Чудо, мрачно проговорил про себя Иэн. Какого рода долбаное чудо заставляет ни в чем не повинную женщину валяться в постели, как пустой пакет из-под жареной кукурузы? Он вцепился в металлическую решетку, окружающую ее постель, и ему вдруг чертовски захотелось иметь столько сил, чтобы голыми руками разломать ее на мельчайшие кусочки. Джилл очутилась здесь из-за него, из-за того, что она пренебрегла собственной безопасностью ради его спасения от опасной твари. А согласно компетентному заявлению доктора Хассама, медицина ничем ей помочь не может.
Он вцепился в металл еще сильнее. Она совершила это, чтобы его спасти. И хотя она сама этого не знала, она одновременно спасла всех будущих кибернавтов. Вследствие случившегося с ней Феликс оказался в состоянии сформулировать проблему, связанную с силовыми линиями, и переконфигурировать их так, чтобы они стали безвредными. Самопожертвование Джилл сделало симулятор Иэна безопасным для всех и принесет ему международное признание.
Признание, которое он охотно послал бы ко всем чертям, если бы это вернуло ему Джилл.
Слишком отчетливо припоминал он спор в симуляторе, когда она заявила ему, что больше не может находиться рядом с ним. Тогда он был уверен, что тем или иным способом сумеет убедить ее остаться с ним. Но теперь, глядя на безмолвную оболочку, он подумал, а не нашла ли она надежный способ оставить его навсегда.
- Доктор Синклер?
Иэн повернулся и увидел молодую медсестру, просунувшую голову в дверь.
- Да? - со вздохом проговорил Иэн, скорее инстинктивно, чем заинтересованно. Преподанные Партридж уроки хорошего тона не прошли бесследно.
- Только что звонили из вашей лаборатории. Просили передать вам, что прототип введен в сеть, а дефектные данные из системы вычищены. - Она на миг умолкла и виновато улыбнулась. - Я не уверена, что все это значит, но они сказали, что для вас это важно.
Они ошибаются. Мне наплевать с высокой колокольни на всю эту систему. Он кивнул в знак благодарности и повернулся к той единственной, на которую он бы никогда не наплевал с высокой колокольни. "Я не могу позволить тебе уйти, Джилли. Уйти вот так".
- Может быть, мы смогли бы стимулировать ее тело. Помочь сознанию восстановить забытые связи.
- Да, другим больным это помогало, - согласился Хассам, - но для данной пациентки такого рода программа не сработает. Слишком велики потери. Это запредельно.
Это запредельно. Иэн припомнил, как сказал Джиллиан в симуляторе то же самое, когда увидел, как РОЗИ перекачивает собственную энергию в безжизненное тело Эйнштейна. Во многих отношениях электронная психология человека весьма сходна с компьютерной. Органы чувств - это точки ввода-вывода. Нервы - это цепочки дата-чипов.
С вошедшей в легенду безжалостной тщательностью и проницательностью он стал продумывать, как можно использовать существующие аналогии. Если РОЗИ сумела оживить Э, то есть шанс использования им подобной методики для оживления Джилл.
- В больнице есть библиотека? - вдруг спросил Иэн.
- В общем-то есть, - ответил удивленный доктор Хассам. - Но я не понимаю…
- Поймете, - резко перебил его Иэн, дернувшись по направлению к двери. - Я собираюсь прочитать ей все паршивые книги из вашей библиотеки. А затем я примусь за газеты и за "Нэшнл энквайэрер", если дело дойдет и до этого. Я до такой степени напичкаю ее информацией, что она оживет от одной лишь перегрузки.
- Если она вас услышит, - предупредил доктор Хассам.
- Меня она услышит, - уверенно проговорил Иэн, проходя в дверь. Конца фразы он вслух не произнес.
"Меня она услышит, потому что другого выхода у нее не останется".
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Он зачитывал ей журнальные статьи. Читал газеты. Читал ей научные журналы, любовные романы в мягкой обложке и даже зачитывал бланки тотализатора. Когда в глазах появлялась резь, а текст начинал плыть, он рассказывал ей про свое детство, про то, как он рос в замке, про сказочное богатство и одиночество, которое хуже нищеты. Когда же у него садился голос, то он на подмену приглашал друзей и товарищей по работе, чтобы те по очереди дежурили у постели больной. Партридж нагружала ее исключительно скверной поэзией прошлого века. Марша истово рассказывала ей последние сплетни про отдел. Феликс читал лекции на тему "Драконов и темниц". Сэди, ценитель изысканной кулинарии, приносил и совал Джилл под нос всевозможную вкуснятину, чтобы пробудить обоняние. Даже Эйнштейн и РОЗИ участвовали в этом деле, заваливая Джилл предельно полной и абсолютно бессмысленной информацией на тему азартных игр и телемагазина.
Иэн непрестанно и неутомимо обстреливал информацией органы чувств Джилл. Но явно безрезультатно. На протяжении первых двух недель сверхбдительные мониторы не зафиксировали ни одного всплеска сознания. Через три недели стало казаться, что Джилл фактически движется к катастрофе.
На двадцать вторую ночь коматозного состояния Иэн сидел один у постели Джилл и читал ей вслух "Рождественскую песнь в прозе" Диккенса. Повесть эту Иэн очень любил, но на этот раз ему показались неуместными образы привидений и смерти. Он поглядел на неподвижную фигурку Джилл, опутанную трубками и проводами, дышащую через сложный щелкающий механизм. "Так вот во что ты превратилась, моя дорогая? В привидение?"
В сознании Синклера проносились многочисленные тревожные образы. Несколько дней назад из Небраски прибыли дедушка и бабушка Джилл. Приятные, достойные люди, они были потрясены одной только мыслью, что в теле их внучки искусственно поддерживается жизнь в то время, как нет надежды на выздоровление. Иэн рассказал им о своей гипотезе и добился их согласия на то, чтобы Джилл продолжали держать на жизнеобеспечивающей аппаратуре. Но поскольку время шло, а положительных результатов не предвиделось, они стали склоняться к тому, чтобы пересмотреть свое прежнее решение. Сегодня они говорили с доктором Хассамом относительно процедуры медицинского "отключения". Иэн знал, что время на исходе.
Он сидел в тихой по-ночному больнице, прислушиваясь к тому, как аппарат искусственного дыхания преобразует тишину в конкретные, членимые звуки. Как профессионал, Иэн всю свою сознательную жизнь доверял машинам, доверял логичным, поддающимся цифровой проверке законам, управляющим реальностью. Даже его симулятор, творивший альтернативные реальности, базировался на этих незыблемых законах. Но его любовь к Джилл пробила во всех этих незыблемых законах брешь в форме сердца. И через эту брешь просматривалась иная реальность: яркий, светлый мир, превращающий его безопасное, логичное существование в скучную, серую тень бытия.
- Я не могу вновь стать тем, кем я был, - изливал он душу, казалось бы, лишенной слуха матери. - И без тебя я не в состоянии жить дальше. Черт побери, Джилли, ты мне необходима!
В горле у него пересохло, и все же он продолжал говорить, а слова потоком лились из самых глубин сердца.
- Всю жизнь я пребывал во лжи. Мальчиком меня готовили на роль наследника титула Синклеров. Но я по существу им не стал. Когда я женился, то внешне выглядел высокоученым мужем светской дамы международного уровня. И это тоже был не я. Даже в роли ученого я - еще не весь я. Я так долго прятался за различными масками, что даже теперь не знаю, кто же я на самом деле. Но когда я гляжу в твои глаза, то вижу человека, каким я хочу быть, - человека, каким я могу быть. С твоей помощью.
Он склонился к неподвижному телу, желая получить ответ. Но, как обычно, так ничего и не увидел. "А чего ты ожидал? - логично спрашивали трезвые демоны сознания. - Согласно всем законам бытия, она мертва уже несколько недель. Хватит делать из себя законченного идиота. Отпусти ее".
- Нет! - воскликнул он, собрав все оставшиеся силы. - Обещаю, что никогда не отпущу! - Пренебрегая всеми общепринятыми методиками, он схватил ее за плечи и стал трясти. - Ты когда-то сказала, что чувствуешь, что Эйнштейн все еще жив. Что ж, теперь я чувствую, что жива и ты. Ты где-то здесь, Джилли, и я хочу, чтобы ты вернулась. Я возьму приступом жемчужные врата рая, если ты сейчас пребываешь именно там. Я тебя не отдам, слышишь? - И он встряхнул ее до того яростно, что отсоединились провода. - А ну, вставай, зараза! Возвращайся ко мне!
То, что произошло в течение последующих секунд, происходило до того быстро, что ему даже не был понятен смысл происходящего. Внезапно комната наполнилась медицинским персоналом, сгрудившимся вокруг неподвижного тела Джиллиан, точно пчелы, роящиеся вокруг улья. Дежурный врач оттянул Иэна от Джилл, но тот успел заметить, что одна из медсестер отсоединяет трубку аппарата искусственного дыхания.
- Нет! - завопил он, изо всех сил отбиваясь от дежурного врача. - Ее нельзя снимать с жизнеобеспечения! Она же умрет!
- Она умрет, если мы этого не сделаем, - объяснял дежурный врач, выволакивая Иэна из палаты. - Она задохнется, если трубка останется на месте. Горло ее отторгает.
- Горло? - переспросил Иэн, потрясенный смыслом, кроющимся в бесхитростной фразе врача. - Значит, она дышит самостоятельно?
- Судя по всему, это так, - улыбаясь, ответил дежурный врач. Все в больнице знали, как Иэн ведет крестовый поход за возвращение Джилл. - Она одна на миллион. Настоящее чудо.
Иэн, безмерно усталый, обмяк, прислонившись спиной к стене. Она будет жить. Она, в конце концов, вернется к нему.
- Вы правы, - обратился он к дежурному врачу с подобием улыбки на устах. - Она настоящее долбаное чудо.
В дверь палаты Джилл постучали.
"О’кей, не надо паниковать, - сказала она себе, глядя в зеркальце, взятое у одной из сестер. - Даже если ты выглядишь, как будто по тебе только что проехался средний танк с орудием крупного калибра. Он тебя любит. Для него это неважно".
"Зато это важно для меня самой".
Стук повторился. Она вздохнула, поняв, наконец, что тридцать минут ухода за собой не зачеркнут три недели пребывания в коматозном состоянии на пороге смерти. "Крысы скребутся", - подумала она, бросив взгляд на дверь.
- Войдите!
Когда он вошел в палату, она решила, что над ней подшутили. Вместо элегантного доктора появился человек в помятом костюме, несколько дней не брившийся. Потрясенная, она сказала первое, что пришло ей в голову:
- Ты выглядишь ужасно.
- Вижу, что твой матч со смертью не повлиял на умение резать правду-матку в глаза, - весело проговорил он. И суровый рот его расплылся в улыбке, такой нежной, что у Джилл чуть не разорвалось сердце. - Как ты себя чувствуешь?
- Сейчас лучше, - ответила она. Мало того, что выход из коматозного состояния был сам по себе чудом, - скорость ее выздоровления за истекшие два дня была потрясающей и удивляла всех лечащих врачей. И теперь Джиллиан внимательно разглядывала Иэна.
Он выглядел таким неловким, стоя у двери, что со стороны могло показаться, будто он не вполне уверен, хотят ли его видеть.
"Британец до мозга костей", - подумала она, качая головой.
- Иэн, прошу тебя, подойди поближе. Я…
- Нет… кхе-кхе… пока воздержусь, - проговорил он, запуская по обыкновению ладонь в давно нечесаные волосы. - Ты еще слишком слаба после комы, а я… ну, мне просто кажется, что при данных обстоятельствах мне разумнее держаться подальше.
- Разумнее? А было разумно тратить на меня недели, когда все остальные списали меня, как мертвую?
- Джилл, не надо расстраиваться…
- Ко всем долбаным чертям я тут расстраиваюсь! Я чуть костьми не легла, чтобы только освободиться от комы и вернуться к тебе, а он тут мелет что-то насчет разумного! Ну, доктор, - угрожающе проговорила она, пытаясь встать с постели, - если ты не явишься сюда прямо сейчас, то мне придется… а, зараза!
Силенок оказалось недостаточно, и Джилл рухнула в подушки. Иэн в одни миг оказался рядом.
- Черт, - прорычал он, принимая ее в объятия. - Когда ты научишься меня слушаться?
- Вероятно, никогда, - прозвучали приглушенные его рубашкой слова. Она вдыхала его запах, его тепло, реальность его присутствия, осознавая, что хотя медики с медицинской и физиологической точки зрения объявили ее физически и умственно здоровой, таковой по-настоящему она стала только сейчас. "Любовь к Иэну делает меня живой", - подумала она, а на ресницах в это время навернулись слезы. Помаргивая она продолжала: - Кроме того, кто-то должен оберегать тебя от чересчур разумных поступков!
- Ну, миз Полански, в этом деле вам нет равных! - Он просунул ей палец под подбородок и направил ее взгляд на себя. - Кстати, вы не подумывали о том, чтобы заняться такого рода деятельностью на постоянной основе? Иными словами в рамках брака?
Сердце у Джилл забилось так сильно, что, казалось, оно вот-вот выскочит из груди.
- Но ты же сказал…
- Знаю, что я тогда сказал. И был клиническим идиотом. Я прятался за философские рассуждения о высоких идеалах, отгоняя от себя мысль о том, что поверю, что ты моя навсегда, а затем потеряю тебя.
- А почему ты теперь передумал?
- Я полагал, что смогу держать любовь к тебе в рамках, превратить ее в одно из моих изящных уравнений. Но такое не получится. Любовь - это не просто одна из составляющих моей жизни, это и есть моя жизнь, - признался он, прижимая Джилл к себе яростно и повелительно и в то же время нежно. - Пока ты была в коматозном состоянии, передо мной то и дело вставал призрак будущего без тебя. В той реальности мне жить не захотелось.
- А ты в этом уверен? - переспросила она, едва осмеливаясь поверить в то, что в ней вновь зажглись все цвета радуги. - Ты абсолютно уверен?
- Я бы оценил вероятность цифрой порядка ста процентов, - заявил он самым официальным голосом, характерным для Вершителя Судеб. - Кроме того, многие ждут этого события с нетерпением. Я сказал кое-кому, что мы собираемся пожениться, и это стало своего рода стартом…
- Стартом чего?
- Ну, скажем, космического корабля типа "Шаттл", - улыбаясь во весь рот, произнес он. - Партридж подбирает образцы обоев, чтобы вы вдвоем сумели переменить внутреннее убранство "мавзолея". Марша вызвалась быть подружкой невесты. Кибертехники планируют устроить "вечеринку-сюрприз" в честь помолвки. Правда, Сэди пообещал, что предупредит нас заранее. А Эйнштейн…
- Эйнштейн, - раздался знакомый электронный голос, - устал до чертиков от всей этой любовной трепотни.
- Э! - воскликнула Джилл, глядя в дальний угол палаты. Она поначалу не заметила серый миниатюрный компьютер, пристроившийся в тени, - компьютер, экран которого вдруг расцвел сине-золотым фейерверком.
- Эй, беби! Что там тебя колышет?
Джилл рассмеялась, услышав знакомую, дорогую ей фразу.
- Это правда ты? Как ты себя чувствуешь?
- Прекрасно, как электронно-модулированная скрипка, - с чувством прожужжал Эйнштейн. - Благодаря тебе и доку.
- И РОЗИ, - добавила Джилл.
- Да, и РОЗИ, - заявил Э, и в тоне его появились низкие резонансные модуляции, которых Джилл никогда еще не слышала. - Без нее я не смог бы быть здесь. Конечно, - продолжал он, и голос его вновь зазвучал размеренно и самодовольно, - она все время напоминает мне об этом. Заставила меня проработать всю ее биоаналитическую программу проверки съедобности продуктов из морских водорослей, чтобы она могла посвятить весь день бегам в Хайли с гандикапом. Мы до умопомрачения обсуждаем суперкубок. Женщины!
Иэн хмыкнул в знак согласия, а Джилл ткнула его кулачком в грудь.
- Ты поступил в высшей степени по-джентельменски, Эйнштейн.
- Ага, еще бы! Я самый лучший из тех, кто есть и кто когда-либо будет, - заявил он, явно не страдая ложной скромностью. - Что ж, док. Теперь включайте Джилл, потому что, наверное, захотите поиграться-пообщаться. Ну, а я завсегда здесь.
- Поиграться-пообщаться? - переспросил Иэн, как только компьютер отключился.
- Так Э называет любовные ухаживания, - пояснила Джилл. - Всеобъемлюще, не так ли?
- Нет. Вот что действительно всеобъемлюще, - заявил он, припечатывая свои уста к ее устам. Долгое время единственными звуками, раздававшимися в палате, были страстные вздохи и мучительные стоны пружин матраса.
Наконец, Иэн заговорил:
- Джилли, быть может, тебе достаточно этого, но мне - нет, - признался он поднимаясь с постели. - Как сказал твой друг-компьютер, "я завсегда здесь".
- Нам надо пригласить его к себе на свадьбу, - сделала вывод Джилл. - И РОЗИ. Мы так многим им обязаны!
- Например, как бороться за любимых независимо от здравого смысла, - согласился с нею Иэн, улыбаясь с высоты своего роста. - Мне бы хотелось, чтобы они побывали на церемонии, но не представляю себе, как это сделать.
- Ты что-нибудь придумаешь, - с абсолютной уверенностью заявила она. - Ты же смог чудесным образом вернуть меня к жизни, разве не так?
- Это было лишь справедливым воздаяниям за то, что ты спасла меня от жизни, по сути являвшейся смертью. - И он наклонился, не будучи в состоянии устоять перед нежным искушением призывной любящей улыбки. Оторвавшись наконец, он высказал свою окончательную, трезвую оценку: - Знаете, миз Полански, вы полностью опровергли все результаты моей прошлой научной деятельности. Прежде, чем я встретил вас, мне не приходилось иметь дела с чудесами. Теперь мне придется вводить их как фактор во все уравнения.
ЭПИЛОГ
Это была одна из самых необычных свадеб, когда-либо имевших место за каменными стенами старинного флоридского сада. Белая эстрада и складные стулья для гостей были самыми обычными, обычным был и огромный тент, натянутый сбоку. По ярды проводов, натянутых, точно струны, через ветви дубов и пальм были явно необычными. Да и десятки видеокамер, огромная спутниковая тарелка, микрофоны, размещенные в стратегических точках, динамики, силовые реле…
- Господи, - проговорил дедушка Джилл, заглянув за ограждение на эстраду, - да оборудования здесь хватит, чтобы запустить ракету на Луну!
- Да нет, дедушка, - объявила она ему с хитрой улыбкой. - Иэн со своей командой устроил все это, чтобы на свадьбе присутствовали два компьютера.
- Интересно, - заметил дедушка и покачал головой, точно желая дать понять, что в Небраске такое заведомо невозможно. - Ты хочешь именно этого, Джилли?
- Больше всего на свете, - заверила она его, беря под руку. Любить и быть любимой Иэном - этого для нее оказалось достаточно, чтобы прошла вся боль внутри, чтобы забылись болезненные годы детства и юности. Но одно воспоминание осталось - осталась надежда, которую мать питала по поводу судьбы дочери. "Обещай мне, Джилли…"
- Мне бы хотелось… мне бы хотелось, чтобы все это увидела мама.
Дедушка взял Джилли за руку и стиснул ее в знак утешения.
- Мне почему-то кажется, что она все это видит.
Джилл только приготовилась ответить, как воздух стал наполняться звуками "Свадебного марша". Марша просунула голову через ограждение.
- Эй, ребята, пора начинать представление!
Дедушка расплылся в самой что ни на есть патриархальной улыбке и повел Джилл по газону мимо небольшой группы собравшихся. Феликс и Сэди пихали друг друга в бок локтями и улыбались, как Чеширские коты, а Партридж и бабушка Джилли деловито стирали с лица слезы счастья. Но Джилл видела перед собой только высокого мужчину, с темными, как ночь, волосами, который стоял перед самой эстрадой, чья нежная улыбка была ярче тысячи солнц.
- Эй, поглядите-ка сюда! - вдруг воскликнул Феликс.