Несколько человек сидели на раскладных стульях.
Один курил кальян, остальные пили кофе.
По крайней мере, пахло кофе, кальяном.
И, естественно, морем.
Ему что-то крикнули вдогонку, он не ответил.
Угрозы в выкрике не было, возникший было в спине спазм сразу же отпустил.
Впереди показалась светящаяся вывеска: "Абу-Кристо".
Как и говорил Лева - на самом берегу, большое деревянное помещение с открытыми настежь проемами окон.
Неприятно кольнуло сердце, Максим посмотрел на море, еще раз глубоко вдохнул, улыбнулся, и все прошло.
Он вошел в ресторан.
Часть столов была уже прибрана, стулья перевернуты ножками вверх.
Освещенными оставались столики возле деревянного бортика, под которым звучно плескались волны.
С краю расположилась большая компания - какие-то рисковые датчане, хотя почему он решил, что именно датчане, - Максим не знал.
Дальше за столиками сидели парочки.
За одним, за вторым… Третий был свободен.
А в самом конце зала, неподалеку от стойки, восседала вчерашняя крашеная блондинка из "мазды".
В белой рубашке с коротким рукавом, темные очки и пачка сигарет лежали рядом со стаканом, в котором, судя по цвету, был апельсиновый сок.
Или коктейль с апельсиновым соком.
- Занято! - сказала она, когда он подошел к столику.
Но сказала приветливо.
- Да ладно, - ответил Банан, - мы же уславливались.
Она испуганно посмотрела на него снизу вверх и тогда он улыбнулся и сел.
- Адамастор, - представился он. - Ты ведь ждешь Адамастора?
- Я пойду! - Блондинка попыталась встать.
Банан схватил ее за запястье и процедил:
- Сиди. Я тебя не обижу.
- Отпусти, - попросила она, - мне больно.
Однако тон ее переменился, Максим понял, что она его больше не боится.
- Ты должна мне помочь, - сказал он. - Хочешь, я тебе заплачу?
- Сколько? - автоматически брякнула Марго, и Банан расслабился.
- А сколько ты берешь? - как можно вежливее осведомился он.
- Ты где остановился? - спросила она.
- В Хайфе, в "Дан Панорама".
Она присвистнула и задумалась.
Взяла сигарету из пачки.
Максим щелкнул зажигалкой.
- Сто пятьдесят долларов! - наконец сказала она.
- Давай пять дней за пятьсот! - предложил Максим и добавил: - И мой бензин.
- А бензин тут при чем? - удивилась Марго.
- Мы поедем в Эйлат, - тихо произнес Банан, - к твоему другу Адамастору, ты не против?
- Я хочу есть, - выпалила она, - в животе бурчит… - Помолчала. - Слушай, а как тебя зовут?
- Банан! - ответил Максим и открыл меню.
Она выбрала рыбу, он - стейк без крови и пиво.
От пива Марго отказалась, отказалась и от вина: попросила еще свежевыжатого апельсинового сока.
- Где твоя машина? - спросил Банан, ожидая, когда официант вернет ему карточку.
- У крепости. Тут недалеко.
- Знаю. - Максим расписался на счете и убрал карточку в бумажник. - Я там недавно был.
Она пошла к выходу первой.
Белая рубашка с короткими рукавами и белые джинсы, плотно обтягивающие попу.
На берегу она взяла его за руку, море катило ленивые волны, лодок почти не осталось - наверное, все ушли на лов.
- Ты меня и вправду не обидишь? - спросила она.
Банан помолчал.
- Если сама не попросишь.
- Там видно будет! - с какой-то неуверенной ноткой в голосе сказала Марго.
Эйлат
- Ты спятил! - сообщила она за считанные минуты до въезда в Эйлат, когда они миновали развилку у пограничного пункта Арава, за которым начинались законные владения нынешнего иорданского короля, сына покойного Хусейна; в принципе, они уже больше часа ехали вдоль границы с Иорданией, вот она, справа, каких-то полкилометра - и видны морщинистые коричневатые горы, а слева такие же, пусть пониже, но израильские, пустыня, переходящая в пустыню, вначале Иудейская, потом - Негев, сейчас вот пустыня Паран, если верить Марго, которая совсем остекленела, вынужденная сидеть за рулем с утра пораньше, да еще и выбирать дорогу поодаль от палестинских территорий, хотя самый удобный путь пролегал как раз мимо них.
Однако рисковать вряд ли стоило.
Максим проснулся в семь; Марго спала, свернувшись забавным клубочком, стиснув в объятиях подушку и лежа как-то наискосок, даром что кровать в этом отеле была попросту непотребной ширины.
Вчера вечером, поднявшись в номер и подождав, пока она примет душ и скользнет под легкое льняное покрывало рядом с ним, ощутив ее прохладное после душа тело, Максим пожелал ей спокойной ночи, инстинктивно поняв, что будет намного лучше, если они просто уснут, и она доверчиво прижалась к нему и сразу же растворилась в своих ночных видениях: иногда он просыпался оттого, что она разговаривала с кем-то на иврите.
Он гладил ее по голове, по плечам, и она снова засыпала, а утром, когда он разбудил ее, сам уже полностью одетый - оставалось лишь убрать вещи и положить в сумку термос, - она улыбнулась, сказала "шалом", выскочила из-под покрывала и голой отправилась в душ, смешно покачиваясь спросонья.
В половине девятого, позавтракав - номер Максим оплатил заранее, чек-час наступал в двенадцать, так что они отбывали даже раньше положенного, - они сели в ее "мазду" и поехали обратно, по направлению к Тель-Авиву.
Такой она выбрала маршрут.
Конечно, можно было свернуть в сторону Назарета, проследовать по Самарии в Иерусалим, а потом вниз, к побережью Мертвого моря, откуда уже почти прямая дорога на Эйлат, но Марго показала Максиму этот маршрут на карте и забраковала его, объяснив, что вот эти заштрихованные ромбики, неравнобедренные треугольники и эллипсы суть не что иное, как навязшие ему в зубах по домашним теленовостям Дженип Наблуз и Рамалла, палестинская автономия, так что лучше ехать иным путем. Например, Нижней Галилеей до озера Кинерет, а потом по Иорданской долине к тому же Мертвому морю и дальше - само собой - на Эйлат, но тогда они не попали бы в Иерусалим, и Максим не увидел бы Великий город.
А Марго очень хотелось этого.
Может, в благодарность за то, что Банан так и не тронул ее ночью.
Кто знает.
В результате они поехали обратно той дорогой, по которой его вез Лева, и Максим не сумел полюбоваться ни роскошными холмами Галилеи, зелено-желтыми, будто прочерченными в прозрачной синеве библейского воздуха, ни столь же прозрачной синевой озера Кинерет, к которому сбегают эти холмы, ему не дано было подойти по темноватой крупной гальке к воде, вблизи уже не синей, а коричневой, но все равно кристальной, отражающей яркий желтый круг висящего над Галилеей солнца.
Впрочем, Банан все-таки подошел к воде.
Не утерпел, попросил Марго тормознуть у моря.
Случилось это между Хадерой и Натаньей; они остановились, она осталась у машины покурить, а он спустился вниз по склону.
Вода тут была не очень чистая, на белой пене виднелись грязноватые разводы, но он все же снял сандалии, закатал джинсы и вступил в Средиземное море.
Очень теплое, на удивление теплое, почти как океан в котором он плавал вроде бы совсем недавно.
Максим прошел несколько метров вдоль берега, посмотрел в сторону машины - Марго помахала ему рукой, и он заспешил к ней.
Им предстояло миновать Натанью и Рамат-Ган, а затем, не сворачивая к аэропорту Бен-Гурион, резко увеличить скорость и устремиться к Иерусалиму. В дороге они были уже третий час, до Иерусалима оставалось около часа, до Эйлата - все пять.
Они перекусили на заправке минутах в двадцати за поворотом к аэропорту: съели по пицце и выпили невкусный растворимый кофе.
У Максима разболелась голова, солнце палило немилосердно, он проглотил таблетку, которую дала ему Марго, впереди уже виднелись горы, и Банан вдруг осознал, что сумасшедшее лето, начавшееся с добермана по имени Ганс, привело его туда, где он и не мечтал оказаться.
Вернее - приведет.
Совсем скоро.
И, может быть, там он поймет, чего ради мотается из страны в страну, таская с собой полный жидкого азота термос, в котором хранится ампула под номером ZZX 222.
Ампула со спермой его друга.
Он надеется получить ответ.
"Зачем? - спросит Максим. - Боже, скажи, я ни в чем не ошибаюсь?"
Марго как-то странно посмотрела на него.
- По-моему, тебе надо помолиться.
Банан кивнул.
- Можешь пойти в храм, - продолжала она. - Ну, знаешь, храм Гроба Господня.
- Нет, - сказал Максим, - мне надо напрямую.
- Чудной ты человек, - пробормотала Марго. - Но ты меня нанял…
Несколькими часами позже она сообщит ему, что он спятил, но это будет уже после того, как он расскажет ей, зачем ему Адамастор и что находится в никелированном термосе, над которым Банан трясется, словно там все сокровища мира.
Это произойдет несколькими часами позже, а сейчас они въезжают в Иерусалим.
Поначалу это был просто большой город.
На въезде они попали в пробку, к счастью, очень быстро рассосавшуюся. Марго лихо выкручивала руль, а Максим пялился в окно, борясь с какой-то идиотской хандрой, нежданно подступившей к горлу, - то ли оскомина обманутого ожидания, то ли просто дома вокруг настолько самодовольны, что оторопь берет; но желтоватый камень в то же время притягивал, завораживал взгляд, и они вовсю катили по широким улицам на восток, увлекаемые этой тысячелетней ловушкой.
Марго показала ему здание кнессета, они миновали тенистый, хоть и не очень впечатляющий парк, и Банан вдруг увидел, как на месте самодостаточных домов образовалась стена.
Он понял, что они прибыли.
"Мазда" тащилась за малогабаритным автобусом, сзади ее подпирала другая машина, машины подпирали ее и с обоих боков, однако справа уже распростерлась зеленеющая долина, а слева высился на горе фантастический желтый город, совсем не тот, в какой они въехали минут двадцать назад.
У Максима перехватило дыхание, тоска улетучилась, а вместо нее явилось никогда ранее не испытанное чувство восторга - просто оттого, что он живет и наконец добрался туда, куда любому человеку надо попасть хоть раз в жизни - для того чтобы убедиться, что Бог есть.
Максим чувствовал присутствие Бога.
В знойном воздухе иерусалимского дня.
В ленивом дуновении ветра с востока. Из пустыни.
Он покосился на Марго.
Она продолжала крутить руль, только сняла очки, и ее темные глаза печально смотрели вперед через лобовое стекло.
- Приехали! - отметила она и добавила: - Вон там Львиные ворота.
- Не понял! - сказал Банан.
Марго объяснила, что в Старый город ведут восемь ворот, двое закрыты, Золотые и Ворота Ирода, Золотые совсем неподалеку, Гефсиманский сад тоже рядом.
- Один пойдешь? - спросила она.
- Да, - ответил Максим.
Тогда ты выйдешь через другие ворота, Мусорные, и там я тебя буду ждать. Не потеряешься?
Банан хмыкнул, надел белую туристическую кепочку от жары, взял бутылку воды, достал из сумки термос…
- Термос тебе зачем? - осведомилась Марго.
Он пристально посмотрел на нее, хмыкнул и положил термос обратно в сумку, как дурак промямлил:
- Береги эту штуку!
- Осторожней, - сказала Марго. - Тут Иерусалим!
Банан махнул ей рукой, вышел из машины, захлопнул дверь и направился в сторону Золотых ворот, мельком глянув на указатель, где было написано: Via Dolorosa.
Дорога скорби.
Уверенно пристроился в хвост малочисленной группке туристов богомольного вида: скорей всего, католики из Южной Америки; он может ошибаться, но все они такие смуглые, темноволосые.
И немолодые.
Прошел ворота и двинулся вверх, тщательно следя, чтобы табличка "Дорога скорби" не исчезла из поля зрения; та мелькала то на одном коричневатом морщинистом доме с узкими щелками окон, то на другом.
Припекало; Максим чувствовал, как напитывается влагой рубашка.
Отхлебнул воды из бутылки и двинулся дальше, прошел часовню Осуждения, у церкви Богоматери Страдания свернул налево и вновь оказался на Via Dolorosa.
Всюду были солдаты с М-16 в руках, начались арабские кварталы, Максим ускорил шаг, чтобы не отстать от латиноамериканцев, которые притихли и молились чуть не на каждую стену. Временами идти становилось трудно - дома настолько сближались, что разойтись было практически невозможно, и лишь откуда-то сверху, из щелей между крыш, светило беспощадное иерусалимское солнце.
Так он добрался до храма Гроба Господня.
Просто шел, шел и - дошел.
В очередной раз свернул налево, угодил в какие-то ворота и увидел большой мощеный двор.
Напротив ворот - вход в храм.
Но Максиму не надо было в храм.
Он ведь уже сказал Марго, что хочет разговаривать напрямую с Ним, а не с Сыном.
Сам не зная почему.
Он вышел из ворот и наугад побрел вправо, лавируя между сплоченных светло-желтых домов. Изнывая от жары, ощущая кожей непрерывное давление неба и солнца и желая лишь одного: как можно скорее выбраться из города, сесть в машину Марго и поехать на юг, к Красному морю, на встречу с чернокожим по имени Адамастор.
Великий город невзлюбил Максима; наверное, тот показался ему слишком суетным, наверное, Банану вообще не надо было сюда приезжать.
Максим сбежал по лесенке, еще раз свернул, преодолел ступенчатый подъем и очутился возле высокой, как бы вырастающей из земли стены, сложенной из огромных, плотно прилегающих друг к другу каменных глыб.
А над стеной, словно неотъемлемая часть неба, горел золотом купол с четко очерченным полумесяцем на верхушке.
Стена Плача и купол над скалой.
Вершина Храмовой горы.
Место обитания Бога.
Возле стены копошился народ - евреи молились а немногочисленные по нынешним временам, туристы стояли вокруг и проникались здешней патетической аурой.
Максим прошел между двух вооруженных секьюрити и направился к стене.
Он не знал, чего ожидать, он просто шел к стене, медленно, даже, пожалуй, торжественно.
Надежды, что Банана услышат, не было.
Будь Он настроен слушать, мир выглядел бы совершенно иначе.
Максим приблизился к стене вплотную и прикоснулся к выщербленному камню.
Стоявший рядом еврей с большой черной бородой и в кипе монотонно кланялся, и так же монотонно кланялся другой еврей, справа, с бородой седой, а не черной.
Максим прижался к стене лбом и почувствовал, как внутри сами собой возникают слова.
Возникают помимо воли и логики.
Максим просил Его о том, чтобы все в этом мире изменилось, чтобы друзья перестали исчезать бесследно, а женщины - торговать собой: пусть просто дарят любовь, ведь Он сам говорил, что любовь - главное. Максим просил Его сделать так, чтобы все были счастливы, хотя это и смешно, на самом деле смешно, очень смешно, но выполни же мою просьбу, почему моя сестра несчастна, почему исчез мой друг Палтус, что произошло с Ириной, да и Вера - помнишь Веру? Я помню все, все и всех, и все мы несчастны, где же выход, скажи?
Вдруг Банан ощутил опустошение, будто его выжали до капли. Он отстранился от стены и запрокинул лицо к безжалостному иерусалимскому небу. Ответа не было, Он не хотел отвечать; но Максиму стало необыкновенно легко, и он понял, что должен делать.
Точнее - продолжать делать.
Ибо все протекало так, как было заранее предначертано.
Надо просто вернуться к машине и ехать в Эйлат.
Он медленно отделился от стены.
Совсем рядом, наискосок, виднелись Мусорные ворота, снабженные турникетами; у входа и выхода стояли солдаты, Максим прошел сквозь ворота и отыскал "мазду".
Марго спала, откинув кресло.
Максим постучал в окошко, она проснулась и открыла ему дверцу.
- Ну что? - спросила она.
Максим ничего не ответил, уселся рядом и припал к бутылке с водой.
- Едем? - спросила Марго.
Он кивнул, они тронулись с места, через пятнадцать минут Великий город остался позади.
И тут Максим заговорил.
Он говорил долго; они подкатили к Мертвому морю, миновали Кумранские пещеры, оставили позади крепость Массаду и два ноздреватых скалистых плато - одно по имени Содом, другое Гоморра, - но не стали оглядываться на застывшую фигуру Лотовой жены, солнце уже клонилось к горизонту, заливая голую каменистую пустыню болезненным красноватым светом, они выехали на трассу, ведущую в Эйлат и только у оазиса со странным названием "101-й километр" Максим закончил рассказ.
- Покажи термос! - попросила любопытная, как все Девы, Марго и притормозила.
Банан послушно достал термос.
- Можно открыть?
Он отвернул крышку, пахнуло холодом.
Марго молча смотрела на ампулу.
Банан завинтил термос и убрал в сумку.
- Значит, - сказала Марго, - это сперма твоего друга.
- Да, - ответил Банан.
- И ты хочешь, чтобы кто-нибудь от нее забеременел…
- Да, - повторил Банан.
- Это могу быть и я! - убежденно выдохнула Марго.
- Спасибо, - поблагодарил Максим и добавил: - Еще не время…
- Почему? - спросила Марго.
- Адамастор! - объяснил Максим. - Надо и у него спросить, все ли я правильно делаю.
- Пойдем есть! - сказала Марго.
Они прошли сквозь забавные резные воротца. В оазисе росли кипарисы, платаны, акации и несколько десятков пальм. Времени не оставалось - хотелось успеть до темноты, поэтому перекусили картофелем фри и гамбургерами да выпили соку.
И покатили дальше, а за считанные минуты до въезда в Эйлат - этот протуберанец Земли Обетованной на побережье Красного моря, который иорданцы именуют Акабой, отчего Эйлатский залив на многих картах обозначается как "Залив Акаба", - едва они линовали развилку у пограничного пункта Арава, она вдруг сказала ему:
- Ты спятил, Банан!
Банан улыбнулся в ответ.
Они пересекли черту города.
Марго выключила кондишн и открыла окна.
Дохнуло жарой и морем.
Проехали мимо эйлатского аэропорта и свернули к Коралловому берегу.
Море было слева, а справа возвышались невысокие бурые горы; за ними начиналась Синайская пустыня.
В густеющей темноте они добрались до отеля "Орхидея", известного еще и как "Тайская деревушка", - почти у границы с Египтом, в десяти минутах езды до пограничного пункта Таба.
Холмы, усаженные пальмами и какими-то разлапистыми деревьями.
У бассейна колготился немногочисленный народ, они прошли рецепцию, и бойкий электромобильчик повез их вверх по узкой дорожке, петляющей между Деревянными бунгало и купами тропической зелени.
- Это очень хороший отель! - проговорила Марго, входя в номер.
- Сейчас здесь большие скидки! - ответил Максим.
- Сейчас везде большие скидки! - сказала Марго и вдруг заплакала.
Он достал платок, протянул ей, а сам вышел на лоджию.
Вокруг была зелень, жара спала, сквозь темные кроны мерцало море.
В ушах гудело - дорога заняла весь день.
Точнее - утро, день и вечер.
Когда Банан вернулся в комнату, спящая Марго лежала на кровати ничком.
Он включил кондиционер, установил его тумблер на умеренную прохладу и набросил на Марго покрывало.
- Сделай мне больно! - прошептала она во сне.
Он улыбнулся и нежно поцеловал ее в макушку.