Члены ее затекли. Ей, энергичной и любящей жизнь, захотелось двигаться. Признав, что в свое время она поступила плохо, Груня прекратила ломать комедию. А что? Ей так Сашок велел. Он - начальник, ему виднее.
Дом Златы Басмановой Катюше понравился. Он был построен человеком, которому нравилось выражение "родовое гнездо". И, хотя двухэтажный коттедж из прочного, огнеупорного, красного кирпича внешне мало чем напоминал сельский дом в английской деревне, Катюше сразу же пришло на ум именно это сравнение. Дух тайны витал над домом.
Катюша обрадовалась, что нашла точное объяснение неожиданному сравнению, хотя поначалу, в первую секунду ее вторжения на чужую территорию, ей показалось, что дело здесь исключительно в чувстве защищенности, надежности, исходившей от дома, и места его расположения, приветливости по отношению к своим, их желанности и долгожданности. Образно говоря, дом, построенный Артемом Басмановым, и был похож на него - мудрого мужчину в возрасте. Но нет, не только это: дух тайны витал над поместьем.
Могильная тишина окутывала небольшой парк простых русских деревьев уже в семь часов вечера. За деревянным забором угадывалось озерцо, больше похожее на болото, в котором до наступления ночи - это любой бы почувствовал - мирно дремала собака Баскервилей. Кирпич на некоторых частях домах был нарочно потерт - создавалось впечатление, что дому по меньшей мере триста лет. Слово "газонокосилка" здесь было неуместно, и трава по обеим сторонам тропинок, покрытых шишками двух или трех лиственниц, росла, как ей хотелось: тянулась вдоль, доставая до пояса хозяев, ложилась поперек, чтоб только ей удобно было.
Катюша посмотрела на траву - свидетельницу недавнего убийства Артема Басманова: не осталось ли где крови?
- Я жду вас, - сообщила ей "приятную" новость Злата Артемовна.
Она стояла на крыльце в простой вязаной кофте - судя по размеру, отцовской, - смотрела на небо. Катюша посмотрела туда же - собиралась гроза.
Гром бегал между невидимых еще туч высоко и далеко. Серой краской бог вымазал небо, предупреждая животных - прячьтесь.
"Вот отчего стало так тихо", - запоздало догадалась Катюша, думая до этого о доме, парке и предстоящей встрече со Златой Артемовной.
Первые капли-лепешки дождь потерял случайно: приказа "наступать" не было.
- Идите в дом, - велела Злата Катюше. - Сядьте, где вам удобней. Мне нужно посмотреть на грозу.
Сама же, подняв голову, следила за изменениями в небе, как полководец в подзорную трубу за передвижениями вверенных ему царем отрядов.
Через минуту спрятавшаяся в доме Катюша тоже, вздрогнув, посмотрела на потолок. Гром грянул, будто на втором этаже уронили шкаф. Потом жильцы шкаф подняли, и он упал снова. Так случилось несколько раз. Катюша испугалась не за себя - за оставшуюся один на один с грозой Злату, выглянула в окно. Молнии, жившие секунду, рвали небо на части - как ткань. Злата смотрела, как они это делают. Лицо ее было мокро от дождя, но, глядя на выражение Златиного лица, Катюша поняла: то не дождь, слезы.
"Какой прекрасный человек Злата Артемовна", - подумала Катюша, вздохнув.
Сама она была человек простой, пугливый. Грозы, как все нормальные люди, боялась.
- Знаете, что мне от вас надо? - спросила Злата сразу же после грозы, после того, как любопытные вопросы, касающиеся жизни, творчества и смерти Артема Басманова, заданные Катюшей, но придуманные ее работодателем Максимом Рейном, получили не менее любопытные, может быть, даже честные ответы.
Катюша пожала плечами - где уж ей, обыкновенной, понять ход мыслей талантливого человека - и подумала о деньгах, которые она, наверное, как любой журналист, должна заплатить дочери режиссера за потраченное на нее время. Максим Рейн был помянут недобрым словом.
- Вы в Любимске давно живете? - задала Злата второй вопрос, не получив ответ на первый. Не очень-то он был ей и нужен - чужой ответ.
- С рождения, - ответила Катюша. - Всю жизнь.
С интересом понаблюдав, как Катя ерзает на стуле, не понимая, к чему ее собеседница клонит, Злата прищурила глаза, подняла подбородок и веско сказала:
- А вы знаете, милочка, что я никогда и никому в жизни не давала интервью?
"Милочка", которая была старше молодой, еще никому неизвестной режиссерши лет на много, стала покашливать и глаз на Злату поднять не смела. Из всего сказанного она поняла только одно - ей оказали честь.
- А вам дала, - продолжала "темнить" Злата.
Катюша поняла еще одно - за оказанную честь ей придется каким-то образом расплачиваться. Максим Рейн еще раз был помянут недобрым словом.
Уловив в лице Катюши тень сомнения и некоторого, еще робкого недовольства, Злата подумала, что, пожалуй, она, как начинающий режиссер, сгустила краски в том месте картины, где хватило бы только мазка, намека. "Дурочка" могла испугаться и, не зная правил приличия, удрать.
"Без алиби мне никак нельзя", - про себя вздохнула Злата.
По правде сказать, она просто не знала, с чего начать, как направить разговор в нужное ей русло.
Катюша, которой уже порядком надоело чувствовать себя виноватой, сама пришла Злате на помощь.
- Да вы прямо скажите, что вам от меня нужно, - предложила она, перестав наконец ерзать на стуле и покашливать.
- Сотрудничество, - ляпнула Злата.
- А поконкретнее? - вцепилась в нее, не отпускала "дурочка".
В голове у Златы промелькнула мысль - что вот училась она когда-то на актрису, да, видать, зря - сыграть сцену по всем правилам актерского мастерства не может. Или не хочет? С новой силой разгорелся в ней спор со старичком-учителем, который, вместо того чтобы хвалить студентку актерского факультета Басманову, как все преподаватели делали, советовал ей перестать есть чужой хлеб, с актерством покончить раз и навсегда.
- Нет у тебя, Басманова, таланта к этому делу, - сколько раз говорил он, Злате казалось, злорадно.
- Есть, - твердили все, как один, остальные преподаватели вуза, - только надо его раскрыть.
"Есть, - думала, была уверена в себе Злата. - Только мне неохота перед вами всеми кривляться, изображая чужую жизнь. Потому, что я выше этого", - наконец поняла все о самой себе дочь режиссера и перешла на режиссерский факультет.
А слишком умного старичка-преподавателя, на которого она напоследок нажаловалась в деканат и отцу, уволили на пенсию. Так зло, которое он причинил Злате, не осталось безнаказанным. Чего ж она боится теперь?
"Последствия моей нерешительности сейчас - непредсказуемы. Полагаю, они будут просто ужасны", - со страхом подумала Злата.
Но все равно ей очень захотелось избежать задуманного, выгнать "дурочку" и заплакать, забиться головой на столе.
"Слабая", - шепнул ей голос разума, очень похожий на отцовский.
И Злата сдалась - стала сильной. Свою просьбу, больше похожую на приказ, она выложила Катюше, как последний блин, снятый со сковородки - даже у неумелых хозяек он получается ровненьким, кругленьким, в меру пропеченным.
Катюша посмотрела на часы - было девять вечера, ответила: "Припозднилась я", просьбу Златы всерьез не восприняла, отказалась и ушла домой, то есть к тете Зине.
Злата набрала номер местного милицейского отделения, пожаловалась, что знакомая, вот только что, "вы еще успеете ее перехватить на дороге", украла у нее золотое кольцо - подарок отца, знаменитого российского режиссера Артема Басманова, и стала поджидать возвращения своей жертвы, которая уж никуда от нее теперь не могла деться.
Друг друга они считали героями, когда пробирались в квартиру, доставшуюся Катюше от бабушки, друг друга уважали. Ирка Сидоркина больше уважала себя, чем Славика, но, понятное дело, вслух об этом не говорила. Славик, понятное дело, гордился собой и не скрывал этого примечательного факта от будущей, новой жены.
"Какие мы смелые, - радовались воры и мошенники, обнимаясь от возбуждения, обусловленного страхом, что их могут застукать в чужой квартире. - А скоро станем еще и богатыми", - думали оба, принимая старую мебель за старинную, оценивая квартиру по курсу доллара.
Сумма от продажи мебели и квартиры показалась им астрономической - продав эту трехкомнатную сталинку в центре Любимска, они смело могли рассчитывать на покупку скромного, однокомнатного жилья на окраине Москвы.
- Не хочу на окраине, - закапризничала Ирка Сидоркина.
- Придется и вторую нашу квартиру продать, - не посмел отказать любимой Катюшин муж. - Купим хоромы в центре.
Ирка подпрыгнула, от перспективы в одночасье стать москвичкой "сошла с ума" и бросилась щедрого любовника раздевать. Славик впился в толстые, сочные губы подруги, как вампир, насосался вдоволь, опрокинул готовую к соитию деву-жертву на диван, с которого не так давно увезли в морг Катюшину бабушку.
- Ах, какая стерва, - оценил наготу любимой "вампир".
- Убийца, - хотела крикнуть Ирка в самый ответственный момент демонического блаженства, да вовремя передумала.
Еще обидится Славик, скажет: "Для тебя же старался", да и не возьмет ее в город мечты, в столицу. А ей другого такого дурачка больше не найти - возраст играть в любовь кончается.
Стараясь не крякнуть, чтоб ненасытный любовник не заметил, как она устала, перевернувшись на живот, опершись на локти и колени, Ирка прогнулась, как пантера - так ей по крайней мере казалось. Славик от открывшегося ему сильного вида сзади, которым сексуальная Ирка очень гордилась, должен был зарычать, превратиться в зверя, после рывка ослабнуть. Тогда хитрая любовница мягким, как толстые губы, голосом, с чистой совестью за хорошо выполненное дело, приказала бы ему больше не тянуть, жену убить. И попробовал бы он после всего, что было между вурдалаком и его жертвой, между пантерой и самцом пантеры, отказаться. Он и не отказался. Вместе они стали придумывать, как извести Катюшу, как ее - камень на пути их счастья - убрать.
"Родион Раскольников, вот кто мне сейчас нужен", - думала Катюша под ровный перестук колес поезда из Москвы.
Задание Максима Рейна было выполнено на "отлично", но сама она, Катюша, похоже, вляпалась в странное дело по-сильному. Украдкой от попутчиков кинув взгляд на нижнюю, на этот раз ее, полку - под ней прятался от вагонных воров чемодан со светлой, парадно-выходной, навсегда испорченной клубникой юбкой, - Катюша вспомнила, как это случилось, поняла, как сложно у нее на душе. На ведро с клубникой она села от страха за Злату, оболгавшую ее в глазах милиции, которая, это всем давно известно, разбираться досконально, по-настоящему, ни в чем никогда не хочет. Например, однажды Катюшина знакомая, обозленная непрекращающейся музыкой от соседей выше, вызвала наряд, о чем сразу же крупно пожалела. Во-первых, соседи послали наряд подальше - "Имеем право слушать музыку в своей квартире до одиннадцати", во-вторых, дико хрипящий магнитофон захрипел еще сильнее, во всю мощь своих больных легких, в-третьих, соседи - мать, дочь и овчарка - затанцевали, затопали, стали водить по деревянным полам хоровод. Задрав голову, наряд смотрел на трясущийся от хоровода потолок Катюшиной знакомой и пожимал плечами.
- А что мы можем сделать? - спросил один страж порядка. - Имеют право.
- А вы им постучите по батарее в четыре часа утра, - посоветовал второй.
Поняв, что с такими соседями "каши не сваришь", бедная женщина решила квартиру поменять, что тоже в нашем правовом государстве сделать не просто. Для того, чтобы выписать ребенка из этой квартиры и прописать в другой, Катюшина знакомая пошла в собес, в опекунский совет. Там от нее потребовали указать причину, по которой она хочет совершить сделку покупки-продажи. Знакомая отправилась в то отделение милиции, из которого прибыл наряд.
- Дайте мне справку о том, что такого-то числа в такое-то время наряд милиции выехал по моему адресу по такой-то причине, - попросила окончательно затравленная соседями женщина дежурного, поначалу вежливого, и, пришедшего ему на помощь, участкового.
- А у нас конец журнала вызовов мыши съели, - объяснили ей добрые ребята. - Потому дать справку не можем.
В дежурку спустилась тоже неплохая, в общем-то, даже сочувствующая чужому горю, секретарша.
- Я по общему компьютеру сейчас запрошу сведения о вызовах на требуемое число, - успокоила она Катюшину знакомую и стала названивать в главное милицейское управление города.
- Светочка, пробей мне, пожалуйста, такой-то адрес такого-то числа. Было что?
- Было, - зажав трубку, радостно сообщила та воспрянувшей духом, затюканной соседями, женщине.
Дежурный и участковый шумно вздохнули, за Катюшину знакомую порадовались.
"Вот сейчас все и прояснится", - говорили их добрые, человеческие лица.
- Труп? - не веря, ужасаясь услышанному, повторила слова невидимой Светочки из телефона секретарша. - Это точно?
Парни в форме подозрительно посмотрели на Катюшину знакомую. Их лица вытянулись, окаменели у нее на глазах.
- Молодцы, ребята, - похвалила работников правопорядка обратившаяся к ним за помощью, согласно Конституции, гражданка России - таких, как она, тысячи. - Хорошо работаете!
И, стараясь не впасть в истерику прямо в отделении, побыстрей ушла, трясясь, но все равно думая, кому бы в собесе подарить букет цветов и коробку конфет, чтоб вопрос о выписке ребенка все-таки решился.
Теперь Катюшина знакомая, которую "загнали в угол" соседи, жила по другому адресу. Мысль о конце чужой человеческой драмы зарядила Катюшу оптимизмом. В ней, до этой минуты отчаянно грустной, проснулась надежда на светлое будущее, на то, что все в мире решаемо.
"Будет и на моей улице праздник, - подумала Катюша. - Выберусь из неприятной ситуации. Только Злату Артемовну жаль. Чего ж ей не хватает, коли она меня, незнакомого человека, так "опустила"? Страшные, видимо, люди, среди которых она живет. Страшна столица, о-хо-хо!"
Катюша тяжело вздохнула и затосковала о родном человеке - Родионе Раскольникове.
"Какой он крепкий, мускулистый, - вспоминала в ночи Катюша. - Как жарко меня обнимал, - тихо засмеялась она. - Как в русской народной песне".
Освежив в памяти крепенький такой, настоящий акт любви, единственный за последний год (Славик пошел к черту!), послушав в себе еще раз, по новой, с подробностями, которых, может быть, и не было, вагонную рапсодию "скрещенья рук, скрещенья ног", Катюша на том и остановилась: заснула, сладко чмокая губами, как младенчик, потерявший пустышку.
Мирра Леопольдовна Катович, по последнему, французскому мужу Совьен, приехала в Любимск с добрыми намерениями и единственным планом на ближайшее время - от лица всех бывших жен Артема Басманова написать книгу-ответ на его нашумевший бестселлер "Между прошлым и будущим". В названии воспоминаний режиссера - это и невооруженным глазом было видно - крылась надежда, да что там, уверенность на собственную, долгую и праздничную жизнь. Оказалось, зря. И года не прошло после выхода книги, как автора скандально-любовных историй не стало.
Неприятно, конечно, но смерть бывшего мужа Мирре Леопольдовне была, как бы это помягче выразиться, на руку. На фоне сплетен и слухов общественности - мухи, падкой известно на что, Миррина книга-ответ заранее была обречена на успех. Название своих воспоминаний о былом с Артемом Сергеевичем и думах о нем и его женах Мирра Леопольдовна придумала, как это ни странно, заранее, еще при жизни знаменитого режиссера. Оно, название, оказалось в какой-то степени пророческим, но тут уж Мирра не виновата - такова судьба. "Между прошлым и небом" - вот как звучала ее задумка, самое начало еще не законченного ответа бывшему мужу.
Всю книгу она напишет, конечно, быстро, пока не прошел ажиотаж вокруг смерти мэтра Басманова, но не здесь: во Франции, на берегу серого от осени моря. Ее дом, доставшийся ей по наследству от мужа, известного в их округе врача, стоит как раз у воды.
В постоянном шуме моря ей всегда легче думалось о вечном, она проще расставалась с обидами, нанесенными ей жизнью и людьми, одним из которых, безусловно, был и есть Артем, ее Артем, бросивший Мирру ради какой-то жутко талантливой и красивой актрисы из Любимска. Как ей, женщине, было тогда тошно! В упадническом настроении духа и в не прекращающейся депрессии она после тихого, мирного развода - по обоюдному согласию сторон - трижды выходила замуж за каких-то иностранцев, пока не осела у моря. Сначала она казалась себе ежом - не только окружающих, себя уколоть боялась. Потом спокойная, прохладная, равнодушная вода, видавшая и не такое горе, сделала свое благостное дело - превратила ежа в броненосца. Вода и сейчас послушной верной собакой подкралась к ее голым ногам и стала их облизывать. Только совершалось сие действие уже в Любимске. Сюда Мирра приехала в поисках подробных сведений о жизни и творчестве той самой жутко талантливой и красивой актрисы из провинциального театра, ставшей четвертой женой Артема Басманова. Мирра Катович была третьей.
Вода лизала ее старые, больные ноги так же, как много лет назад проделывала это, стараясь для сравнительно молодого, но уже очень и очень известного Артема Басманова и его новой любовницы - Сабины Огневой, подумалось вдруг Мирре Леопольдовне. Она вытерла носовым платком ступни, надела легкие, модные в этом сезоне в Париже, шлепанцы, еще ярче представила, как влюбленные, счастливые и беззаботные, прогуливались по здешней набережной, держа друг друга за руки, не отлипая один от другой, одна от другого. Картина увиденного через годы произвела на старую Мирру Леопольдовну потрясающее впечатление не столько из-за красочности, сколько из-за свежести вновь испытанных чувств. Она заскрипела фарфоровыми зубами еще сильнее, чем настоящими, закрыла глаза, и ей так захотелось к морю - спастись, укрыться, забыть, жить - непередаваемо. Через минуту она взяла себя в руки, опомнилась от нахлынувших эмоций и поблагодарила бога за то, что он наделил ее способностью сильно чувствовать окружающий мир.
"Значит, книга должна получиться хорошей", - сделала вывод мадам Совьен.
И совсем не важно, что трое из семи бывших супруг режиссера сами о себе уже ничего не расскажут, не выскажут свой взгляд на совместные с Артемом Басмановым дни. За них это сделает Мирра - талантливая, сильная, живая. Благодаря будущей книге она станет еще лучше - вечно живой, как вода.