- Все нервы! - рассеянно подумала она про себя и вложила свою руку в белой лайковой перчатке в руку дяди, подхватив другой рукой букет из тубероз и ландышей. Они медленно спускались по широкой парадной лестнице вниз, к гостям, с нетерпением ожидавшим их появления в гостиной. Слышалась негромкая музыка, заглушаемая сотнями голосов. Те, кому не хватило места в зале, теснились по обе стороны лестницы, толпились в холле и коридорах. Народ расступался, давая им дорогу, сопровождая каждый шаг невесты восклицаниями, поздравлениями, пожеланиями добра и счастья. А она низко склонила голову, стараясь ничего не слышать, ничего не видеть и не отвечать на все эти приветствия и пожелания. Каждый новый шаг стоил ей неимоверных усилий, и она была просто счастлива, что в эту минуту у нее есть опора - дядя, руку которого она судорожно сжимала. В какой-то момент ей даже показалось, что дядя силком тащит ее вперед, и не будь его рядом, она скорее всего развернулась бы и побежала прочь. Вирджиния подняла глаза. Перед ней стоял епископ, а рядом с ним с видом победительницы и выражением неописуемого счастья на лице - мать. По другую сторону от епископа стоял высокий, широкоплечий, темноволосый мужчина.
Почему-то ей всегда казалось, что все англичане светловолосые. Но перед ней стоял брюнет, и надо признать, мать не солгала - маркиз был действительно необыкновенно хорош собой.
Видно, она еще сильнее вцепилась в руку дяди, потому что он взглянул на нее и тихонько спросил:
- С тобой все в порядке, Вирджиния?
Они дошли до конца гостиной, и теперь Вирджиния стояла перед епископом рука об руку с маркизом. Она почувствовала, как маркиз повернулся к ней, чтобы посмотреть на свою невесту, и мысленно поблагодарила Всевышнего за то, что ее лицо закрыто плотной вуалью. К тому же с высоты своего роста жених мог видеть только массивную тиару, буквально прижимавшую девушку к земле.
Началась церемония.
- Согласна ли ты взять этого человека себе в мужья и делить с ним горе и радость, богатство и нищету, болезни и скорбь…
Голос ее прозвучал глухо, словно из-под земли, и казался ей совершенно чужим:
- Да, я согласна.
Она услышала, как затем ответил он: громко, четко и совершенно бесстрастно. Неужели этот чужой, посторонний человек, этот непонятный англичанин - отныне ее муж? И ей придется о чем-то говорить с ним? Смогут ли они просто понять язык друг друга?
Обряд был завершен. Кто-то убрал вуаль с ее лица, и муж повел ее вниз по лестнице туда, где в украшенном шатре стояли уже накрытые столы и их ждал гигантский пятиярусный торт.
Вирджиния брела медленно, все время цепляясь ногами за платье, которое мешало ей идти. Она даже не осмеливалась посмотреть на маркиза, хотя теперь так же цепко держалась за его руку, как недавно за руку дяди. И еще она чувствовала, что он тоже натянут как струна.
Рядом шла мать, не замолкая ни на минуту.
- Сюда, пожалуйста, маркиз… Ах, что это я? Ведь отныне я могу обращаться к вам просто - Себастьян! Можно? Себастьян! Какое красивое имя! И как хорошо оно гармонирует с именем моей дочери! Вам не кажется? Себастьян и Вирджиния! Прекрасно звучит! Надеюсь, вам понравилась церемония? Наш епископ - такой замечательный человек. И старинный друг нашей семьи к тому же. Я всегда хотела, чтобы только он совершил обряд бракосочетания моей дорогой Вирджинии.
Наконец они подошли к тому месту, где их ждал торт. Он возвышался над ними словно гора из взбитого крема и сахарной пудры.
- Шампанское! - громко распорядилась миссис Клей. - А потом наши гости подойдут поприветствовать молодых. После чего вам предстоит разрезать торт. Я стану рядом. Так, чтобы гости проходили мимо нас. Все наши друзья сгорают от нетерпения познакомиться с вами, маркиз… то есть, я хотела сказать, Себастьян! Вы на сегодняшний день самый важный гость в Нью-Йорке. Поэтому я первой с удовольствием выпью за ваше здоровье.
- Шампанское сюда! - снова потребовала миссис Клей у официантов. - Вот ваш бокал, Себастьян! Вот твой, Вирджиния! Ваше здоровье, мои дорогие! Будьте счастливы до конца своих дней!
- Спасибо, миссис Клей! Вы очень добры! - ответил маркиз, и голос его звучал ровно и спокойно.
- А теперь вы с Вирджинией выпейте за здоровье друг друга, - распорядилась миссис Клей.
Маркиз повернулся к ней, и Вирджиния была вынуждена поднять глаза. Она посмотрела на него, на это необыкновенно красивое лицо, заглянула в его глаза и увидела в них не отвращение, которого она так страшилась, а нескрываемое циничное безразличие.
- Твое здоровье, Вирджиния! - услышала она.
Она попыталась что-то сказать в ответ. Но в этот момент все поплыло у нее перед глазами, а свадебный торт стал стремительно падать, грозя погрести ее под своей сладкой тяжестью. Но она-то знала, что это вовсе не торт! Это золото, деньги, сверкающие золотые монеты! Они все сыпались и сыпались на нее откуда-то сверху, и у нее уже не было больше сил противостоять этому натиску.
Она чувствовала, как оседает на пол, слышала, как кто-то дико закричал. А потом ей стало все безразлично. Золото засыпало ее с головой, и она поняла: спасения нет!
Глава 2
За окном весело щебетали птицы, и Вирджиния с удивлением обнаружила, что она не только вслушивается в их голоса, но и старается отличить одну птицу от другой. Когда-то давным-давно она неплохо умела это делать, зная по голосам всех певчих птиц.
Медленно, с огромным усилием она открыла глаза. Мимо окна проплыло целое облако красных, белых и желтых бабочек, отчетливо видимых на фоне ярко-голубого неба. Она завороженно проводила их взглядом и ощутила прилив радости и счастья. Неожиданно перед ней возникло лицо, закрывшее небо, и чей-то голос, нежный, но взволнованный, сказал ей:
- Ты проснулась, Вирджиния! Наконец ты проснулась!
Вирджиния хотела ответить, но не смогла - голос не повиновался ей. С трудом она прошептала едва слышно:
- Кто… кто вы?
- Я твоя тетя, Вирджиния! Тетя Элла Мей! Ты меня помнишь?
- Пом…ню… - проговорила, запинаясь, Вирджиния, закрыла глаза и тотчас же снова погрузилась в сон.
Прошло время, и она снова проснулась. Птицы молчали, но бабочки по-прежнему весело порхали за окном. "Должно быть, полдень", - подумала она. Жарко. Кругом обильно цвели глицинии, их гроздья свешивались в комнату, напоминавшую веранду. Чья-то сильная рука приподняла девушку и поднесла к ее губам стакан.
- Выпей, Вирджиния, - услышала она голос тети. - Это пойдет тебе на пользу.
Она послушно сделала несколько глотков. Напиток был очень вкусным, и она потянулась губами к стакану, но его уже убрали.
- Где… я? - спросила Вирджиния онемевшими губами, не сводя глаз с порхающих бабочек, которые в эту минуту были для нее символом того, что она отчаянно хотела вспомнить. Или, наоборот, забыть?
- Ты у меня дома. И я за тобой ухаживаю.
- Тетя… Элла… Мей… - запинаясь, пробормотала девушка. - Я… я припоминаю что-то… смутно… Вы… сестра? Я… болела?
- Да, милая. Очень сильно.
- А что… со мной было?
- Потом поговорим об этом, родная. А пока лежи спокойно. Через некоторое время я принесу тебе новое питье.
- Пить, - едва слышно проговорила Вирджиния. - Меня мучает… жажда.
К ее губам немедленно поднесли стакан, и она с удовольствием сделала несколько глотков, пытаясь разобраться, что она пьет. Было невероятно вкусно, и сразу же исчезла противная сухость в горле.
- Это… мед? - спросила она чуть громче, выпив все, что ей дали.
Тетя улыбнулась.
- Не только. Здесь и сельдерей, и водяной кресс, и другие травы.
- Травы? - удивилась Вирджиния. - И долго… я здесь… у вас?
- Долго, - коротко ответила тетя.
Вирджиния сосредоточенно обдумывала услышанное.
- Я пытаюсь… вспомнить… Я… упала… Это был… несчастный случай?
- Не переживай! Что было, то прошло, - ласково успокоила ее тетя. - А теперь спи.
- Мне кажется, я сплю уже очень-очень долго, - проговорила Вирджиния сонным голосом и немедленно заснула, даже не успев закончить свою мысль.
Когда она снова проснулась, был уже вечер. Она лежала в кровати. Шторы на окнах были спущены. Веселенькая расцветка из ситца; недорогая, но очень милая драпировка. Небольшую, с низким потолком комнату, несмотря на летнее время, обогревал камин.
Вирджиния пошевелилась, и тетя, сидевшая у камина, сразу встала и подошла к ней.
- Проснулась? - ласково поинтересовалась она. - Может быть, проглотишь несколько ложечек бульона?
Вирджиния кивнула в знак согласия, и тетя принялась кормить ее. Бульон был необыкновенно вкусным, еще вкуснее, чем те напитки, которыми ее поили.
Она съела довольно много, даже устала и в изнеможении откинулась на подушки.
- Рада… видеть… вас… тетя… Элла… Мей… - проговорила она, с трудом подбирая слова, будто говорила на чужом языке. - Я… часто… вспоминала вас. Вы… ведь никогда… не навещали нас в… Нью-Йорке.
- Все так, милая, - голос тети звучал необычно умиротворенно.
Какие-то обрывки воспоминаний вихрем пронеслись в сознании Вирджинии: крики, шум, сердитый голос отца, когда кто-то смел ослушаться его, мама тоже злая, недовольная, громко хлопает дверью… И тетя Элла Мей, оставляющая дом, со слезами на глазах, но с решимостью во взгляде.
- Я… все помню, - неожиданно громко произнесла Вирджиния. - Вы… ушли от нас.
- Да, дорогая! Ушла, чтобы выйти замуж, - спокойно призналась тетя. - А потом через много лет приехала на твою свадьбу, потому что мать пригласила меня. И даже попросила, чтобы я приехала.
- Мою… свадьбу… - задумчиво повторила Вирджиния и замерла. Некоторое время она лежала неподвижно, а потом заговорила словно сама с собой. - Этот ужасный… торт. Он упал на меня… и золото… оно поранило мне голову! Голова… болит. Наверное, от этой ужасной… огромной тиары!
- Когда ты упала, тиара покатилась на пол, и все катилась, катилась через весь зал.
Вирджиния почувствовала, как у нее растягиваются губы, и издала слабый смешок.
- А я всегда говорила, что эти тиары - такая глупость! - улыбнулась и тетя. - Совершенно бесполезная вещь в наше время.
- Мама… называла ее короной, - сказала Вирджиния, и они с тетей дружно рассмеялись.
Смех затих сам собой и внезапно.
- Мама! - воскликнула девушка испуганно. - Она станет очень сердиться на меня. За то… что я… заболела. И почему… она разрешила… вам… забрать меня?
Тетушка молча поднялась со стула.
- Поговорим об этом позже, дорогая.
- Нет, сейчас! - упрямо возразила Вирджиния. - Я хочу знать… Она ведь очень сердится на меня, не так ли?
- Не хочу расстраивать тебя, моя девочка, - мягко сказала ей тетя Элла Мей. - Твоя мать… она совсем не сердится на тебя, Вирджиния. Ее - увы! - уже просто нет с нами. Она умерла, моя родная.
Вирджиния смотрела на нее в немом изумлении.
- Умерла! - повторила она глухо. - Как-то мне и в голову не приходило, что… мама… может умереть. Она… всегда… производила впечатление такого… сильного… такого несгибаемого… человека… Значит, вот почему я оказалась… у вас.
- Да, милая.
Прошло еще много дней, прежде чем Вирджиния смогла представить себе полную картину всего, что случилось в то злополучное апрельское утро. Ее короткие вопросы сопровождались такими же краткими, обрывистыми ответами, и она очень часто, не дослушав до конца, погружалась в сон. Много позже тетя Элла Мей сказала ей, что ее любопытство было так велико, что ей сказали почти все вскоре после того, как она пришла в себя.
- После случившегося с тобой обморока, - рассказывала ей тетя, - твоя мать впала в состояние крайнего возбуждения. Она была сильно раздосадована происшедшим и даже решила, что ты притворяешься больной, чтобы избежать свадебных торжеств, а упала по обычной своей неловкости, зацепившись за край платья. Вид тиары, валявшейся на полу, взбесил ее, но еще сильнее она распалилась от того, что тебя никак не могли привести в чувство.
- И что дальше? - прошептала Вирджиния.
- Мешали твое платье и фата, но в конце концов тебя перенесли в приемную, расшнуровали, а мать все кричала, что она не позволит сорвать торжество и что свадьба должна идти своим чередом.
- Вирджиния сейчас придет в себя и присоединится к нам! - объявила она всем. - А пока кто-нибудь посидит возле нее. Мне все равно, кто это будет!
Вот так я оказалась рядом с тобой, потому что в эту минуту сама предложила матери поухаживать за тобой.
- Как хочешь, Элла Мей, - ответила мне твоя мать. - Хотя, впрочем, ты ведь хорошая сиделка, у тебя была большая практика ухода за больными. Ну, так вот! Приведи эту девчонку в чувство, да побыстрее! Ее нужно немедленно поставить на ноги! - И с этими словами она покинула комнату, громко хлопнув дверью на прощание.
- Когда я посмотрела на тебя внимательнее, то поняла, что пройдет немало времени, прежде чем ты встанешь на ноги. Прибежали доктора, всякие светила, сыпали терминами, называли по-научному то, что с тобой произошло, - продолжала свой рассказ тетя, - но я постараюсь объяснить тебе все в самых простых выражениях. Годами тебя откармливали как на убой. Будто ты страсбургский гусь, которого намереваются зарезать к Рождеству. В тебя впихивали всевозможные яства, которые ничего, кроме вреда, не приносили твоему организму. Сахар, сливки, жирные кремы и паштеты, разные деликатесы, да еще в сочетании с вином, которое тебе постоянно прописывали лечащие врачи. Все это, вместе взятое, превратило молодой организм в развалину, а ты сама стала похожа на гору жира и мяса. Конечно, какое сердце справится с такими нагрузками? Не выдержало и твое. Все эти яды, которыми тебя пичкали под видом лечения, постепенно проникали в твой мозг, а те нервные перегрузки и общее состояние уныния и отчаяния, в котором ты пребывала накануне свадьбы, лишь усугубили и ускорили то, что и случилось. В результате у тебя началось воспаление мозга, как мы это называем по-простому.
Вирджиния тихо ойкнула.
- Воспаление мозга? - с ужасом повторила она. - То есть вы хотите сказать, что я сошла с ума?
- Обыкновенная горячка, не более того, - успокоила ее тетя. - Ты все время в бреду говорила о деньгах. Деньги! Это слово, которое я никогда особенно не любила. А теперь и вообще испытываю к нему отвращение.
- Мне все время казалось, что откуда-то сверху падают слитки золота и грозят засыпать меня с головой, - задумчиво проговорила Вирджиния. - Я это хорошо помню. А еще помню, что когда я стала падать, то и торт начал падать вместе со мной.
- Господи! Это безобразное огромное чудище из сахара и взбитых белков! - насмешливо сказала тетя и весело улыбнулась. - Это было бы самое лучшее для такого кулинарного шедевра!
- Итак, на свадьбу я не вернулась. - Вирджиния снова погрузилась в раздумья. - Представляю, в какой ярости была мама!
- Она была настолько зла, что ночью ее хватил удар.
- О Боже! - воскликнула Вирджиния. - Бедная мама! Боюсь, я всегда была для нее источником разочарований.
- Наверное, ты права, - согласилась тетя.
- Она никогда не любила меня, - продолжила девушка. - И хотя она все время твердила о том, что безудержно балует меня, в ее устах это означало лишь то, что она одаривала меня подарками за послушание. Ведь, по правде говоря, мне никогда не позволялось делать то, что хочется мне. Я сейчас шокирую вас, тетя Элла Мей, но если честно, то я совсем не сожалею, что мама умерла. В ее присутствии у меня всегда появлялось страшное чувство, что я тону, что вот-вот меня накроет волной и спасения нет. Мама попросту терроризировала меня.
- Не будем говорить о мертвых плохо, - поспешно перебила ее тетя. - Но скажу тебе лишь одно: даже лучшие друзья твоей матери единодушно признают, что она была очень тяжелым человеком. Действительно, она сделала из твоего отца мультимиллионера, но и она же загнала его в гроб. Да и тебя она едва не погубила.
Вирджиния опустила глаза.
- А что… что сталось… с ним? - спросила она хриплым шепотом.
- С твоим мужем? - самым будничным тоном поинтересовалась тетя Элла Мей. - Вот он-то как раз оказался единственным человеком, сохранившим способность рассуждать здраво в этой кутерьме, которая началась после того, как твою матушку свалил удар. Ты лежишь без сознания в одной комнате, мать - в другой, все вокруг мечутся, плачут, дают какие-то глупые советы, а реальной помощи - никакой. Как по мановению волшебной палочки, в доме вдруг появились какие-то стряпчие, адвокаты. Вот тогда-то я и поговорила с твоим мужем и предложила ему свои услуги. Сказала, что заберу тебя к себе в деревню. Рассказала ему, кто я, какая у меня квалификация, и он почти сразу же согласился.
- Значит, вот как… я здесь очутилась. Он тоже… был зол, да?
Тетя отрицательно покачала головой.
- Нет, он очень переживал и был расстроен. Знаешь, по правде говоря, Вирджиния, он мне понравился.
- А я его ненавидела! - объявила Вирджиния. - И все еще ненавижу. Но сейчас, когда мамы уже больше нет в живых, отпала необходимость сохранять этот союз.
- Поговорим об этом в другой раз, - уклончиво ответила тетя.
- А я хочу сейчас, - упрямо возразила девушка. - Все дело в том, тетя, что мама силой принудила меня к этому браку. Я должна была выйти замуж за человека, которого никогда не видела и который не видел меня, и все только потому, что ей, видите ли, хотелось переплюнуть других дам Нью-Йорка, утереть всем нос. Она страстно мечтала отомстить миссис Астор за какую-то давнюю обиду, и поэтому, несмотря на все мои попытки переубедить ее, она оставалась глуха к доводам разума.
- Но ты могла просто отказаться, - сказала тетя.
- Я так и сделала вначале, и тогда мама пригрозила, что отправит меня в исправительный дом к тете Луизе и я там останусь до двадцати пяти лет.
- К тете Луизе?! - От возмущения тетя Элла даже встала со стула и стала взволнованно прохаживаться по комнате. - Какая жестокость! Трудно вообразить себе такое!
- У меня не оставалось выбора. Пришлось подчиниться маме. Но я… я ненавидела этого человека! И я никогда… слышите, никогда не хочу видеть его снова!
Впервые за все это время в ее голосе прорвалось что-то, отдаленно напоминающее страсть. Тетя подошла к кровати и бережно уложила девушку на подушки.
- Не волнуйся, девочка! Тебе нельзя волноваться! Не думай об этом сейчас. У нас еще будет время и поговорить, и решить, что нам делать. Ты слишком серьезно болела, Вирджиния, и сейчас должна вести себя разумно, заново создавать себя. Поэтому не волнуйся! Все в конце концов образуется, и все будет хорошо, обещаю тебе!
Некоторое время Вирджиния напряженно молчала, а потом неожиданно выпалила, сопроводив свои слова коротким сухим смешком:
- Он меня тоже, должно быть, ненавидит! Ведь он понятия не имел, что за жену получит, пока не увидел меня, когда мы уже стояли вдвоем перед епископом. Представляю, какое потрясение он пережил, увидев под этой безобразной тиарой не менее безобразное лицо!
Тетя присела на кровать у ног больной.
- Вирджиния, я люблю тебя, и ты это знаешь. Еще когда ты была ребенком, меня покоряло твое чувство юмора! Именно этого всегда недоставало твоим покойным родителям: и отцу, и матери.