Конкурс песочных фигур - Татьяна Краснова 10 стр.


Не успела снова сесть за работу – надо бы добить да и поскорее отправить, – как опять раздался звонок в дверь. Опять, что ли, платить за что-нибудь? Не могли уж сразу взять за все!

В дверях стоял Володя. Он молча, напряженно смотрел на нее, не отвечая на радостное приветствие, стоял на площадке ближе к лестнице, чем к двери, и Карине пришлось шагнуть за порог и перетянуть его за руку в прихожую.

Через прихожую она тянула его уже за обе руки, потому что Володя упирался и, наконец разлепив губы, быстро проговорил, как будто оправдываясь за вторжение, что ее мобильник уже два дня не отвечает, а домофон оказался сломан, подъезд нараспашку, поэтому он взял и вошел. Карина взглянула на мобильник:

– Разряжен, конечно. Не до него было! – а потом, повнимательнее, на Володю: – Ба, ты что, заболел? Или тебя из Белогорска пешком пригнали?

– На электричке. – Володя продолжал говорить коротко, односложно. Вид у него был измученный, под глазами круги. Оказавшись в комнате, он настороженно поглядывал по сторонам, как будто ждал, что из любого угла кто-то выскочит.

– А машина?

– Не на ходу. Подрезали.

– Ну, главное, сам цел-невредим! – Карина сообразила, что стоит посреди комнаты, вцепившись в гостя обеими руками, вместо того чтобы привечать и потчевать, как положено. – Слушай, давай располагайся без церемоний! Можно, я еще минут десять не буду за тобой ухаживать? Мне надо кровь из носу добить вот этот материал – пока он меня не добил вконец.

Она уселась перед экраном, приветливое лицо сразу стало сосредоточенным – и тут же полностью погрузилась в свой текст. Володя смотрел на это превращение, постепенно осваиваясь, занимая больше места, чем краешек дивана, и все еще не совсем веря, что Карина оказалась дома, что она действительно завалена работой, и на него не выскочит ее какая-то неведомая личная жизнь, и – главное – что она ему рада.

Через десять минут, перекрестив экран и отправив материалы по электронной почте – поскорее, пока опять что-нибудь не стряслось! – она повернулась к Володе и, сияя, начала с облегчением объяснять, как все это было ужасно и наконец кончилось. Глядя, как она летает из кухни в комнату, принося чайник, чашки и пересказывая всякую всячину о шоколаде и сладостях из своих переводов, Володя и сам если не начал улыбаться, то хотя бы перестал хмуриться. Просчитанные и вполне возможные варианты – от ворот поворот и ворота, вообще запертые, – превратились в не совсем реальное гостеприимство за полукомпьютерным, получайным столиком в не совсем типичной комнате – с большими разноцветными изображениями сказочных цветов и зверей по стенам и огромным, во все окно, нарисованным солнышком.

– Карин, я приехал сказать – а до этого звонил, чтобы тоже сказать… – начал он, чтобы не было никаких недоговоренностей. Карина сдвинула брови и протестующе махнула рукой, но Володя все равно продолжил: – В общем, я приехал сказать, что согласен быть твоим выходным днем. Пусть все остается на твоих условиях, меня все устраивает, я постараюсь не лезть ни в твои дела, ни в…

Тут Карина замахала руками более энергично, велела прекратить и заявила, что не хочет больше ни заводить ссоры, ни говорить о ней.

– Приехал – и замечательно! Рассказывай теперь, как у тебя дела. А может, мяса хочешь? Что это я тебя шоколадками кормлю! У меня же есть прекрасная курица-гриль, из кулинарии внизу. Готовить, понимаешь, совершенно некогда… Да, комната нестандартная – хозяин художник-декоратор, а обо мне обстановочка ничего не скажет, можно не присматриваться. И живности никакой не могу завести – даже говорящего сверчка в банке… – Она болтала что попало, стараясь хоть как-то снять напряжение, идущее от Володи волнами.

– Но ты же можешь хоть что-то сделать по-своему, ты же здесь живешь! – удивился Володя. – Я, когда один остался в доме, сразу все переделал – теперь только библиотека, как была, и зеленая гостиная. Хотя там и мебель уже другая, и камин перекладывали…

– Да я привыкла, – ответила Карина, радуясь, что он заговорил человеческим голосом. – Меня не раздражает. Зверюшки как раз для нас нарисованы, для Иринки. Она приезжает – еще дорисовывает что-нибудь. А Кандинский вообще мой старый дружище, вдохновляет на подвиги.

– Вот это может нравиться? – снова удивился Володя, глядя на репродукцию с летящими разноцветными кусочками – Карина прицепила ее над компьютером. – То есть тебе это нравится?

– Ну, это очень похоже на то, что у меня в голове, когда там и иностранный текст, и русский вариант, и куски из словарей – все вперемешку, но направлено в одну точку – на чистую страницу и сейчас уложится там стройными рядами… из хаоса – в гармонию… непонятно, да?

– Мне понятно, что это лоскутное одеяло вертится в стиральной машине, – признался Володя. – Ну, будешь говорить – "а еще сын художника"?

– Еще как буду! На Белой Горке куча трактатов об абстрактной живописи, хоть обчитайся… А хочешь, покажу прикольные картинки? Вот в компе – все мое!

И начала предъявлять всевозможных медведей-"преведов", одновременно замечая, что все время передвигает Володю по комнате вручную – вот и сейчас повернула его за плечи к экрану, а одну руку зачем-то на плече оставила, в то время как другая щелкает мышкой. Наверное, это оттого, что комната маленькая и так проще ориентировать человека в незнакомом пространстве, чтобы он не натыкался ни на что. И еще хочется его растормошить, такого дикого! Ведь позади уже все катастрофы! На работу возьмут! За Иринку будет чем заплатить! И выходные наконец настанут, самые настоящие!

И Володя уже улыбался, глядя и на "преведов" – "вот это доступно моему восприятию!", и на нее, снизу вверх, – когда зазвонил телефон. Не разряженный мобильник, а большой плотниковский телефон. Так по-хозяйски зазвонил, что Карина вздрогнула. И заговорил он голосом Ильи.

– Да, все нормально, – однотонно отвечала она. – За квартиру плачу, за свет тоже. За домофон собирали сегодня. Нет, больше ничего нового. – И с отчаянием смотрела, как лицо Володи, не сводящего с нее глаз, приобретает такое же нейтральное выражение.

– Как ничего нового? А как Иринка? Опять нормально? – Илья в трубке орал во весь голос, хотя, конечно, слышала его только Карина. – А, ты не одна? Я не вовремя? – Да, он всегда очень быстро соображал. – Ну, извини. Я, может, скоро приеду, может, через недельку – я позвоню еще.

– Хозяин квартиры, легок на помине, – сказала Карина, кладя трубку и натыкаясь на такое же молчание, как на лестничной площадке, – как будто это не они только что шутили, терзали курицу…

Володя тоже очень быстро соображает и тоже понял, что она – не одна. Но ведь она по большому счету не погрешила против истины! Илья действительно хозяин квартиры, и только!

– Я пойду, – засобирался Володя, не глядя на нее. – Извини – ворвался, работать помешал, и вообще – отдыхать в воскресенье…

– Вот ты меня и застукал, и увидел, чем же я на самом деле занимаюсь по воскресеньям, – невесело усмехнулась Карина. Нечеловеческая усталость вдруг навалилась, как и положено. Откуда только что брались силы болтать, суетиться, тормошить этого сухаря! Если он так и не увидел, как она ему рада, ей, кажется, больше не извлечь из себя ни капли радости.

Володя топтался, посматривая в ее погасшее лицо, казавшееся в полутемной прихожей совсем сумрачным.

– Тебе нужен ноут, – вдруг сказал он. Карина не поняла, он пояснил: – Ноутбук. В непредвиденных случаях ты все равно могла бы приезжать – и дочку бы увидела, и у меня хоть поела бы нормально, и переводы свои сделала бы точно так же.

– Еще не хватало таскаться с чемоданом, – скривилась Карина, но Володя, забыв, что он уходит, начал объяснять, что чемодан – это прошлый век, что бывают совсем маленькие ноуты, и легонькие, не больше килограмма.

Глядя, как он старательно показывает размер, взяв с полочки книжку – вот такой, не больше и не толще! – Карина задумчиво склонила голову, а Володя вдруг протянул руку и отвел упавшую светлую прядь с ее лица – как будто по голове погладил. А она взяла и ткнулась лбом ему в плечо – они стояли совсем рядом, и получилось как-то само собой. "Как Кошаня, – подумала Карина, – сейчас ухвачусь за шею и не отпущу".

И тут же прежняя радость вернулась, как приз за сегодняшние, вчерашние и все былые мучения. Чего же они, такие взрослые, так топчутся, так боятся – то ли себя, то ли друг друга! Кто между ними все время стоит – люди-невидимки, что ли, бывшие мужья, жены? Илья из телефонной трубки? У нее волосы пахнут летом, а он даже поцеловать их не решается – даже в макушку, как она Иринку целует! А его рубашка пахнет соснами – и правда лесной… Неужели их фиктивный роман таковым и останется? Неужели он так и будет всерьез выполнять какие-то условия, думая, что они кому-то нужны? Но он всегда такой прямолинейно-серьезный – он будет, наверное!

И, улыбнувшись, шепнула:

– Володенька, хочешь увидеть циклопа?

Она притянула к себе его голову, прижалась носом к его носу и увидела огромный серый глаз, весь в лучиках, разбегающихся от зрачка, и в длиннющих ресницах, тоже разбегающихся, как продолжение лучиков. А ежик волос под ее ладонями оказался неожиданно мягким, как мех, а глаз – веселым, наверное из-за лучиков.

– Мне пора.

Происходило что-то нереальное, как тогда, с исчезновением переводов. Этого не могло быть, но Володя освободился от ее рук, осторожно ее отодвинул – или отодвинулся сам – и шагнул к двери. И глаза совсем не были веселыми – Карина их не видела, потому что он на нее не глядел, но это было так. А она все смотрела – в упор, обескураженно – и даже невольно дернулась к выключателю, чтобы при свете лучше понять, что творится.

– Куда пора? – глупо спросила она.– На последнюю электричку, – ответил он голосом таким ровным, что внутри ее все перевернулось, и опять глядя в сторону. – Спасибо за ужин и за то, что оказалась дома. Если бы я тебя сегодня не увидел… В общем, мне это было важно. Ты заряди мобильник. Я позвоню.

Карина до конца прослушала топот ног по лестнице. Постояла у открытой двери, как будто плохо что-то поняла и надеялась, что сейчас поймет лучше. Потом закрыла дверь, походила по комнате, поискала зарядку, взяла мобильник, подключила. Потом снова взяла мобильник, открыла самое начало телефонного справочника – Аня, Володя, Иринка – и стерла Володю.

В голове – ни одной мысли, потому что все предельно ясно. Это опять было то, что само решает, когда и в чью судьбу вмешаться. И сопротивляться бесполезно, потому что все уже произошло.

На абстрактной картине, как из хлопушки, летел пестрый ворох клочков и кусочков, на которые распалась и рассыпалась ее жизнь. Карина, неподвижно сидя на диване, могла только глядеть, как их куда-то уносит. А хуже всего было то, что обвалился не только мир вокруг, а и сама она распалась на молекулы, на кусочки мозаики, и должно пройти время, прежде чем они снова сложатся во что-то целое. Совершенно непонятно, во что, как это будет – она без Володи, ее выходные без Володи, ее жизнь без Володи. Пока оставалось только замереть в эпицентре урагана – той точке ложного спокойствия, с которой отчетливо видна катастрофа вокруг.

Когда же появились мысли, Карину поразила собственная собранность, отсутствие расслабляющих эмоций. Да, она сделала круг и вернулась к началу: у нее есть только Иринка и собственные силы. Больше ничего нет, и если она сейчас сорвется и окажется с малышкой на руках и без желания жить… Но этого не произойдет. Все, чего удалось достичь за два года, все необходимое для нормальной жизни осталось в целости. Пусть вся она как будто изменилась на химическом уровне и заново отстраивается – она и в таком состоянии может продолжать работать для своего ребенка – передвигаться, встречаться с людьми, никого не пугая и делая все, что запланировано. Что и показал понедельник, который прошел как положено, без малейших изменений. Даже какие-то положительные эмоции мелькнули, когда позвонили журнальщики насчет перевода и похвалили за качество и оперативность. Раньше это была бы бурная радость, но ведь главное – правильность реакции. Значит, она жива, не все отбито.

Удивительно, что даже самолюбие не добавляет капли горечи: ну, повесилась мужчине на шею, ну, не так его поняла. Обычная женская сердечная недостаточность. Ведь так приятно истолковать детали в свою пользу, видя то, что хочется, а не то, что есть на самом деле. Переживал до почернения он из-за разбитой машины, из-за чего же еще. Звонил настойчиво – чтобы определиться, сошли на нет их совместные выходные или всё в силе. Продолжать ведь проще, чем заморачиваться и искать что-то новое. Приехал – все потому же, раз дозвониться не удалось. Ведь русским по белому сказал – его устраивает, когда никто ни к кому не лезет – нет, надо было пропустить мимо ушей и наброситься! А то, что и у него все аккуратно разложено по полочкам с целью экономии времени, сил и эмоций, и ее место строго определено – это и раньше было видно, если, конечно, смотреть как следует.

Один раз Карина невольно услышала сражение Володи с тетей – собаки привыкли к гостье и уже не лаяли, она успела взбежать на крыльцо, а из-за двери… "Ну, и в чем ты ее встречаешь? Ведь есть во что одеться!" – "Нормально я одет, чего ты опять начинаешь". – "И в люди так выходишь, да?" – "А что? Все давно привыкли". – "Все как хотят! А эта девушка – куколка, модница, наглажена-наряжена! Как она только терпит тебя такого!" – "Теть Зин, это я тебя терплю. Ты давай иди уже, раз собиралась". – "Как она только ходить-то с тобой куда-нибудь соглашается! Надоешь ты ей со своими причудами, лопнет терпение! Иди переоденься, пока время есть!" – "Это мое терпение лопнет! Отстанешь или нет? Как одевался, так и буду, понимаешь? Я так привык! И чтоб я больше этого не слышал!" – "Ты глазами-то на меня не сверкай! Побуянь еще мне, как папаша! Вот таким она тебя еще не видела, думает, тихоня, то-то сейчас полюбуется!"

Карина еле успела ретироваться и как ни в чем не бывало опять войти в калитку, сдерживая смех, когда тетя Зина вылетела на крыльцо. Хотя что тут забавного? Мелочи всегда говорят о многом. Когда для кого-то не находят нужным даже одеться поприличнее – понятно, где его место, с какого конца иерархии. Но нет, надо нафантазировать всяческие чувства, в то время как человеку нужны только комфорт и покой! Как и ей самой, если уж быть до конца честной. А теперь никому ничего не нужно.Нет, у нее как раз наполеоновские планы: за неделю найти-таки другое жилье, отдать Илье ключи и квитанции по квартплате, забрать к себе Иринку, хоть на лето – довольно пожили врозь. В Белогорск – ни ногой. Аня и сама может к ней приезжать время от времени…

Зазвонил мобильник, и Карина не стала кидаться к нему как сумасшедшая. Это была Аня.

– Карин, ты в праздники работаешь? Ну, вот эти четыре выходных – День России плюс суббота-воскресенье?

– Не работаю, но я Иринку собиралась в Москву забрать. Очень хочется тебя увидеть, но я в Белогорск не…

– Ну, я все равно скажу. Меня попросила одна знакомая найти хорошего экскурсовода с немецким языком. К кому-то приезжают гости из Германии, и надо поводить их везде, показать достопримечательности, усадьбу, природу. День города тоже – местным праздником очень интересуются. В средствах, мне сказали, они не стеснены, путешествуют на своей машине по Золотому кольцу и везде пользуются услугами хороших гидов. А к родным грех не заехать…

– Ань, мне это совсем некстати. – Карина решила не церемониться. – Может, ты сама ко мне выберешься с Егоркой?

– Спасибо, мы уже на дачу собрались к родителям… А с этими немцами – не знаю, кого и посоветовать, кроме тебя. У нас в музее совсем никого с языком не осталось, все экскурсии со своими переводчиками приезжают… И еще мне сказали, что с ними не надо мотаться целыми днями – они же с родней будут в основном. Их только в наш музей сводить и на какие-нибудь праздничные мероприятия. А родные эти немецкий знают только на уровне школьной программы, их предки к нам чуть ли не при Петре переселились. Боятся, что не смогут достойно город показать… – Аня торопилась все выложить, потому что Карина то и дело пыталась ее остановить. – И потом, насчет оплаты – они понимают, что это праздничные дни. Если у тебя никак не получается, тогда конечно… Но я сейчас назову сумму, от которой ты, наверное, не сможешь отказаться.

И назвала сумму.

– Это за четыре неполных дня? – уточнила Карина. – Даже за три?– Ну вот видишь! – повеселела Аня. – А потом – к нам на дачу!

ПРОГУЛКА В ПРОВИНЦИАЛЬНОМ ГОРОДЕ

Балалаечник вошел в вагон и, пожелав приятного пути, затренькал на одной струне. Карина, не просыпаясь, начала потихоньку разбирать: "Выйду на улицу, гляну на село…", "Живет моя отрада в высоком терему…", "Знает только ночь глубокая, как поладили они…", "Я уйду с толпой цыганок за кибиткой кочевой!". С заключительным треньканьем она открыла глаза и полезла за десяткой. Балалаечник торопливо кланялся пассажиру напротив – заметному усатому блондину в таком пиджаке, в каких обычно в электричках не ездят. Карина узнала белогорского знакомца, которого все фамильярно звали Павлик, а был он довольно известным юристом и работал в Москве.

Он по-свойски кивнул Карине, как будто они виделись только вчера:

– А мы давно уж вместе едем, я только не решался разбудить. А вон тот с балалайкой – ему сколько надо было дать?

– Десятку. А вы сколько дали?

– А я пятьсот. Я же не знал. А он так уставился – черт, думаю, наверно, маловато!

– А вы чего на электричке?

– Да того же, что и вы! Володя разве не говорил? Мы же тогда, на мосту, вместе…

И начал, все больше увлекаясь, красочно рассказывать об аварии, о бешеном грузовике, о том, как вереница машин чудом не посыпалась в речку. Пал Палыч был удивительно похож на Илью, только подросшего, лет на десять старше, но ничуть не повзрослевшего, и даже о дорожном происшествии рассказывал не в печальных терминах – моральный ущерб, материальный ущерб, – а так легко и весело, словно сочинял все на ходу и сам не знал, что дальше будет. Может, волшебник спустится на голубом вертолете или на облаке… Карина слушала и начинала улыбаться, потому что начинало казаться, что так и надо идти по жизни – все вперед и вперед, прочь от неприятностей, без хмурых бровей.

Сойдя с электрички, они продолжали путь вместе, и Пал Палыч, не умолкая ни на минуту, развлекал блондинку – сыпал анекдотами. Дошли до центральной, городской части Белогорска, и он непринужденно переключился на ту роль, которая завтра ждала Карину, – стал описывать местные красоты. Причем, как она догадывалась, с таким посылом: у нас здесь здорово, перебирайтесь поскорей. Будто давно уже было решено, что она поселится на Белой Горке, и все об этом знают, а капризная барышня медлит, не в силах расстаться со столичной жизнью. Что ж тут удивительного. Тяжкие труды не пропали, и общественность прочно связывает ее с Головиным, теперь не отвяжешься. Не в силах протестовать, Карина слушала про хорошие магазины и похуже, про автосервис и заправки, про ветлечебницу и песьего лекаря-чародея – у Медведева большой пятнистый дог, и вот недавно он чем-то отравился… Даже про отличную прачечную – Пал Палыч разбирался в таких вещах, потому что был одиноким отцом с двумя детишками, о чем он и прошлый раз сообщал, и сейчас на всякий случай напомнил. Он даже насовал ей разных карточек с адресами и телефонами.

Назад Дальше