Ленька тут был ни при чем. Ленька был замечательным современным бэби. Когда нянька была выходная и ко мне приходили подружки, мы сажали его в центр стола в плетеную корзинку с подушками, и он без устали улыбался далеко не невинным рассказам и анекдотам. Это придавало им особую пикантность.
Но я одна ни за что бы с Ленькой не управилась, да и быт с детства ненавижу. Я сказала маме по телефону, что приеду погостить на зимние каникулы. Я надеялась, что за эти две недели родители привяжутся к Леньке и не захотят с ним расстаться.
Так и случилось.
- Вылитый отец! - воскликнула бабушка, сроду не видевшая Баруздина. И тут же сообразив, что ее фраза оказалась ни к селу ни к городу (или же, наоборот, пришлась впору туда и сюда), поправилась: - Ну да, совсем не в нашу породу - у нас все светлые, а этот как галчонок. Ты его недаром Ленькой назвала.
- Так зовут отца моего мужа, - сказала я.
Моя детская кроватка уже стояла в родительской спальне, застланная голубым байковым бельем.
- Ты вроде уже отняла Леньку от груди, - оправдывающимся тоном заговорила мать, думая, что я захочу взять его к себе в мансарду. - Мы с папой все равно рано просыпаемся. Я теперь во второй смене, а потом с ним бабушка посидит.
В этом я не сомневалась - у бабушки при виде Леньки прямо слюнки потекли.
Я спала под звездным зимним небом и чувствовала себя почти инфантой. "Как хорошо, что у меня есть Ленька", - промелькнуло где-то в глубине сознания.
Я подумала о том, что мой хитрый план удался без каких-либо усилий с моей стороны.
Я провела две недели в раздумьях о будущем. Похоже, после Ленькиного рождения я стала сентиментальной - мне вдруг захотелось влюбиться.
Сразу по возвращении в Москву Наташка забрала меня к себе на дачу. Она пребывала в депрессии после того, как обнаружилось, что у ее матери есть любовник. Думаю, она попросту завидовала матери и сама не могла разобраться в своих чувствах. Мне предстояло стать участницей ночных диалогов на тему морали и нравственности, а вернее, слушательницей бесконечного монолога с часто повторяющимися фразами типа: "Как она могла", "у отца больное сердце", "этот Родин моложе ее на двенадцать лет"…
Мне всегда нравилась Наташкина мать. В ней был какой-то шарм. Я теперь точно знала, все эти знаменитости съезжались к ним на дачу не из-за отца. Еще я поняла безошибочно, что Родин был не единственным любовником Наташкиной матери.
Разумеется, это было не мое дело.
Внешне жизнь в доме Кудимовых не изменилась, если не считать того, что Наташка уже три недели не разговаривала с матерью. Я спала в комнате для гостей на нижнем этаже. Все члены семьи Кудимовых спали на верхнем.
Однажды, когда я переодевалась в пижаму, собираясь почитать в кровати и моля Бога о том, чтоб не пришла "на пять минут" Наташка, дверь почти бесшумно открылась и тут же закрылась.
Я медленно повернула голову и увидела Никиту, младшего брата Наташки. Это был высокий, довольно хлипкий акселерат с красивой - густой и в крупных локонах - шевелюрой пшеничного цвета. Он посещал школу, и к поздним застольям его допускали лишь в выходные дни.
Я инстинктивно прикрыла обеими руками голую грудь.
Никита не отрываясь смотрел на меня. Я обратила внимание, что у парня длинные ресницы и по-девичьи гладкая нежная кожа.
- Чего тебе? - спросила я, уже догадавшись, что ему от меня нужно.
- Просто так, - прошептал он едва слышно. - Давай поговорим. О чем угодно. Они… они все такие грязные. - У Никиты дрогнул голос, и мне показалось, он расплачется. - Понимаешь, они… Я знаю, у отца тоже есть любовница. Я давно это знаю. И мама знает. Наташка делает вид, что не знает. Я… я люблю маму.
Он расплакался, спрятав лицо в ладонях. Он был настоящим ребенком, этот Никита, хоть я едва доставала ему до подбородка.
- Успокойся. - Я коснулась его плеча. - Все обойдется. Наташка выпустит злость и…
- Мамочка, мамочка, - твердил Никита. Я обняла его за плечи и повела к креслу. Он вдруг подался ко мне всем телом и, наклонив голову, прижался мокрым лицом к моей груди.
Меня словно током долбануло, но я моментально взяла себя в руки. Мне жилось хорошо и беззаботно на даче у Кудимовых, хоть и донимала Наташка своими ночными монологами. Мне не хотелось в свою московскую квартиру - вернувшись в этот раз от родителей, я вдруг ощутила себя одинокой.
- Если нас застанут…
Никита поднял голову и посмотрел на меня. У него были красные от слез глаза. В них я увидела боль.
- Я… Я боюсь идти к себе. Там… там есть крючок от старой люстры. Он зовет меня, - бормотал Никита. - Но я… я не хочу. Можно я побуду немножко у тебя?
Я подошла к двери и закрыла ее на задвижку.
Обернувшись, я увидела, что Никита уже сидит на краю моей кровати. Он больше не плакал.
- Ты считаешь меня проституткой? - спросила я, уже не пытаясь прикрыть голую грудь. Знаю: она у меня очень красивая.
- А что это такое? - Никита глядел на меня невинными глазами. - Наташка говорит, мама проститутка. Я очень люблю маму.
- Но ты бы не пошел к ней в спальню и не стал бы…
- Пошел бы, если б она спала одна. Я не люблю отца. Он все время играет какую-то роль. Ты тоже будешь играть роль старшей сестры или моралистки?
Он смотрел на мою грудь. Он смотрел на нее так, что у меня мурашки по спине забегали. Не помню, как все случилось, но я очнулась уже на кровати. Никита лежал рядом и жадно целовал мне грудь.
- Успокойся. - Я погладила его по спине. - Ты делаешь мне больно. Останутся синяки.
- Ну и что? Ты ведь не замужем, и никто ничего не заметит. У тебя нет любовника, правда?
- А что это такое? - Я усмехнулась. - У твоей мамы есть любовник, но ты все равно очень любишь ее. Ты сам так сказал.
До него не дошел мой юмор.
- Убью, если заведешь любовника. А сам повешусь на том крюке. Вот увидишь.
Он весь дрожал, и я накрыла его одеялом. Я была в одних пижамных штанах, а Никита в джинсах и ковбойке. Он не трогал меня ниже пояса. И в губы не целовал. Его притягивала к себе моя грудь.
- Нравится? - спросил он, оторвавшись на секунду от моего затвердевшего от его ласк соска и заглядывая мне в глаза.
Мне очень нравилось, но я прикинулась почти равнодушной.
- Нравится, нравится. Тебе очень нравится…
Он снова взял в рот мой сосок, нежно кусал его, чмокал губами.
Мы заснули под утро. Я проснулась первой. Было уже светло. Никита безмятежно спал на моей груди.
Я ласково потрепала его по волосам.
- Иди к себе. Слышишь? Тебя хватятся.
- Ни фига, - сонно пробормотал он. - Сегодня воскресенье. Можно спать до обеда.
- Но вдруг кому-нибудь взбредет в голову зайти к тебе в комнату?
- Я ее запер. Ключ у меня в кармане.
- Ты знал, что я тебя оставлю.
Он улыбнулся и приоткрыл один глаз.
- Тебе тоже скучно. Я давно за тобой наблюдаю.
- Ты придумал про крючок? - спросила я, перебирая пальцами его по-детски шелковистые волосы.
- Сам не знаю. - Он притворно вздохнул. - Я часто на него смотрю.
- Лгунишка. Иди-ка лучше к себе.
- Но ведь тебе не хочется, чтоб я ушел.
- Ты угадал. - Я вздохнула отнюдь не притворно. - Я, наверное, испорченная.
- Нет. - Он вдруг больно стиснул своими горячими руками мою грудь. - Просто ты без комплексов. Как и я. Нам с тобой повезло. Почти у всех сплошные комплексы.
- Ты уже пробовал так с кем-то?
Я почувствовала нечто похожее на ревность.
- С одной девчонкой из нашего класса. Но у нее такая маленькая грудь. И она хотела, чтоб я все время целовал ее в губы.
- Ты не любишь целоваться?
- Не знаю. Я брезгую слюнями. У той девчонки столько слюней.
- Хочешь поцеловать меня?
Он приподнялся на локтях и внимательно посмотрел мне в глаза. У него оказались очень чуткие и податливые губы.
Мы целовались часа полтора, изобретая все новые и новые способы наслаждения.
- Как здорово! - Никита в изнеможении упал на подушку. - У тебя так горячо во рту. И почти совсем сухо.
По дому уже кто-то ходил.
- Сматывайся немедленно. Иначе…
Он проворно выскользнул из кровати и спросил, возвышаясь надо мной во весь свой отнюдь не детский рост:
- Что иначе?
- Нам больше не позволят делать то, что мы хотим, - сказала я, отдавая себе отчет в том, что с этим парнем притворяться нельзя.
- Ура! - вполголоса воскликнул он. - Ты еще лучше, чем я себе представлял.
После позднего завтрака мы с Наташкой отправились на прогулку. Никита к столу не вышел, что в выходные случалось с ним часто.
- Послушай, ты не могла бы дать мне на время ключи от твоей квартиры? - смущенно спросила Наташка, уже когда мы очутились в лесу.
Я глянула на нее удивленно.
- О чем разговор.
- Понимаешь, дома все время эта Валентина болтается, да и предки могут в любой момент нагрянуть. А я… я с одним парнем познакомилась.
То-то последние две ночи Наташка не приставала ко мне с душевными излияниями.
- Влюбилась?
- Да! - выпалила Наташка, прижимая к щекам руки в толстых варежках. - Но он… он в общаге живет, и вообще…
- Что вообще?
- В облаках витает. Потому он мне и нравится. Мы просто посидим у тебя на кухне. Я куплю бутылку коньяка. Думаю, ничего у нас не будет. Представляешь, я не хочу, чтоб что-то было.
- Почему? Ведь ты его любишь.
- Ну… Понимаешь, я боюсь: а вдруг у него какая-нибудь болезнь? Да и подзалететь страшно. Что тогда делать? Послушай, а ты как предохраняешься? Это я так, на всякий случай.
Наташка схватила меня за рукав дубленки и остановилась, нетерпеливо ожидая ответа.
Я рассмеялась.
- Я сама подзалетела чуть ли не в первую же ночь. Тоже мне, нашла у кого спрашивать.
- Да, но ведь потом… у тебя наверняка был кто-то потом и все… все обошлось.
Я не стала ничего объяснять Наташке - какая мне разница, что она про меня думает? Почему-то последнее время меня совсем перестало волновать ее мнение. Да и не только ее.
- Надень ему на х… презерватив, - сказала я серьезным всесведущим тоном.
- А как это делается? Вдруг он не позволит? А если презерватив слетит? - посыпался на меня град тревожных вопросов.
- Тогда не позволяй ему…
- Но вдруг он захочет? Ведь все другие позволяют… Я так боюсь потерять его.
Я сделала вывод, что Наташка влюбилась не на шутку.
- Он поэт из Ростова, - поведала она. - Учится в литинституте. Посвятил мне замечательные стихи. Хочешь почитаю?
Я кивнула. Какая разница: слушать Наташкин бессвязный лепет или стихи какого-то графомана?
Наташка читала вдохновенно. С той же ненатуральной интонацией внутренней сосредоточенности, с какой обычно читали свои стихи подвыпившие гости ее родителей. Я ничего не понимаю в стихах. Наверное, это здорово, когда тебе посвящают стихи. Но, пардон, что дальше?
- Нравятся? Папа говорит, Сережка гений. Собирается рекомендовать его в Союз писателей. Обещал помочь издать его сборник.
- Постой, постой, это тот с… - Я вовремя прикусила язык. Я вспомнила Сережу - он был горбат, как Квазимодо, но у него были длинные ноги и очень красивые глаза. Но я с таким все равно ни за что бы… - Это тот, что был позавчера? - выкрутилась я.
- Да-а, - мечтательно протянула Наташка. - Я проводила его на электричку. Едва поспели на последнюю. Он постеснялся остаться у нас. Думаю, потому, что влюблен в меня. Он такой чистый…
За ужином Никита все время протягивал под столом свои ноги и пытался прижать мои. Сам при этом нес какую-то чепуху про учительницу математики и ее роман с физкультурником. Его никто не слушал, хоть все и делали вид, что им интересно. Я обратила внимание, как один из гостей, известный драматург, порывается найти брешь в потоке Никитиной болтовни и хлынуть туда со своим словоблудием.
Я встала из-за стола, громко отодвинув стул.
- Пошли заниматься английским, - сказала я Никите. - А то уже скоро спать.
Меня все больше и больше мучили мысли о будущем. Особенно по ночам. Особенно после ласк Никиты.
Мне уже девятнадцать. Я живу на стипендию и на полторы сотни, которые присылают мне не шибко богатые родители. Еще учиться и учиться. Можно, конечно, перевестись на вечернее и пойти работать. Куда? Гидом-переводчиком? Бесперспективно во всех отношениях. К тому же я не собиралась попадаться на крючок органам. (Об этом меня предостерегал еще покойный муж.) Можно, конечно, снова выйти замуж…
Что-то в этом раскладе меня не устраивало. Дело было даже не в сексе, хотя и в нем тоже. Семейная жизнь представлялась мне сплошной рутиной. Одно и то же изо дня в день. Во имя чего, спрашивается? Во имя того, чтоб не просыпаться по ночам от страха за собственное будущее, убеждала себя я. Что может быть хуже бедности? Для женщины - ничего. Для мужчины, думаю, тоже.
Словом, мне нужен по-настоящему богатый муж.
Меня вдруг осенило поступить на курсы международных стюардесс.
Я переехала в Москву и на даче у Кудимовых появлялась все реже и реже. Никиту это приводило в ярость. Однажды он появился у меня поздно вечером - подвыпивший и очень возбужденный.
Я лежала в ванне и не сразу открыла ему дверь.
- У тебя кто-то есть! - ворвавшись, заявил он с порога. - Я так и знал.
Он хотел ударить меня по щеке, но я вовремя увернулась.
Никита кинулся обыскивать квартиру. Потом повалил меня на кровать.
- Я сейчас тебя изнасилую. - Он сорвал с себя одежду, оставшись в одних узеньких плавках. - Ты удрала от меня, чтоб спать с другими мужчинами. Я надоел тебе - ты думаешь, я еще мальчишка. Но я докажу тебе, что это не так.
Он стащил плавки и стоял теперь надо мной голый и слегка смущенный. Я обратила внимание на его разбухший фаллос.
- Я женюсь на тебе! - Никита вдруг бросился на меня и с ходу проник глубоко внутрь своим крепким молодым орудием. - Женюсь, женюсь, женюсь, - шептал он в такт своим резким нетерпеливым движениям. - Господи, как же я люблю тебя…
Разумеется, он выпустил все в меня, и мне пришлось срочно бежать в ванную, чтоб хоть как-то обезопасить себя от последствий. Мне понравилось то, что он со мной сделал. Очень понравилось. Я поняла, что я - его первая женщина.
Мы занимались любовью несколько раз. Никита все больше и больше входил во вкус.
- Я остаюсь у тебя, - заявил он мне утром.
- Ты несовершеннолетний, - возразила я. - Меня выгонят из института и могут даже посадить в тюрьму.
Он задумался.
- Ты, кажется, права. Тогда я буду приезжать к тебе когда захочу. Дай ключи.
- Тебя выследят.
- Нет. Давай ключи. - Он больно сжал мои запястья. - Если не дашь добром, возьму силой.
Я дала ему ключи.
Весь день я была не в своей тарелке. Меня мучил самый настоящий страх - я не хотела оказаться пленницей собственных страстей. Дело в том, что мне очень понравилось заниматься любовью с Никитой. Я была влюблена в его молодое красивое и сильное тело.
Он нагрянул вечером того же дня. Мне казалось, я схожу с ума - я весь следующий день думала только о том, чем буду заниматься ночью.
Ловушка захлопнулась.
Через два дня Наташка сообщила мне, что Никита исчез и родители заявили в милицию.
- Боюсь, связался с нехорошей компанией, - сказала она. - Он так изменился за последний месяц. Все из-за матери. Никита ее очень любил.
Этого еще мне не хватало - менты, взламывающие мою дверь и застающие нас… С Никитой говорить на эту тему бесполезно - парень явно собой не управляет. Что же делать?
- Послушай, я сегодня вечером еду к своим. Ленька приболел, - на ходу изобрела я. - Но только никому ни слова, ладно?
- Почему? - изумилась Наташка.
- Тут меня один тип преследует. Боюсь, он… Словом, мне нужно на несколько дней исчезнуть.
- Счастливая. - Наташка тяжело вздохнула. - Наверное, он настоящий мужчина.
Ее поэт оказался педиком. Она все еще переживала этот момент.
- Я не люблю его. Даже боюсь. Понимаешь, я…
- Ты какая-то странная. Если бы меня кто-то преследовал… Может, укроешься у нас на даче? - предложила Наташка.
- Он знает про дачу.
- А кто он такой? Из какого института? И почему ты, собственно говоря, бегаешь от него? - приставала Наташка.
- Он мне не нравится.
- В постели или как?
О, эти бабские беседы - я их и раньше ненавидела, теперь же они меня просто раздражали.
- Я не собираюсь за него замуж, понимаешь? А так я не могу.
- Глупая. Настоящий секс можно иметь где угодно, кроме супружеской постели, - изрекла сильно поумневшая за последнее время Наташка. - Я теперь и маму стала понимать. Думаю, у папочки вся мужская сила перекочевала в мозги…
Я отбыла вечерним поездом, не заезжая домой. Если бы я туда заехала, я бы там осталась. Этого нельзя было делать.
Дверь мне открыл Леня - загорелый, красивый, улыбающийся. Я утонула в его объятьях.
- Инфанта вернулась! - объявил он всему дому. Впрочем, в сей ранний час в наличии оказались лишь бабушка с Ленькой. - У тебя озабоченный вид, - сказал Леня, когда бабушка понесла его тезку умываться. - От кого-то сделала ноги?
- Все-то ты знаешь. - Я протянула руку и крепко стиснула его запястье. - Мне так нужна твоя энергия. Я совсем растерялась.
- Зря. - Он смотрел на меня и загадочно улыбался. Загадочно и радостно. Хотя глаза были печальными. А может, серьезными - трудно сказать. - Что-нибудь придумаем. Инфанте все еще нужен шут?
Я рассмеялась почти весело. Он подхватил меня на руки и понес в мансарду. Мы упали на ковер и стали бороться как маленькие дети. Вдруг Леня сел на меня верхом, наклонился, взял в обе ладони мое лицо и сказал властно:
- Выкладывай. Все как на духу.
Я выложила. Хотя еще минуту назад даже не представляла, как смогу рассказать о случившемся Лене. Он внимательно меня выслушал.
- Понравилось? - спросил он, когда я закончила рассказ.
- Очень. Но парню еще нет пятнадцати. Это… да, это какой-то бред. Меня осудят за растление малолетних.
- Громко сказано. Ты сама еще малолетка, инфанта.
Он откинул с моего лба растрепавшиеся волосы и потерся носом о мой нос.
- Этот мальчишка способен на все.
- А ты попала в притяжение его магнитного поля, - подхватил Леня. - Но мое сильнее. Ты чувствуешь это?
- Да. - Я на самом деле это чувствовала. - Как странно. Ведь я всю ночь…
- …Страдала об этом парне. - Он усмехнулся. - Я летел через Москву и хотел тебя навестить. Раздумал в самый последний момент.
- Когда это было?
- Позавчера ночью. Ты была с ним?
Я молча опустила глаза.
Леня быстро вскочил, подсунул под меня обе руки, и я в мгновение ока очутилась у него на руках. Он сидел на ковре, скрестив по-турецки ноги, и качал меня как младенца. И все время смотрел на мои губы.
- Хочешь поцеловать меня, но боишься. Нет, ревнуешь, - поправилась я.
Он усмехнулся.
- Шут не может ревновать инфанту. И наоборот. Верно?
Я промолчала. Я подумала, что не хотела бы услышать от Лени то, что только что услыхал от меня он. Очень не хотела бы.
- Тебя уже пора произвести…
Он прижал палец к своим губам.