- Да-аа… - протянул Елагин, - положение хуже губернаторского.
- Я не знаю, как мне сломить ненависть Кати, как оправдаться перед ней…
- Ненависть? - воскликнула Елена Андреевна. - Что вы придумали, Андрей, какая ненависть?
- Она так сказала… - устало пояснил Андрей. - Она обещала возненавидеть меня…
- А вы знаете, что сказала мне эта женщина, когда мы много лет назад расставались? - с хитрой миной спросил Виктор, указывая на Елену Андреевну.
- Прекрати немедленно! - запротестовала она. - Речь не обо мне.
- Ты права, не о тебе, но о твоей дочери. А яблоко от яблони…
- Немедленно прекрати, я сказала! - возмутилась она. - Что ты ко мне прицепился?
- Видите, Андрей, как непредсказуемы женщины! Предвидеть их реакцию нет никакой возможности, они бывают излишне эмоциональны или излишне практичны в зависимости от того, куда и какая вожжа им попала.
- Вы шутите, Виктор Александрович, но мне не до смеха. Порой я думаю, что, будь помоложе, махнул бы на все рукой, не затевая никаких биржевых авантюр… Но рай в шалаше хорош лишь, когда тебе восемнадцать лет…
- Я, разумеется, не уполномочена Катей говорить за нее, но как мать и женщина не могу оставаться равнодушной свидетельницей происходящего между вами недоразумения. Да, да, - она не дала Андрею перебить себя, - именно недоразумения, потому что знаю, как Катя любит вас, как мучается, неверно истолковав ваши действия…
- Вы полагаете… - начал Андрей.
- Она не полагает, она точно знает, уж вы мне поверьте! - сказал Виктор и обнял жену. - И я тоже знаю. Теперь и вы это знаете. Кажется, так нам твердят по радио каждый день?
Елена шутливо хлопнула его по руке.
- Тогда я немедленно еду в Прагу! - воскликнул сияющий Андрей и встал со своего стула.
- Не раньше, чем мы допьем эту бутылку, - улыбнулся Виктор, подливая вина в бокалы. - Садитесь, садитесь, самолет еще не прибыл к нашему подъезду. Вы только что говорили, что не можете поступить, как восемнадцатилетний мальчишка, и тут же противоречите самому себе. Ну, полетите вы в Прагу, встретитесь с Катей… И пойдет у вас бесконечный разговор в жанре верю - не верю, дурак - сам дурак, а ты - а ты.
- Виктор совершенно прав, - заметила Елена.
- Видите, даже Леночка согласна и не спорит со мной, а у меня есть гениальная идея! Катя собирается приехать в Москву двадцать третьего декабря, она договорилась с Ладиславом, и он отпускает ее на рождественские каникулы и на Новый год. Скорее всего, пробудет в Москве дней десять. Вот мы с Леной поговорим с ней, выложим все ваши доводы и обстоятельства спокойно и беспристрастно. А уж после вы, если сумеете, приезжайте и сами встречайтесь с ней, принимайте огонь на себя.
- А ваш приезд не разрушит башню, которую вы сооружали столько времени? - поинтересовалась Елена Андреевна.
- Нет, к тому времени я уже смогу предпринять все шаги, необходимые для развода, и буду свободен от всего, - сказал Андрей и добавил: - Мне не хотелось бы думать, что вы сочтете мой поступок неблагородным - мой развод был предопределен значительно раньше моей встречи с Катей, только он, возможно, произошел бы позже, значительно позже…
- Андрей, пожалуйста, ни сейчас, ни когда-либо потом не оправдывайтесь перед нами, потому что мы верим вам, все понимаем и желаем, чтобы все получилось наилучшим образом. - Елена Андреевна обняла Андрея, а он, благодарный за тепло и поддержку, поцеловал ей руку.
- Это тот случай, когда нужно выпить, - категорически заявил Виктор, несмотря на сверлящий взгляд жены. - И не смотри на меня коброй, завтра у меня нет репетиций, высплюсь.
Когда Андрей собрался откланяться, Елена не дала ему уйти, не вызвав такси.
- Да я поймаю машину, не стоит беспокоиться.
- И не думайте! Хватит с нас случайностей, - строго сказала она и позвонила в фирму такси.
В ожидании машины они просидели еще с полчасика.
Андрей уехал в четвертом часу утра, совершенно опустошенный, но счастливый…
На следующий день, к двум часам он приехал в больницу, дождался врача.
- Ну что вам сказать… - неторопливо начал хирург. - Дядюшка ваш крепкий, сутки прошли достаточно спокойно, если учесть колоссальную кровопотерю. Но придется ему задержаться у нас, пока мы не поднимем ему гемоглобин до безопасного уровня.
- Доктор, если нужно дополнительное переливание крови или какие-то препараты, с которыми, возможно, в больнице существуют проблемы…
- Все, что необходимо пациенту, у нас есть, - прервал его врач. - Что же касается крови, то не следует представлять организм, как бочку, в которую сколько нальешь вина, столько и будет. Тут очень многое зависит от собственных кроветворных органов, насколько они смогут активизироваться. Мы не просто ушили участок прободения, но и удалили две трети желудка, а это серьезно ограничит процесс образования новых клеток крови. Придется набраться терпения.
- Когда я смогу зайти к нему? Мне нужно решить вопрос с моим отъездом в Средневолжск.
- Определенно ничего не могу сказать, но никак не раньше чем дня через четыре. Все опять же зависит от течения послеоперационного процесса.
Андрей поблагодарил врача и уехал в гостиницу. Позвонил оттуда матери Дануси, доложил о своем разговоре с врачом. Она очень хотела повидать его, поговорить о дочери, но он, как мог, вежливо отклонил приглашение.
Поздно вечером Андрей вернулся домой, в Средневолжск. Решил, что не станет ничего рассказывать жене, если она сама не спросит о дяде.
Дануся спросила, но не о дяде:
- Где ты был днем? Я звонила тебе, никто не подошел.
- С твоего разрешения, я ездил к двум часам в больницу, чтобы поговорить с врачом.
- Это и без тебя могли сделать.
- Я поступил так, как счел нужным, - сухо ответил Андрей.
Дануся вышла на кухню, включила электрический чайник, накрыла на стол, позвала его:
- Ужинать будешь?
- Спасибо, я сыт.
- Где же ты ел?
Чтобы не взорваться от назойливых вопросов жены, Андрей вспомнил детские стихи Маршака:
- "Где обедал воробей?
В зоопарке, у зверей…"
- Шутишь? - спросила она, готовая взорваться оттого, что не смогла довести свой допрос до конца.
- Вовсе нет. Я заскочил в "Макдоналдс", который открыли в зоопарке.
- Зачем было идти в зоопарк, разве нельзя перекусить в гостинице?
- Потому что среди зверей порой бывает уютнее, нежели среди людей. Ты исчерпала свой вопросник?
Дануся молча вышла…
Утром совершенно неожиданно позвонил брокер и сказал, что надо переговорить. У Андрея заколотилось сердце. Он помчался на место их обычных свиданий, терзаемый нехорошими предчувствиями, но одного взгляда на сияющее лицо брокера было достаточно: он понял, что операция завершилась самым благоприятным образом и даже с некоторым опережением предполагаемых сроков. Они обговорили все организационные вопросы, и только после этого Андрей отправился в фирму. Вызвал к себе своего заместителя и объявил о своем предстоящем уходе. Бедный Павел Степанович, человек предельно исполнительный и толковый, от удивления и растерянности несколько минут не мог осознать, что на самом деле происходит. Почему? Как? Что он станет делать без Бурлакова?
Андрей попросил пока никого о его решении не информировать и пообещал, что будущему президенту, а это, скорее всего, будет Дануся, порекомендует не только оставить Павла Степановича, в фирме, но и дать ему более широкие полномочия.
- Разумеется, за Аркадия Семеновича я не могу ручаться, но состояние его потребует долгого лечения, и не думаю, что сейчас он станет что-либо кардинально менять в фирме.
- А чем вы собираетесь заняться, Андрей Витальевич, если не секрет?
- Не секрет. Пока не решил. Одно только знаю точно: хочу на волю, в пампасы, - и Андрей так радостно улыбнулся, что бывалый Павел Степанович сразу понял - допекли человека. Он сбрасывает с себя вериги, потому и счастлив.
Всю вторую половину дня Андрей провел в беседе со своим юристом. Сначала он хотел поручить заняться своим разводом юристу фирмы, которому доверял и даже собирался со временем, когда начнет новое дело, переманить его к себе, вернее, не переманить, а пригласить, потому что из-под руки Аркадия Семеновича люди уходили охотно, если, конечно, находилась полноценная замена в смысле оплаты. Но потом решил обратиться к старинному приятелю, бывшему однокласснику Петьке, который хоть и стал теперь Петром Фомичем, но остался таким же смешливым, непоседливым курносым мальчишкой. Те, кто плохо его знал, даже и представить себе не могли, насколько это серьезный, опытный, высокопрофессиональный специалист.
Выслушав своего будущего клиента, Петя сказал:
- Старик, ты или свихнулся, или нашел клад. Кто же так бросает наработанное за десять лет! Дело твое беспроигрышное - ты берешь себе лишь то, что тебе по праву принадлежит. Ни один адвокат, ни один суд не сможет оспорить справедливое решение, даже если за это возьмется сотня аркадиев Семеновичей. Зачем этот широкий театральный жест?
- Петька, твое первое предположение самое верное: я нашел клад и потому свихнулся. А что касается театральщины, это, ты знаешь, не мое, зря на меня не наговаривай. Так ты берешься?
- Спрашиваешь!
Вечером Андрей объявил Данусе, что уходит от нее, а с ней свяжется его адвокат.
- Как тебя прикажешь понимать?
- Дануся, ну зачем ты задаешь бессмысленный вопрос? Наши отношения давно превратились в принудительное совместное проживание. Я не раз тебе говорил и вновь повторяю: нам нужно расстаться. Не можешь же ты отрицать, что супружеских отношений между нами давно нет. Зачем тянуть эту тягомотину дальше?
В глазах Дануси мелькнул страх: с трудом отвоеванное с помощью дяди неустойчивое перемирие успокоило, породило у нее иллюзию возвращения к прежней безоблачной жизни. Настоящую реальность она подсознательно отвергала, полагая, что если еще немного потерпеть, проявить внимание, ласку, то все постепенно вернется на круги своя. Даже то обстоятельство, что муж категорически отвергал все ее поползновения на сексуальные отношения, казалось ей преодолимым. Поэтому она восприняла его сообщение о разводе как тактический маневр и с улыбкой ответила:
- А я не дам тебе развода.
- Об этом ты поговоришь с моим адвокатом, - отрезал Андрей.
- Теперь я поняла, - заявила она с сарказмом, - дядя лежит в больнице, и ты осмелел.
- Это не имеет никакого отношения к Аркадию Семеновичу, потому что я ухожу не только от тебя, но и из фирмы.
Дануся криво усмехнулась:
- Ты забыл, что без меня не можешь ничего предпринять, дорогой?
На этот раз рассмеялся Андрей:
- Во-первых, ты сама забыла, что я давно тебе не дорогой, а во-вторых, есть кое-что, чего мне никто не может запретить: я ухожу совсем из вашего бизнеса, совсем, понимаешь? И к твоим пятидесяти одному проценту добавляю свои сорок девять - бери и владей! Мне ничего твоего не нужно, спасибо, сыт по горло.
Она ничего подобного не ждала и растерянно проговорила:
- Я должна посоветоваться с дядей…
- Самое время - он лежит в реанимации, к нему никого не пускают. А тебе не будет стыдно перед родней - когда случилась беда, ты и пальцем не шевельнула, а теперь собираешься с тяжелым больным говорить о своих делах?
- Ты сам меня ставишь в такие условия… я не могу управлять фирмой, разве ты не понимаешь?
- Давай не будем начинать все сначала, - спокойно предложил Андрей. - Если хочешь, выслушай меня, я дам тебе два совета.
Растерянность на лице Дануси быстро сменилась раздражением, и она со злостью в голосе бросила мужу:
- Засунь свои советы знаешь куда!
- Браво, Казимировна, браво, пани! Какая выдержка! Более десяти лет ты играла роль светской дамы и только сейчас сбросила маску. Наконец я могу воочию лицезреть то, что таилось под ней. И все-таки я дам тебе совет. Первое: держись Павла Степановича, моего заместителя, крепко держись, он профессионал, знает дела фирмы до последнего винтика и к тому же в высшей степени честный, порядочный человек. Будь с ним неизменно вежлива и корректна, он хамства не простит - тут же уволится и через пять минут его возьмет любой бизнесмен. С ним ты сможешь продержаться хотя бы до выздоровления Аркадия Семеновича. Думаю, что и дядюшка твой знает ему цену.
- Кто же будет президентом филиала? - взяв себя в руки, поинтересовалась Дануся.
- Разумеется, ты.
- Я? Ты смеешься! Что я умею?
- Учись. Сядь рядом с Павлом Степановичем и сиди с ним хоть двадцать четыре часа в сутки, спрашивай, записывай, учись работать. Другого выхода у тебя нет. И второй совет: ты всю жизнь играла разные роли - сначала манекенщицы, потом играла любовь, позже - жену и светскую даму в одном флаконе. Постарайся сейчас сыграть роль президента. Держись стойко, ничего не бойся. У тебя есть все: состояние, бизнес, квартира, красота. Я оставляю тебя со спокойным сердцем.
- Ты не можешь так просто уйти! - сорвалась Дануся. - Мне нужно время, чтобы осознать свое положение… Я люблю тебя… я просто погибну одна!
- Успокойся, займись чем-нибудь, отвлекись. Сейчас я соберу мои вещи, и мы спокойно расстанемся. Завтра я жду тебя в девять тридцать в офисе, чтобы передать все документы. Они будут готовы к девяти, а в девять тридцать ты примешь их. Не опаздывай. Все произойдет в присутствии юриста фирмы, нотариуса и моего заместителя. Единственное, что я возьму из дома, кроме личных вещей, это этюд Коровина. За книгами пришлю позже.
Дануся притихла. Ей казалось, что слова Андрея окутывают ее, обволакивают, словно густой туман, и нет выхода из этой завесы, невозможно вырваться, сдвинуться с места.
В течение всего разговора она то вспыхивала, готовая сорваться в очередную истерику, то, подавленная, умолкала.
Андрей ушел в другую комнату и начал собирать чемодан.
Когда он сказал о коровинском этюде, Дануся каким-то седьмым чувством вдруг поняла, кто та женщина, ради которой он уходит от нее. Перед ее глазами с удивительной отчетливостью возникла картина: Андрей и эта переводчица стоят перед этюдом, и в том, как они рассматривают его, есть что-то неуловимое, что объединяет их. Еще тогда она почувствовала легкий дискомфорт, но он, кольнув ее самолюбие, мгновенно исчез, растворившись в ее самодовольстве. А сейчас всем своим существом она испытала доселе незнакомое ей чувство ревности. Дануся вбежала в комнату, где Андрей укладывал чемодан, и в ярости крикнула:
- Я все поняла, я знаю, кто она! Ей это так не пройдет!
- Ты убьешь ее? - не оборачиваясь, спросил Андрей. Он устал от нелепых попыток жены изменить то, что уже необратимо.
- Как только дядя выйдет из больницы, он вышвырнет ее!
- Ты опоздала, она давно ушла из фирмы. Сама, по собственному желанию.
Андрей снял со стены этюд Коровина и аккуратно уложил его в чемодан между мягкими вещами…
Затем ушел, не оглянувшись.
Оставшись одна, Дануся уселась за письменный стол мужа и стала обдумывать, в каком костюме ей лучше поехать завтра в фирму.
Андрей подъехал к дому родителей. Машину припарковал у самого подъезда и позвонил по сотовому, не выходя из нее. К телефону подошла мать.
- Блудного сына примете? - с озорством спросил он.
Войдя в дом с чемоданом, он не удержался - уж больно ситуация была подходящей - и радостно провозгласил:
- Успел спасти я только одеяло и книгу спас любимую притом!
Через неделю все формальности в фирме были улажены, бумаги подписаны.
Андрей был свободен, по его выражению, как ветер в поле. Правда, оставался нерешенным вопрос с разводом - собственно, никакого вопроса тут и не было, просто Дануся затягивала его, как могла, чтобы напоследок хоть как-то отыграться. Однако эта мелкая месть не задевала его, не тревожила. Он жил, как в детстве, в атмосфере любви, заботы и понимания и ждал, тоже как в детстве, чудесного праздника - звонка Елагиных с сообщением о дате приезда Кати.
Еще в Москве, когда он уходил от них, Елена Андреевна сказала:
- Пожалуйста, Андрей, только не мчитесь сломя голову в день ее прилета. Дайте ей время на короткий отдых, нам с Виктором на то, чтобы изложить предельно доходчиво все, о чем мы с вами говорили, и наконец, она должна переварить новость.
- Слушайте, слушайте ее, Андрей! Леночка - умнейшая женщина, она совершенно права, - подхватил Виктор. - Считайте, что Катя должна пройти карантин.
Андрей вздохнул:
- Смотря при каком заболевании…
- При насморке, - засмеялся Виктор.
- Четыре дня устроит? - подыграла мужу Елена Андреевна.
- Три, не больше! - заявил Андрей.
- Ну что вы торгуетесь, как на базаре, молодой человек! Четыре дня и ни копейкой меньше, - поставил точку в шуточном споре Виктор.
На том и порешили.
Теперь Андрей ждал звонка, мысленно добавляя к вожделенной дате еще четыре дня…
Елена Андреевна позвонила 22 декабря, сообщила, что Катя будет в Москве на следующий день.
Простая арифметика (23+4) предписывала Андрею прилететь в Москву 28-го, но он вспомнил сакраментальную формулу "день приезда, день отъезда - один день" и взял билет на 27 декабря.
- Где я найду Катю, у вас? - спросил он, памятуя о том, что в ее квартире поселилась подруга Елены Андреевны.
- Ой, совсем забыла! - всполошилась та. - Катя будет жить в моей квартире. Мы с Виктором не хотим, чтобы она возвращалась к себе - не нужно вспоминать ничего из прошлого.
Андрей подумал, что их первые встречи, так бурно вспыхнувшая любовь - тоже прошлое и тоже связано с той квартирой, но Елена Андреевна права: смерть Степа, кошмар последних часов, проведенных в Катиной квартире, неотступно будут преследовать их.
- Вы правы, - сказал он, - мы начнем все с чистого листа.
- Предупредить ее о вашем приезде?
- Ни в коем случае! Не хочу, чтобы она ждала меня и мысленно конструировала нашу встречу. Пусть это будет неожиданностью для нее.
- Пожалуй, в этом есть определенный смысл, - согласилась Елена и продиктовала ему свой адрес, номер городского телефона.
Из-за обильного снегопада рейс задержался почти на четыре часа, и добрался Андрей до цели только около одиннадцати часов вечера. Расплатившись с таксистом, он не рискнул так поздно звонить в квартиру, чтобы не напугать Катю, а позвонил по своему сотовому.
Она подняла трубку.
- Можно запоздалому путнику отогреться у вас? - спросил Андрей. - Он трясется от холода и голода под вашей дверью.
Катя бросила трубку на аппарат и зажала рот руками, опасаясь, что закричит, и мираж рассеется.
Андрей подождал несколько мгновений. Неужели это конец, все пропало, и она не простила его, даже зная о всех перипетиях, о которых наверняка уже рассказали ей родители?
Он позвонил снова:
- Катя, если ты не примешь меня, я не знаю…
Щелчок замка прервал его слова, и правильно, потому что он действительно не знал, что говорить, что делать, как жить дальше, если она сейчас не откроет дверь.
…Как долго они стояли, обнявшись, на пороге квартиры, позже не могли вспомнить ни Андрей, ни Катя. Только хлопок лифта вернул их в действительность…
Утром Андрей попытался тихонько встать, чтобы не будить Катю, но она тут же раскрыла глаза и сонным голосом спросила:
- Уже убегаешь?