения. Странно, но мне было вполне достаточно того, что он со мной делал.
- Но тебе… тебе ведь тоже хочется, чтобы я… чтобы ты испытывал наслаждение, - бормотала я.
- Все хорошо так, как есть, инфанта. - Он поцеловал меня в ухо и просунул туда кончик языка. - Я наслаждаюсь вместе с тобой. Ты так здорово отдаешься.
Я поняла, что отдаюсь ему вся без остатка.
- Может, нам стоит…
Он положил на мои губы палец.
- Не стоит. Нет. Не стоит.
- Даже если я тебя очень попрошу?
- Ты не станешь просить меня об этом, инфанта.
- Ты боишься?
- Проблем, - сказал он и вдруг рассмеялся. - Их и без того хватает.
- Ты слишком серьезно воспринимаешь жизнь.
- Ошибаешься. Я стараюсь сделать ее как можно веселей.
Он вздохнул. Он лежал какое-то время неподвижно рядом со мной, а я, приподнявшись на локтях, любовалась его большим красивым телом. Мне вдруг захотелось, чтоб это тело принадлежало мне. Только мне. Но я не осмелилась сказать об этом вслух.
Леня вдруг странно хмыкнул, вскочил и накинулся на меня со своими неистово нежными ласками.
- Нет, ты не должна этого делать, - прошептал он, когда я неожиданно для себя поймала его руку и поцеловала в запястье. - Я хочу остаться твоим шутом, инфанта, понимаешь?
Я не уехала на следующий день. Я подвернула лодыжку, спускаясь с последней ступеньки своей лестницы. Перелом оказался сложным. И было невыносимо больно.
Леня нес меня на руках в операционную.
Рентген показал, что порваны связки, да еще осколок кости вонзился в какую-то мышцу. Оперировали меня под общим наркозом.
Придя в себя, я увидела первым делом Леню.
У меня была легкая, почти невесомая, от наркоза голова, и я, кажется, наболтала ему кучу глупостей про любовь и прочую ерунду. Он слушал меня не перебивая, пожимая время от времени мою руку, которую все время держал в своих сильных ладонях. По-моему, я даже говорила, что хочу выйти за него замуж. Правда, это могло мне присниться.
Тревога делала его лицо очень красивым и совсем юным.
Он просидел возле меня всю ночь. Я, как дочь главврача, лежала в отдельной палате. Утром он попытался дать мне судно, но я сказала, что скорей у меня лопнет мочевой пузырь, чем я позволю ему…
Он хохотал. Ему, похоже, очень понравился мой ответ.
Через пять дней Леня внес меня на руках в мансарду. Отец с трудом сдерживал слезы и называл его "сынок". Я слышала, как он говорил матери, что этого парня Анюте послал сам Бог.
В первую же ночь моего возвращения возобновились наши свидания.
- Я не хотел, чтоб ты уезжала, - сказал Леня между поцелуями. - Я очень сильно не хотел этого. Прости, ладно?
- Ты думаешь?..
Я не закончила свою фразу. Я тоже так думала. Более того, я знала точно: это сделал он.
Нас застукала бабушка. Она поднялась совсем неслышно, а мы были слишком увлечены новыми ощущениями: я лежала, положив под попку подушку и слегка расставив ноги, а Леня проводил языком по внутренней стороне моих бедер, все ближе и ближе подбираясь к тому самому месту, которое, как мне казалось, превратилось в пылающий очаг. Бабушка тихо ойкнула и упала в кресло.
Леня медленно повернул голову. К счастью, он еще не успел стянуть свои тренировочные штаны.
- Я… извините… я… старая дура… - бормотала бабушка, прижимая к своим пунцовым щекам ладони.
Леня накрыл меня одеялом.
- Бабушка, ты ничего не скажешь родителям, поняла? - подала голос я.
- Поняла, внученька. А вы… Ты… Я очень рада. Очень, очень рада.
Она залилась счастливыми слезами, потом осенила нас широким крестом.
- Спасибо, - сказал Леня. Если он и был смущен, то умело это скрывал.
- Я так и знала, - лепетала бабушка. - Вы - чудесная пара. Господи, а я-то, старая дура… Я сейчас уйду, уйду. - Она попыталась встать с кресла, но, судя по всему, от потрясения лишилась сил. - Я сейчас, сейчас… - Вторая попытка тоже оказалась неудачной.
- Посидите с нами, Варвара Егоровна, - сказал Леня. - Я делал Анюте массаж. Чтоб нога не отекала.
- Да, да, - лепетала бабушка. - Массаж…
- Но родители, мама в особенности, могут истолковать все по-другому, - добавила я, уже окончательно придя в себя.
- Да, внученька, да. Но вы такая замечательная…
- Бабушка, я вовсе не собираюсь выходить замуж. Мне нужно сперва закончить институт.
Леня подмигнул мне и показал большой палец.
- Я не пара вашей внучке, Варвара Егоровна, - я всего лишь санитар в больнице. Она выйдет замуж за какого-нибудь дипломата или иностранца.
- Боже сохрани. У них там СПИД вовсю гуляет. Я боюсь.
Скоро бабушка смеялась Лёниным детским анекдотам. Рассказывая их, он умудрялся массировать мне обе ноги, которые я высунула из-под одеяла.
Когда бабушка наконец ушла, судя по всему, удрученная тем, что приняла желаемое за действительное, Леня сказал:
- Успокойся, инфанта, шут знает свое место. Да и вряд ли кому-то из смертных удастся вывести шута на чистую воду.
Я уехала через полтора месяца. Не хотелось брать академический - я привязалась к девчонкам из группы. Да и в Москву потянуло.
Леня сказал за минуту до отхода поезда:
- Чувствуй себя свободной, инфанта. Попробуй все, что хочешь.
- Но я не хочу, чтоб ты…
Он рассмеялся, звонко поцеловал меня в щеку и, прежде чем соскочить на ходу с подножки, шепнул на ухо:
- Спасибо за признание в любви. Не ожидал. Тронут.
Освещенный робким мартовским солнцем перрон с тремя одинокими фигурками медленно уплывал в прошлое.
Вернувшись в столицу, я поняла, что мне необходимо выйти замуж и получить московскую прописку - статус иногородней студентки не слишком вписывался в мои представления о нормальной жизни. Тем более все мои подружки были москвичками - с хорошими или даже шикарными квартирами, кое у кого были дачи или хотя бы садовые участки. Я снимала комнату. Вернее, целую квартиру, потому что хозяйка чаще всего отсутствовала, нянча поочередно внуков. Подружки мне завидовали: "Свобода, свобода и еще раз свобода духа и плоти", как выразилась наша интеллектуалка Женька Брусиловская. Я почему-то ею не пользовалась.
Но, мне кажется, вовсе не потому, что не хотела изменять Лене.
Я думала порой о наших с ним отношениях. Моему телу очень не хватало его ласк. Мне было с ним хорошо и, что самое главное, легко. Но для того чтоб влюбиться, чего-то не хватало. Правда, я не собиралась влюбляться в столь юном возрасте и становиться чьей-то марионеткой. Я была довольно наблюдательна и видела, какие фатальные перемены происходили кое с кем из подружек, встретивших своего "рокового" мужчину. К тому же…
Я пока не забыла эпизод с рвущимся в бой мужским членом.
Но мой будущий муж наверняка захочет получить то, что принадлежит ему по праву. Тем более он не станет церемониться с осчастливленной им провинциалкой. Я вздыхала, вспоминая Леню. Был бы он москвичом, с отдельной квартирой, хотя бы однокомнатной… Не смогу я жить в провинции. И бедность меня угнетает. Мои родители никогда богатыми не были, хотя достаток в доме ощущался всегда.
Леня мне снился. Теперь он, а не любимые киноактеры были причиной моих частых ночных оргазмов.
- Инфанта хочет шута, - сказала я вслух, как-то проснувшись поутру. И, одевшись минут за пять, двинула за билетом. Перед экзаменами выдалась свободная неделька. Нагряну без предупреждения. Думаю, все без исключения будут счастливы.
Дома я застала одну бабушку. Она растерянно всплеснула руками, всхлипнула, припав на секунду к моей груди, и бросилась собирать на стол.
- Я голодная, ба. А где… остальные?
- Отец на работе, мама ушла в магазин.
Бабушка повернулась к буфету и стала доставать парадный сервиз.
Я молчала. Наверное, потому, что интуитивно понимала: негоже спрашивать инфанте, где ее шут. Но так и подмывало спросить. А бабушку, как я догадывалась - рассказать.
- …Уехал Ленька, - минуты через две прорвало бабушку. - Говорят, сделал ребеночка Светке Полухиной и был таков. Но она сама на него вешалась. Еще как вешалась… Красивый парень. Я к нему как к родному внуку привязалась, - тараторила бабушка, удрученная Лёниным отъездом и предчувствием, что это известие расстроит и меня.
- Уехал так уехал, - пробормотала я. - Пусть эта Светка его ищет.
- Я думаю, вранье все это. - Бабушка суетливо расставляла посуду. - Это Светка так говорит. На него и Алка, которая в ординаторской работает, виды имела и…
- Ба, я что-то здорово проголодалась. Налей-ка борща.
Я съела две полные тарелки густого жирного борща. Потом пришла мама и нажарила котлет и картошки. С отцом мы выпили рябиновки. Меня развезло, и захотелось спать. Но я понимала: пробуждение в мансарде будет ужасным.
- Лягу на диване, - заявила я заплетающимся языком. - У меня ужасно жарко (я к себе не поднималась). - Вообще-то я к вам на два-три денька…
Я плакала во сне. Я обнаружила это утром - подушка была мокрой. Надеюсь, я плакала беззвучно.
Целый день прошлялась по лесу. Когда-то я любила весну. Позднюю тем более, богатую цветами, с птичьим пением. Трава была высокой и сочной. Все цвело и благоухало. Какая же тоска, думала я. Нужно линять в Москву…
Отец сказал, когда мы с ним после обеда сидели на диване:
- Волнуюсь за Леонида. То ли я в нем ошибся, то ли…
- То ли что, папа? - отважно спросила я.
- Странный он. Как я догадываюсь, оказался большим любителем женского пола. По крайней мере ходят слухи… С другой стороны, про кого они только не ходят. Да и у нас в больнице в основном женский коллектив. Кто-то мог иметь на него серьезные виды. А как иначе? Семья - основа нашей жизни.
Я усмехнулась. Как ни странно, я разделяла последнее утверждение отца. Уже утром я решила, что выйду замуж за некоего Баруздина из МИДа, с которым познакомилась на даче у Наташки. Этот тип уже успел прижать меня в укромном уголке, что определенно говорило о его ко мне интересе. Кажется, по всем статьям подходит. Правда…
- Папа, я собираюсь выйти замуж. Но я… понимаешь, я побаиваюсь мужчин. Они… они такие скоты.
Он глянул на меня удивленно и озабоченно.
- Дочка, тот, за кого ты собираешься, тоже, как ты выразилась, скот?
Я пожала плечами.
- Скорее всего да. Но он… У него отдельная квартира. И дача. К тому же…
- Что за чушь ты несешь! - Отец вскочил с дивана и зашагал из угла в угол комнаты. - Никогда не поверю, что ты настолько меркантильна и… испорчена.
Он подошел к буфету и залпом осушил стопку рябиновки.
- И я хочу. - Я машинально выпила эту дрянь. - Дело в том, что я, папа, не умею притворяться. С ним придется спать. Это, наверное, ужасно.
- А ты разве еще ни с кем…
Отец замолчал и отвернулся. Понимаю, подобный вопрос собственной дочери способен задать далеко не каждый отец.
- Нет. Я… Впрочем, это неважно. Я знаю, как это происходит. Я много чего знаю. Напьюсь в конце концов до чертиков и…
- И зачнете какого-нибудь уродца.
Отец снова налил себе. Я заметила, что у него дрожат руки.
Вдруг он шагнул к дивану, на котором я сидела в неудобной скрюченной позе, и спросил, отважно глядя мне в лицо:
- Между нами: это из-за Лени?
- Ты что, издеваешься надо мной? - Я расхохоталась, но это вышло неестественно, и я закончила свой смех еще более ненатуральным приступом кашля.
Я тут же пожалела о своей откровенности.
- Он… он недостоин тебя, - продолжал свое отец. - Я думал, он влюблен в тебя, я был уверен в этом, а он… Сплетни на голом месте не возникают, дочка.
Отец сел на диван и спрятал лицо в ладонях.
- Влюблен? С чего бы это? - сказала я чужим хриплым голосом. - Ну нет, папа, кто-кто, а он свое место знает. Кстати, я очень ценю в людях это качество.
- Это ужасное качество! - выкрикнул отец. - Это… это какой-то пережиток рабства. Я был уверен, он любит тебя. Я еще и сейчас…
- Ошибаешься, отец. - Я встала с дивана и выпрямила спину. - Я не хочу, чтобы вы с мамой приезжали на свадьбу. Да ее и не будет. Сдам сессию, распишемся и махнем на пару недель на юг. Прошу тебя, пока ничего не говори маме.
- Я догадываюсь, куда он уехал, - говорил отец, стоя ко мне спиной. - У него сестра в Феодосии. Черт, думаю, он испугался, что эта дура Полухина подаст на алименты. Но я бы ни за что никому не дал его адрес. Она сама вешалась ему на шею - это все видели.
Он говорил что-то еще, а я смотрела в окно на цветущие дали. Я больше не была инфантой. В мое отсутствие случилась революция, и у меня отобрали шута. И королевство в придачу.
Не надо было отлучаться на столь долгое время из своих законных владений.
Но ведь особы королевской крови должны всегда чувствовать себя свободными…
Этот Баруздин не смог лишить меня невинности в нашу первую брачную ночь, хоть сильно потел. Я не подозревала, что импотентом можно быть и в тридцать с небольшим. Возможно, дело в том, что у него смолоду неспокойная работа: пошлют или не пошлют в загранкомандировку. У них в МИДе, говорят, все жутко нервные.
- Послушай, - сказал он мне после ни к чему не приведшей получасовой возни, - может, сделаешь минет? Меня это очень возбуждает.
- А что это такое? - притворилась я безнадежной девственницей.
- О, Господи, вот уж не думал, что на свете еще существует подобная невинность!