7
Отец потребовал, чтобы она вернулась домой в два часа дня для "разговора". Самое неудобное время - день будет разбит, словно один из дурацких глиняных горшков с цветами, заполнявших все подоконники и которые она смахивала время от времени на пол, а мать безропотно убирала осколки, землю и остатки растений, скрывая эти маленькие домашние катастрофы от приходящей прислуги.
Хоуп избегала конфронтации с отцом в последние годы, и он, казалось бы, смирился с этим, оберегая и свою, и ее нервную систему от дополнительных стрессов. Остаться с ним наедине, лицом к лицу было для нее тяжким испытанием, и к приближению намеченного часа она успела взвинтить себя до предела.
Она трижды переодевалась, стоя перед зеркалом, отражающим ее во весь рост, сама смутно представляя, какого эффекта хочет добиться. Первая блузка показалась ей чересчур детской, вторая - слишком соблазнительной. Она остановила свой выбор на голубой майке и желтой юбке спортивного фасона, а волосы откинула назад и собрала в хвост. Стандартно, молодежно, но и не вызывающе. Потом, к встрече с женихом, намеченной на пять часов, она сменит наряд.
Древние напольные часы отбили два, и она тотчас переступила порог библиотеки. Билл уже успел комфортно расположиться на обитом кожей диване, развернув перед собой "Бостон глоб", естественно, на страницах деловой хроники.
- Я здесь, - прошелестел ее голосок.
Он аккуратно сложил газету и положил возле себя, чтобы вновь вернуться к чтению после обременительной, но важной беседы.
Хоуп присела на стул, скрестила ноги и постаралась унять нервную дрожь, предательски выдававшую ее настроение.
- У тебя нет причин так нервничать, - сказал он. - Я ведь все-таки твой отец.
Хоуп выдавила, как крем из тюбика, на лицо понимающую улыбку. Он напомнил ей о своих родительских правах, и в этом нет для нее ничего опасного.
- О чем ты хочешь поговорить со мной?
Билл вдруг рассмеялся.
- Я и вправду воспитал в тебе прямоту. А это качество неплохое. Ты довольна тем, как идет подготовка к свадьбе?
- Да.
Она знала, что чем короче будут ее реплики, тем скорее, к обоюдному удовлетворению, беседа окончится. Все эти приготовления к свадьбе, на которые Аделаида положила столько сил, его ни в малейшей степени не интересовали. Лишь бы бюджет такого мероприятия не вверг его в разорение. Пока расходы не превысили допустимой нормы, он держался в стороне.
- Это хорошо. Твоя мать хлопочет не покладая рук…
- Я знаю.
Он протянул руку, желая по-отечески нежно коснуться ее руки, но Хоуп дернулась и спрятала свои кулаки меж плотно сдвинутых бедер.
Он не обиделся. Так ей показалось.
- Моя девочка выходит замуж… Я знал, что когда-нибудь этот момент наступит, и все равно к нему не готов. Кажется, что еще вчера мы с твоей матерью меняли тебе пеленки, ты училась ходить, а я сажал тебя на колени, подбрасывал в воздух, а тебя это радовало.
Его слова впились в нее, словно осиные жала. Он вспоминал одно, а у нее были другие воспоминания о своем детстве.
- Ты заслуживаешь самой прекрасной свадьбы. Это будет особый день и для тебя, и для нас.
Особый день! Как будто отец облил ее кипятком, и кожа ее мгновенно покрылась пузырями. Хоуп понимала, почему у нее не было другого выхода, кроме как склонить голову, подобно жертвенному барашку. Весь ее короткий жизненный путь приводил ее к этому жертвоприношению. Прошлое доставляло ей мало радости, ну а будущее представлялось совсем свинцово-мрачным.
Билл набил трубку душистым табаком, раскурил ее и окутался таким привычным дымом.
Если бы ей удалось пройти вспять тысячи дней обратно в детство и все поправить!
Когда-то она сказала Джеку, целуясь с ним в его машине: "Мне нравится запах твоего табака. Он напоминает мне папу".
Он воспринял это без обиды, как должное.
"А я полюбил тебя еще сильнее после того, как ты это сказала. Другие женщины - а я целовался с ними, прости, если сможешь, - заявляли, что не переносят запах трубочного табака".
Он такой искренний, ее Джек… и непробиваемый в своей доброте и доверчивости. Его нельзя ничем уязвить. Он все прощает…
- Я бы хотел кое о чем предупредить тебя, пока не поздно…
Отец сменил тон, и Хоуп поняла, что они наконец подобрались к цели беседы.
- Тебя люблю я, любит твоя мать, любит Джек. Мы с ним, наверное, потому, что ты единственная женщина в нашем окружении, кто снисходительно относится к нашей слабости - курить трубку. Но… восприми это как шутку, а дальше речь пойдет о вещах серьезных. На пути к твоему счастью есть порог, через который ты должна переступить. Выйдя замуж, ты уйдешь из-под нашей опеки и начнешь самостоятельную жизнь.
"Что ты вертишь вокруг да около? Прекрати!" - хотелось воскликнуть ей, но она сдержала себя. Такие ритуальные словесные танцы совершались и прежде, когда отец уговаривал ее прекратить сеансы у доктора Франка и оборвать связь с Карлом. И каждый раз он начинал с того, что заботится прежде всего о ее счастье, говорил о непонимании между дочерьми и отцами, а потом взрывался, и беседа оканчивалась ссорой.
Темы были изъезжены многими парами колес. Ждет ли ее на этот раз нечто новенькое?
- Думаю, тебе известно, что Кэботы желают, чтобы ты подписала соглашение на отказ от средств супруга. Джим снова мне звонил и опять на этом настаивал. Я хочу быть уверенным, что ты понимаешь значение такого документа и то, почему он так важен для них.
- Мы с Джеком обсуждали эту тему. Ни он этого не хочет, ни я.
Хоуп почувствовала облегчение. Если в этом был смысл разговора, то он закончится быстро.
Она мельком взглянула на часики. Через сорок минут они с мамой отправятся в Бостон на очередной предсвадебный прием - утомительная, но обязательная процедура, устраиваемая в данном случае ее сводной сестрой. Но даже поездка в компании с озабоченной Аделаидой и все дальнейшее было приятнее, чем беседа с отцом. Впрочем, ей предстояли разговоры и потруднее.
Билл снова затянулся, словно набираясь одновременно мужества, выпустил дым и снял очки в черепаховой оправе, открыв дочери взгляд требовательных и безжалостных глаз… но и заискивающих одновременно.
- Я хочу, чтобы ты поставила свою подпись.
На "я" он сделал особое ударение.
- Почему? - Хоуп изучала его лицо и не могла уловить, что крылось за такой настойчивостью. От Джека она узнала, что Кэботы боятся, что в будущем, в случае развода, Хоуп возжелает запустить руку в их трастовые фонды, а главное, хотят таким условием еще крепче сцементировать их брак.
Хоуп не видела в этом ничего унизительного, а тем более опасного для себя. Однако отчаянная решимость в тоне отца заставила ее насторожиться.
- Ты спрашиваешь, почему? Потому что Кэботы не желают, чтобы ты вошла в их семью без этой подписи. В наших обстоятельствах мы вынуждены пойти им навстречу. И, честно говоря, я их понимаю. Тебе повезло по-крупному поймать на удочку Джека после твоей рыбалки с Карлом.
- Карл не рыбак, а ловец крабов, - зачем-то уточнила Хоуп.
Она понимала, что ее поправка в данном случае нелепа. Для ее семьи, да и для всех в округе, такие тонкости значения не имеют. Карл был низшим существом, и неважно, чем он конкретно занимался.
- Ты хоть поняла, что пора прекратить заниматься глупостями…
Отец был предельно осторожен в выборе выражений, хотя имел полное право сорваться на грубость.
Хоуп очень хотелось как-то защитить то, что связывало ее с Карлом, но она знала, что не в силах описать вслух свои чувства к нему и наслаждение, которое он ей доставлял. Хоуп до встречи с ним и вообразить не могла, в какие заоблачные высоты способен увлечь за собой мужчина женщину. И на какие изъявления ответной страсти она способна.
Правда, за такие короткие часы близости - урывками, тайком, - за свидания иногда в самых неподходящих и непристойных местах она расплачивалась жуткими ночными кошмарами. Продолжение их сексуальной связи обрекало ее на проклятие… и здесь, и за порогом земной жизни. Кольцо его сильных рук, сжимающих ее тело - и во сне, и наяву, - надо было разомкнуть, она это понимала. Рано или поздно на это придется решиться, но боль от такого разрыва будет непереносимой.
Отец резко поднялся с места, прошел к камину и уставился в его черный, давно холодный с наступлением весны зев. Он обращал свои слова в эту обложенную кирпичом дыру, а оттуда они отражались эхом.
- Твоя мать и я старались внушить тебе наше понимание жизненных ценностей. Мы возлагали на тебя большие надежды. Мы мечтали, что ты станешь достойным членом общества в широком смысле и того маленького кружка, в котором ты выросла. Мы надеялись, что ты продолжишь наш род. Все наши друзья и знакомые трудятся не покладая рук, чтобы остаться там, где они сейчас, не скатиться с карусели и не оказаться выброшенными на обочину. Мы в меру возможностей помогаем неудачникам, но не собираемся сравняться с ними. Кэботы - такие же, как мы, а их сын Джек - лучшая партия для тебя.
- Джек против моей подписи под соглашением.
- Его родители должны быть уверены, что ты не сбежишь от их сына, отсудив большие деньги в пользу какого-нибудь рыбака.
- Я так не поступлю. Поверь мне.
- Я тебе верю, но они знают тебя меньше, чем я. Так успокой их.
Билл шагнул к дочери, мягко опустил ладонь на ее макушку и пальцами провел по волосам. От этого прикосновения ее пронзила приятная дрожь. Подобная ласка была столь редка с его стороны. Он продолжал говорить, так мягко и так убедительно:
- Этот брак сделает тебя счастливой. Ты должна постараться, чтобы Джек не передумал в последний момент под влиянием своих родителей. Поэтому тебе следует принять их условия, тем более раз ты собираешься жить с Джеком долго и счастливо. Ты выросла в тепле и уюте и пользовалась всеми привилегиями, которые дают ребенку обеспеченные родители. Ты не знаешь, что такое нужда. И не обрекай себя и своих будущих детей на нищенское существование. Не вставай поперек собственной счастливой судьбе.
Высказавшись, Билл направился к книжной полке, вынул несколько томов и извлек из образовавшейся пустоты стакан и бутылку виски, плеснул себе совсем немного и тут же залпом выпил. Впервые Хоуп увидела, что отец пьет неразбавленное виски не за столом и без тоста.
- Если ты останешься с Карлом, то этим убьешь свою мать, - сказал он после паузы, дождавшись, когда крепкий напиток чуть согреет его. А его пробирал холод при мысли, что Аделаида не переживет разрыва дочери с Джеком. - Мы оба не выдержим того, что ты сотворишь с собой… по-прежнему отдаваясь этому… этому…
Воспитание и отеческие чувства не позволили ему закончить фразу. Но ненависть к мачо-португальцу переполняла его. Как избавить дочь от этого недостойного ублюдка? Убить? Если б он мог! Но на его вооружении были только слова.
- Ты можешь закрыть глаза, чтобы не видеть реальное положение вещей, но это приведет тебя к катастрофе. И вся твоя жизнь будет сломана. Тебя подвергнут остракизму в обществе, к которому ты привыкла, и ты познаешь трудности, о которых не имеешь представления. Может, ты думаешь, что проживешь на одной лишь любви, но любовь не пища и даже не воздух. Скоро ты начнешь задыхаться, заключив себя в эту клетку. Романтика скоро кончится, как кислород в баллоне, а нового поступления не будет. Ты сама перекроешь все шланги. Тебе будет недоставать смены впечатлений, интересных друзей, уюта и тепла семейного дома. С Карлом ты будешь лишена всего этого, а с Джеком обретешь все сполна. Ты достойна его любви, и он достоин твоей. Для меня не секрет, как ты была увлечена Джеком прежде… Что же затмило твой взгляд? Ничтожный корыстный любовник? Секс? Разве нет перед тобой примера, как ладим мы с твоей матерью? И это по прошествии стольких лет после нашего медового месяца!
Лучше бы он этого не говорил! Хоуп предпочла бы всю жизнь оставаться незамужней, но только бы не угодить в капкан такого брака. Почему-то она давно пришла к этому убеждению, хотя на то не было каких-то оснований, лишь наблюдения слишком восприимчивого подростка.
- Хоуп, ты сейчас живешь как во сне. Мне приходится будить тебя. Может быть, я поступаю жестко, но настало время возвратить тебя в реальность. Джек - это лучший шанс из тех, какие тебе могут выпасть в жизни. Это твоя великая удача - стать его женой.
Она улавливала подтекст его речи: "Ты ненормальная. Ты уже стала изгоем. Ты накопила столько дурацких тайн, что котел скоро закипит и они выплеснутся из-под крышки, и тогда все узнают, какое в нем варево, если уже не догадываются… Бери то, что плывет в руки, а иначе останешься ни с чем".
Защитить себя от таких доводов Хоуп была не в силах. Проклятая слабость охватила ее, как всегда перед чьим-то натиском. Она лишь пробормотала беспомощно, чувствуя, что вот-вот упадет в обморок:
- Ты, по-моему, больше заботишься о Джеке, чем обо мне.
- Не пори чепуху! - взорвался отец, и тотчас его лицо показалось дочери постаревшим и утерявшим обычное выражение самоуверенности. И ей это понравилось. Она постепенно начала обретать силу и испытала желание поиздеваться над отцом.
- Мне ничего не стоит отказаться от подписи и начать жить с Джеком без благословения его родителей.
- Только через мой труп! - выкрикнул отец. - Опомнись!
Ей не хотелось, чтобы умер кто-то из ее близких, но она и не желала, чтобы за нее делали выбор. А в глубине души ей вообще не хотелось ничего - так она устала. Источники любви или привязанности к кому-либо иссякли. Им требовалась подпитка.
У Пенелопы Лоуренс от усталости уже дрожали руки, когда она заканчивала накрывать стол. Она этому не училась и опыта не имела. Готовые закуски, заранее нарезанные тонкими ломтиками, она купила в магазине, но как все это правильно расположить на столе среди ваз с обязательными белыми лилиями, как сочетать такую снедь с хрустальными бокалами и серебряными столовыми приборами, она представляла с трудом.
Ее даже бросило в пот. А еще надо было заполнить льдом ведерки и опустить туда бутылки шампанского и графины с апельсиновым соком. И уставить сервировочные столики традиционными кексами и тортами, разбросать между ними розы с мерзко колючими шипами на коротких стеблях… Сил и времени ушло на это много, а еще больше было истрачено нервов. Но все должно быть как положено.
На подоконнике размещались ее подарки невесте, завернутые в белую, розовую и золотистую бумагу и уложенные в шикарные коробки.
"Какие роскошные дары ты преподнесла к свадьбе своей сводной сестры!"
Эту еще не произнесенную матерью фразу Пенелопа уже запечатлела в своем мозгу, будто взяв ее из неоднократно виденного фильма. Словно у Пенелопы был выбор! Мать ясно дала ей понять, что этот прием она обязана устроить.
"Это очень много значит для Хоуп", - добавила Аделаида, причем неизвестно с каким подтекстом, но с явным нажимом.
Сама идея такого пиршества выглядела абсурдной. Приглашенные дамы почти поголовно соблюдали различные диеты, и столь обильное угощение, выставленное на стол, могло вызвать у некоторых лишь раздражение. К тому же Хоуп и Джек на свою свадьбу пригласили более трехсот гостей. Они уже получили кучу подарков, в основном столовое серебро, хрусталь, фарфор, тостеры, вазы для икры, наборы полотенец и не менее сотни простыней. Подобное количество постельного белья никакая самая страстная супружеская пара не смогла бы истрепать за годы любовного пыла. Кстати, к каждому комплекту прилагались еще и дубликаты - вдруг парочке захочется среди ночи сменить простыни на другие, того же цвета.
И все-таки Пенелопе пришлось потратить целую неделю, выкроенную из своего драгоценного времени, для организации этой глупой женской вечеринки и на поиски более или менее оригинальных подарков.
Скоро ее квартиру заполнят шумливые женщины, начнут щебетать что-то о переживаниях невесты накануне свадьбы, выпивать без меры, а постепенно пьянея, скатываться на уличный жаргон. И постоянно восхвалять внешние и скрытые достоинства Хоуп.
Пенелопе уже сейчас, еще до прихода гостей, хотелось взвыть от тоски. Она так гордилась своей квартирой на солнечной стороне, с высокими потолками, удобным расположением комнат и видом на Бостонский залив, приобретенной два года назад и оплаченной полностью лишь недавно, что обошлось ей в тысячи часов изнурительного труда в адвокатской конторе. Две спальни, маленькая гостиная и столовая ее вполне устраивали, но не предназначались для многолюдных сборищ. Ей и ее двум кошкам вполне хватало такого пространства. Может, она предпочла бы жить в квартале более современной застройки, без ассоциаций с ненавидимым ею домом отчима и матери на мысу, почти погруженном в океан, но то было ей не по средствам. Женатые пары, объединяя свои деньги, селились где хотели, а она была одиночкой. Даже риелторы, предлагавшие ей квартиры, сразу читали это на ее лице, хотя она была в меру хорошенькой. Они не восхваляли близость детских садов и престижных школ, а упирали на тишину и покой.
Ожил дверной звонок.
Пенелопа взглянула на себя в зеркало. Ей говорили, что она унаследовала генетическую красоту Праттов - каштановые волосы, пышные брови, темные выразительные глаза.
"Ты необыкновенная", - твердила дочке Аделаида, но Пенелопа с детства почему-то чувствовала, что мать кривит душой. Взрослеющая дочь выбивалась из нормы, принятой на пляжах и теннисных кортах Манчестера. Там господствовала мода на блондинок. Городок был заполнен подобными экземплярами с выпирающими вперед бюстами, и Пенелопа все время вспоминала разбушевавшихся свинок из "Скотного двора" Оруэлла.
Хоуп вырастала в совсем другой ауре - всеобщего восхищения. Она выделялась из общего стандарта, однако именно это, в отличие от сводной сестры, привлекало к ней внимание. В чем заключался подобный секрет, Пенелопе не дано было понять. Каких бы высот она ни достигла - и диплома с отличием, и удачной карьеры, - никто ее не боготворил, а успехи принимались как должное, со скудно отвешенной мерой похвал. Для отчима и для клана Лоуренсов старшая дочь Аделаиды всегда была прибившейся чужой овечкой, и ничто не могло повлиять на этот факт.
Изобразив на лице приветливую улыбку, Пенелопа открыла дверь.
Вторжение началось.
Вскоре ее гостиная заполнилась именно теми особами женского пола, каких она себе и представляла, рассылая приглашения по составленному матерью списку. Здесь присутствовало и старшее поколение - приятельницы Аделаиды и Билла, которые знали Хоуп с рождения, женщины с обесцвеченными химией жесткими волосами, с массивными золотыми ожерельями и браслетами на запястьях, в телесного цвета колготках, несмотря на летнюю жару. Губы у них были одинаково покрыты яркой помадой, а облачалось это поколение в блузки на пуговицах, открывающие морщинистые шеи.
Другую группу гостей составляли подружки Хоуп, выпускницы привилегированных частных школ, худые девицы в пестрых брючках или упакованные в обтягивающие юбки от "Лили Пулитцер". Свои шейки они украшали единственной ниточкой жемчуга, не выпячивая богатства родителей, зато к деталям будущего "великого" дня Хоуп проявляли жадное любопытство, вероятно, калькулируя в уме, во что это обойдется. Хоуп была первой из этой стайки, кто выходит замуж, и им надо было прикинуть, как можно организовать собственный путь к алтарю.