Кэрли выглядела такой хрупкой… С тех пор, как им было разрешено самостоятельно переходить улицу, она ни в чем не уступала ребятам, что бы ни делал он или Итен: были ли это прогулки на лыжах или лазанье по деревьям. Ему нравилось, что она решила, наконец, отрастить волосы и что носила их распущенными. Нравилось и то, что до сих пор он помнит аромат ее волос и нежность от их прикосновений к его груди.
- Я прочитала все твои книги, - сказала Кэрли, переводя тему разговора на него. - Они замечательны, - добавила она. - Я так горжусь тобой, Дэвид. Ты добился всего, чего хотел, - она немного помолчала. - Всего, о чем ты мечтал.
- Иронизируешь, да? Все мои мечты были связаны с тобой, а преуспел я вопреки тебе.
Кэрли вздрогнула, но не растерялась: она ожидала этого.
- Помнишь, как ты часто говорил, что твои книги не попадут в списки бестселлеров, так как хорошие работы не могут никогда попасть туда?
Возражать ей не было смысла. Она знала все его секреты, любому мало-мальски сведущему человеку было известно, что его книги стали бестселлерами.
- Верно, хоть раз я оказался неправ.
Она резко повернулась к нему:
- Не смейся. Твои книги написаны очень увлекательно, особенно четыре последних. Я не могла оторваться пока не дочитала до конца, а прочтя получила огромное удовольствие. Они не выходят у меня из головы до сих пор.
Неожиданно он почувствовал раздражение. Это как старые времена, они одновременно и подстрекают и поглощают тебя. Однако сегодня не "старое время", а "сегодня", и оно разрушено. И все же Дэвид не смог удержаться и спросил:
- А как дела с твоей живописью? Надеюсь, все замечательно?
- Если бы даже у меня было желание, то нет ни сил, ни времени. Этот дом, трое детей, муж, собака - со всем этим я едва справляюсь.
Собака встала, потопталась на месте и снова улеглась на подстилку.
- Не могу поверить тому, что слышу.
Она поставила кофейник и язвительно улыбнулась:
- Удивлен?
- Совсем нет. Я знал, что в свое время у тебя будут дети, - последовал ироничный смешок. - Конечно, в то время я думал, что они будут моими.
Смягчая свое откровение, он добавил:
- Меня удивляет, что ты считаешь их причиной твоего отказа от живописи.
Она взглянула на него:
- Ты всегда не соглашался со мной.
- Что случилось, Кэрли?
Теперь она рассердилась:
- Что ты пытаешься со мной сделать, Дэвид? Чего ты хочешь добиться, подчеркивая, насколько преуспеваешь ты и как неудачлива я?
- Когда мы росли, - он старался подбирать слова, чтобы смягчить сказанное, - наши планы и устремления были так взаимосвязаны, что я в то время не мог различить, где кончаются твои пути и начинаются мои. Я видел твое будущее тогда в самых радужных тонах, но никогда ни разу не представлял, что ты забросишь живопись.
Кэрли отвернулась и начала готовить кофе.
- Мы можем поговорить о чем-нибудь другом?.. Расскажи мне об Англии, - страстное желание побольше узнать о нем явно прозвучало в ее голосе.
- Англия, как Мы и привыкли считать, - это двухэтажные автобусы, чайные магазины, музеи и так далее.
- Неужели это все? - спросила она настойчиво.
Дэвид знал, что Кэрли будет использовать свое умение читать по глазам, которое она приобрела еще тогда, когда он уехал в Нью-Йорк без нее.
- Что меня удивило - так это смысл прошлого - чувство смерти, конца и еще чувство личной незначительности. В первый раз я почувствовал это, когда стоял посредине Вестминстерского Аббатства. Потом как-то днем, снова посетив его во время жуткой метели, я почти нашел там свое место.
Дэвид начал подыскивать слова, чтобы как можно понятней выразить то, что он видел и переживал.
- Это было невероятно, Кэрли, стоять там, на Углу Поэтов, в окружении памятников Чосеру, Джонсону и Браунингу… - Он коротко рассмеялся. - О чем тут говорить?.. Вернувшись домой, я выбросил все, что написал с тех пор, как переехал в Англию.
- Твое мироощущение, полагаю, изменилось? Привык ли ты к той жизни?
- Изменились ли мои идеалы и интересы? - спросил Дэвид.
Вспомнив свои чувства, оставшиеся от первого знакомства с Трафальгарской площадью и Темзой, Дэвид сравнил их с тем, что он чувствовал, вспоминая их теперь.
- Считаю, что да, - сказал он с сожалением.
- Думаю, что так и должно было случиться.
Кэрли достала из буфета и поставила на стол две чашки. Дэвид молчал. Это становилось неудобным, и тогда она посмотрела на него. Ее глаза, как два бездонных омута, были полны испуга и печали, это объяснялось кажущимся случайным поворотом в их разговоре.
- Почему ты отвернулась от меня, Кэрли? - спросил Дэвид, не в состоянии остановиться. - И почему Итен? Что он тебе дал, чего не мог дать я? Не потому ли, что я откладывал нашу свадьбу?
Кэрли отвела свой взгляд в сторону, стараясь не замечать обиду на его лице. Зная, как важно для Дэвида то, что она сейчас скажет, Кэрли очень волновалась, подбирая слова:
- Я была одинока. А Итен всегда был рядом. Он меня любил. Это, быть может, и заставило меня полюбить его… Я никогда не верила, что сделаю так, но это случилось.
Позволяя себе капельку правды, Кэрли добавила:
- То, что я тебе сейчас скажу, уверена, не имеет значения для тебя, но не было ни одного дня, когда бы я не сожалела о том, что так тебя оскорбила.
Дэвид подошел к окну и, рассеянно посмотрев на улицу, увидел дрожащие красные и золотые листья, цеплявшиеся за ветки дерева, которое не хотело больше их растить.
- Я выбросил все твои письма, кроме одного, последнего. Каждый раз, когда чувствовал себя одиноким и потерянным, перечитывал то, что ты написала. На какое-то время это успокаивало меня. Но уже через несколько минут перед моими глазами вновь начинали всплывать воспоминания о том, как все было между нами, и противоречивость твоего прощального письма. Однажды я дошел до того, что хотел немедленно сесть в самолет, явиться к тебе и потребовать объяснений.
Кэрли скрестила руки на груди, крепко сжав их:
- Что же тебя остановило?
- Я встретил Викторию.
- Твою жену?
- Это случилось лишь пять месяцев спустя после нашего разрыва.
Он для нее всего лишь развлечение, она - выход в высшее общество, прежде недоступное. Ее родители не были горячими сторонниками обрести зятя янки, зарабатывающего на жизнь сочинением книг. Взаимоотношения между Дэвидом и Викторией, его женой, являли собой некое единение незатрудненной признаками романтической любви и взаимной удовлетворенности сексуальной жизнью.
- Но ты же сейчас здесь?
Он продолжал стоять к ней спиной:
- У меня не было выбора. Последняя просьба отца - похоронить его рядом с могилой моей матери.
- И это единственная причина твоего приезда в Бекстер?
- Отец боролся со смертью около двух недель… Однажды, когда он уснул, моя душа вырвалась наружу и приказала мне явиться сюда. Это можно счесть колдовством.
Его переживания передались ей, тяжесть их становилась почти невыносимой.
- Что я могу сказать, чтобы убедить тебя? Какие слова ты хочешь услышать?
- Не знаю, - Дэвид взмахнул руками. - Я думал, что знал тебя так хорошо, Кэрли. Нет, черт возьми, именно знал. Мы провели…
Она не могла больше сдерживаться:
- Хватит, Дэвид. Ты делаешь только хуже.
- Так ли уж сложно то, что я спрашиваю, Кэрли, скажи мне только правду. Когда ты ответишь мне, я обещаю, больше ты меня никогда не увидишь.
- Ты очень изменился после переезда в Нью-Йорк. Каждый раз, как я приезжала туда, чувствовала, что какая-то стена растет и растет между нами, преодолеть ее становилось для меня совершенно невозможно. Ты реже стал писать, а когда приходило письмо, то я видела в нем лишь твои проблемы, неудачи и разочарования. Никогда никаких вопросов ни обо мне, ни о том, что со мной происходит.
Она видела из писем, что он как будто забыл о существовании их любви, ее надежд и ее одиночества.
- Мы столько раз назначали день нашей свадьбы, а потом ты вновь и вновь откладывал ее. В последний мой приезд в Нью-Йорк ты вообще забыл об этом, появился лишь перед самым моим отъездом - я не могла больше терпеть такое.
Это была правда, но не вся. Ее любовь, стремление всегда быть вместе в преодолении трудностей не подвергались сомнению.
- Я не забыл тогда о тебе. Ты приехала неожиданно, не предупредив меня. Кэрли, я был так удивлен твоим приездом в те выходные, когда похоронили твоего отца. Если я не смог быть на кладбище в тот день, то скажи мне, ради Бога, как я сумел бы встретиться с тобой, тем более не зная, что ты в Нью-Йорке. В твоем упреке не было и нет никакого смысла.
- Тогда все это было забыто.
- Неужели все, что было тогда между нами хорошего, не в счет.
- Почему же? - Остаток фразы замер на губах Кэрли от звука открывающейся входной двери. Послышался голос:
- Мам?
Кэрли охватила паника.
- Мам, ты наверху?
- Что такое, Кэрли? - спросил Дэвид, заметив, как она дрожит от страха.
- Это Андреа - она не должна видеть тебя здесь.
Кэрли метнулась к двери, но было уже поздно.
Глава 2
Андреа сразу же заметила испуг матери, потом обратила внимание на незнакомого мужчину. Он держал руки в карманах брюк и от этого, а может от настороженности в глазах, выглядел неуверенным и расстроенным.
- Что происходит? - спросила девочка, тревога матери насторожила ее.
Мать была авторитетом в жизни Андреа. Хоть иногда ее чрезмерная забота наводила скуку. Она всегда была дома, когда дети возвращались, всегда готова была забрать ее и братьев из школы не смотря на то, сколько у них уроков, и когда они заканчиваются, а на выходные она непременно возила их куда-нибудь отдохнуть. Мать была миротворцем в семье, иногда разрешая затянувшиеся споры, а иногда пресекая их в самом начале.
- Ничего, - ответила Кэрли. - Ты напугала меня, вот и все, - она подошла к дочери, слегка обняла и поцеловала.
- Почему ты вернулась домой так рано? Как ты добралась? Ты не заболела?
- Нет, я забыла абонемент на экскурсии, - сказала Андреа, посмотрев на незнакомца, стоявшего позади мамы. - Я пыталась дозвониться, чтобы ты мне его привезла, но никто не подходил. Тогда мне пришлось договориться с Виктором, и он подвез меня домой, - она взглянула на мать с упреком. - А где ты была?
- У меня были кое-какие дела в городе.
Кэрли подошла к холодильнику, вынула абонемент из-под магнита на двери и передала его Андреа. Взяв его, она прижалась к матери, пучок ее волос перекинулся через плечо.
- Кто он? - прошептала она.
Кэрли немного замешкалась с ответом. Андреа почувствовала покалывание в голове, пониже затылка, и звон в ушах. Такое с нею случалось и раньше, когда она заходила в комнату, и разговор между родителями вдруг прекращался. Андреа знала, что разговор шел о ней, хотя они всегда это отрицали. Отец редко говорил с ней. Когда ему что-то не нравилось - ее платье казалось ему узковато или, по его мнению, что-то было сделано не так по дому - то он говорил это не ей непосредственно, а передавал через мать.
Прошло несколько неприятных секунд, прежде чем Кэрли повернулась к Дэвиду.
- Дэвид, познакомься с моей дочерью Андреа, - она снова посмотрела на девочку. - Андреа, это Дэвид Монтгомери.
При упоминании этого имени дюжина кусочков и осколков сложились в голове Андреа в одно целое, и она успокоилась.
- А я знаю кто вы, - сказала девочка улыбаясь. - Вы писатель и раньше жили здесь. Госпожа Роджерс однажды говорила о вас на уроке английского языка. Она рассказывала, что много лет назад вы учились в ее классе.
Учительница сказала больше. Задержав Андреа после звонка, она с глупой ухмылкой просила передать привет господину Монтгомери. Девочка, должно быть, выглядела очень смущенной и молчала, и госпожа Роджерс стала извиняться. Она сказала, что господин Монтгомери, по ее мнению, может навестить папу и маму, поскольку раньше они втроем были очень дружны. До этого времени девочка даже не предполагала, что ее родители могут быть знакомы с кем-то из знаменитостей.
Дэвид улыбнулся и погладил подбородок:
- Она все еще продолжает протирать очки каждый раз, когда ей нужно посмотреть на что-нибудь?
Андреа кивнула в знак согласия, а также от того, что ей было приятно поговорить с известным человеком. Раньше ей никогда не представлялся случай познакомиться с кем-нибудь даже менее знаменитым, если не считать Майкла Дж. Фокса. Это было в ресторане в Кептоне, и тогда она даже попросила у него автограф.
- Носила ли она в то время туфли на трехдюймовой шпильке?
Посмеиваясь Дэвид добавил:
- И у нее всегда были волосы, крашенные в очень неприятный светлый цвет.
- Только они теперь короче, - заметила Кэрли, нежно подталкивая дочку к двери и с укоризной сказав: - Хватит разговоров, как бы ты опять не пропустила биологию.
- Вы не собираетесь остаться у нас на обед? - Андреа спросила Дэвида, как будто не замечая подталкиваний матери.
Вряд ли она удержится, чтобы не сказать Сюзанне и Джуд, что у них в гостях находится настоящая живая знаменитость. Том Круз или Кевин Костнер были бы намного лучше, но и Дэвид Монтгомери тоже не плох.
Вместо прямого ответа Дэвид вопросительно посмотрел на Кэрли. Она взволнованно, запинаясь сказала:
- Господин Монтгомери собирается пробыть здесь еще только пару дней и ему нужно повидаться со многими знакомыми…
- Но ему надо же где-то поесть, не так ли? - настаивала Андреа, посылая матери просящие взгляды.
Ей не хотелось упускать возможно единственный в жизни случай, чтобы одержать верх, хотя бы в чем-то, над Дженис Вильберн. Ее двоюродный брат играет в рок-группе, которая была разогревающей на концерте "Ганс энд Роузиз", побывавших здесь на гастролях.
- Ты можешь попросить его отобедать у нас?
Кэрли покачала головой:
- Не думаю…
- Я бы с удовольствием, - ответил Дэвид.
- Фантастика! Я сейчас же расскажу об этом всем!
Андреа поцеловала Кэрли в щеку и побежала к двери:
- Мне надо бежать! Я обещала Виктору не задерживаться долго.
Кэрли подождала немного и, убедившись, что Андреа ушла, повернулась к Дэвиду с крепко сжатыми кулаками:
- Зачем ты это сделал? Я же сказала, что Итен просил меня не встречаться с тобой.
- А ты всегда делаешь то, что он тебе говорит? - спросил Дэвид. - Даже когда ты этого не хочешь?
- Это его дом. Он имеет на это право.
- Его дом?
Она пропустила его ироническое замечание и продолжала:
- Ты не можешь прийти сюда сегодня вечером.
- А как ты объяснишь мое отсутствие Андреа?
- Я скажу ей, что ты сегодня обедаешь с кем-нибудь другим и забыл нам об этом сказать.
- Она может и поверит, но Итен ни за что. Если я не покажусь здесь сегодня, он подумает, что мы с тобой скрываем что-то от него.
Важно было, чтобы Итен вообще не узнал, что Дэвид тут был. Но выхода не было. Придет Дэвид, и Итен будет пить весь вечер. Он не остановится на обычном коктейле перед обедом… Она уже сотни раз слышала, что алкоголь лучшее и не самое вредное средство для преодоления проблем, которые возникают почти каждый день у мужа на работе. Она часто думала, есть ли женщины-домохозяйки, живущие без стрессов. Ее отвращение к спиртному не было связано с Итеном, еще раньше она ненавидела, когда напивался ее отец. "Я принял немного лишнего", - иногда объяснял Итен, когда делал или говорил что-нибудь не то. Поводом для выпивки были дни рождения и годовщины, победы сыновей в баскетбольных первенствах и успехи Андреа в плавании, а также многое другое. Для него было постоянной загадкой, почему Кэрли обвиняет его в том, что он любит дочь меньше, чем сыновей.
Хватит. Кэрли встряхнулась. Ладно, если есть ад, она заплатит за все. Пройдя в прихожую, она сняла пальто Дэвида и передавая его сказала:
- У нас обед в семь.
- В семь? Хорошо, - он встретил ее решительный взгляд. - Прошу прощения, если это создает для тебя какие-то неудобства. Но я пришел сюда с конкретной целью. Я долго ждал и без этого отсюда не уеду.
Она грустно покачала головой:
- Ты не тот Дэвид Монтгомери, которого я знала.
Он не спеша надел пальто и только потом ответил:
- Кого ты стараешься убедить, меня или себя?
Мурашки побежали у нее по спине. Если она так понятна для него, то он еще более опасен, чем она думала раньше.
Глава 3
Кэрли заглянула в духовку - не готово ли мясо к обеду. За спиной она услышала мягкий звук - Итен бросил очередной кубик льда в стакан со спиртным. Это только второй. Он сразу заметил вопрошающий взгляд Кэрли. Она не стала говорить, что он очень полно наливает стаканы, так как это вылилось бы лишь в еще один ненужный спор.
Вечером, когда Итен вернулся домой, и жена сказала ему, кто у них будет обедать сегодня, разразился скандал. Даже выбор обеда - жаркое в горшочке - вызвал у Итена раздражение. Он сказал, что у нее отсутствует воображение, хотя похоже, она и думала все утро над тем, что готовить к обеду. Опыт подсказывал, что в таких случаях, чтобы она ни сделала, ничто не сможет изменить его плохого настроения.
Утром Кэрли задумалась над своим прошлым. В голове пронеслись обиды и горькие разочарования. Она устала лечить раны, которые не хотели заживать. Еще с начальной школы Итен и Дэвид всегда были вместе. При этом Итен был постоянно как бы в тени Дэвида, во многих отношениях уступая ему. Они оба влюбились в одну девушку.
Спустя некоторое время после свадьбы Итен поверил, что он, наконец, победил. Но ни победы, ни самого сражения вовсе не было. Они существовали лишь в воображении Итена. В семейной жизни Кэрли старалась удовлетворить все запросы мужа, даже когда они казались совсем невыполнимыми. Итен постоянно упрекал ее в том, что первым мужчиной у нее был Дэвид. Светло-русые волосы и голубые глаза дочери, - как у Дэвида, - часто раздражали его и были причиной его отчужденности от Андреа. Он жил для сыновей, радуясь их спортивным достижениям и безупречным происхождением. Эрик и Шон любили отца. Они охотно отменяли встречи с друзьями, чтобы провести время с ним. Непосвященному эта семья представлялась вполне благополучной. Но… Если посмотреть поближе, все ли было так в действительности, как казалось на первый взгляд?
Хлопнула дверца буфета, Кэрли вздрогнула от неожиданности и обожгла руку об духовку.
- Будь ты неладна! - вскрикнула она, дуя на покрасневший палец.
- Что, обожглась? - спросил Итен озабоченно, подходя к ней.
Она потрогала палец языком:
- Сегодня уже второй раз.
- Ты нервничаешь, - он взбалтывал желтоватый коктейль в стакане. - Или возбуждена.