Джулиан знает, что в Нью-Йорке все считают, будто быстро это и есть хорошо. Все любят распоряжаться, учат вас делать вашу работу и думают, что это и есть контролировать ситуацию. Люси хочет, чтобы он как можно быстрее возобновил поиски, но она понятия не имеет, к чему они могут привести. Да Джулиан и не хочет этого. Он наливает Лоретте воды и насыпает корма, достает себе из холодильника еще одну банку колы, а потом звонит Рою Шенку в "Красное такси". Теперь пора от нее избавиться; он уже побывал из-за нее в единственном месте на свете, которого боится, почему и был этот то ли нервный срыв, то ли галлюцинация. Он сказал ей, что Эрроу особенный пес, он работает по ветру, и это чистая правда. Не сказал только, что еще это называется "работать по трупам". Эрроу не волнуют звук или запах, он различает только живое и мертвое.
В отличие от Лоретты, которая, оставаясь одна, скулит и спит на постели Джулиана, Эрроу никогда не лижет ему руку и не терпит нежностей. Когда Джулиан приносит ему обед в большой металлической миске, Эрроу смотрит в сторону и, какой бы ни был голодный, не притрагивается к еде, пока Джулиан не уйдет. Иногда вечерами, когда Джулиан готовит себе в кухне перед телевизором ужин или разогревает пиццу, вдруг находит такая тоска, что ему не сидится на месте. Тогда он выбрасывает пиццу в ведро и идет к собачьей будке. Эрроу никогда не дает понять, что знает о его присутствии. Ночью, когда светит луна, собаки предпочитают одиночество. Будь у него хоть какой-то шанс, Эрроу сбежал бы подальше от своей будки, и только его бы и видели. Джулиан это понимает, ему и самому иногда этого хочется: бежать, не оглядываясь, подальше от любой клетки, бежать со всех ног.
Это желание возникает у него сразу, как только он выходит за дверь. Тут все еще хуже, чем он ожидал: Люси в машине плачет. Слезы у нее до того горячие, что на щеках от них остаются красные полосы, будто это ожог от спичек. Джулиан подходит и встает рядом с наполовину поднятым стеклом.
- Не надо, - говорит он.
На подъездной дороге появляется "Красное такси" и сигналит. Эрроу встает на задние лапы и бросается на ограду.
Теперь, когда Люси заплакала, ей никак не остановиться. Она думает о заблудившихся детях, которым указывают дорогу только звезды в небе. Думает о мальчиках, пропавших навсегда, запутавшихся в траве, не выбравшихся из канавы, чьи маленькие тела вода вымывает в море, где рыбы дочиста объедают их кости.
Джулиан открывает дверцу, но Люси сидит неподвижно. Джулиан в отчаянии поднимает голову и видит Эрроу, который продолжает рычать и скалиться.
- Посмотрите на него, - говорит Джулиан и ждет, пока она посмотрит. - Это пес-маньяк, и разрешите вам кое-что объяснить про маньяков. Они видят и слышат то, чего больше никто не умеет. Поэтому этот пес отыщет вашего мальчика.
Не успевает он закрыть рот, как уже понимает, что поздно поворачиваться и бежать. Он никогда ничего не обещает, и, хотя он сейчас не сказал, что мальчик найдется живой или мертвый, лучше бы он держал язык за зубами. Вот что бывает, когда у тебя день рождения третьего мая, в самый мерзкий месяц в году. Все то, что ты сделал, что ты любил или хотел, начинает тебя преследовать. А если вдруг возле твоего дома, в машине под кипарисом женщина начинает плакать, то в самом деле можно поверить, пусть ненадолго, что ты еще способен любить.
- Не плачьте, - говорит Джулиан. - Даже не думайте об этом.
Люси поднимает на него глаза и кивает, а потом ладонями вытирает лицо. Вместе они идут к такси, которое стоит с невыключенным движком, а над ними в замершем воздухе кружат кречеты. Размах крыльев у них такой, что если лечь в их тени на дорогу, то они заслонят от солнца и взрослого человека. Когда такси трогается с места, Люси изо всех сил пытается следовать совету Джулиана. Вокруг них поднимается небольшая пыльная буря и остро пахнут лавры. На заднем сиденье такси Люси думает о совершенной чепухе: об абрикосах, персиках и сливах, фруктах, до того вкусных, что еще не укусишь, а уже чувствуешь их сладость. А потом она не успевает остановиться, и мысль ее перескакивает на желание, которое живет у тебя внутри и все-таки от тебя отдельно, выныривая на поверхность без спросу, когда захочет само, при жарком полуденном свете, когда ты его совершенно не ждешь.
Глава 4
В разгар дневной жары, когда стрекозы, чтобы не обжечь крылья, садятся на воду, самый скверный мальчишка в городке Верити пробирается по дренажной канаве вдоль подсобной дороги, которая идет от федерального шоссе до площадок для гольфа. Воды в канаве не было с самой зимы, на дне в ней только пыль и черные жабки. Каждый раз, когда канава проходит под перекрестком и нужно нырять в черный бетонный тоннель, сердце у мальчишки колотится, заглушая гул машин над головой. В горле у него комок размером с мячик для гольфа, так что ни охнуть, ни вздохнуть. Нос обгорел, спина и плечи покрылись волдырями. Девочка у него на руках снова уснула; голова ее прикрыта от солнца его футболкой, а ноги болтаются и колотят его по животу. Каждый раз, когда на подсобной дороге показывается автомобиль, мальчишка застывает на месте, но, похоже, никто его не замечает. Стекла во всех этих машинах подняты, кондиционеры включены на полную мощность. Они пролетают мимо, как ветер, вспугивая птиц в придорожной осоке, несутся так, что на расплавленном асфальте за ними не остается следов.
Мальчишка уже осознал, что ребенок - это проблема, потому что о ребенке нужно заботиться. Ребенок виснет у тебя на руках, хнычет, ждет, чтобы ты принес ему еды и воды. Обнимает тебя за шею, прижимаясь горячей щекой и засыпая в полной уверенности, что, когда проснется, все будет хорошо. Самый скверный мальчишка в городке Верити сел бы в дорожную пыль и заплакал, не будь он так обезвожен. Он сейчас весь как порох, и он крепкий мальчишка. Если бы кто-нибудь тронул его за плечо, он цапнул бы за руку, а уж потом кинулся бы прочь. Сейчас все, что когда-то было с ним, исчезло. Для него нет ни "раньше", ни "потом". Он помнит и знает только ослепительный свет солнца, спокойное, ровное дыхание ребенка и биение своего сердца.
Как волк, он идет назад, туда, где раз уже нашел пищу. Девочка проснется, увидит, что он для нее раздобыл, и начнет улыбаться и гукать; она разомкнет пальцы и отпустит его шею, пока будет есть. Они сядут в густой зеленой тени и напьются апельсиновым соком или холодным кофе, тем, что найдется в выброшенных стаканчиках, а потом набьют животы и будут сыты, а пальцы станут сладкими и липкими. Ему так хочется поскорее добраться до мусорного бака, верней, до его содержимого, что мальчишка пускается бегом, хотя бежать с ребенком на руках тяжело. Девочка крупная; на руках и на ногах у нее красные расчесы на месте комариных укусов. Грязная она жутко, но пахнет от нее чистотой. Дыхание у нее во сне легкое, веки трепещут, как будто она все видит с закрытыми глазами.
Дренажная канава заканчивается, видно пирожковую под вывеской "Счастливый удар", и мальчишка без сил садится на землю в высокой траве. Просыпается девочка, и он расцепляет на шее ее пальцы и усаживает малышку рядом с собой. Однако едва он собирается встать, как она крепко хватает его ручонками за ногу и не отпускает. Парнишка выжидает, а когда она отворачивается, быстренько от нее отъезжает, но она ползет следом, не отстает. Она не желает, чтобы он ее оставлял. Выбора у него нет, и приходится с ней на руках идти через дорогу на виду у всех проезжающих машин. Он бегом бежит к площадке для мусора, усаживает ребенка на поребрик, а сам подползает к баку и встает, чтобы открыть крышку. Найдя первый огрызок пирожка, он стряхивает с него красных муравьев и, пригнувшись, возвращается к девочке. Та хватает огрызок обеими руками и принимается есть, причмокивая от жадности. Пока она занята пирожком, мальчишка пробирается к баку, где начинает обыскивать все подряд пластиковые стаканчики, срывая крышки, руки у него дрожат. Наконец он находит полстаканчика кофе, залпом выпивает, и это самый лучший кофе в его жизни, и пусть на ободке краснеют следы от губной помады.
Жара такая, что воздух потрескивает. Если не считать этого звука и шума время от времени проезжающих мимо машин, то вокруг стоит полная тишина. Птицы не такие дурные, чтобы летать в такое пекло, насекомые давно попрятались по своим норам, которых полно в здешней песчаной почве. Шеннон смотрит из кухни закусочной сквозь сетчатую дверь. Поверх футболки и шортов на ней розовый передник, длинные волосы собраны в конский хвост. После школы и по выходным она работает в "Счастливом ударе" на кассе, а сейчас доедает мороженое и думает о себе. Она думает, не наваждение ли мешает ей в последнее время жить своей жизнью. Как она мечтала вырваться из этого городишки, а теперь не может расстаться с лавандовым деревом, и сердце каждый раз разрывается на части, когда она уходит от него. Сегодня большую перемену пришлось просидеть в классе, потому что учитель математики заставил ее делать домашнее задание, и теперь внутри до того пусто, как будто она пропустила что-то самое важное. Не то чтобы она считала, будто дерево ее ждет, но у нее все равно такое чувство, будто она совершила предательство. Ей почти всерьез кажется, что дерево скучает, и печаль поселяется без нее среди ветвей, и птицы летят прочь.
Как она дальше будет жить, если ее никто не понимает? Мать до сих пор готовит ей обеды по всем правилам здорового питания и трогает лоб, проверяя, нет ли температуры. Бабушка подсовывает витамины группы В с железом, как будто витамины могут помочь. Она настолько привыкла скрывать свои чувства, что, увидев детей на мусорной площадке, не подает виду. Она продолжает жевать мороженое, стоя, как и стояла, прямо и держась за сетку одной рукой. Но в глубине души она мгновенно чувствует, что происходит что-то очень серьезное. Шеннон давно научилась действовать тихо, потому что это единственный способ жить своей жизнью в крохотном домике, с матерью, которая каждый чих принимает за пневмонию. Беззвучно Шеннон отходит от двери, достает из холодильника молоко и наливает полный стакан.
- О нет, - поддразнивает ее Мори, начищая противень. - Только не рассказывай мне, что ешь одну здоровую пищу. Ты же не такая, как твоя мать.
Именно так про себя и думает Шеннон и страдает оттого, что так думает. Она любит свою мать, она ее обожает, она просто не хочет быть на нее похожей.
- Нехватка кальция, - отвечает Шеннон.
Ухмыльнувшись, она хватает два шоколадных пончика, посыпанных сахарной пудрой, а потом возвращается к двери. На вид мальчишке лет тринадцать-четырнадцать, он высокий, тощий и грязный с ног до головы. Сестра у него совсем кроха; голова у нее прикрыта какой-то тряпкой, а руки в чем-то перепачканы. Шеннон толкает дверь ногой и выходит на заднее крыльцо. Так она делала дома, когда родители еще жили вместе, и там к ним на задний двор заглядывал олень; мальчишка замечает ее и убегает с ребенком на руках, когда ей до них остается всего несколько шагов. Тогда она оставляет пончики и молоко на ступеньках. Она о чем-то сосредоточенно думает - язык у нее прикушен, как всегда, когда она слишком задумывается, - и спиной, на цыпочках, медленно возвращается в кухню.
Мальчишка слышит стук закрывшейся двери. Он оглядывается, повернув голову точно тем же движением, как оглядывался среди высокой травы олень у них на заднем дворе, и замирает как вкопанный. Кроха, которая вцепилась в его джинсы, начинает тоненько подвывать. Ему видно через сетку Шеннон: видно розовый передник, видно профиль, когда она протягивает руку, останавливая раскачивающуюся дверь, чтобы та перестала скрипеть. Они смотрят друг на друга - она из-за двери, а он с дальнего края стоянки, где плавится асфальт и волны горячего воздуха трепещут, как крылья бабочки. В кухне шипят противни, брошенные в мойку с мыльной зеленоватой водой. В воздухе висит густой запах масла, и так жарко, что можно упасть в обморок. Шеннон облизывает губы. Когда-нибудь она будет жить там, где в октябре по утрам заморозки и небо оранжевого цвета. Но сейчас на улице тридцать семь градусов, и в такую погоду молоко может скиснуть за несколько минут. Поэтому Шеннон отходит от двери и идет за кассу. Через час, уверив мать, что не простудилась, а румянец у нее на щеках не от высокой температуры, а от жары, Шеннон возвращается в кухню. Она выглядывает на крыльцо и видит, что стакан пустой, пончики съедены, а на ступеньках следы сахарной пудры, которые исчезнут сразу, как только стемнеет и еноты выберутся из леса.
На следующий день, когда сгущаются сумерки, в "Счастливом ударе" пусто, и только несколько мальчишек из старшей школы пьют пепси за стойкой и глазеют на Шеннон, которая пересчитывает долларовые бумажки в кассовом ящичке. Люси сидит в "мустанге" с выключенным кондиционером, потому что отбуксировавший его накануне Марти посоветовал сначала сменить радиатор. Через окно ей видно, как мальчишки дуют на бумажные обертки от соломин, гоняя их по прилавку, чтобы привлечь внимание Шеннон.
Люси сидит здесь, хотя прекрасно знает, что Кейту хватит ума не приходить сюда больше, а если он и придет, то при виде ее машины побежит в обратном направлении. Ей нисколько не легче на душе оттого, что она находится там, где его видели в последний раз; воздух стал оранжевым и мягким, но вид у пустынной парковки зловещий, асфальт похож на воду огромного, черного моря.
Люси выходит и идет в пирожковую, где устраивается у дальнего конца стойки.
- Сейчас я к вам подойду! - кричит ей из-за кассы Шеннон.
С того момента, как Кейт пропал, нервы у Люси будто обнажены, она остро чувствует такие вещи, о которых раньше не подозревала. Флуоресцентные лампы горят чересчур ярко, мелочь, брошенная на пластиковый прилавок, грохочет, отдаваясь звоном в ушах. Думает она о том, хорошо ли ей будет обнимать шею Джулиана Кэша и хорошо ли ему будет держать ее за талию. Может, она испугается, услышав стук его сердца? Может, струсит и убежит? Люси так старательно пытается о нем не думать, что не замечает, как из кухни появляется Джейни и начинает вытирать полки за стойкой.
- Вы берете что-нибудь, ребята? - спрашивает Джейни у мальчишек. - Или вы зашли посидеть под моим кондиционером?
Она работает с пяти утра и едва держится на ногах, но выглядит все равно потрясающе.
- Они только что заказали еще пепси, - отвечает за них Шеннон.
- Ну конечно, - говорит Джейни. - Значит, они пришли попить.
Потом она узнает Люси, которую ей два раза Китти показывала в супермаркете, и говорит дочери:
- Я сама ее обслужу. А ты давай заканчивай.
Джейни наливает две чашки кофе и идет с ними в дальний конец стойки.
- Это вы боитесь попугаев, - говорит Джейни, ставя перед Люси кофе.
- Я думала, это вы их боитесь, - говорит Люси.
- Нет, - говорит Джейни. - Я их раньше боялась. Теперь вы.
Джейни отходит к закрытым подносам, берет сладкий пирожок с джемом и приносит его Люси на белой фарфоровой тарелке.
- Вы такие любите, правда?
Люси удивленно кивает.
- Вы ведь знаете, как дразнят мою мать, - говорит Джейни. - Длинный Язык.
Мальчишки все подходят к кассе расплачиваться за пепси. Наверное, Шеннон самая красивая в классе, но мальчишки ее не интересуют; она просто выдает им сдачу, а когда они мрачно направляются к выходу, кричит матери:
- Мам, закрываемся.
- Иди вперед, подожди меня в машине, - отвечает Джейни и снова поворачивается к Люси. - Кто бы мог подумать, что у такой, как я, будет такая умная дочь? Вот и поди пойми.
Когда Джейни смеется, она запрокидывает голову. Люси видно три родинки: две слева на щеке и одну на шее возле плеча. Люси пытается представить себе Джейни с Джулианом, но безуспешно: трудно найти людей, которые подходили бы друг другу меньше, чем эти двое. Рассматривая Джейни, она начинает сомневаться в себе. Зачем только подстриглась так коротко, с ума, что ли, сошла. Тогда она думала, что по жаре так удобней, а совсем не о том, как будет выглядеть.
- Я слышала, у вас масса проблем с вашим мальчиком, - говорит Джейни.
- Попробую-ка угадать, - говорит Люси. - Вы говорили обо мне с Китти.
- Точно, - говорит Джейни.
- Как мило. - Сама не понимая почему, Люси вдруг чувствует себя как на ринге.
- Это, знаете ли, я увидела вашего мальчика, - говорит Джейни. - Вообще-то я его не виню, что он сбежал от всех своих неприятностей, хотя, по-моему, зря он взял девочку, правда? Да не волнуйтесь, я не рассказала матери про ребенка, так что она ничего не знает. Я сказала про нее только Джулиану.
Люси отодвигает чашку. Она чувствует, что краснеет.
- Вот оно что, - говорит Джейни.
Она улыбается, но улыбка ее напоминает кошачью - не знаешь, то ли есть она, то ли нет.
- Что вы этим хотите сказать? - спрашивает Люси.
- То, что и сказала, - кивает Джейни. - Когда-то я была на вашем месте. Теперь, значит, вы.
Люси убирает со стойки руки. Она чувствует, как на запястьях пульсируют жилки.
- Я не знаю, что вы подумали, но вы ошибаетесь.
- Надо же, - говорит Джейни. - Ничего я не ошибаюсь. Я думала, вы тут в обморок упадете, когда я назвала его имя. Мало кто поймет вас так, как я. - Люси в ответ хлопает глазами, и Джейни нетерпеливо встряхивает головой: - Я о том, как к нему тянет. Не устоять.
Джейни не уверена на сто процентов, что угадала, пока не видит реакцию Люси: та смотрит до того виновато, что можно подумать, будто это преступление. На минуту Джейни становится стыдно за то, что она поставила Люси в неловкое положение. Ревность незнакома Джейни, как-то не довелось ей ревновать. Да и Джулиан ей больше не нужен. Она просто вспомнила, что было раньше. До того вспомнила, что горло перехватывает.
- Знаете, что я думаю? - Люси встает, вытягивает из кармана джинсов доллар и бросает его на стойку. - Я думаю, вам с Китти лучше выбрать другой объект для бесед.
- Эй, я не хотела вас обидеть, - говорит Джейни.
- Неужели?
Люси идет к выходу, и ее всю трясет. На улице она останавливается и роется в сумочке в поисках ключа от машины. На самом деле ее задели не столько слова Джейни, сколько своя реакция; что-то в ней, значит, такое сидит, а она даже не знает что.
- Погодите минуточку, - зовет ее Джейни.
Она выходит из кафе и направляется к Люси, но та, с сумкой под мышкой, спешит к машине.
- Ладно, - говорит Джейни. - Бегите.
Тогда Люси останавливается и поворачивается к ней.
- Думаете, я вас боюсь? Думаете, мне есть дело до того, что вы скажете?
- Одного мужчины никогда не могут понять, - говорит Джейни. Она подходит к Люси. - На самом деле нам наплевать, как они выглядят. Они этого не понимают, ведь им-то не наплевать, но нас заводит совсем другое. Я знаю, что чувствуешь, когда Джулиан тебя хочет.
Люси наконец находит ключи и так их сжимает, что ключи врезаются в ладонь.