- Вещица, конечно, ценная. Но я вам столько дать не могу.
- Мне сейчас очень нужны деньги, - сказала она. - Вещи я получила в наследство, и хотелось бы, конечно, их оставить, но никак не получается.
- Пятьсот тысяч.
Ее прямо передернуло. Если и дальше так пойдет, то от капитала ничего не останется. Разве что хватит на какую-нибудь лавчонку.
- Я подумаю, - сказа она, - у меня есть еще несколько дней в запасе.
Что они все, сговорились между собой? Цена везде почти одна и та же. В конце концов она согласилась на шестьсот тысяч старых франков.
За несколько недель Ольга распродала драгоценностей на шесть миллионов и присмотрела магазинчик кружевных изделий. Его хозяйка собиралась удалиться от дел после летнего сезона. За магазин запросили больше, чем шесть миллионов, но дали рассрочку на два года.
- Приходите ко мне летом работать, разумеется, за зарплату, и сами увидите, как хорошо идут дела.
Три месяца пролетели, как в сказке, и к концу лета Ольга уже познала все тайны ремесла. Хозяйка магазина говорила, что она способная, и постепенно передала ей все бразды правления.
15 сентября Ольга сделалась владелицей магазина со складом и вселилась в маленькую квартирку тут же, на втором этаже. Жалко было покидать террасу с видом на море, но плата там стала уже не по карману. Общалась Ольга с отдыхающими и собратьями по ремеслу, с женатыми парами и холостяками. Один цветочник как-то пригласил ее в ресторан, но после обильных возлияний за обедом стал проявлять такую настойчивость, что она тут же прекратила с ним отношения.
Примерно в это же время в газетах появилось сообщение о том, что процесс над Луи Прадье состоится 15 октября в департаменте "Сена и Уаза". Ольга решила ехать, хотя сама толком не знала, как ей удастся проникнуть в зал судебных заседаний.
Заодно можно будет подкупить товара. Зимой в Сан-Рафаэль понаедут отдыхающие и с наступлением холодов кинутся за любую цену покупать шерстяную одежду.
12 октября Ольга нисколько не волнуясь, села в поезд на Париж. Она все больше становилась настоящей Эдит Рюнель, с каждым днем изгоняя личность противной Ольги Прадье.
И все же ей хотелось еще раз повидать мужа.
Глава шестая
Для того, чтобы пройти в зал судебных заседаний, Ольге пришлось пускаться на всякие хитрости. Она узнала, что процесс начнется в среду 15 октября в 9 часов утра, но поскольку число мест в зале было ограничено, лучше приехать пораньше. Так советовала вахтерша версальского Дворца правосудия.
- По крайней мере, в шесть часов. Понимаете, адвокаты приглашают своих, судьи тоже. И вообще, когда такое дело, обязательно будет много народа.
Ольга приехала в пять утра, и уже была тринадцатой. К четверти девятого в зал впустили своих, а потом пропустили всего человек пятнадцать, так что она оказалась в последнем ряду.
Неприятная там была обстановка. В первом ряду ворковали какие-то красотки, и Ольга подумала, нет ли среди них пассий мужа. Публика непринужденно болтала, но напрасно она прислушивалась, стараясь узнать что-то новое для себя. Говорили обо всем, кроме процесса.
Появились присяжные, и Ольга стала внимательно их рассматривать. Там были две женщины, и она удивилась, как это мэтр Гарсия не отвел их кандидатуры на предварительном заседании. Женщины явно смущались, наверное, именно эта робость и склонила в их пользу знаменитого адвоката.
Когда председатель суда велел ввести обвиняемого, в зале воцарилась полная тишина, и Ольге стоило немалых усилий сохранять спокойствие.
Луи был в своем темно-синем костюме, белой рубашке и черном галстуке. Он сильно похудел и осунулся, но держался молодцом и, прежде чем сесть на свое место, окинул публику суровым взглядом. На секунду глаза его задержались на Ольге, и она побоялась, что он узнает ее, но Луи смотрел так на всех присутствующих женщин.
Мэтр Гарсия повернулся к нему и крепко пожал руку.
Растерявшись от неожиданности, Ольга никак не могла сосредоточиться, она не слышала обвинительного акта, который ровным голосом прочитал секретарь суда, ни начала допроса обвиняемого. Вдруг раздавшийся голос Луи вывел ее из оцепенения. Его голос совсем но изменился, и ей казалось, будто ничего не произошло, и просто Луи с ней разговаривает, как на вилле в Монморанси.
- Признаете ли вы эти факты?
- Да, господин председатель. Но только частично.
Председатель суда сдвинул брови.
- Господин председатель, - вмешался мэтр Гарсия, - в обвинительном заключении говорится о предумышленном убийстве, а мой клиент признался в том, что действовал в состоянии сильного душевного аффекта. В этом и заключается основное несоответствие, противоречащее личности моего подзащитного.
Выступил психиатр и подтвердил вменяемость Луи, однако отметил его несдержанный характер и холерический темперамент. Теперь Ольга понимала, почему муж признался в преступлении, которого не совершал. Суд примет во внимание чистосердечное признание и смягчающие обстоятельства, и приговор будет не слишком суровым.
- Судебный исполнитель, пригласите первого свидетеля обвинения.
Этот была бакалейщица из Монморанси. С места поднялся прокурор, бледный молодой человек с угрюмым взглядом. Он допросил свидетельницу, заставил ее сказать, что госпожа Прадье была хорошей покупательницей, но выглядела несчастной в браке. Ольга вздыхала, слыша, как ее называют "достойной" и "замкнутой". Видимо, на самом деле она была настоящей дурочкой!
Другие коммерсанты повторили то же самое и, наконец, к барьеру подошла полковничиха Шазон, такая же сухая, как и прежде, в меховом пальто, несмотря на очень теплую погоду.
Она тоже начала петь дифирамбы погибшей, но прокурор ловко подвел ее к крикам о помощи, которые она не раз слышала.
- Да-да, - подтвердила она, - я прекрасно узнала голос бедняжки госпожи Прадье и даже посылала полковника к этим людям посмотреть, что происходит. Но вы знаете, полковник, на закате своей славной карьеры, не из тех сплетников, которые…
- Прошу вас, мадам, - тихо прервал ее председатель, - придерживайтесь фактов.
- Я потом спрашивала у мадам Прадье, что это были за крики, но она, конечно, сделала вид, что не поняла, о чем я говорю.
- Вы чувствовали в пятницу странный запах?
- Да, конечно.
Полковничихе позволили отойти от барьера, и ее место занял мэтр Сардо. Ольга удивилась, почему защитник мужа дал ему возможность появиться среди свидетелей обвинения, тогда как с его помощью можно было бы попытаться доказать непредумышленное убийство. Но потом она убедилась, что расчет мэтра Гарсии был совсем иным.
Поверенный рассказал, при каких обстоятельствах его клиент Луи Прадье попросил поехать к нему домой в Монморанси, чтобы обсудить с его женой начальные процедуры бракоразводного процесса.
- Ваш клиент уже давно решил разводиться? - спросил прокурор.
- Да, верно, но у него не было особых иллюзий на этот счет.
Прокурор сразу почувствовал ловушку. Мэтр Сардо вполне мог свидетельствовать на руку защите.
- Вы говорите, не было иллюзий, но ведь он же все время настаивал.
- Просто он хотел с моей помощью найти путь к разводу без согласия жены. Луи Прадье никогда не толкал меня на какие бы то ни было противозаконные действия, - ответил раздраженный наскоками прокурора мэтр Сардо.
Мэтр Гарсия хитро улыбнулся:
- Зачем вы согласились поехать в Монморанси, если, как нам всем сейчас известно, это было ни что иное, как грубая уловка обвиняемого?
- Я лично совсем не уверен, что это была уловка. За несколько дней до двадцать восьмого господин Прадье позвонил мне и сказал, что жена соглашается встретиться со мной, но на своих условиях. Затем в четверг он опять позвонил и сказал, что она хотела увидеться у нее дома, около двенадцати. Так что все происходило вполне естественно.
- Но госпожа Прадье опровергла предположения своего супруга?
- Да, - ответил мэтр Сардо, - мне даже показалось, что это ее хитроумная уловка.
В зале зашептались, и председатель потребовал тишины. Ольге стало ясно, что большинство присутствующих на стороне Луи. Наверное, слащавый образ, которым ее наделила пресса, далеко не всем понравился.
- Дорогой коллега, - продолжал мэтр Гарсия, - позволено ли будет спросить, что вы сами думали об этой поездке еще до того, как она состоялась?
- Я был удивлен. Я не был знаком с госпожой Прадье и подумал: наверное, она большая оригиналка, чудачка какая-то, хочет, видимо, сначала сбегать по магазинам, а потом на минутку встретиться со мной.
Кто-то засмеялся.
- Сразу после поездки вы разговаривали с моим подзащитным?
- Да, около двух тридцати.
- Какой была его реакция?
- Бурной. Он рассердился, спросил, не ошибся ли я. Мне показалось, что он говорит искренне.
- Странно, однако! - вскинулся прокурор. - Надо обладать удивительной наивностью, чтобы при вашей профессии не распознать сразу хитрость и лицемерие!
Мэтр Сардо иронически усмехнулся:
- Именно так. Обладая тридцатилетним опытом, я могу позволить себе утверждать, что господин Прадье ни в коем случае не притворялся.
- К свидетелю больше нет вопросов?
- Есть, - ответил мэтр Гарсия. - Господин Прадье говорил вам о своих намерениях?
На лице поверенного появилось грустное выражение.
- К несчастью, да! Он сказал: "Ладно, она еще у меня узнает!"
Воцарилось молчание, и Ольга поняла, что адвокат Луи выиграл сражение. Теперь никак не могло идти речи о предумышленном убийстве. Прокурор, видно, тоже это понял, он весь съежился, как маленький мальчик, которого поймали на какой-то шалости.
- Заседание откладывается до четырнадцати тридцати, - объявил председатель.
Ольга провожала взглядом мужа, выходящего под конвоем жандармов. Уже двенадцать. Как быстро пролетело время! Она хотела встать, но увидев, что никто не шелохнулся, осталась тоже сидеть. Каждый боялся потерять свое место.
- Вечером приговор, - сказал кому-то сосед.
Она вздрогнула и поглядела на говорившего.
Тот с аппетитом жевал.
- Всегда так бывает. Гарсия получил то, что хотел. И теперь дело пойдет быстро. Сейчас этот малый из прокуратуры начнет распинаться об убийстве, скажет, что Прадье сжег труп, но все равно он проиграл.
Ольга набралась храбрости и спросила нарочито беззаботно:
- Как вы думаете, сколько ему дадут?
- Ну, лет десять… двенадцать… Если бы доказали предумышленное убийство, получил бы двадцатку. А так десять. Шесть-семь лет отсидит. А то и меньше.
Она подумала, что это справедливое наказание за все, что она вынесла.
- А если бы он не признался?
- Было бы хуже! - ответил сосед, разрывая зубами полиэтиленовый пакет с солеными огурцами. - Вообще-то, хорошо - так бы до конца ничего и не выяснили, но ведь улик-то все равно слишком много. Его бы судили как за предумышленное убийство. А тогда двадцать лет. И срок уж так легко не сбавят.
Он засунул огурцы в сандвич с колбасой и принялся жевать.
- А вообще неинтересно, - сказал он чуть погодя. - Вначале я думал: вот уж будет процесс так процесс, настоящая загадка для полицейских… Убивал или не убивал? И вдруг на-тебе, признался, сломался и все! Уж папаша Гарсия наверняка приложил тут руку. Что он мог поделать против таких улик?
Началось заседание, и Ольга заметила, что Луи улыбается, возвращаясь к себе за перегородку. Даже жандармы, казалось, с трудом сохраняют серьезный вид. Да, это было очень похоже на мужа: наверное, рассказал им какой-нибудь анекдот, позабыв обо всех своих неприятностях. Когда-то давно, после свадьбы, он хоть и бывал часто занят на работе, все же всегда находил время подурачиться как мальчишка.
Председатель вызвал свидетелей защиты. Тут Ольгу ждал настоящий сюрприз. В женщине, подошедшей к барьеру и звавшейся госпожой Мелуа, она с трудом узнала свою последнюю домработницу.
Женщина постарела, поседела, но вела себя очень раскованно и даже кивнула своему бывшему хозяину, что тут же отметили журналисты.
Сначала она отвечала сбивчиво, а потом речь ее потекла более плавно. Она говорила о своей бывшей хозяйке, и портрет получался совсем не лестный. Ольга так и застыла на скамье.
- Любила она вопить по любому поводу, из-за пустяков так орала, да и не только на меня. Ничего не терпела. А муж? Она его нарочно от себя отдалила. Да-да, нарочно. Эта женщина никого не любила. Детей не хотела, даже подруги у нее не было. Смеялась над полковничихой, что, мол, она по пятницам устраивает чаи.
Ольга опустила голову. Как-то позабыла она об этой женщине, а сейчас казалось, что тут обвиняют ее одну.
- Господин Прадье был такой несчастный! Он старался угодить ей, приносил цветы, подарочки. А она даже не брала, брезговала… Я помню, как-то нашла в мусорном ведре целую коробку шоколадных конфет. Их принес тогда господин. А она не захотела.
Прокурор выскочил из-за стола, будто хотел разорвать ее на части.
- Возможно, свидетельница забыла, что эту женщину, которую она сейчас обливает грязью, убили, потом разрезали на куски и сожгли в топке центрального отопления. И сделал это ни кто иной, как "бедняжка" господин Прадье!
Мэтр Гарсия тоже поднялся с места.
- Будет только справедливо, если мы восстановим правду о погибшей. До сих пор ее изображали настоящей святой. Кто изображал? Тот, кто ее не знал. Люди, хорошо ее знавшие, имеют на этот счет другое мнение. И это сейчас доказано.
Тут вмешался председатель.
- У вас еще будет время произнести свою речь, - иронически заметил он. - Пусть свидетельница продолжает давать показания.
- Спросите у нее кстати, - посоветовал адвокат, - насчет милосердия госпожи Прадье, как она делала добро.
Мадам Мелуа пожала костлявыми плечами.
- Да никак. Никогда и не открывала на звонки. Иногда я, как увижу, что это мальчишка какой-нибудь пришел марки продать или просить подаяния для стариков, то и говорю ей: "Может, открыть, это ведь ребенок", - а она ни в какую.
Ольга покраснела, словно бывшая служанка напрямую обращалась к ней, вдруг каким-то чудом догадавшись, что она и была той самой женщиной.
- Тоскливо у них было в доме, она терпеть не могла ни радио, ни телевизора, по вечерам никуда не ходила. Хозяин предлагал взять ее с собой, но она все отказывалась.
- Были ли вы удивлены, узнав, что вашего бывшего хозяина обвиняют в убийстве жены.
Госпожа Мелуа повернула к адвокату свое тощее лицо.
- Не особенно. Я сразу поняла почему; они не подходили друг другу.
Свидетельница вышла, а Ольга проводила ее удивленным взглядом. Неожиданные показания. Она даже почувствовала укол до сих пор дремавшей совести.
- Госпожа Андро.
Ольга вздрогнула, а сосед, завсегдатай процессов, хитро подмигнул ей.
- Хочет вывести ее на чистую воду. Хитрец этот Гарсия! Разрушает образ святой.
Элегантная брюнетка, входившая в зал, была ее лучшей подругой до тех самых пор, пока Ольга не стала ее подозревать в связи с Луи.
- Госпожа Андро, - кинулся в бой Гарсия, - вы были большим другом пропавшей. В последние годы вы не виделись, но я хотел бы, чтобы вы объяснили господам присяжным, каким человеком была Ольга Прадье.
Жанина (Ольга не могла назвать ее иначе) сосредоточилась и начала:
- Во-первых, мне с трудом удается поверить в ее страшную кончину. Наверное, так оно и есть, раз Луи Прадье признался, но все-таки поверить нелегко.
Это заявление вызвало в зале такое оживление, что председатель был вынужден строго призвать к порядку, а прокурор, с презрительной улыбкой на губах, лениво поднялся с места.
- Мне что-то непонятно, какую цель преследует защита. А может быть, наоборот, цель-то как раз явная? Жертву убийства хотят облить грязью любой ценой.
- Позволю себе заметить моему уважаемому собрату, что госпожу Андро никак нельзя заподозрить в желании облить грязью кого бы то ни было, поскольку она сама по своей воле взялась следить за тем, чтобы останки ее подруги были достойным образом погребены.
Услышав это, Ольга была поражена. Так, значит, у нее будет могила? И место на кладбище?
Прокурор со злой усмешкой сел на свое место. Нет, решительно сегодня удача изменила ему.
- Ольга Прадье, - сказала Жанина Андро, - была такая скрытная, ревнивая, вечно всем недовольная. Когда выяснилось, что она исчезла, я подумала, что она, наверное, сбежала и никто никогда ее не найдет!
Жанина обернулась к Луи Прадье, а он опустил глаза под взглядом этой женщины, которой, казалось, была известна вся правда.
- Ее убили, но я совершенно уверена в том, что не ее избрали жертвой, а, наоборот, она сама сделала все для того, чтобы толкнуть мужа на этот роковой шаг.
Председателю суда снова пришлось наводить тишину:
- У меня нет особых причин защищать Луи Прадье. Он был мужем моей лучшей подруги, не более. Ольга не захотела дружить со мной, потому что считала, будто бы ее муж за мной ухаживает… С тех пор я у них больше не бывала. Но я прекрасно помню, что за жизнь была у этой пары, их постоянные раздоры. Моя подруга - а она все еще остается моей подругой - так и не смогла понять своего мужа, а он раздражался от того, что она замыкалась в себе и особенно от того, что с ним обращались пренебрежительно. Потом я узнала, что она устраивала ему отвратительные сцены, обвиняла в изменах, а затем, чуть успокоившись, могла целыми неделями его не замечать. В общем, Ольга была просто несносна. Я даже думала, что она получает если не удовольствие, то, по крайней мере, какое-то удовлетворение, сознавая себя несчастной. Она не часто жаловалась, но иногда в одном-единственном слове, во вздохе или взгляде таится море страданий. Я знала ее еще до замужества. У меня здесь есть даже…
Жанина открыла сумку.
- У меня здесь письмо, написанное ею, еще когда она была молоденькой девушкой. Она пишет, что отец в ярости отвел ее к врачу, а тот нашел у нее манию преследования. В письме она смеется над этим диагнозом. Это, конечно, всего лишь письмо, но я готова, если нужно, передать его в руки правосудия.
Секретарь суда подошел, взял письмо и положил его перед председателем.
- Надо было бы провести экспертизу почерка, - ядовитно заметил прокурор.
- Не нужно, - сказал Гарсия. - Мы не настаиваем, чтобы его приложили к делу. Но здесь не найдется никого, кто бы усомнился в том, что письмо подлинное.
В зале засмеялись.
Ольга даже не заметила, когда Жанина вышла из зала заседаний. Она смотрела куда-то вдаль, поверх голов председателя суда и присяжных. Порой во время допроса некоторые жестокие слова задерживались в ее сознании, но тут же исчезали в забытьи, куда канули и пламенные речи мэтра Гарсии.
- Долго они не задержатся, - сказал сосед.
Она увидела, что места присяжных и судей опустели. Пуст был и стул обвиняемого.
- Больше десяти не дадут, - услышала она. - Эта Андро не растерялась.
Ольга чуть не заплакала. Сейчас никак нельзя было выйти, но ей хотелось скорее уехать в Сан-Рафаэль, забыть все это, вычеркнуть из своей памяти Ольгу Прадье.
- Вон они идут, - вставая, сказал сосед.
Она с трудом поднялась. Ноги были как ватные. Как во сне слушала она вопросы председателя, потом вдруг наступила тишина, и люди начали расходиться.
- Я ничего не слышала, - сказала она соседу.