- Ты, Костик, не наглей с девушкой, она известный журналист, уважаемый, - пробасил Крашенинников, обращаясь к бабуину, и обернулся к виновнице ДТП: - Поехали ужинать?
Порыв ветра принес не менее густой, чем бас, запах свежего водочного перегара.
- Александр Борисович, куда ж я поеду, надо договориться о стоимости ремонта, - простонала Лера, но ее стон поглотили мощные колебания profondo:
- Кой черт ремонт! Поехали ужинать. Меня ждут в "Европе". Давай, давай! - Александр Борисович оказался совсем близко, ручища, такая же, как голос, могучая, обвилась вокруг талии Ковалевой и потянула в сторону устрашающего джипа.
- Нет-нет, Александр Борисович, я только что с юбилея газеты, устала смертельно и хочу домой, а тут еще это… И вообще…
Лера хотела добавить что-то в свое оправдание, но Крашенинников не дослушал:
- Аа-а! Так вот почему ты вообразила, что одна на дороге! Ладно, поехали, отвезу тебя домой, а здесь, - он кивнул на страдалицу бэху, - Костян все разрулит.
- Нет-нет, - проявила характер Лера, - я сама отгоню машину на стоянку.
- Ну, как знаешь. Привет Казимиру.
Челядь обступила хозяина, и всех, как воронка, поглотил джип.
* * *
Попав наконец домой, Лера, как была, в черном брючном костюме, белой кружевной блузке рубашечного покроя, на шпильках, принялась торопливо собирать вещи, лелея надежду сбежать до прихода Казимира и мысленно подгоняя себя.
"Только самое необходимое, на первое время", - твердила Лера, не очень понимая, что такое "первое время" и что в ее случае - "самое необходимое". Необходимое для чего? Фен, гели для тела, туалетная вода, шампуни и пенки для укладки волос? Несколько упаковок разовых носовых платков и литр валерьянки - вот что необходимо в ее ситуации. А еще лучше мыло с веревкой, но для такого шага она слишком труслива.
Не мудрствуя лукаво сложила то, без чего не обойтись даже будучи в глубоком трауре.
Уже разгрузив полку со своим барахлом, Лера обнаружила на дне прозрачную коробку с новым комплектом белья, похожего на засушенный цветок морозника кавказского с прозрачными бледно-зелеными лепестками, - подарок Казимира на Восьмое марта. Изящное, ручной работы белье осталось невостребованным - Лера не обладала умением соблазнять. Надеть белье и щеголять в нем по квартире? Чушь какая. Вообще, соблазнять мужчину - что может быть неестественнее? Естественно - это когда он соблазняется.
Как ни спешила Лера убраться из квартиры до прихода Казимира, не успела. Видимо, желала слишком многого.
Щелкнул замок, неверный муж вошел и завозился в прихожей.
По каждому шороху и вздоху, по еле уловимым колебаниям воздуха Лера могла с точностью сказать, что происходит за стеной: вот муж избавился от пиджака, вот шарит рукой под тумбой в поисках тапок, вот с кряхтением расшнуровал новые туфли, купленные, очевидно, по случаю интрижки с Чижевской.
Ужас и отвращение охватили Леру.
Захотелось испариться, растаять в воздухе, стать мыльным пузырем, мокрым местом, дыркой от бублика - чем угодно, только бы не видеть Казимира сейчас.
Наконец Дворянинович вошел и в глубокой скорби уставился на почти собранную дорожную сумку.
- Лерка, - выдавил ничтожнейший из мужчин, - прости меня.
Шагнул к жене, схватил за руки и, когда она попятилась от неожиданности и попыталась вырваться, внезапно рухнул на колени:
- Клуша, ну прости! Ну, седина в голову, бес в ребро! Пойми, все проходят через это, все семьи! Потерпи! Перебешусь, успокоюсь, и заживем как раньше. Нам же хорошо было с тобой!
О, с каким огромным облегчением Лера вернулась бы к прежней жизни, такой удобной, налаженной и уютной! С какой радостью сказала бы себе: распяленной на редакторском столе Чижевской не было. Не было, и точка.
Но, глядя на пальцы Казимира, покрытые веснушками и рыжими короткими волосками, Лера ничего не могла с собой поделать - видела под этими пальцами крепкую грудь практикантки.
- Не трогай меня, пожалуйста, - угрюмо попросила она валявшегося в ногах мужа и попыталась освободиться от порочных пальцев, наверняка еще хранивших воспоминания о чужой груди.
- Не будь идиоткой. - Казик выпустил Леру и поднял округлое тельце на кривоватые ножки. Фавн, чистый фавн. - Куриными мозгами раскинь, куда ты пойдешь? К матери? Будешь по магазинам бегать и супы протертые готовить Норе Максимовне? Ты хоть помнишь, как это делается?
Краем сознания Лера признала правоту мужа: она на самом деле успела отвыкнуть от бытовых забот, привыкла к комфорту. Казимир любил поесть и по этой причине недурственно готовил.
К тому же новенькая посудомоечная машина, приходящая помощница по дому и последняя модель "фольксвагена" освобождали время для работы, к которой Лера испытывала не страсть, нет - настоящую любовь. Глубокое, проверенное временем чувство с робкой надеждой на взаимность.
- Мне нужно подумать, - попросила пощады Лера.
Похотливыми руками, на которые Лера и смотреть не могла без содрогания, не то что ощущать на своем теле, Казик сгреб жену в объятия и даже коснулся шеи лживым поцелуем падшего мужа. От боли и отвращения Валерия издала протестующий возглас, отстранила Казимира и подняла повлажневшие глаза.
- Мне нужно подумать, - на грани срыва раздельно произнесла она. Место на шее, куда впился Казимир, жгло, как от укуса.
- Клуша, я уже обо всем подумал. Расклад такой: ты у меня вот где, - потряс кулаком перед носом супруги преобразившийся Дворянинович, - акции газеты я с тобой делить не собираюсь. Даже не мечтай.
С трудом оторвав глаза от веснушек и рыжих волосков (дались ей эти веснушки с волосками), Лера нырнула под руку мужа, вызвала такси и уехала в пустующую по случаю открывшегося дачного сезона мамину квартиру. Хоть с этим повезло.
Горе побежденным!
Единственное, что удалось за эти шесть дней (время, за которое Господь сотворил землю), - это трезво оценить свои шансы: шансов не было. Манька победила всухую.
Риторические вопросы типа "Почему Казимир перешел грани дозволенного?", "Неужели нельзя было сохранить хотя бы видимость приличия?", "Неужели Казик получил удовольствие от того, что вот так цинично, при всех уронил меня с пьедестала не просто жены, а жены шефа?" так и остались открытыми.
Отчаяние усиливала откуда-то взявшаяся навязчивая идея, что она сама виновата в случившемся. Начиталась псевдопсихологических статеек, из которых следовал один вывод: как ты позволишь окружающим, так они и будут с тобой обращаться.
Ну когда это она позволяла Казимиру изменять ей, да еще так нагло, считай, принародно? Так изменять могут либо небожители, либо парии. Более-менее стыдлив только средний класс. Когда это Казимир переквалифицировался из представителя среднего класса в небожителя? Или в парию? Непонятно.
Если они супруги (в значении "парная упряжь"), то почему она за четырнадцать лет не распознала, с кем впряглась в телегу семейной жизни? Значит, пара была случайной? Четырнадцать лет - они могут быть случайностью?
Старый махровый халат в темную клетку, болтавшийся в маминой ванной на случай, если зять останется ночевать, хранил запах не парии или небожителя, а недавнего душевного покоя, стабильности и респектабельности: бергамота, пряностей и сосны. А также обивки новой машины, дорогой кожгалантереи известных брендов, легкого аромата приправ и молотого кофе.
Придется все эти слагаемые благополучной жизни забыть. Или самой придумать и сделать что-то такое, за что платят приличные деньги. Что бы это могло быть?
Лера запахнула шалевый воротник, укутала беззащитное, до краев наполненное слезами горло - она и раньше-то была не способна что-то придумать, мыслила предметно-конкретно, а сейчас… сейчас ее вовсе нет…
Еще несколько дней назад Валерия Ковалева была, а потом судьба щелкнула перстами - и Валерии Ковалевой нет. Есть ноль в периоде…
Что лучше: минус или ноль в периоде?
По журналистской привычке Валерия углубилась в семантику и этимологию слов: nullus - никакой - граница между плюсом и минусом, и minus - знак хоть и отрицательной, но все же величины.
Вывод был печальный: лучше минус, чем ноль. С философской, математической и бытовой точки зрения минус хоть что-то собой представляет, а ноль - он и есть ноль. Ничто. Эхо.
У коровьей лепешки на проселочной дороге больше апломба, чем у ноля - сиречь Валерии Ковалевой.
Достоинство - материя нежная, тонкая, и, если его уничтожить, на восстановление уйдут десятки лет, и то если условия благоприятные создавать.
Шесть дней и семь ночей Валерия потратила на то, чтобы восстановить достоинство. Достоинство не восстанавливалось ни в прежнем объеме, ни даже в осколочном виде. Ресурс иссяк.
В природе такое случается.
Полезные ископаемые, например, иссякают - это каждый школьник знает. Кроме Казимира.
С упорством циничного пользователя Казимир брал дары, не заботясь о последствиях, не заморачивался по поводу искусственных посадок, селекции материала, очистки сточных вод и выбросов в атмосферу.
Лера проглотила слезы и еще глубже закуталась в широкий халат: клуша. Как ее можно не унижать, если она клуша? А ведь Казимир ее по-другому давно не зовет.
Если уже быть совсем-совсем честной, Казимир называл ее "клуша", "курица" и, в исключительных случаях, "мировая девчонка". Но мировой девчонкой Лера была давно и недолго, а клушей - все остальное время.
Сначала в шутку или со злости, а потом незаметно приклеилось: клуша и клуша. А Лера играла в поддавки, старалась не обижаться. И даже преуспела. Сначала клушу стерпела, потом "левак". И пошло-поехало.
Наверное, кризис среднего возраста и душевный колтун - эти понятия тоже имеют родственные корни.
Но почему? Почему, почему, почему?!
И Лера впервые задумалась: какие сигналы, какой мессадж посылает ее лицо мужчине?
Шесть дней и семь ночей обманутая жена слонялась по притихшему родовому гнезду, откуда четырнадцать лет назад, как бабочка из кокона, радостно выпорхнула замуж. Останавливалась у окна, за которым буйствовал май, подходила к зеркалу и вглядывалась в отражение, ища хоть намек, хоть какую-нибудь подсказку.
Что можно прочитать в этом сочетании светлых редких бровей, больших, немного печальных серо-голубых глаз, безвольного подбородка и такого же безвольного рта? Может, черты ее лица слагаются в какую-то роковую надпись? Стоит Казику ее увидеть, и он читает как по писаному: "Милый, не отказывай себе в удовольствиях на стороне".
Может, доморощенные психологи не ошиблись с диагнозом, может, она заслужила такое отношение? Выходит, она на самом деле позволила так к себе относиться? Значит, она убила свое достоинство сама? Лера ничего уже не понимала.
Сидя в маршрутке, Ковалева разглядывала очищенные от остатков лака ногти, мысленно репетировала свое появление на работе и завидовала несгибаемой воле леди Ди и Хиллари Клинтон. За этими дамами все население планеты наблюдало, а они ничего, сделали морду тяпкой и все выдержали. Ей, никому не известному завотделом высосанной из пальца экономики зачуханных "Губернских ведомостей", выпало счастье приблизиться силой духа к этим облеченным властью влиятельным особам, а она раскисла. Ценить надо расположение звезд.
Подбодрив себя таким сомнительным способом, скрюченная Лера выбралась из битком набитого маршрутного такси и направилась в редакцию, еще некоторое время пребывая в скрюченном состоянии.
Внутренне распрямиться до конца так и не удалось, и чем ближе она подходила к теряющемуся в зарослях сирени зданию типографии, на третьем этаже которого размещалась редакция "Ведомостей", тем больше слабели ноги и потели подмышки. "Ну вот, теперь от меня не только обманутой женой за версту несет, но еще и козлом", - обреченно подумала Валерия.
Переступив порог редакции, Ковалева тотчас забилась в туалет и достала антиперспирант.
"Ап! И тигры выходят из клетки…" - освежив подмышки, выгнала себя в коридор Лера. Никакой она не укротитель, а несчастное дрессированное животное на тумбе, над ухом которого свистит кнут, а хозяйский голос отдает команды.
Неуверенно потоптавшись перед дверью приемной, Валерия предприняла отчаянную попытку сыграть королеву в трауре и, гордо вскинув голову, открыла дверь в филиал чистилища.
Завидев Ковалеву, Шурочка пришла в крайнее возбуждение и выпрыгнула из своего закутка между кабинетами, преграждая путь жертве:
- Здравствуйте, Валерия Константиновна! Как я рада! Мы все так рады, что вы выздоровели. Как вы себя чувствуете? - Наглые карие глаза с жадным любопытством шарили по лицу Леры, боясь пропустить следы отчаяния, слез и бессонницы: интерес к себе Шурочка поддерживала самым тривиальным способом - сплетнями.
Роль королевы в трауре осталась несыгранной.
Трусливо пряча глаза, Валерия протиснулась мимо секретарши:
- Все в пределах допустимого, Шурочка. - Голос подвел - дал трещину.
- Да-а? - заинтригованная дрогнувшим голосом Ковалевой, протянула Шурочка. - Ну и правильно. Ну и молодец. И не дождутся, правда?
- Шурочка, меня Галина Измаиловна ждет, - предостерегающе подняла ладонь Лера, уговаривая себя не сорваться в истерику и не заорать. И так уже доставила удовольствие мелкой хищнице-падальщице. Сейчас понесет по кабинетам рассказ в лицах о том, как Ковалева убивается по мужу, - Шурочка была поклонницей Пескова, и пародии ей удавались.
- Да-да, конечно. - Величко повернулась рельефным боком и юркнула назад, за стол, с которого исчезало в неизвестном направлении все, кроме глянцевых журналов и лака для ногтей.
Бочарникову Лера обнаружила в углу кабинета - та сидела на диване и шуршала свежим номером "Ведомостей".
- Привет!
- Привет, - пробасила зам и, не отрываясь от газетного разворота, похлопала ладонью по коже сиденья рядом с собой так, будто Лера была комнатной собачкой. - Ну ты как? Решила разводиться?
Подчиняясь унизительному жесту, Ковалева присела:
- Что еще остается?
- Жизнь себе испортишь и козлу своему дорогу к греху расчистишь, у него башню окончательно сорвет, а все эти карамельки только обрадуются. Так что, подруга, подумай сто раз. - Галина с шумом свернула газету.
- И как ты такая умная одна живешь?
- Девочка моя, - бодро произнесла Бочарникова, - кому нужны умные? Ладно, давай к делу. Крутов обратился за помощью.
- Какой такой Крутов? - Лера еще осмысливала фразу о взаимосвязи одиночества и интеллекта, и фамилия Крутов проскочила мимо сознания.
- Депутат Крутов Василий Васильевич. Ну? Можешь думать о ком-нибудь кроме своего Дворника? - Громоздкая, грохочущая, как железнодорожный состав, фамилия Дворянинович с легкой руки язвительной Галки трансформировалась в Дворника.
Трактовка происхождения фамилии устраивала всех, и Леру в том числе - компенсировала "клушу".
Ковалева старательно соображала: Крутов, Крутов…
- Ах, Крутов! Сладкоголосая птица-говорун?
- Это между прочим. Открою тебе страшную тайну: Крутов - один из наших учредителей, - перешла на шепот Галина.
- Как? Это же запрещено законодательством!
- Акции оформлены на жену Крутова, так что у закона нет никаких претензий к депутату.
- Вот прохиндей! - восхитилась Лера.
Отчасти пройдошливость Крутова объяснялась тем, что у него была счастливая внешность человека, который нравится всем.
Мужчина был харизматичный, умный, в меру циничный и - ну надо же какая редкость для народного избранника! - любого мог заговорить до смерти.
Птица-говорун высокого полета.
Бывший журналист, представитель губернатора по связям с общественностью, Крутов вступил в правящую партию, в которую несколько лет плевался огненной слюной.
Обо всем всегда имел суждение, не боялся вслух комментировать закулисные и подковерные игры в администрации и Законодательном собрании - зарабатывал дешевую славу. Однопартийцы прочили Крутову большую политическую карьеру, а враги - места не столь отдаленные.
Мнение о Крутове Лера составила из его газетных, радио- и телеинтервью - самой сталкиваться как-то не доводилось, хотя вращались они в соседних сферах.
По мнению Ковалевой, у депутата был кроме словоохотливости куда более серьезный недостаток: внешность депутата ничего общего не имела с неброским оперением Казимира - другого примера под рукой у Леры не было.
Василий Крутов был непозволительно красив, а красивых мужчин Лера подсознательно остерегалась.
Это была не наглая, демоническая красота и не томная, с поползновением в женскую. Василий Васильевич был по-мужски неотразим. Ему бы вести автошоу Top Gear или сниматься в рекламе суперкаров ручной сборки, а не подвизаться в краевой думе.
При виде Крутова женщины впадали в кататонический ступор.
Кого-то сводили с ума карие глаза, опушенные детскими ресницами, насмешливые, глубоко посаженные (отчего взгляд поневоле казался умным), и четко прорисованная линия густых бровей вразлет. Кого-то разил наповал идеальный овал лица, кого-то в самое сердце ранила смуглая кожа и яркие губы, кого-то рост и большие, красивой формы холеные руки - руки хирурга или пианиста, - а особо чувствительные делали стойку от сексуального баритона.
Чиновницы, банкирши, предпринимательницы всех мастей готовы были последнее с себя снять ради обморочного депутата Крутова.
Василий Васильевич был прекрасно осведомлен об эффекте, который он производит на слабый пол, и беззастенчиво этим пользовался. В общественных целях. Например, в заслугу Крутову ставили способность пролоббировать любую самую эфемерную и узкокорыстную программу.
Поговаривали, что Василий Васильевич с помощью откатов за семь лет служения на роду стал небедным человеком, и спортивный комплекс в родном районе - в Черемушках - построил на собственные средства.
При всем при том Крутов в порочащих связях замечен не был и штамп в паспорте чтил, как Уголовный кодекс.
- Что, опять протаскивает чьи-то завиральные идеи? - скривилась не столько от предложения Бочарниковой, сколько от собственных мыслей Лера.
- Прямо сразу и завиральные? - отмахнулась Галина.
- А ты не помнишь, как Крутов выбил дотации из федерального бюджета охотничьему хозяйству, якобы в связи с аномально теплой и снежной зимой? Бедным олешкам, видишь ли, из-за ледового наста грозила массовая гибель, и Крутов не мог с этим смириться. Олешки все равно не пережили аномальную зиму, зато Крутов открыл Дом прессы, и теперь считается хорошим тоном проводить там пресс-конференции. А фокус с бесплатными учебниками? А скандал со строительством жилья льготникам? Везде, где мелькает имя Крутова, там обязательно случается утечка казенных средств. Деньги так и липнут к его рукам, - закончила обвинительную речь Лера.
Узкие губы Бочарниковой тронула саркастическая улыбка.
- Да ты просто адвокат дьявола. Должна тебя разочаровать - на этот раз Крутов честно отрабатывает доверие населения, ему нужна поддержка прессы.
- Как же, доверие он отрабатывает, - тоном старой грымзы проворчала Лера. - Наверняка близится к концу срок полномочий, да? Хвосты подчищает.
- Наверное. - Галина равнодушно дернула тощим плечом, обтянутым умопомрачительным платьем-свитером цвета кофе с молоком. - Какая нам разница? Он же не пиар заказывает.
- О чем речь-то?
- Толком не знаю. Встретишься с самим парламентарием, он объяснит. Денек или два поотираешься рядом, чтоб проникнуться.