Дорис ковырялась в своей еде, гоняя вилкой кусочки пиццы с одного края тарелки на другой. Занервничала, подумал Тед. Только потому, что мы остались одни? Она не нервничала во вторник вечером. Да, но тогда Кэт была дома. Сегодня они действительно остались одни и у каждого из них, похоже, были свои намерения, как воспользоваться этим обстоятельством. Он только надеялся, что их желания хоть в чем-то совпадут, ибо иначе его постигло бы окончательное разочарование.
Но ему и раньше приходилось испытывать крушения надежд и веры, и ничего - выживал.
- Ты готова?
Напряженно улыбаясь, она отложила вилку и кивнула. Тед прошел к кассе со счетом, расплатился и последовал за ней на улицу. Обратно в жару.
- Дождь пойдет раньше, чем мы доберемся до дома, - заметила она, когда они пересекали автостоянку. - Нужно было взять машину.
- Боишься промокнуть? - Он ухватил нежную женскую ручку и переплел ее пальцы своими. - Ничего, не растаешь.
В глазах Дорис блеснули игривые искорки.
- Вполне могу и растаять, если прикоснуться не только к руке.
Черт побери, как он хотел бы прямо здесь, на улице, удостовериться в этом. Но всему свое место и время.
- Кстати, какие у тебя планы на вечер?
Женщина кокетливо рассмеялась.
- Я уже сделала заявку, а ты задаешь подобный вопрос? Мне не хватает твоего умения обольщать, твоей тонкости и сноровки…
- Всего тебе хватает, - прервал ее Тед, чувствуя жар от румянца, охватившего его лицо и шею.
- Это уж точно. Искушенности. Умудренности. Опыта.
Придержав за руку искусительницу, он притянул ее вплотную к себе, наклонился и, коснувшись губами ее рта, прошептал:
- Аминь.
Крупные дождевые капли звонко шлепались об асфальт, разбиваясь на тысячи мелких искрящихся брызг, но в основном норовили попасть за шиворот. Тед взглянул на небо. Солнце быстро скрывалось за темными тучами, редкие капли набирали силу, тяжелели и стали падать все чаще и глуше, пока не утратили свою исчислимость в сплошном потоке.
- Ха-ха, сам Господь решил смыть с нас наши грехи. Не боишься новых?
Дорис рассмеялась.
- Не настолько, чтобы броситься от тебя бегом. Ты прав - я не растаю. А как ты?
- Черт, я мок большую часть времени в последние трое суток. Так что еще один раз ничего не добавит.
Ливень прекратился так же внезапно, как и начался, и, промокшие до нитки, они оказались всего в одном квартале от его дома. Прекрасный предлог, подумал он, пригласить Дорис к себе и поскорее избавить ее от мокрой одежды.
Впрочем, и не было нужды ни в каких предлогах. Ее поддразнивающие слова не оставляли сомнений в том, чем именно они займутся, когда окажутся дома, и одежда тут ни при чем.
Дождь припустил опять, когда он выудил ключи из кармана и открыл дверь. Воздух внутри квартиры обдал его холодом, заставил поежиться, а может, в том была виновата дрожавшая рядом женщина.
- Ванная комната там, - показал он в сторону спальни. - Свежие полотенца и одежда в шкафчике. Чувствуй себя как дома.
Ее глаза сверкали так же восторженно, как и у Кэт, предвкушавшей заманчивую и таинственную рыбалку.
- А ты?
- В прачечной комнате у меня есть во что переодеться.
С чуть смущенной улыбкой Дорис скинула туфли прямо у входа и прошла в спальню, оставив дверь открытой. Тед проводил ее взглядом, пока она не вошла в ванную комнату и стянула с себя намокшую кофточку. Проглотив ком в горле, он отвернулся, скинул кроссовки и прошлепал босиком в прачечную.
Здесь было теплее - все еще работавшая сушилка подняла температуру в маленьком помещении. Он разделся, обтерся и натянул на себя шорты защитного цвета и такую же майку с коротким рукавом.
В гостиной ему пришлось подождать. Из ванной не доносилось ни звука. Сколько времени нужно, чтобы раздеться, обсушиться и найти что накинуть на себя, нетерпеливо подумал он.
А может, она и не искала, во что переодеться?
Не служили ли приглашением для него эта странная улыбка и открытая дверь? Они же все равно собирались заняться любовью…
Собравшись с духом, он вошел в спальню. Стоя у зеркала ванной комнаты, она сразу увидела его через открытую дверь и улыбнулась. Не стала она искать никакую одежду, а только обернулась широким махровым полотенцем и сейчас причесывала волосы.
Он подошел к двери, прислонился к косяку и наблюдал за ней. Дорис неторопливо продолжала заниматься своим делом. Знает ли она, думал он, как возбуждает? Одно присутствие при этой бесхитростной процедуре распалило его, пробудило неуемное желание, переходящее в нетерпимую боль.
Женщина все знала. Ее взгляд, пробежавший по его отражению в зеркале и остановившийся на паху, ее довольная улыбка подтверждали, что она все понимает.
Расчесав волосы, Дорис уставилась на гребень - большой, яркого цвета, с широко расставленными зубьями.
- Откуда у тебя эта прелесть? Такими расчесываются только женщины, у меня такой же. А этот чей?
Он удивленно придвинулся к ней.
- Единственной особой женского пола, побывавшей здесь кроме тебя, была твоя малолетняя дочь, - рассмеялся он.
- Значит, ты привез его сюда, когда переехал, и принадлежал он какой-то другой особе, что была в твоей жизни.
Тед остановился за ее спиной, настолько близко, что коснулся тугой женской ягодицы своей выпуклостью под шортами.
- В моей жизни не было никого, кроме тебя. Мне нужна была только ты.
Дорис бросила злополучный гребень на полочку и голосом декламатора произнесла:
- О, мой верный поклонник, ты - прелесть. Лжец, но милый лжец.
Не выдержав столь долгих истязаний, Тед припал к обнаженным плечам, обхватив грудь истосковавшимися по ней руками. Его взгляд был прикован к ее отражению в зеркале: губы жадно раскрыты, глаза полны сладкой истомы и… зовут, желают, требуют. Она хотела его. Дорис Тейлор жаждала отвергнутого. Десять лет он мог лишь мечтать об этом. Столько долгих одиноких лет он был одержим ею.
Затуманенным взором и с затаившимся дыханием женщина наблюдала за его отраженными движениями: как он распутывает концы полотенца на ее грудях, высвобождает их из-под махровой ткани, тут же падающей на пол, и опускает темные от загара руки на ее белый живот. Глядя в зеркало и прижимаясь к женским бедрам, неловкий любовник ругнул себя за суетливость и неопытность. Он-то полагал, что сумеет с этим справиться с большой зрелостью, по крайней мере, с неким подобием сдержанности. Он думал, что сможет долго целость и ласкать любимую, прежде чем овладеет ею так, как это виделось лишь в эротических снах. Ему хотелось неторопливо, постепенно распалять ее и свое собственное желание, пока оно не станет нестерпимым, пока они не смогут дольше вынести жажды друг друга, отчаянной, сокрушающей…
Но он уже готов был закричать: сейчас я умру, если не проникну в тебя!
Она тоже опустила руки, стыдливо прикрывавшие грудь, переплела свои и его пальцы и медленно направила их вверх - по животу, по грудям, пока они не коснулись сосков.
- Дорис, я хочу, - прошептал, попросил, потребовал он, и женщина с силой прижалась к нему спиной, запрокинув голову навстречу жадному поцелую. Встретив раскрытыми тубами его язык, она выскользнула из объятий, обвила руками его шею и ответила на поцелуй со всей страстью и готовностью сдаться.
Он перенес ее на руках в спальню и, отделавшись с помощью женских рук от одежды, отбросив покрывало, нетерпеливо увлек за собой в постель. В то же мгновение их тела слились в единое целое и он проник в нее.
Обмякшая под его яростным напором, женщина вскрикнула и тут же сделала одно небольшое движение, один лишь выпад тазом, затем еще и еще. И его плоть отреагировала так энергично, что он громко застонал и впился пальцами в ее вскинутые в стороны бедра.
- О-о-о, Дорис, - выдавил он из себя.
Она же, в такт ему и себе, настаивала:
- Да, милый, так, так, так…
Женщина продолжала неистовствовать, и он, забыв о сдержанности, делал все более сильные и быстрые махи своим мускулистым телом, теперь уже ее заставляя упоенно стонать все громче и громче. Она в исступлении вторила его движениям, бурно встречала, втягивала глубже и глубже. Блаженствуя после своего заключительного аккорда, она погрузила в сладостное состояние невесомости и его, вобрав в себя все, что он мог отдать, опустошив…
Сделав последний судорожный выдох, Тед приник к ней обессиленный и умиротворенный. Дышавшая с трудом Дорис прижимала его к себе, медленно и нежно поглаживая ладонью спину любимого. Они все еще парили в заоблачных высях своей необузданной страсти, не желая спускаться на эту грешную и суетную землю, где каждому из них предстояло столько неведомого…
Гораздо приятней предаваться любви.
- Черт, я чувствую себя, как сверхпылкий юнец, - довольно улыбнувшись, пробормотал Тед.
Прижимая его еще сильнее, она пошевелилась под ним.
- Только не с моей точки зрения.
- Я даже не успел поцеловать тебя так, как хотел.
Дорис ответила ему многообещающим взглядом.
- Мы ведь только начинаем, разве нет?
Он чуть приподнялся, глядя ей прямо в глаза, и без смешинки на лице, вполне серьезно ответил:
- Я хочу, чтобы это продолжалось долго-долго, всегда.
Последнее слово он произнес, уже поцеловав ее. И его поцелуй пробудил в ней волну жара, наполнил надеждой, дал веру. Если он делает все так страстно, если может целовать так сладко, значит все-таки любит, а если по-настоящему привязан к ней…
Может, в один прекрасный день он простит ее.
Целуя ее снова и снова, он скользнул языком в ее рот, умиротворяя и вновь возбуждая не частыми, но энергичными движениями тела. Его руки ласкали груди, касались сосков, скользили по животу туда, где ее плоть все еще удерживала его. Когда пальцы тронули густые завитки и опустились чуть ниже, она, задыхаясь, прикусила свою нижнюю губу. Не чувствуя прилива новых сил, он продолжил столь интимную ласку, приведшую ее в трепет, что она с остатками воздуха выдохнула:
- О, Тед, не-е-т…
- Не то говоришь, миленькая. Ты должна сказать: "О, Тед, да…" - Он коснулся ее еще глубже, стал гладить с нежным нажимом чувствительную плоть, и она снова задохнулась.
- О, Тед, пожалуйста, - беспомощно прошептала любимая, и он улыбнулся.
- Вот, уже правильнее.
Она просто умирает. В ней накапливается столь бурная реакция, что вот-вот разорвет на миллион клочков, но, ох, умрет она осчастливленной последним мигом блаженства. Он умеет, знает, как это нужно сделать, чтобы позволить ей…
Трепетный жар охватил каждую клеточку, обжигая, испепеляя, пожирая воздух из легких. Вскрикивая, она все крепче смыкала под ним свои руки и ноги, вжимаясь в него от немыслимого наслаждения, веря, что он не даст ей рассыпаться от потрясшего ее содрогания…
Обессилено распластавшись на простыни, женщина прильнула губами к его уху и еле слышно, бездыханно прошептала то, что он хотел услышать:
- О, милый, да…
IX
Дорис лежала на боку, положив голову на руку, слушая дождь за окном и глядя на спящего Теда. Ночные учения сказались-таки на нем: после второго любовного тура морской пехотинец уснул легко и естественно, как дитя. Он спал на спине, спал беспробудно, не шевелясь, если не считать легкого ритмичного колыхания простыни над его грудной клеткой.
Она не задумывалась, как долго лежит и наблюдает за ним. Знала лишь, что провела весь вечер в постели любимого человека. Это было… Ее рот искривился в самоукоряющей усмешке. Она - школьная зрительница и не может найти слов, чтобы описать последние несколько часов.
Лучшие мгновения в ее жизни.
Да, да, именно так.
Ее рука скользнула под простыню на его грудь. У него была гладкая и невероятно теплая кожа, несмотря на прохладу в квартире, которая вынудила их накрыться. Десять лет назад, когда он был моложе и фанатичнее в спорте, кроме ежедневного бега на бесконечные мили, его увлекало и поднятие тяжестей. Тогда он был еще мускулистее, но и сейчас нравился ей не меньше. Она считала его красивым, в самом деле физически неотразимым - с мощной широкой грудью, с рельефными мускулами. Необузданная мощь и естественная грация. Мечта любой женщины.
Определенно - ее мечта.
Вздохнув, она приподнялась повыше, чтобы увидеть часы на ночном столике. Уже почти шесть. Пора собираться домой и… может быть, захватить любимого с собой?
Не беспокоя его, она тихо выскользнула из постели. На полпути к ванной комнате наткнулась на его майку и с радостью натянула на себя. Слишком велика - он носил майки с обтяжку, но длинна, чтобы прикрыть достаточно. Она поспешила в ванную комнату, с улыбкой подняла с пола махровое полотенце, собрала свою все еще мокрую одежду и направилась по притихшей квартире в прачечную комнату.
Сушилка давно уже отключилась. Ее звонок, извещавший о конце цикла, прозвучал давно, но им в тот момент было не до него. Они занимались слишком соблазнительным и неотложно приятным делом, чтобы отвлекаться.
Наверху сушилки стояла корзина с сухим и аккуратно сложенным бельем - майками с коротким рукавом, вроде той, что была на ней, шортами, трусиками, носками. На высокой перекладине висела камуфляжная форма, которую сержант-артиллерист носил большую часть времени - пять курток и пять пар брюк. Только переехав в Уэст-Пирс, когда она еще верила, что любит Грега, и собиралась выйти за него замуж, ей казалось даже приятным иметь форменную одежду в шкафу и солдатские ботинки у двери. Но этого так и не случилось. Когда отбыл батальон, муж оставил ей только коробку с личными вещами и кое-что из гражданской одежды.
Она продолжала думать, сейчас даже больше, чем раньше, что смена камуфляжа на выходное платье, армейских ботинок - на модные туфли может доставить приятное удовольствие и ей, и их обладателю.
Продрогнув, она выхватила из корзины пару форменных носков Теда, защитного цвета, шерстяных, великоватых для нее, но казавшихся достаточно теплыми, чтобы от них отказаться, и натянула на ноги. Открыв сушилку, вынула из нее по одному полотенца, встряхивая каждое и аккуратно складывая на гладильной доске. Самые тяжелые из них, оказавшиеся внизу, еще сохраняли жар и согревали пальцы. Освободив камеру, загрузила в нее свою одежду и запустила в работу.
Какое-то время она стояла, прислонившись к машине, прислушиваясь к ее шуму и чувствуя вибрацию. Сушка займет минут пятнадцать или даже двадцать, и она может провести их здесь без всяких удобств, подрожать от холода в гостиной или насладиться жаром мужского тела в постели.
Ухмыльнувшись, она выключила свет и поспешила в спальню.
Тед не понял, что его разбудило: то ли он уже выспался, то ли бьющие в окна струи дождя или непривычные шорохи в его холостяцкой квартире.
Или ощущение того, что Дорис уже не лежит под боком?
Он замер без движения, прислушиваясь к любому звуку, могущему выдать ее присутствие. Ванная комната открыта, в ней горит свет, но ее не видно. Дверь спальни тоже нараспашку, но ниоткуда не доносится ни звука.
Ему хотелось отделаться от неприятного ощущения под ложечкой. Не могла же она уйти, не попрощавшись. Он резко поднялся, чтобы осмотреть ванную. Ее одежда - шорты, цветастая кофточка и прочие пикантные предметы туалета, оставленные на тумбочке, исчезли, а полотенце, которое он стянул с нее, аккуратно висит на положенном месте.
Неужели ушла? Она просто не могла этого позволить. Наверное, пьет воду на кухне, звонит по телефону или…
Он услышал голос, что-то тихо напевавший, за мгновение до того, как Дорис появилась в двери. Она была в его майке и его же носках, изрядно поношенных, полинялого зеленого цвета, великоватых для нее. Ее спутанные волосы разметались, а были такими ухоженными, когда они ложились в постель. И все же выглядела она самым очаровательным образом.
Совершенная красавица.
Увидев его, исчезнувшая гостья прислонилась к двери, сложила руки под грудями, обтянув их майкой и интригующе укоротив ее длину, и зазывно улыбнулась.
- Хэй, морячок, с пробуждением!
Его плоть снова неумолимо набухала. Они уже дважды предавались любовным утехам, причем во второй раз не торопились, распаляя друг друга, растягивая удовольствие. Но хватило одного ее взгляда, одной улыбки и негромкого приветствия, чтобы он захотел ее снова.
- Пленительный у тебя наряд, - проговорил он охрипшим голосом. - Не приводилось мне видеть хоть одного морского пехотинца, который так вызывающе носил бы форменную майку.
Она пожала плечами, еще более обтягивая на себе ткань и вынуждая его судорожно сглотнуть ком в горле.
- Оливковый - не мой цвет.
- На тебе он смотрится восхитительно. - Он перевел на мгновение взгляд на часы и тут же снова посмотрел на нее. - Я уснул, надо же.
- М-м-м. Я наблюдала за тобой все время.
Это привело его в замешательство. Спящий мужчина кажется особенно уязвимым. В этот момент он не в силах себя контролировать. Но было в этом и нечто трогательное. Сама она не задремала, не оставила постель в поиске книги или журнала, не поставила музыку, не стала смотреть телевизор. Просто осталась рядом и наблюдала за ним.
Волнительно.
- Так зачем ты выскочила из постели?
- Да засунула свою одежду в сушилку. Скоро мне идти домой. Когда Кэт ночует не дома, она всегда звонит пожелать мне спокойной ночи.
- Я-то надеялся, что ты останешься здесь, - признался он.
- А я ожидала, что ты пойдешь со мной. У меня очень удобная кровать.
- Знаю, видел.
- Видел? - Она рассмеялась. - Милый, в той кровати ты изменил всю мою жизнь.
- Каким образом?
Ее беззаботное настроение вдруг улетучилось. Оттолкнувшись от двери, она пересекла комнату.
- Ты научил меня таким вещам, о которых я никогда и не узнала бы.
Дорис оказалась в ногах кровати, и Тед, игриво подтолкнув искусительницу на матрас, повалился рядом.
- Так чему же я тебя научил?
- Ты подарил мне страсть и наслаждение, открыл дивный мир блаженства. Ты помог понять, как отчаянно я могу хотеть и как сильно - чувствовать. - Она терлась об него, как кошка, заставив, раскинувшись в неге, постанывать. - До той ночи я была наивной. Думала, что знаю, чего хочу от жизни, а ты показал мне, как я ошибаюсь. Жалко, что мне не хватило смелости признать это тогда же. Сожалею, что наговорила тебе такого, причинила боль. Не могу простить себе, что не ухватилась за тебя обеими руками, чтобы никогда уже не отпустить.
Ему и сейчас делалось больно при одной мысли, что может потерять ее снова. Нет, теперь не отдаст эту женщину никому.
Лаская его, пощекатывая кончиком пальца дужки губ, соблазняя пах своим жаром, она пробудила в нем столь неодолимое желание, что оно отозвалось трепетом во всем теле.
Обхватив бедра шалуньи, он мягко усадил ее верхом на себя и притянул к возбужденной плоти.
- Мне неприятно разочаровывать тебя, милая, - любовно пророкотал он, предвкушая удовольствие, - но и после той ночи ты осталась наивной. Верно, поняла кое-что, но в душе не потеряла невинности.
- Научи меня еще чему-нибудь, Тед, - зардевшись, потребовала она. - Чему-нибудь новенькому.
- А как насчет повторения страсти, наслаждения и дивного блаженства?
Она обольстительно улыбнулась и повела плечами.