Тед отпил глоток холодного чаю и поперхнулся, но не от напитка, а от непроизвольного смешка. Ему вспомнилось уже виденное им преодоление препятствий в том же исполнении. Смутившись, он с озабоченным видом поинтересовался:
- Конец чему? Ставкам? Или прыжкам на велосипеде через стену?
- Я не позволю ни того, ни другого, - категорически заявила она. - Родители этих ребят очень расстроились из-за денег. Военный госпиталь не имеет ортопедического отделения, и если она переломает себе кости, придется обращаться к гражданским врачам. А кто может себе это позволить?
На его лице промелькнуло столь явное выражение вины, что мать заподозрила неладное. По ее спине пробежали мурашки. Переплетя пальцы вокруг своего стакана, она приказала типично учительским тоном:
- Давай-ка выкладывай все.
Он искоса посмотрел на нее с несвойственной ему робостью и опаской, чем еще больше насторожил.
- Я не предатель.
- Она опять берет ставки или выкидывает номера на своем велосипеде?
Тот же косой взгляд.
- От меня ты этого не слышала.
Дорис не удержалась от улыбки.
- Ты человек взрослый. А Кэт считает, что взрослые все выбалтывают. Так что она делала?
С минуту он нерешительно раздумывал, потом наконец ответил:
- Ну, скажем так: на прошлой неделе, когда я увидел ее впервые, она была в воздухе - футах в четырех от земли.
- Но она обещала мне, что не будет этого делать, - Дорис вздохнула с расстроенным и рассерженным видом. - Иногда просто не знаю, что мне с ней делать. Не хочу быть занудой, но не могу отступиться и позволить ей покалечиться.
Тед заговорил тихим, успокаивающим и слегка ворчливым голосом:
- Разве ты не делала в детстве ничего такого, что твои родители считали безрассудным? Или ты только и занималась тем, что валялась под вентилятором и слушала музыку?
Значит, ее дочка тоже порядочная болтушка. Какие еще маленькие семейные тайны раскрыла она этому человеку? Закинув ногу на ногу, она обхватила колено.
- Когда мне было десять, мы с подружкой обвязали концы веревки вокруг наших талий. Я надела роликовые коньки, а она села на велосипед и потащила меня на буксире по улице. - Дорис заметила, что он наблюдает за ней с интересом и спокойным вниманием, как те из немногих людей, кто действительно умеет выслушать говорящего.
- Все шло неплохо, пока подружка не стала спускаться с горки. Там, где дорога кончалась тупиком у подножья холма, она затормозила, а я полетела вверх тормашками. Ох, как ободрала руки, ноги, лицо. Один конек сломался, я вывихнула лодыжку и была приговорена к затворничеству в своей комнате на целую неделю.
- Значит, ты не всегда была такой напыщенной.
Напыщенная. Это слово сразу вызвало представление о банкирах в костюмах-тройках, бухгалтерах, чопорных классных дамах и старых девах. О людях, не умеющих искренне смеяться и любить, полнокровно жить. Ей не понравилось, что он назвал ее этим словом, пусть даже и добродушно.
- Так я напыщенная? - не скрыла она своего изумления.
Собрав карты, которые Кэт оставила раскиданными по столу, он тщательно сложил их, расправляя загнутые углы, потом ответил:
- Скажем так: тебе неведомо чувство раскрепощенности, чужды риск и приключения.
- Ну, не знаю. - Она подождала, пока он не закончил с картами, и, уловив его пристальный взгляд, смущенно улыбнулась. - Я легла с тобой в постель. Для наивной юной девушки, жившей без тревог и забот, это было большой авантюрой.
Он смотрел на нее погрустневшими глазами, неулыбчиво шевеля губами. Ей тоже было не до улыбок. Она подумала было извиниться за это напоминание, за то, что на такой минорной ноте кончается сегодняшний вечер. Хотелось взять обратно те обидные слова, которые она произнесла десять лет назад после того, как ее желание было удовлетворено и страсть улеглась. Когда до ее понимания еще не дошло, что же они наделали с лучшим другом Грега.
Нужно было признаться ему, что солгала, что не отдалась бы с такой же легкостью любому другому мужчине. Пусть он вспоминает только хорошее о том вечере, забыв остальное.
Она хотела бы повторить все сначала.
- Ты действительно раскаиваешься в этом, Тед? - Не получив ответа и заметив его замешательство, она робко переспросила: - Ты сожалеешь о том, что мы сделали?
Он не просто сожалел, он был разгневан и зол на себя оттого, что не давал выхода своему гневу.
- Грег был моим лучшим другом. Ты собиралась выйти за него замуж.
- Меня приучали к этой мысли с малых лет. Но наше намерение не было официальным. Мы даже не были помолвлены.
- Вот как ты оправдываешь это, Дорис? Это не было официальным? Ты же была его девушкой и ни с кем другим не ходила на свидания. Ты переехала в Уэст-Пирс ради того, чтобы быть ближе к нему, и после окончания его службы собиралась выйти за него замуж. Ты принадлежала ему, а я… - Отведя глаза, он, не сдерживаясь, выругался.
Дрожащей рукой Дорис притронулась к его плечу и сразу почувствовала напрягшиеся мышцы. Мгновение она подождала его реакцию и, не встретив сопротивления, мягко провела ладошкой по спине, попробовав таким своеобразным массажем снять напряжение, успокоить разгневанного мужчину.
- Мы, Тед. То, что мы сделали, сделали вместе. Ты не больше… - Что? Виноват? Ей не нравилось это слово. Разве недостаточно пережили они за прошедшие десять лет? - Ты не более ответственен за это, чем я.
Оттолкнув ее руку у он резко проговорил:
- Мы поступили ужасно, Дорис. И ничто на свете не изменит этого факта.
Разве она пыталась оправдаться? Нет, просто излила свою боль, устав за все эти годы от переживаний, от неотступного чувства скорби и вины. Но те немногие часы, что они провели месте с Тедом, слишком чудесны, незабываемы, чтобы ужасаться и раскаиваться. Ужасным было то, что она не сказала сразу же Грегу о своем увлечении, что согласилась выйти за него замуж в то время, как желала другого человека. Все - свадьба и покаянные письма, исполнение роли любящей жены и горюющей вдовы, выдающей дочь за ребенка Грега, - все это было ужасно, но с ее стороны, а не со стороны Теда.
А еще - этот вечер, полный недомолвок, укоров, покаяний…
- Так ты сожалеешь об этом? - снова спросила она. Ей хотелось верить, что он скажет "нет", что их любовная связь значила для него так же много, как и для нее. Ей просто необходимо было услышать именно это.
Он никак не мог посмотреть на нее, даже бросить взгляд в ее сторону. И было ясно, что если они встретятся взглядами, его глаза окажутся холодными и суровыми. Этот человек бескомпромиссен и тверд, безжалостен к себе и другим.
- Это было ужасно, - тихо произнес он, четко выговаривая каждое слово.
- Но ты-то сожалеешь об этом?
Наконец Тед взглянул на нее, и его темные глаза осуждающе посмотрели на нее.
- Да, - твердо проговорил он. - Каждый день, прожитый с того момента.
V
Должен существовать особый ад для тех, кто умышленно причиняет зло другим людям. Тед вспоминал боль, появившуюся в глазах Дорис, когда он солгал вечером в четверг. И слезы, что навернулись на ее густые ресницы, и как она растерянно заморгала и отвернулась. И как он холодно и поспешно пожелал спокойной ночи Кэт, спустившейся проводить гостя, после того как Дорис, не попрощавшись, оставила его сидящим за обеденным столом. Можно было прийти в отчаяние от того, как кончился вечер.
А все потому, что он солгал.
Человек, с которым обруилась Дорис, был его луший друг, и он сожалел, что ничего не сделал, чтобы помешать их браку. Сожалеть можно было о миллионе вещей, но только не о близости с ней. Господи, он все отдал бы, чтобы повторить это еще, и еще, и еще…
Ради чего же было говорить неправду? Ну почему он не посмотрел ей прямо в глаза и не ответил искренне:
- Нет, Дорис, я никогда не жалел об этом.
Может быть, он не посмел это сказать потому, что считал себя виновным в гибели Грега, а она этого не знала.
Или потому, что он дал обещание: "Я буду держаться в стороне от нее, Грег, клянусь тебе".
Помешала сказать правду и собственная необузданность, уже принесшая ему немыслимые страдания. Боже, как он переживал! Только на этот раз все могло быть еще хуже. Ведь теперь ему была нужна не только жена Грега, но и его дочь. Он хотел стать частью их жизни, которую так бездумно исковеркал много лет назад и к которой сейчас не вправе прикасаться.
Он хочет занять место Грега в их семье.
И он не стал причиной того, что это место свободно.
Но все это не оправдывает его ложь.
Ничто и никогда не оправдает его, если он причинит ей новую боль.
Господи, да неужели только на это он и способен…
Заглянув в стенной шкаф, он снял коробку с верхней полки. При очередном переезде он обязательно освобождался от всего лишнего - от старой одежды, старых книг, от ставших ненужными сувениров, - но эта коробка сопровождала его повсюду. Она пережила шестнадцать лет разъездов благодаря металлическому шкафчику, в который он запер ее. Пережила даже тот трагический взрыв. Погибли десятки парней, еще больше было ранено, а этот жалкий короб с его скудным содержимым остался целым и невредимым.
Вернувшись в ярко освещенную спальню, он поставил картонку на кровать и открыл ее. Находившиеся внутри предметы, как и фотографии, которые Дорис разглядывала в гостиной, были его сокровищами. Они напоминали о добрых временах в жизни.
Немного добра - за тридцать пять лет.
А вот и другие снимки: матери и отца, его самого с Джуди, несколько фотокарточек Грега и портрет Дорис. Плохого качества моментальный снимок, сделанный кем-то однажды ночью в ее квартире. Освещение было скудным, комната - как в тумане, но, черт побери, девушка была красива.
Сохранилась и модель самолета, которую помог закончить отец всего лишь за несколько дней до своей смерти, и карманная книжка любимого писателя, подаренная ему Дорис. Перочинный ножичек отца. Все открытки и письма от Джуди - они давно перестали приходить. Украшенная гербом их школы грамота за участие в легкоатлетических соревнованиях. Несколько значков за выигранные забеги.
В углу коробки была и цель его поисков - бейсбольный мяч. Старенький, утративший свой белый цвет, со стершейся надписью. С этим мячиком он был капитаном всех бейсбольных команд, в которых играл пацаном. В его округе мало кто мог приобрести нужную экипировку. Жившим там семьям едва хватало зарплаты, чтобы оплатить аренду жилья и продукты. Он же имел все снаряжение и потому главенствовал в играх. И он был гордым обладателем этого мячика.
Со вздохом он оставил мяч на кровати и поставил коробку на место. Наступил субботний ветер и, если Дорис не передумала, Кэт ждала его. Он должен бы пощадить самолюбие женщины, но если дочь окажется разочарованной, виноватой в этом будет ее мать, а не он.
Когда несколько минут спустя он подъехал к их дому, Кэт стояла на подъездной дорожке и колотила бейсбольным мячом в стену дома медленно и размеренно, чем могла довести мать до безумия. Увидев гостя, девочка сунула мяч под мышку и повернулась в его сторону.
- Я боялась, что вы не приедете, - радостно закричала она.
- Мы же договорились о точном времени, ведь так?
- Мне казалось, вы захотите позавтракать с нами. Каждую субботу мы ходим на ланч в одну пиццерию недалеко от нашего дома, но мама сказала "нет". Вы случайно не поругались с ней?
Он засунул руки в задние карманы джинсов.
- Почему ты так думаешь?
Кэт пристально посмотрела на него.
- Потому что она ушла наверх и оставила вас одного в четверг вечером. Потому что не спустилась вниз, чтобы пожелать вам спокойной ночи, когда вы уходили. Мама придерживается хороших манер и никогда никому не грубит. Никому, как бы плохо они себя ни вели.
Итак, Тейлор-старшая любезна со всеми на свете, кроме него. Что еще нового?
Он подошел к девочке поближе.
- Если ты против моего появления здесь, мне придется уехать. Я у вас потому, что обещал, а я всегда… В общем, стараюсь делать то, что обещал.
Кэт задумалась на минутку, потом вдруг бросила себе под ноги мяч.
- Спрошу у мамы, - недовольно пробурчала она. Подойдя к парадной двери, девочка вежливо постучала, вместо того чтобы просто войти. Дверь тут же открылась и в ней промелькнула Дорис. Мать с дочерью перекинулись несколькими словами и Кэт вернулась, одним прыжком миновав ступеньки.
- Ма говорит, вы можете войти.
Она могла по крайней мере выйти и хотя бы взглянуть на него. Хоть бы позволила увидеть себя, если не желает смотреть на него.
- Ты всегда стучишь в свою дверь? - спросил он, следуя за Кэт к заднему двору.
- Мама моет полы, поэтому не хочет, чтобы я по ним ходила, и заперла парадную дверь. Мне приходится пользоваться черным ходом.
Задний двор не был так ухожен, как передняя лужайка. Здесь росли старые деревья, ронявшие пересохшие ветки и листву на дорожки и некошеный газон, на крышу веранды. Цветы с этой стороны дома выращивали только в горшках - красные герани, петунии и азалии, отдыхающие после буйного весеннего цветения. Трава росла редко - слишком много тени.
Кэт оставила на задней веранде две перчатки - все же две, заметил он, хотя она и думала, что он не придет, - но не принесла мячик, надеясь на него. Его рука легко вошла в перчатку Грега. Немного свободна - хозяин был крупным мужчиной, - но вполне годилась.
У девочки оказалась сильная бросающая рука - даже сквозь перчатку его ладонь ощущала силу ее броска, но точность оставляла желать лучшего. Он сделал несколько подсказок, но в основном служил ей целью.
- Ты играешь в команде? - спросил Тед через некоторое время.
- Не-а. - Она остановилась, чтобы заправить волосы под кепку. - Мама говорит, что я могу играть только в одну игру, потому что тренировки занимают слишком много времени, и я выбрала футбол. Но мне он уже немного наскучил. Футбол мне нравится, но в нем легко поломать ноги или руки, а если это случится, мама запретит мне спорт вообще.
- А ты играешь когда-нибудь в куклы или во что-то в этом роде?
- Это еще зачем? - Она бросила мяч с особой силой. - Только потому, что этим занимаются девочки?
- Я этого не говорил, просто спросил.
Стянув перчатку, она обтерла руку о свою рубашку.
- Бабушка Джеймсон - это мамина мама - говорит, что я должна вести себя как девочка. Она хочет, чтобы я носила платья с оборочками, и покупает мне банты для волос и туфли, которые жмут. А бабушка Тейлор заставляет ее забирать их обратно. Она говорит, что неважно, как я себя веду, лишь бы не хулиганила.
Тед мог бы и догадаться о подобном обращении. Мать Дорис воспитывала только дочерей. Все три были симпатичными, женственными и отнюдь не сорванцами. Миссис Тейлор, напротив, воспитала трех мальчиков - атлетически сложенных и хулиганистых. Кэт явно унаследовала озорство и свои спортивные увлечения от отца.
- Ты часто видишься со своими бабушками и дедушками? - спросил он, бросая ей мячик.
- Довольно часто. Они же живут недалеко отсюда. Мои тетки часто забирают меня в субботу вечером, и я ночую у них. Каждое лето мои дедушки берут меня на рыбалку в глубокой воде. Мама однажды поехала с нами просто посмотреть, что это такое. И как же она разболелась! Почти все плавание она провела в ванной комнате яхты. Сказала, если мы немедленно не вернемся на берег, то можем выбросить ее за борт и дать ей утонуть, потому что более несчастной уже и быть не может.
Брошенный ею мячик пролетел над его головой справа, и девочка кинулась за ним. Разгоряченный, вошедший в азарт, Тед побежал вслед, но юная спортсменка обогнала его и радостно засмеялась. Подобрав мяч, они уселись на траве.
- Вы когда-нибудь выходили в океан? - спросила она, утирая лицо рукавом.
- Пару раз я был в круизах по морям и океанам.
Кэт восторженно посмотрела на него.
- Настоящие путешествия? Или на военном корабле?
- На военном.
- Когда я была маленькой, я слышала разговоры о круизах по Средиземному морю и думала, что это увеселительные плавания, знаете, как в телевизионной рекламе. И даже хотела поступить на службу в Военно-морские силы и плавать через океан, пользоваться на корабле бассейном, развлекаться и есть всякую вкуснятину. Все равно, что на каникулах. Потом я узнала, что все вовсе не так весело, как показывают по телевизору.
Она говорила так серьезно, что Тед не мог удержаться от смеха.
- А когда ты, Кэтти, перестала быть маленькой? Тебе сейчас уже девять.
- Мама говорит, что мне девять и скоро исполнится сорок девять. А дед сказал, что я родилась старой.
Сзади со скрипом открылась дверь дома.
- Детка, - позвала мать, - подойти сюда на минутку, пожалуйста.
- Давайте сделаем вид, что мы не слышим, - предложила озорница. - Если я пойду, мама придумает для меня какое-нибудь дело. Всегда так бывает, когда она вежливо просит меня. А я бы просто посидела здесь в теньке.
Тед отдал ей перчатку и поднялся.
- Ты делай вид, что не слышала, а я узнаю, в чем дело. Мне так и так нужно поговорить с ней.
- Вы собираетесь извиниться за то, что вели себя ужасно в тот вечер?
Он ухватил козырек ее кепки и натянул ей на лицо.
- Твоя мать права. Ты слишком любопытна.
- Если я передумаю и войду в дом, я не застану ваших поцелуев или еще чего? - поинтересовалась она, игриво выглядывая из-под козырька. - Я спрашиваю потому, что мне не нравится смотреть на такие вещи, разве только по телеку - тогда можно просто выключить его.
Он успел сделать уже несколько шагов, потом вернулся и присел на корточки.
- И часто ты видишь здесь такое?
Ее лукавая улыбка была под стать ехидному голоску.
- Не скажу, мистер Хэмфри.
- Ну, ты тот еще ребенок! - Стянув с нее кепку, он разлохматил волосы и пошел через двор. Через мгновение мимо пролетел сильно пущенный мяч.
На маленькой квадратной площадке стояли столик для пикника из красного дерева, бамбуковые стулья и газовый гриль. Три ступеньки вели на веранду. Она была занята гамаком и потрепанным плетеным креслом-качалкой. Еще одна ступенька вела в дом. Гость оказался в небольшой прихожей. В кухне рядом чем-то занималась хозяйка.
Она стояла к нему спиной и тихо подпевала радиоприемнику. На ней были бледно-голубая мужская рубашка на пару размеров больше и обтягивающие белые джинсы. Босые ноги придавали ей уязвимый вид. Он постоял в двери, наблюдая, и тихо вошел в кухню.
- Долго же ты шла, - сказала Дорис, не оглядываясь. - Возьми, пожалуйста, пару стаканов из шкафчика, миленок, и наполни их льдом. И передай мне лимоны со стола.
Он взял один и, подойдя сзади, вложил в ее протянутую ладонь. Ее пальцы обхватили лимон, дотронувшись до незнакомой руки. Женщина окаменела.
Мгновение стояла тишина - даже передававшаяся по радио музыка, казалось, замерла.
- Извини, - медленно выдохнув, проговорила она так, словно и не думала извиняться, - мне показалось, это Кэт.
- Я так и решил, не меня же называть миленком.