Семья Басмановых добилась всего: признания, славы, богатства. Убийство ее главы, режиссера Артема Басманова, разрушило жизнь этого хрупкого мирка. Молодая вдова Леночка занималась только маленьким сыном, брат Артема Василий, тоже известный режиссер, впал в черную печаль, одна дочь Злата не опустила руки, а с головой погрузилась в работу над своим первым фильмом. Но ей не давала покоя мысль о пропавших черновиках отцовской книги. Любвеобильный Басманов был женат целых семь раз. Возможно, кто-то из оставленных им женщин имеет отношение не только к исчезновению рукописи, но и к гибели режиссера?
Елена Аверьянова
Бабочка на огонь
"Старый я стал, - подумал кинорежиссер Артем Басманов. - Работать не хочу, а созерцать нравится".
Лежал он в длинном плетеном кресле, в котором можно было удобно вытянуть ноги, в соломенной шляпе, с вкусной сигаретой в руке, накрытый клетчатым пледом: его принесла и заботливо укрыла мужа Леночка, на которой Басманов семь лет назад женился. Позади него стоял большой каменный дом - почти такой же, как у других важных соседей по поселку, расположенному недалеко от Москвы. Перед глазами и вокруг Артема стелилась березовая роща. В ней раздавался монотонный звук топора. Это нанятый рабочий, молодой немой парень, к тому же больной даунизмом, избавлял рощу от старых деревьев. Парня звали Сережа.
Деревья хвойных пород - лохматые ели и сосны, похожие на столбы, - Басманов не любил за тучи комаров, их населяющих, и за вампиризм, который, по свидетельствам ученых, эти деревья проявляют по отношению к человеку. Больше всего старому, но моложавому режиссеру хотелось бы иметь в своих владениях липовую аллею - шикарно долгую, с могучими, высокими деревьями по обеим сторонам не широкой, но и не узкой дороги. Чтобы и конь мог по ней проскакать, и карета прокатиться, и машина проехать, не задеть за чудесно вырезанную столетиями кору лип, ну и сам, конечно, чтобы мог прогуляться.
"Для этого мне нужно было родиться в прошлом веке и желательно - князем, например, Юсуповым", - думал режиссер, но и на свою судьбу не обижался.
Пусть время больших свершений миновало, слава осталась при нем. Фильмы, снятые Басмановым, часто показывали на всероссийских экранах, его имя неизменно фигурировало в составах почти всех киношных жюри, недавно, от нечего делать, он издал культовую книгу воспоминаний о себе и о своих женах, знаменитых только знакомством с ним. Чего еще ему было желать? Разве что какой-нибудь обыкновенной, простой мелочи. Докурить, например, эту вкусную сигарету, досмотреть закат за рощей, дослушать соловья.
Удар топора сзади по голове, в которой было много мыслей о бренности существования, не позволил уже убитому режиссеру сделать ни первого, ни второго, ни третьего. Его жизнь раскололась, как голова, как большой кокосовый орех из рекламы шоколада "Баунти". Несмотря на то, что красивый плод с пальмы, упав, разбился на две одинаковые по размеру половинки, жизнь режиссера Басманова раскололась на две части неровно. Одна часть была, собственно, почти вся жизнь, вторая - ее несколько последних минут, в течение которых перестало биться сердце, кружиться по телу кровь.
- Я только молю бога, чтобы он ничего перед смертью не понял, - плакала через неделю на плече у Златы молодая жена убитого режиссера, которую он звал не иначе как Леночка.
"Леночка, передай соль, пожалуйста", "Давай пить чай", "Что тебе подарить на день рождения, Леночка?", "Я пойду в сад встречать закат, Леночка".
- Вот и встретил последний в своей жизни закат, - со скорбью в голосе сказала Злата - единственная дочь убитого режиссера, поглаживая худенькие плечи Леночки.
Молодая вдова зарыдала еще пуще - в голос. Чтобы прекратить истерику - сама еле сдерживалась, - Злата напоила Леночку снотворным и уложила в кровать, ласково сказав: "Утро вечера мудренее". Леночка заснула моментально и крепко, но и во сне, и в горе выглядела просто великолепно.
Злата вспомнила, как интересно вела себя Лена на похоронах - не плакала, а тихо скулила, время от времени вскрикивая: "Не пущу, Артем Сергеевич, не пущу" или обращаясь к сыну: "Трогай папу, Гриша, гладь".
Такое Злата видела впервые, думала, что в подобной ситуации вдовы каменеют или бурно рыдают. Как будущий режиссер, Злата была благодарна Леночке за этот вид горя.
В кабинет знаменитого отца Злата поднималась медленно. Казалось, открой она дверь, и восседающий за массивным дубовым столом дух режиссера, не отрывая взгляда от экрана монитора, спросит ее нетерпеливо: "Зачем пожаловали, коллега?"
- За советом, - ответит ему дочь и проскользнет потихоньку в уголок.
Там стоит большое кожаное кресло ручной работы: его подарили отцу в Мексике на фестивале латиноамериканских фильмов. Сначала, прямо на сцене, усадили уважаемого режиссера в кресло - коричневое, с индейскими мотивами, потом на кресле пронесли по всему залу, под аплодисменты зрителей. Момент был очень интересный, его даже показывали в советской программе "Время". Злате тогда было всего десять лет, но она смогла понять величие Басманова, начала боготворить отца. Кресло же, "приехавшее" вслед за режиссером из Мексики, обрело для нее поистине королевский смысл - величия и почитания, власти и славы.
С тех пор Злату было из кресла не вытащить.
Двадцатисемилетняя женщина, тоже режиссер, Злата Басманова и сейчас бы заняла свое законное место в уголке, да дела и время не располагали к воспоминаниям. Уверенным шагом она направилась к компьютеру отца, быстро защелкала мышкой по осветившемуся экрану, начала читать главы второй, еще не напечатанной книги воспоминаний режиссера Басманова. Рабочее название мемуаров звучало так - "Между прошлым и будущим".
В гостиной на первом этаже дома весело закричал мальчишка - позвал маму. Это Гриша - сын ее юной мачехи прибежал из сада. Злата заторопилась - в поисках матери брат мог подняться в кабинет отца. Вход ему сюда, как и ей, никогда не был заказан. Когда Гриша открыл дверь, Злата уже почти все сделала.
- Я хочу поиграть, - безапелляционно заявил чумазый от недозревшей черной смородины нахаленок и встал рядом с компьютером.
Понимать братца и уступать ему свое "место под солнцем" Злата не торопилась.
- А ты спросил разрешения у матери? - спросила она недовольно сопящего мальчишку и не спеша порылась в своей потертой коричневой сумке (подарок отца на предпоследний в его жизни Новый год).
- Она спит, - буркнул Гриша, посмотрев не на Злату, а на экран.
- Значит, нельзя, - вздохнула Злата, сочувствуя брату. - Жди, когда мама проснется. Не станешь же ты ее будить, - добавила она, надеясь на обратное (ей очень надо было, чтобы мальчишка на минутку исчез из кабинета).
- Значит, можно, - не послушался Злату Гриша и, схватив мышь, задвигал стрелкой по монитору.
- Хочешь - фокус? - спросила его находчивая Злата Артемовна.
Гриша соизволил взглянуть на нее, интересуясь.
Довольная, что нашла с братом контакт - привлекла внимание слишком самостоятельного и колючего семилетнего парня, - Злата показала глазами на экран.
- Видишь текст?
- Ну?
- Хочешь, чтобы он исчез?
Гриша хмыкнул.
- Я и так это знаю.
Злата не сдавалась.
- А хочешь, чтобы он исчез и сразу появился снова?
- Вот этого я не знаю, - ответил брат и посмотрел на Злату с некоторой, совсем маленькой долей уважения, потому что авторитетов Гриша в принципе не признавал.
- Нажми эту кнопку, - показала она на одну из клавиш.
Гриша решительно выдвинул вперед нижнюю челюсть и сделал так, как попросила Злата Артемовна.
- А теперь - на эти три вместе, - сказала она, вставая со стула - уступила игроку место.
Мальчишка нажал, но текст, исчезнувший секунду назад с экрана, обратно туда не вернулся.
Гриша еще не очень хорошо, не так, как Злата, умел скрывать свои настоящие чувства, поэтому на старшую сестру он посмотрел обиженно.
- Извини, - широко улыбнулась она. - Фокус не получился.
Не забыв взять коричневую сумочку, Злата вышла из кабинета. Сын Артема Басманова не проводил ее взглядом до двери - он угрюмо смотрел на экран. Через несколько минут из кабинета раздались звуки игрушечных выстрелов. В силу возраста Гриша еще не умел горевать долго.
Раньше над ее именем смеялись часто. Теперь - реже: в эпоху экономических реформ народ косяком пошел неграмотный и равнодушный, да и фильм "Воскресение", который советский экран показывал с завидной регулярностью - раз в три месяца, пропал. Выныривал из небытия иногда, редко, на некоммерческом канале "Культура", который народ, щелкая пультом, обходил стороной: сторонился, значит.
Раньше бывало, как скажешь, предварительно вздохнув и мысленно зажмурившись: "Меня зовут Катюша Маслова", так и отвернешься поскорей от того, кто спросил: "Как вас зовут, девушка?", чтобы не видеть реакции. Особенно несладко приходилось ей во всяких конторках, выдающих разнообразные справки. Столы там стояли плотно, потому что народу, большинство из которых были женщины, работало много. Все они тут же начинали ухмыляться, переглядываться и даже хихикать, не скрывая своей радости по поводу чужого "горя". Ну, еще бы не горе - родиться с известным всей стране именем и вследствие этого почувствовать на своей шкуре ассоциации самых читающих людей в мире, связанные с именем несчастной героини великого писателя. Теперь ей полегче стало жить. То ли народ перестал уважать и читать классиков, то ли сама Катюша повзрослела и стала называть свое имя уверенно, глядя собеседнику прямо в глаза, но бурной реакции в конторках по известному поводу она больше не наблюдала. Людям и своих несчастий хватало - некогда было чужим придавать значение.
- Ну и хорошо. И слава богу - радовалась еще совсем недавно за сорокалетнюю Катюшу ее единственная бабушка, тоже Катерина.
Катерина Ивановна Зимина.
- Кем приходилась вам покойная? - строго спросил неделю назад участковый абсолютно слепую и глухую от горя Катюшу. - Соседи говорят, вы ее внучка, - сам и ответил, пожалев миловидную толстушку с красными глазами, которая сидела перед ним неподвижно, по-истуканьи. - Женщина, вы отвечать будете?
- За что?
Катюшин взгляд стал осмысленным. Милиционер обрадовался, засуетился, живехонько зашуршал бумажками.
- Подпишите, дамочка, здесь и здесь. Для протокола. Сейчас труповозочка приедет.
Катя вцепилась бюрократу в рукав.
- Ее убили. Разве вы не видите? За что, я вас спрашиваю?
Милиционер попытался выдернуть свой рукав.
- Дамочка, вы тут не хулиганьте, - прикрикнул он на Катюшу. - Никто вашу бабушку не убивал. Вот, читайте сами. Медики - не дураки. Они все правильно написали. Приняла бабуся лекарство, а сердце и не выдержало. Дозу не рассчитала покойница. Да отдай же рукав, мундир спортишь.
Катюша уронила голову на руки, лежавшие на столе, безнадежно сказала скорее себе, чем участковому, которому по службе было положено разобраться с маленькой, но чрезвычайно важной деталью:
- Она никогда не пила снотворное. У нее в квартире вообще никаких таблеток не было.
Страж порядка и законности посмотрел на светлые волосы придавленной горем внучки и ответил ей сочувственно:
- Девушка, у меня на участке десять нераскрытых краж, два бытовых убийства, семь ограблений. И это только - за месяц. А вы, наверное, думаете, что у меня, кроме вас, и делов-то нет. Стыдно, девушка.
Посочувствовав себе, участковый ушел. А тут и труповозка приехала - два молодых парня.
- Сотня с этажа, - сообщили они Катюше.
- У меня нет денег, - растерянно ответила она.
Парни развернулись.
- Тогда сама неси или соседей зови.
- Подождите, - остановила парней Катюша. - Я найду денег. Берите носилки.
Заняв сто рублей у бабушкиной соседки, по прозвищу Сычиха, Катюша спустилась к труповозке и расплатилась с парнями. Те повеселели. Машина повезла Катерину Ивановну Зимину в морг.
Катюша поднялась в бабушкину квартиру и только хотела полежать, повспоминать и поплакать, как в дверь опять позвонили. На пороге стояла Сычиха - переминалась с ноги на ногу, заглядывала в комнату поверх Катиных плеч рыжими, навыкате, как у ночной птицы, глазами.
- Мне Катерина свою шаль после смерти завещала. Дала бы мне ее на память, - "убитым", соответственно обстоятельствам, голосом прохныкала ушлая соседка и, чтобы Катюша не думала, давать или нет, закричала о хорошей соседушке Катерине Ивановне, как на похоронах.
В подъезде раздались звуки открываемых дверей.
- Берите, - сцепив зубы, разрешила Катюша.
Соседка нырнула в глубь квартиры, к комоду, открыла нижний ящик и со словами: "Я видела, Катерина всегда шаль сюда складывала", - выдернула из-под тряпья большую толстую, теплую шаль.
Катюша вздохнула - шаль ей самой нравилась. В осенний период, когда тепло в квартиры не спешили давать, бабушка закутывала ее в эту шаль и поила горячим чаем с малиновым вареньем. За малиной в лес бабушка всегда ездила сама - покупной не доверяла.
"…А вы говорите - перепутала дозу снотворного", - вспомнила участкового Катюша и, глядя на крутящуюся у зеркала соседку в бабушкиной шали, спросила:
- А вы Катерину Ивановну когда последний раз видели?
- Вчерась и видела, - радостно, как о живой, сказала Сычиха, но, посмотрев в заплаканное лицо Катюши, быстро сменила тон на хнычущий. - С рынка она шла, а я счетчик вышла посмотреть - он у меня крутит и крутит. Уж и телевизор не включаю, и свет везде погасила, а он все крутится. Я Катерине говорю: "Будь свидетельницей. У меня в квартире свет выключен, а электричество мотает". А она мне, вот голова, и говорит: "А ты холодильник-то не выключила". Я бегом домой, холодильник выключаю, смотрю - не крутится счетчик. Спасибо, говорю, Катерина, а ее уж и след простыл. В квартиру зашла она. Там телефон у нее минут пять орал. Наверное, ты звонила?
- Нет, я ей вчера поздно вечером звонила. Она уже, врач сказал, тогда мертвая была. А вы во сколько с бабушкой разговаривали?
- Часа в три. Катерина на рынок всегда перед закрытием ходила, чтоб подешевле купить.
- Да. Я как-то не подумала об этом. Спасибо. Деньги я вам сразу, как выдадут зарплату, отдам.
- Ничего, ничего. Я подожду. Соседи ведь мы. Вся жизнь на глазах друг у дружки прошла. Квартирка-то кому теперь достанется? - сменила тему разговора соседка. - Тебе, наверное? Не прогадай, девка. Такая квартира в центре, да на втором этаже, да "сталинка" дорого сейчас стоит.
- Да, да, - рассеянно отвечала Катюша, думая, кто бы это мог звонить бабушке вчера часа в три.
- Квартиру-то, говорю, будешь продавать? - крикнула ей в ухо Сычиха. - Меня уж Колька из пятой спрашивал о тебе. Если что, к нему обращайся - он, этот, как его, маклер.
- Не буду я ничего продавать, - разозлилась Катюша. - Самой жить негде.
- Так у тебя же еще одна есть. С мужем где живешь, - с любопытством спросила-сказала старуха.
- Да идите вы все, - в сердцах ответила Катюша и захлопнула перед носом Сычихи дверь. - Нет у меня мужа, - шепотом сказала она себе. - Никого у меня теперь нет. Ни мужа, ни бабушки.
В дверь опять позвонили. Катюша посмотрела в "глазок", глубоко вздохнула и, открыв дверь, спросила неугомонную соседку:
- Ну, что еще?
- Ты меня прости, - нормальным голосом хорошего человека сказала Сычиха. - Я вот еще вспомнила. К Катерине в тот день, почти сразу после звонка, приходил кто-то, и она на того человека так кричала, так кричала. Будто он ее обидел очень. Может, из-за этого у нее сердце не выдержало?
- Тот человек - женщина или мужчина? - быстро, как умелый следователь-дознаватель, обнаруживший след преступника, спросила Катюша.
- Не знаю, - до шепота понизила голос Сычиха. - Молчал он. Да и я не особо прислушивалась. У меня как раз в это время из школы оглоеды приходят. Я на кухню ушла их кормить. Даже в "глазок" потом не поглядела, - с сожалением вздохнула старуха.
Катюша вернулась в комнату, из которой только что вынесли ее единственного родного человека на земле - бабушку, с обшарпанного деревянного столика двумя пальцами, за крышку и дно, взяла наполовину пустой пузырек с каплями снотворного, повернулась к окну, посмотрела пузырек на просвет, увидела много отпечатков пальцев. Некоторые из них принадлежали участковому - он тоже брал пузырек в руки в присутствии Кати, некоторые - врачу "Скорой помощи", какие-то - самой Катюше: когда она обнаружила бабушку мертвой, первым делом схватилась за лекарство на столике, еще одни, естественно, повторяли рисунок пальцев бабушки.
- Многовато для экспертизы, - поняла Катюша. - Скорее всего, тот, кто принес пузырек, а это уж точно была не бабушка, может особо не волноваться. Его отпечатки пальцев затерты.
Но пузырек с уликой спрятала в укромное место, положив в целлофановый пакетик и завязав на нем узелок.
После того, как предварительная работа по расследованию причин смерти бабушки закончилась, Катюша Маслова настрадалась вволю.
Известная эстрадная певица по кличке Груня Лемур, в миру - Анна Григорьева, жевала белоснежный "Орбит", не отрывая взгляда от телевизора. Показывали "Музон на ТиВи". Юные певички и певцы, похожие на певичек, преподносились ведущей - рыжей, дергающейся девицей - законченной наркоманкой, как шедевры исполнительского искусства. Поголовно всех невменяемая ведущая с характерным именем Куча называла гениями и великим будущим великой страны, поголовно со всеми целовалась взасос. Наконец один из гениев, самый женоподобный - стройный, смуглый, с круглой попкой, обтянутой блестящими штанами, подхватил рыжую Кучу на руки и унес ее, захлебывающуюся от смеха, со сцены прочь.
- Наверное, кто-то велел ему это сделать, - поняла жующая Груня. - На "Музоне" импровизацию не любят.
- Наверное, Борька ему велел, - сказал за спиной у Груни ее менеджер, рекламный агент и продюсер в одном лице Александр Куличев - для друзей и знакомых - просто Сашок. - Куча совсем с катушек слетела. Смотри, что вытворяет. Выгонит ее Борька.