Кража по высшему разряду - Нина Стожкова 16 стр.


Женщина и в этот серый зимний день так же продавала свечи, как привыкла делать в любую погоду.

- Пожертвуйте на ремонт часовни Блаженной Ксении, - сказала торговка заученным голосом, и Инна поспешно сунула небольшую купюру в деревянный ящик с крестом. - Ксеничка за всех молится и вам поможет, - пообещала женщина, продавая им свечи.

- Поможет, - эхом отозвалась Изольда.

Они вошли в полумрак часовни. Зажгли свечи и замерли у иконы Блаженной Ксении, держа свечи в руках.

- Спроси Ксеничку, как тебе быть, - приказала Изольда слегка дрогнувшим голосом.

Инна, словно под гипнозом, повиновалась.

- Блаженная Ксения, помоги мне, - попросила она шепотом.

В часовне по-прежнему стояла гулкая тишина.

- Я должна забыть о "Графине"? - уточнила Инна вопрос. - Если да, пусть пламя моей свечи дрогнет.

Женщины словно оцепенели.

Мгновение ничего не происходило. Инна уже хотела идти, как вдруг огонек ее свечи дрогнул и наклонился почти горизонтально. Инна оглянулась. В часовню никто не входил, и входная дверь была по-прежнему плотно закрыта.

Инна потеряла дар речи.

- Видела? Ксения дала ответ, - прошептала Изольда. - Она никогда не благословит тебя на преступление. Ну, теперь ты наконец поняла? Попроси у Ксенички прощения за грешные мысли, поставь свечу у иконы, как я, и пойдем. Нам давно пора в город.

Инна сделала все, как велела Изольда, и молча, словно оцепенев, вышла из часовни.

НОВЫЕ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА

- Все отменяется! - заорала наутро Инна в телефонную трубку, когда услышала бархатный, намагниченный легким томлением голос любовника.

- Что отменяется? - не понял Ромка. - Ты что, подруга, типа меня кидаешь?

- Забудь навсегда про наш дурацкий план.

- А точнее? - насторожился Караваев.

- А точнее, к старухе в гости мы не идем и картину у нее не забираем, - спокойно уточнила Инна, - обстоятельства изменились.

- Не понял! Мне было обещано романтическое свидание в доме на Мойке, - обиделся Ромка, - но едва я задавил в себе труса, как мне дали отлуп. Это что еще за новое динамо?

Похоже, он по-прежнему воспринимал их рискованный план как опасную и волнующую любовную игру.

- Я согласна встретиться с тобой где угодно. Но… только не в доме на Мойке, - объявила Инна тоном, не терпящим возражений. - Я готова, милый друг, на любой экстрим. На секс под куполом парашюта, в клетке с тигром - в общем, где хочешь, только не дома у старухи.

- Испугалась? - подозрительно спросил Ромка. - Описалась от страха? А еще журналистка называется, акула пера. Волчица компьютера…

- Думай что хочешь, но я обещала оставить Полину Андреевну в покое.

- Кому обещала?

- А вот этого я тебе, Ромочка, не скажу.

- Ну и не говори, - окончательно обиделся он. - Очень надо. Работы полно. Передумаешь - звони.

- Ладно, пока-пока, - торопливо попрощалась Инна. Она вдруг почувствовала острую потребность побыть одной. Даже с Ромкой видеться расхотелось. Слишком много новостей обрушилось на ее бедную голову в последнее время.

Инна позвонила Полине Андреевне, договорилась о прощальной встрече и вышла на улицу. Какое счастье - неспешным, прогулочным шагом пройтись, вдыхая морозный воздух, по любимому городу, не думая ни о сомнительных авантюрах, ни о коварном любовнике. Только снег, она и самый таинственный город на свете.

Инна медленно брела вдоль канала Грибоедова к Летнему саду. Особый, питерский полусвет-полусумрак заставил ее почувствовать себя невидимой и легкой, как летящие снежинки. Как хорошо бродить по городу совершенно одной, когда никому нет до тебя никакого дела! В безлюдном Летнем саду она с грустью посмотрела на закутанные на зиму скульптуры, постояла в задумчивости у занесенного снегом памятника дедушке Крылову, привычно отыскала у его подножия симпатичных зверушек из бессмертных лафонтеновских басен. "Чем кумушек считать трудиться, не лучше ль на себя кума оборотиться", - некстати вспомнила она. Инна пошла по заснеженному Марсову полю, свернула на Миллионную, где каждый дом дышит историей, незаметно добралась до Эрмитажа, вышла на Дворцовую площадь, а там ноги сами вынесли ее на Мойку. Вот и дом Пиковой дамы. В квартире у Полины Андреевны, несмотря на полдень, светились все окна. Старушка была дома.

"Как ни крути, как не хочется, а прощального визита к мадам миллионерше не избежать, - вновь подумала Инна. - Нет, надо взять себя в руки и настроиться. Или хотя бы придумать убедительный предлог: почему мне необходимо срочно вернуться в Москву. А то старуха насторожится и еще, чего доброго, приставит ко мне частного детектива. Нет уж, спасибо. Лучше спущу всю историю на тормозах. И вообще: в Питере мне больше делать нечего. С Изольдой после долгой разлуки повидалась, последние семейные новости от нее узнала. Даже с ее неземным идеалом, Василием Петровичем, провинциальным мудрецом и симпатягой, познакомилась. Будем считать, романтическое свидание с любимым городом удалось на славу… Кроме того, я вволю нагулялась по заснеженным, слегка чопорным городским улицам и паркам. А еще хоть ненадолго вернулась в детство".

Инна вдруг вспомнила, как давным-давно в солнечный летний день ей до дрожи в коленках захотелось сфотографироваться с мамой возле Медного всадника, чтобы запомнить этот день навсегда. Получив на следующий день фотографии, десятилетняя Инна расплакалась: ярко-синее небо на черно-белой карточке выглядело светло-серым, а она сама вышла толстой и серьезной, со старомодными косами и бантами, в таком детском и нелепом, на ее взгляд, матросском костюмчике. Хорошо, хоть мама получилась молодой, модной и красивой, какой она и была тогда, целых тридцать лет назад.

Через год после дня, запечатленного на той злосчастной фотографии, в осенние каникулы, они с Галкой наблюдали военный парад из комнаты бабушки Ольги. Эта крошечная комнатка без холодильника и телевизора находилась в коммуналке на Миллионной улице, тогда улице Халтурина, в двух шагах от Эрмитажа. Лежа животами на огромном подоконнике, девчонки глазели на молоденьких замерзших морячков с малиновыми ушами. Мальчики онемевшими пальцами поправляли бескозырки перед выходом на Дворцовую и ежились от ледяного ветра с Невы. А Инка с Галкой, как всегда, спорили до хрипоты, какой город лучше, Москва или Ленинград, и жевали подаренные бабушкой Ольгой шоколадки.

Много лет спустя Галка привезла из-за границы в родной город дочку, уже подростка. Галка мечтала, чтобы Вероника узнала и полюбила красоту родного Санкт-Петербурга, чтобы волшебство этого удивительного города приворожило ее душу и оставило ее у себя навсегда. Однако Вероника (ее все теперь называли с ударением на втором слоге - Вероника) взирала на имперские красоты великого города с холодным любопытством. Даже вид с большой Невы на Биржу, Ростральные колонны и Эрмитаж, от которого у Инны всегда дух захватывало, не впечатлил маленькую янки с русскими корнями. Вероника повертела головой, несколько раз вежливо повторила: "Beautiful" (красиво), а потом живо поинтересовалась:

- Мам, а скоро пойдем в "Макдоналдс"?

Инна вспомнила тот эпизод с горечью. Ну что ж, сердцу не прикажешь. Для Вероники ее родина теперь - маленький провинциальный штат Юта, где культурных ценностей в сравнении с Питером - ноль. Вообще там достопримечательностей - один Гранд-Каньон. Прабабушке Ольге такая смена вех вряд ли понравилась бы, ну да как ее теперь спросишь. Словом, жаль, что одной красивой русской девочкой в Питере стало меньше. Как было бы здорово, если бы когда-нибудь одинокие матери не мечтали рвануть из родного Петербурга куда глаза глядят и не увозили на чужбину дочек! Ну, не может же, в самом деле, вся наша огромная страна вдруг взять, сняться с места, как пчелиный рой, и улететь за лучшей жизнью? Да и где нас особенно ждут?

Зато сама Инна в этот приезд вдоволь налюбовалась знакомыми красотами, потрогала шершавый гранит набережных руками, вспомнила запахи и краски Петербурга, его особый таинственный флер, хотя, возможно, он был лишь плодом ее воображения. Впрочем, Инна не только в петербургских мечтах побывала, но и во вполне ощутимой реальности. Даже стремительный театральный роман закрутить успела.

"Это - как бонус за сломанный каблук, бесполезное знакомство со старухой и падение на скользкий питерский лед", - сказала она себе.

Вот и ладненько. Пора и честь знать. В "бандитском Петербурге" хватает своих сочинителей, день и ночь кропающих криминальное чтиво. Так что, уважаемый сэр Ленинград, пора прощаться. Тем более вопрос с картиной и с ее похищением сам собой отпал. Что ж, как говорится, баба с возу… Или - Пиковая дама из кареты - особой разницы нет. Бойкая авантюрная журналистка, распрямившая было спину и плечи, в душе Инны снова скукожилась, съежилась и притихла. Ей вдруг стало неинтересно. Короче, загостилась Инка в Ледяном доме, пора домой - в шумный, многоязыкий и дорогой для простых смертных Новый Вавилон - родную матушку-Москву. Крикливую, кичливую, но все-таки порой родную и теплую, как любящая тетка.

"Хватит с меня роковых петербургских тайн! - окончательно решила Инна и нырнула в маленькую кафешку на Невском - перекусить по-быстрому бульоном с пирожком. - Ну, не идти же в "Макдоналдс", в самом деле, как юной русской американке Веронике!"

Инна почти не удивилась, вновь увидев за столиком Владимира - недавнего попутчика в поезде "Москва - Санкт-Петербург". Она уже привыкла, что этот бездельник, похожий на боксера Николая Валуева, попадается ей в Питере на каждом шагу.

"М-да, не зря от него жена ушла, - мстительно подумала она. - Небось надоело одной надрываться, пахать за двоих, пока он гуляет и пьянствует".

- Ого, да у вас нынче какой-то замороженный вид! - удивился новый знакомый. - Хотите, закажу пятьдесят? Как чего, разумеется, водки! Не волнуйтесь, исключительно в качестве лекарства. Водка - диетический продукт, как говаривает моя матушка Наталья Анатольевна.

- Благодарю, - насмешливо взглянула на него Инна, - оставляю вас лечиться в одиночестве. Если честно, я пью водку только с хорошо знакомыми мужчинами. Не люблю неожиданностей.

"Вру и не краснею! - мысленно устыдилась она своих слов. - А Ромка Караваев и стремительный роман с ним - разве это не самая неожиданная неожиданность? Или, может быть, я всю жизнь о его каморке под крышей мечтала?"

- Инна Павловна, по-моему, мы с вами знакомы уже сто лет, - усмехнулся Владимир и поправил галстук, слегка сбившийся на сторону. Инна с изумлением заметила, что мужчина явно смутился. - В Москве я со старыми приятелями вижусь в десять раз реже, чем с вами здесь, в Питере. А вы говорите - неожиданность. Ну ладно, не хотите - не пейте, просто садитесь и рассказывайте. Итак, в каких музеях вы сегодня побывали? Вы ведь только по культурным местам ходите? Это я, грешный, - по забегаловкам…

- Ой, на соседней набережной живет такая любопытная старушка, что и в музей ходить не надо, - неожиданно для самой себя разоткровенничалась Инна. Она и в самом деле почувствовала, что ей хочется рассказать этому громиле о Полине Андреевне. - У загадочной бабульки в квартире целая галерея. Вот опять собираюсь к ней в гости.

- А, мать Покровского, - равнодушно уточнил собеседник. - Будьте с ней осторожнее: очень непростая штучка.

- Откуда вы ее знаете?

- Тоже мне, петербургская тайна! Инна Павловна, очнитесь! Да об этой вашей Полине Андреевне пол-Питера знает, - рассмеялся Владимир, и впервые его улыбка показалась Инне не ехидной, а открытой и даже милой. Вообще в этот раз Володя выглядел на удивление симпатичным. Или она привыкла к его грозному облику?

- Помните, у Грибоедова: "Что будет говорить княгиня Марья Алексеевна?" - продолжал он, усмехаясь. Так вот, Полина Андреевна и есть эта петербургская Марья Алексеевна, на которую уже больше десяти лет оглядываются здешние светские дамы из теле- и прочего бомонда.

Уголки его глаз поползли вверх, образовав лучики морщин, белые зубы обнажились, а на правой щеке появилась трогательная ямочка. В глазах собеседника, к изумлению Инны, блеснул интеллект, в котором она прежде этому развязному типу напрочь отказывала.

- Наверное, вы и сами в Интернете о Покровском все уже прочитали, - пристально взглянул он на Инну, - или в прессе. Так что кое-какое впечатление имеете. И похоже, не испугались, раз к его матушке регулярно наведываетесь. О покойных либо хорошо, либо ничего, и все-таки… Не хочется с вами лукавить, потому что вы мне нравитесь. Очень скользкий тип был этот Никита Покровский, мир его праху. Да и матушка его тоже не промах, хотя дама весьма солидного возраста. Ходят слухи, что все предметы искусства и антиквариата, что хранятся в их квартире, ее покойный сын раздобыл… ну, как бы точнее выразиться - не очень честным путем.

- В смысле? - не поняла Инна.

- Ну, в том смысле, что скупал краденное у петербургских музеев. И выгодно перепродавал. Еще он выкупал раритеты задешево у тех, кто очень нуждался в деньгах. Частенько даже шел на шантаж и явный обман коренных питерских алкашей, у которых в коммуналках и на чердаках с давних пор хранились антикварные вещи и старые холсты. Ну и еще он славился тем, что не знал ни в чем преград, потому что тратил изрядные средства на подкуп чиновников всех мастей и рангов.

- А можно поконкретнее? - попросила Инна. - О чем-то подобном я догадывалась, но все это были просто мои домыслы, ничем не подкрепленные.

- Что ж, могу и конкретнее. Только для этого вам придется все-таки присесть за мой столик.

Инна плюхнулась напротив Владимира, хотя еще пять минут назад собиралась удрать из кафешки. А теперь она уселась за столик, заказала чашку кофе с булочкой и уставилась на собеседника с нескрываемым интересом.

- Ни Полина Андреевна, ни ее муж, ни, стало быть, их сын Никита не имели никаких дворянских корней. Тем более древних. Это и понятно: после восемнадцатого года в Питере почти не осталось настоящих дворян. Сами знаете: кто побогаче и со связями - эмигрировали. Большинство потом в нищете доживали свой век за границей. Остальным повезло меньше: кто-то умер от голода, кого-то шлепнули прямо в подворотне дома или в подвалах ЧК, кого-то лишили всех привилегий, и они старались все забыть, чтобы выжить. Меняли биографию, друзей, осваивали рабочие профессии, учились обходиться без прислуги. Социально чуждые элементы в те годы получали такой паек, что прожить на него было почти невозможно. Немногие сумели вписаться в новую жизнь. А потом… Потом прошло несколько десятилетий, мы победили в войне, умер Сталин, и пролетарские предки - красные командиры и наркомы, словом, советская элита - потихоньку вышли из моды. Люди принялись искать иных пращуров: княгинь прабабушек и графьев прадедушек. Вот и Полина Андреевна ради сына рьяно взялась создавать семейную легенду. А когда Никита Покровский вошел в зрелый возраст, он захотел получить более весомые доказательства своего дворянского происхождения. Проще говоря - собственной элитарной исключительности. Ну, многие "семейные реликвии" Полина Андреевна к тому времени в доме уже завела: старинный фарфор, столовое серебро… Появилась и прислуга. Не хватало только портретов вельможных предков и произведений искусства прежних эпох, чудом уцелевших от "красной чумы" Вот тут-то Никита Покровский и принял у маменьки эстафету семейного мифотворчества. Он потихоньку, по крупицам, принялся собирать материальные свидетельства своей "голубой крови", в чем, говорят, весьма преуспел.

- А вы-то откуда все это знаете? Целую лекцию мне прочли, - поразилась Инна.

- Оттуда, откуда и вы, Инна Павловна, - из Интернета, - пожал плечами Владимир.

- Странно. Я там таких сведений не нашла. А почему вы вдруг тоже заинтересовались Покровским?

- Я в последнее время частенько ездил по делам в Питер, вот и пропитался местными сенсациями. Кстати, а вам, Инна Павловна, скоро домой - в Москву?

- Пока не решила, - честно призналась Инна.

- А то давайте и обратно рванем в одном купе. Я, знаете, мадам, уже как-то привык в вашей компании по дороге Москва - Петербург рассекать. Не каждая дама так лихо на верхнюю полку запрыгивает, уступая кавалеру нижнюю. Подумайте. Могу ваш обратный билет обменять, чтобы вместе ехать. Ну как, согласны?

- Спасибо, - холодно поблагодарила Инна. - Пить с вами в купе водку я не собираюсь.

- Ну, теперь вы будете припоминать мне тот аперитив до гробовой доски, - проворчал Владимир, опять нервно поправляя галстук.

- Вы уверены, что мы с вами будем общаться столь долго - до гроба? - изумилась Инна.

- А как же иначе? - в свою очередь удивился Володя. - Если вы в чужом городе попадаетесь мне на каждом шагу, то в Москве и подавно мы будем то и дело стукаться локтями. Проходу от вас не будет, Инна Павловна!

- Вы слишком самоуверенны, - оборвала его Инна и спохватилась: - Ну ладно, мне пора. Надо навестить вышеупомянутую старушку, чтобы покончить наконец с делом, ради которого я приехала в Питер.

- Пообещайте мне быть благоразумной! - вдруг тихо попросил Володя и посмотрел на нее внимательными глазами, в которых не было и тени улыбки. - Не забывайте: Красная Шапочка тоже однажды навещала бабушку…

- Помню-помню, чем закончился этот леденящий душу триллер, - невольно улыбнулась Инна. - Кто-то мне уже его сегодня пересказывал, но уверяю вас, у Красной Шапочки тоже есть зубы. Я недавно навещала стоматолога.

И, не позволив ему расплатиться за кофе, она быстренько подозвала официанта и выскочила на улицу.

А теперь Инна свернула на Мойку и медленно, словно через силу, шла к дому старухи. Брела и удивлялась самой себе. Ей вдруг захотелось повернуть обратно. Чтобы поболтать с этим странным человеком еще несколько минут. После очередной встречи с грубовато-незатейливым командированным, выходцем из совершенно другого мира, на душе неожиданно сделалось спокойно и даже весело. Инна вдруг сравнила его с Ромкой и почувствовала себя так, словно после опасной бури страстей океан жизни вынес ее на спокойный солнечный остров. В его тихой гавани не бушевали ветры, под ногами наконец появилась твердая почва, даже погода на этом островке надежды с каждым днем становилась все лучше. Впервые за последние дни Инна внезапно почувствовала себя защищенной.

"Нет, наверное, эта легкость на душе оттого, что я решилась поставить точку в истории с Полиной Андреевной, - подумала Инна. - Словно гора с плеч свалилась".

Она подошла к знакомому дому и набрала код квартиры. Длинные гудки в домофоне слегка озадачили ее. Странно, Полина Андреевна должна быть дома. И не только она. Хозяйка вообще редко куда выходит, а тем более отпускает прислугу и охрану. Нет, что-то тут не так, еще полчаса назад все окна ее квартиры светились. Хорошо. И что теперь? Не уходить же из-за недоразумения…

К двери подъезда подошел мужчина в кожаном пальто с крупной, холеной немецкой овчаркой. Пес обнюхал Инну и неожиданно завилял хвостом.

- Красавец! - похвалила его Инна. - А как тебя зовут? Мухтар? Рекс?

- Тимур! - представил мужчина породистого друга.

Хозяин приосанился, словно принял комплимент на свой счет, и, набрав код, открыл дверь. Инна следом за ним проскользнула в просторный подъезд, который питерцы величаво именуют "парадное". Однако в этот раз подъезд элитного дома выглядел как-то жалко. Единственная лампочка возле лифта перегорела, и в непроглядной тьме трудно было разглядеть крутые ступеньки широкой "барской" лестницы.

- Вот вам и элитный домик, - проворчала Инна.

Назад Дальше