Блисс не ответила, пытаясь убедить себя, что девушка в комнате понятия не имела, о чем она говорила, что она просто хотела напугать её. Но Блисс видела многое в своей жизни. Ее так просто не напугаешь.
Глава десятая
Слова девушки встревожили ее, но Блисс удалось оставаться спокойной, торопясь через автостоянку больницы. Она столкнулась с монстрами, которые были страшнее собак. В конце концов, это было лишь нападение собак отца, и она не собиралась бояться нескольких паршивых дворняг, и не имеет значения, что сказала девушка с жуткими глазами.
Она набрала номер Джейн, нуждаясь услышать дружеский голос тети, и была разочарована, когда вызов пошел на голосовую почту. Блисс оставила сообщение.
- Эй, это я. С ней все в порядке, но она отказывается помогать. Действительно отказывается от сотрудничества, ты знаешь, что я имею в виду. Я скажу тебе больше, когда увижу тебя. Я по дороге в номер. Увидимся в позже.
Движение было медленным, и было темно, когда Блисс заехала на переполненную стоянку. "Бэдсайд Инн" был больше жилым домом, чем мотелем, слишком поздно, они обнаружили, что он служил в качестве станции для людей, которые не могли заплатить за первый и последний месяца аренды или пройти проверку кредитоспособности. Когда Блисс вышла из лифта она обнаружила, что двери нескольких комнат на этаже открыты, жильцы разговаривали, одетые в халаты с влажными волосами, обменивались историями и сплетнями. Дети бегали от одной комнаты в другую, как будто весь комплекс был их детской площадкой. Она пережила момент паники, когда впервые увидела небольшой уродливый номер. Там были надписи на стенах, а подушки и покрывало, похоже, последний раз чистили в эпоху Рейгана.
Блисс пошла к себе в комнату, она кивнула своим соседям и наскочила на их детей, которые ползали на коленях, но другие жильцы были холодны к ней, никто не вернул ее нервную улыбку, а некоторые смотрели на нее враждебно. Именно с некоторым облегчением, что она, наконец, достигла двери. Она постучала вместо того чтобы использовать ключ, просто, чтобы Джейн знала, что она там.
- Тетя Джейн? Это я. - Она ждала её, чтобы та открыла дверь, но ничего не произошло. Может Джейн все еще спала?
Ей придется открыть дверь самой. Она скользнула ключ - картой в считывающее устройство и индикатор замигал зеленым цветом. Она повернула ручку и открыла дверь. В комнате было полностью темно. Она ненавидела будить тетю Джейн, но она ничего не видела.
Как только она включила свет, она захотела ничего не видеть. Мебель была перевернута, комната в беспорядке с явными признаками борьбы и со следами когтей на стенах. Не было никаких признаков тёти Джейн.
Блисс закричала.
"Никто не охотиться на собак", предупреждала брошенная девушка в клинике.
Через несколько часов Блисс сидела в арендованной машине на стоянке мотеля, не в состоянии двигаться. Никто из жителей или сотрудников в мотеле не видел и не слышал ничего. Она ответила на вопросы полиции и безопасности мотеля и ждала, пока они не проверяли ее алиби, благодаря журналу посетителей клиники. Наконец, детективы отпустили ее на ночь. Она хотела взять небольшой перерыв, возможно, что - то поесть, хотя она и не была голодна. Но ей это необходимо - уйти от хаоса и страха на некоторое время, чтобы побыть одной, чтобы она могла думать. Она кусала ногти один за другим. Собаки знали, что она ищет их. Она была в опасности, если она не остановиться, пока она не откажеться от своего преследования.
Они хотели, чтобы она сдалась, и они взяли Джейн в качестве заложницы. Но почему? Знали ли они, что Джейн была Смотрителем? И что собаки знают о поисках Блисс?
Блисс знала, что она на правильном пути, и она была так близко. Она должна была продолжать. Она не могла бояться, даже, если она видела, что они сделали. Ее мать дала ей задание, она должна была довести его до конца. Она знала, во что она ввязалась с самого начала. Она должна была продолжать искать собак, и она не могла оставить Джейн - ее лучшего друга в целом мире - в их руках, она могла только надеяться, что та была еще жива.
Она посмотрела на бледно - серую парковку. Солнце исчезло, и его оранжевый свет теперь заменен на ряд натриевых ламп на высоких столбах. Фонари отбрасывали желтые зернистые света, которые делали все, одного цвета: деревья, дальние дороги. Через полмили она увидела аптеку, которая светилась белым блестящим, и дорогу, ведущую на запад.
Если бы она все еще имела вампирское зрение, она была бы в состоянии видеть шторы на окне одного из домов на расстоянии многих миль. Но она сейчас была человеком, с человеческими ограничениями. Она больше не могла слушать беседы, которые проводились в комнате, она больше не могла поднимать предметы в пять раз тяжелее своего веса. Она больше не могла сделать ничего из того, что воспринимается как должное, когда ее кровь была голубой.
Поскольку она сама очистилась от своего вампиризма, она не пыталась использовать что - нибудь из своей старой силы. Что толку? Она не хотела оглядываться назад и желать чего - то, что она не могла иметь. Но теперь она подумала, что если бы, некоторые из ее сил остались, если бы она могла еще входить в глом. "Собаки являются созданиями тьмы..". Почему она не подумала найти их таким образом раньше?
Она закрыла глаза и расслабилась, позволяя разуму очиститься, позволяя ему выйти за рамки сознания и физических ограничений, что позволит ей покинуть материальный мир. Было такое чувство, как будто она скатывается в бассейн с теплой водой. Когда она открыла глаза, она была в гломе, в мире сумерек и призраков, фантома и миража.
Блисс осторожно пошла через пустой пейзаж. Мир глома имел несколько иной оттенок, чем она помнила. Она не знала, было ли это, потому что она больше не была вампиром, в первый раз, она почувствовала себя одинокой и уязвимой.
Вдруг свет в гломе, яркий, как прожектор, светил на нее. Она съежилась от его блеска, прикрывая глаза. Сначала она увидела мальчика перед собой. Он был темноволосый и красивый, с высоким лбом, сильной челюстью, с ожесточенным и благородным обликом, но лицо его было мучительным. Он смотрел на нее, а она смотрела на него.
"Кто ты?"
Блисс не была уверена кто говорил, он или она, но было ясно, что у обоих был тот же вопрос на уме. Она видела его взгляд, который задержался на камне на ее шее, его глаза расширялись, она подняла руку, чтобы скрыть его, и прежде, чем она поняла, что происходит.
Она была брошена обратно, и, когда она пришла в себя, она увидела, что она где - то в другом месте. Мясная лавка. Она видела мясо висящие на крючках, белую бумагу, кровавые черенки. Тогда волк вышел из темноты. Серебряный волк с плоскими желтыми глазами.
Это был цербер, она была уверена в этом.
Он прыгнул на нее, и Блисс чувствовала, как ее выталкивают из глома обратно в реальный мир, дрожь и она изо всех сил пытается дышать.
Она все еще была на стоянке мотеля; дальше рядом с ней семья разгружала багаж из минивэна.
Кто был этот мальчик? Что это был за свет? Нет времени думать об этом сейчас. Глом дал ей ответ, который ей необходим. Он показал ей собак ада. Она увидела адрес мясной лавки на бумажном пакете. Она пойдет туда немедленно, чтобы найти собак. Она будет следовать этому, куда бы он не привел. И если она обнаружит Ад, ничего, она уже была там однажды.
ЧАСТЬ II
Убить мою любовь - это преступление,
Но ты будешь любить человека из времени
- Элвис Костелло "Man Out Of Time"
Пролог. Испытания
Это был рассвет перед испытаниями. Он прокрался обратно в комнату через дыру, которую сделал в стене. Мастера не знали, что он cмог бы сделать так. Сбежать. Передвинуть окружающие вещи силой мысли. Создать пространство, где не было бы никого. Они не знали, что он мог отправиться за пределы логова, однажды он даже пробрался через весь этот путь в первый круг, к окраинам, прежде чем вернуться назад. Мастера заперли их на ночь, сталь, встречающаяся со сталью, издавала звон. Это не имело значения. Он может идти, куда захочет. Но он думал о других и не мог оставить их.
На следующий день его выделили, как лучшего воина стаи. Если он обыграет своего соперника, эта стая станет его, а он будет альфой. Он готовился к этому всю свою недолгую жизнь.
Все вокруг, он мог слышать звуки братьев, которые спали рядом с ним: их ровное дыхание, нежный храп Рейфа, свистящее посапывание Эдона, тихие стоны Мака. Почувствовав себя плохо, он посмотрел в потолок. В комнате было жарко. Он не мог уснуть, думая о завтрашнем дне, и о том, что он принесет.
Следующий день начался так же, как и любой другой, выдали общие пайки, простую, густую кашу, которая на вкус и запах была как свинец. Топливо. Он едва коснулся своей тарелки, увидев своего младшего брата, который смотрел на его кашу, и подвинул свою тарелку к нему. Ему никогда не хватало, мастера кормили их, не досыта, они думали, что худые, голодные, такие лучше для боевых действий. Он смотрел на Maка, который закончил есть.
"Нервы?" - Спросил Эдон.
Он пожал плечами: "Может быть".
"С тобой все будет хорошо". - Успокоил его Мак. - "У них нет никого, кто сможет победить тебя". Самый молодой волк стал их учителем, тренером. Все несколько дней до этого, Maк был на вторых ролях, тявкал, подбадривал его, помогал в разработке стратегии, обучал его, как дышать, когда рот полон крови, когда все мышцы тела кричат об освобождении, советовал о том, как победить, превозмогая боль.
Они ели в тишине, и он наблюдал.
"Удачи". - Эдон кивнул ему.
"Тоже", - добавил Рэйф, делая то же самое.
Он зарычал в благодарность. Это было оно. Это было то, чего он ждал. Это было то, что он планировал, то, что его учили делать. Он победит и будет лидером или он умрет.
* * *
Битва была короткой и зверской.
Он лежал лицом вниз на арене, кровь капала ему в глаза, кровь лилась из его ран, кровь везде, даже на песчаном дне ямы.
Кровь была густой, и он не мог видеть. Почему он еще жив? Он должен быть мертв. Он проиграл. Он избит. Он не альфа.
Это не так, как должно было случиться.
На арене стало тихо. Он остался один, он в этом уверен. Он боялся пошевелиться. Что, если они думали, что он мертв? Что, если кто - то пронзит его копьем, если он перевернется? Он лежал неподвижно, ощущая свою кровь, металл и соль на языке. Его тело заживет, но сейчас он был в шоке.
Во время боя он слышал насмешки толпы, чувствовал разочарование своих товарищей, видел страх в глазах своих братьев. Они не могли на это смотреть. Его талант оставил его.
Он не мог его использовать. Он барахтался с самого начала, и он знал, что это конец. Его конец.
"Почему он все еще жив?"
"Ромул поднял большой палец", - кто - то ответил. Он не понимал, кто может слышать его.
Это была традиция: ждать в конце битвы утверждение главного, прежде чем победитель нанесёт смертельный удар. За все годы, во все века, никто никогда не был спасен. Никто. Толпа жаждала смерти, и смерть была им дана. Он думал, что смерть была бы сладкой по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас.
Но Ромул поднял большой палец. Он оставил его в живых.
"Не пытайся двигаться. Ты только будешь чувствовать себя хуже".
Он почувствовал мягкий язык на своем лбу, вытирающий кровь, соль, землю, гравий и песок, которые уже въелись в его кожу.
Он повернулся и, наконец, смог открыть глаза. Перед ним на коленях стояла волчица, чистя его раны. Он узнал ее. Она была из его логова. Обычный коричневый волк с добрыми голубыми глазами.
"Тала".
"Да".
Тала. Она была ещё детёнышом. Он не вспомнил её здесь, на арене. Ухаживания среди них были спонтанными, мгновенными. Волки были в состоянии размножаться, пока были обращены, но они не растили свое потомство; детенышей передавали назначенным хозяевам. Когда - то они были собаками, они были бесплодными, бездушными машинами для убийства. Когда стало ясно, что, вероятнее всего, он станет вожаком стаи, многие хотели разделить с ним постель, но он сопротивлялся. Он не будет размножаться для хозяйских питомников. Он не даст им обратить больше волков. Он поддался искушению только один раз и поклялся, никогда не делать этого снова.
Тала продолжала чистить раны, и она толкнула его на ноги. Она была удивительно сильной для своего роста.
"Спасибо тебе".
Она кивнула.
Он дрожал от страха, он понял, он был до сих пор напуган. Что делать, если учителя вернуться? Что, если они его увезут? Он вспомнил все, что они с Марроком планировали, если его убьют, все будет напрасно.
Он съежился, услышав звук шагов, но Тала покачала головой.
"Они не вернулись. Пока что".
"Что происходит со мной?"
"Ничего. Не волнуйся. Я не позволю ничему случиться с тобой, пока я здесь".
Он хотел верить ей. Он знал, что она лгала, пытаясь заставить его чувствовать себя лучше. Он должен быть убит, брошен в Черное Пламя, оставлен гореть.
Но что, если ему суждено жить? Что тогда? Как он будет смотреть в лицо своей стае? Своим братьям? После колоссальной неудачи? Кем он будет теперь в стае?
Вкус поражения был новым для него, неожиданным, сырым.
"Как это могло произойти?" - Он мучился.
"Ты позволил ей выиграть".
Она знала.
Он не спорил.
В тот день мастера не приехали; его не проткнули ножом и не бросили в огонь. Тала помогла ему вернуться в логово. Жизнь шла, как прежде, до их побега.
Он не влюбиться в Талу, пока они не будут на другой стороне, пока они не станут свободными. Но позднее он думал, что, возможно, он уже любил ее прежде. В тот день на арене, когда он был впервые повержен, когда он был близок к смерти, когда она вернула его к жизни.
Глава одиннадцатая
Малкольм заболел, а Лоусон радовался. Это означало, что они были на верном пути, собаки приближались, а также, они были близки к обнаружению Окулюса. Они вернулись в Хантинг Вэлли, спустя месяц после нападения. Когда они вышли из портала, то оказались на побережье городка штата Мэн. Они извлекли урок, оставаясь в Хантинг Вэлли как можно дольше. Они вернулись в Огайо ночью после того, как узнали, что Артур, испугавшись нападения, сменил место жительства и переехал в пещеру. Лоусон думал, что это неплохая идея. По крайней мере, камни не горят. Они прожили там день, а на восходе солнца сорвались для своего предназначения, живот Малкольма был им путеводителем.
- Ты в порядке? - Спросил Лоусон, сидя в водительском кресле.
- Нет, остановись, - быстро проговорил Малкольм. Через минуту машина остановилась, Малкольм дёрнул дверь, и послышались ужасные извергающиеся шумы.
- Попытайся не испачкать здесь всё, хорошо? Потребовалось много времени, чтобы её достать, - сказал Лоусон. Он украл автомобиль, конечно, они никогда не представляли себе это иначе. Они должны будут оставить его через неделю или две, как только он начнёт вызывать подозрение.
Малкольм рассмеялся, и подшучивал над своим обедом, пока они выезжали с гравия. Он попыался не испачкать салон.
Рейф сочувствовал брату.
- Оставь это, оставь.
- Ты убиваешь его, ты знаешь, - сказал Эдон с пассажирского сиденья.
- Мак? - Спросил Лоусон, - ты уверен, что хочешь этого? Мы не против, - сказал он, хотя знал, что это ложь.
Малкольм также это знал.
- Я в порядке, - ответил он, вытирая рот рукавом. Он сел более прямо.
- Не спускай глаз с дороги. Не волнуйся обо мне.
- Может, пристегнёшься? - Спросил Эдон. За окном было темно, Лоусон ехал со скоростью чуть более 90 миль/ч с выключенными фарами.
- Никто не возражает, если ты причинишь себе боль, но мы бы не хотели выбирать лобовое стекло из волос.
Лоусон проворчал. Он пристально глядел на бесконечно черный тротуар, никаких уличных фонарей, только тёмное небо и бесконечная дорога. Он ехал быстро, потому что считал это забавным. Он ездил с выключенными фарами, так легче разглядеть адских псов в темноте.
Окулюс не мог быть так далеко, теперь, когда Малкольму было настолько больно. Самый молодой лучше всех ощущал присутствие собак, его живот действовал, как тревога, что давало выйти на шаг вперед своих преследователей.
После того, как они потеряли Талу, им казалось, что они потеряли и Лоусона. Его братья знали причину. Он с Талой никого не обманул. Лоусон закрылся, как Эдон после их спасения, если не хуже. Он не говорил, не ел, только существовал. Его сердце разрушилось. Это было пыткой, не знать, что с ней случилось. Была ли она убита, или собаки оставили её в живых. Прошло только несколько недель с восемнадцатого лунного дня, когда это случилось с Ахрамин. Существовала небольшая надежда на спасение. Ад - бесконечен, Тала может быть, где угодно. Он никогда не найдёт её. Поскольку прошли дни, может, её уже нет в живых.
Она ушла, это случилось.
Прежде…
Несколькими днями ранее Малкольм проснулся от своего крика.
- Это он, я могу видеть его!
"Он" был Ромулом, конечно. Великое животное Ада было когда - то в их головах.
- Ты видел Ромула? Где? - Спрашивал Эдон с повышенным голосом.
- Как будто, он был на луне. - Сказал Малкольм. - Он говорил с кем - то.
- Окулюс, - осторожно сказал Эдон. Он объяснил, Тусклый Свет был маяком глома, темный огонь, которым пользовались волки тысячилетия назад, чтобы сообщать что - либо на далекие расстояния. Другой мир пользовался этим, чтобы отслеживать стаи, бродящие во вселенной, но глаза многих были темны столетиями. Теперь, некоторые вспыхнули снова.
- Где? - Спросил Лоусон.
Малкольм закрыл глаза, пытаясь сконцентрироваться.
- Оно похоже на то место, где мы впервые появились. Тот открытый луг мужду холмами в долине.
- Окулюс. Лоусон чувствовал первую вспышку надежды.
- Я могу использовать его, я могу найти Талу. Он может показать мне, где она, где её держат.
- Нет!
Лоусон посмотрел на Эдона, словно на незнакомца.
- Нет?
Эдон впился в него взглядом.
- Если ты будешь использовать его, Ромул узнает, где мы! Разве ты не видишь? Ты подвергаешь нас опасности.
- Я не буду. Я могу сделать это. Я знаю, что могу. Я быстро, обещаю, ничего не произойдёт, - он не мог разачаровываться в этом. Тала могла быть ещё жива, если так, он не может оставить её, он должен помочь ей. Лоусон думал о ней, она - девушка с ярко-розовыми волосами, застенчивой улыбкой, поющая так мягко, когда занимается домашними делами; он может видеть её, лежащую с ним на кровати, чувствуя её сладкое дыхание на своей щеке.
- Эдон, пожалуйста, позволь мне сделать это, - попросил он. Лоусон знал Малкольма, Рейф будет на его стороне, а вот Эдона он дожен убедить.
- Нет, Лоусон. Ты дурак, если думаешь, что можешь вернуть её. Всё кончено. Она ушла. Ты должен понять это, - сказал он.