Она, если подумать, рассчитать и прицелиться, сочинила бы для себя какой-нибудь более удобный вариант - вон хотя бы в Мишу влюбилась.
Кстати, о Мише. Полгода назад Павлик познакомил Зою со своим другом.
Очень симпатичный, тонкий и интересный - много читает, занимается йогой, исповедует вегетарианство. У него свой вегетарианский ресторанчик, в котором Зоя теперь любит бывать. Часто по вечерам они с Мишей садятся за столик и разговаривают обо всем на свете, и вместе им хорошо. С Мишей Зое гораздо легче, комфортнее, удобнее, чем с Павликом - насмешливым и колючим.
А недавно у них случился особенный вечер. Зоя вернулась из рейса и, обнаружив, что Павлика нет дома, позвонила Мише. Он обрадовался и попросил ее зайти в ресторан.
На столе стояли цветы. Миша смотрел на нее как-то по-особенному. И когда он коснулся ее руки, Зоя, поняв все, испугалась:
- Зачем нам эти проблемы, Миша? Ведь все было так хорошо, давай не будем ничего портить, ты знаешь про Павлика.
Миша помрачнел:
- А ты знаешь, что он любит другую?
- Знаю.
- И все-таки надеешься?
Зоя грустно улыбнулась.
Тогда Миша спросил, зачем она сознательно выбирает несчастье? Странный выбор.
Зоя серьезно ответила, что она ничего не выбирает, просто так получилось, и она сама не знает почему. Это как смена времен года. Или генетический набор, данный человеку от рождения… Словом, то, что не можешь изменить.
- Тогда страдай… Будет плохо - приходи. Я всегда у тебя есть! - сказал ей тогда Миша.
Зоя кивнула и проговорила не вслух, а про себя: "Спасибо, Миша… Это важно знать, что кто-то у тебя всегда есть. Хотя я, конечно, больше не приду к тебе. Даже если будет совсем плохо. Ну, потому что совесть-то надо иметь. Сама научусь справляться. Я сильная!"
А между тем она понимает, что если бы по-правильному, ей бы надо было влюбиться в Мишу, а не в Павлика, и все было бы хорошо - Зоя точно это знает, но… Она любит Павлика, который любит другую женщину.
Странная штука жизнь… Вот почему так?
Нет бы устроить, чтобы Барбара полюбила Павлика, а Зоя - Мишу, и было бы всем счастье, красота и гармония! А только нет… Для чего-то завернули всем четверым такую сущую поганку. А им теперь мучиться!
* * *
И мучились, уж вы не сомневайтесь… Павел бредил Барбарой и совершал в злом любовном бреду всякие глупости. Зоя страдала, потому что догадывалась о похождениях Павлика, и когда видела, как он, пропахший блудом, возвращается домой под утро, чувствовала немыслимую боль.
У Барбары не складывалось с Эдом, отчего она неделями не могла написать ни строчки. И даже сильный, волевой Миша грустил из-за любви к Зое, хотя светлая грусть не толкала его на разрушительные глупые поступки.
В эту печальную пору Зоя определила для себя формулу любви: любовь - это когда ты забываешь мобильный телефон дома, если любимый человек рядом с тобой.
Кто ей может позвонить, раз Павлик рядом? Все прочие ей неважны и неинтересны. Да хоть Папа Римский пусть звонит, ей-то что! Папа, конечно, вряд ли бы позвонил, а вот из модельного агентства, где она тогда работала, насчет важного кастинга вполне могли. Только Зою это не волновало.
А вот если Павлик, по своему обыкновению, пропадал куда-нибудь, Зоя, ожидая его звонка, часами вглядывалась в телефон, который издевательски молчал. Зачастую она так ничего и не дожидалась. Павлик не заморачивался по поводу элементарной вежливости или заботы - мог исчезнуть без предупреждения, заявить, что у него сегодня онегинская хандра и он никого не хочет видеть, высмеять ее восторженность: "Ну, в самом деле, Зоя, это смешно! Ты как будто восемнадцать лет провела где-то в темнице или в выгребной яме, а теперь дорвалась до настоящей жизни и кудахчешь, как курица: "Ах, "Щелкунчик" в постановке Шемякина, прелесть, прелесть!" "А выставка майолики - это же кусочек рая здесь, на земле, как ты не понимаешь!" Как ты не понимаешь, что я устал от твоих щелкунчиков и кусочков!"
Он мог позволить себе критиковать ее одежду: "Господи, Зоя, ты невыносимо провинциальна! Ну что в твоем Скотопригоньевске, совсем не существовало понятия стиля и моды?! На кого ты похожа вообще?"
Он многое мог себе позволить. И она разрешала, искренне старалась не реагировать на его иронию, не позволяла себе рассердиться, обидеться, смеясь, отвечала, что насчет провинциальности - ну да, пусть так, но она хочет остаться самой собой.
В общем, они были очень разные, эти Кай и Герда, как две параллельные прямые, которым никогда не пересечься. Единственной точкой пересечения могла бы стать любовь, которая, как известно, не имеет никакого отношения ко всяким доказанным теоремам и правилам. Любовь могла бы стать чудом, но Зоя верила в чудеса и не отчаивалась. Однажды она совершенно серьезно сказала Павлику: "Ты меня не любишь. И может, даже никогда не полюбишь. Ладно… Это ничего. У меня хватит сил любить за двоих. Я поняла - тебя просто надо любить и спасать от самого себя".
Глава 9
С НОВЫМ ГОДОМ, ФРЕЙДЫ!
Дед Мороз оттолкнул Барбару, как ненужный предмет, стоящий на пути, и ворвался в коридор.
- Да вы что? - возмутилась она, но тут же поняла, что Морозу решительно плевать на ее крики протеста.
Следом за новогодним Дедом в коридор вбежали две гигантские Снегурочки - ростом под метр восемьдесят, в типичных снегурочьих костюмах и с фальшивыми косами.
- Ну, где гостей принимаете? - зычно крикнул Дед Мороз и, не дожидаясь ответа, ломанулся в гостиную.
Снегурочки ринулись за ним. Замыкала шествие Бася.
- С Новым годом, девочка! - пробасил Дед.
Соня, испуганно моргая, уставилась на него. Кошки бросились врассыпную.
Бася снова попыталась выяснить, в чем дело.
- Дак Новый год! - простодушно объяснил Дед Мороз. - У нас, Дедов, задача какая - всех обойти и не оставить без подарка. А для вас у нас такие подарки!
Он развязал красный блестящий мешок, нашарил там что-то и вытащил пистолет. Черный и всамделишный.
Бася с Соней отреагировали синхронно - душераздирающим криком. Их крик потонул в громовом раскате хохота Деда Мороза.
- Перейдем к следующим сюрпризам! - хмыкнул он. - Итак, делай раз, делай два, делай три! - Он эффектно стянул бороду и шапку.
Узнав Чувалова, Соня заверещала так, будто увидела по меньшей мере Кинг-Конга. Чувалов с удовлетворением отметил:
- Ага, узнала! И на том спасибо! - Он стянул маскарадный тулуп. - Ух, жарко! Совсем запарился!
Семен Чувалов обладал весьма колоритной внешностью: высокий рост, исключительно крепкое, мускулистое сложение. Добавьте сюда цыганскую смуглость лица, большие темные глаза и взрывной холерический темперамент.
В нем даже было нечто привлекательное, и Бася охотно верила, что Соню в нем прельстили не только его деньги. Объективно в Чувалове было какое-то грубое животное обаяние.
- К чему этот маскарад, Семен? - мрачно поинтересовалась Бася.
- А что, хозяюшка, ты мне не рада? - издеваясь, спросил Чувалов, с трудом сдерживая ярость.
Семен уже несколько дней разыскивал свою любовницу Соню по всему городу. Он и сам не ожидал, что ее уход окажется для него таким ударом, словно бы весь мир перевернулся! Притом что он не из тех мальчиков-колокольчиков, которые верят в любовь, читают стихи и захлебываются от телячьей нежности к какой-нибудь глупой бабе. В том, что все бабы дуры, а кроме того, еще и подлые стервы, с большей или меньшей погрешностью, Семен был убежден незыблемо.
И вот надо же было ему, Семену Чувалову, всеми уважаемому человеку, впасть в зависимость от какой-то дуры и стервы!
А ведь и впрямь настоящая зависимость! Ни есть, ни спать, ни тебе желать других дур и стерв! Нужна именно эта, что ты будешь делать! Тут, конечно, надо учесть и уязвленное мужское самолюбие, и гордость - как это она посмела его бросить! Да с Чуваловым еще никто так не поступал!
И поскольку Семен был не из тех людей, что понапрасну изводят себя на пустую рефлексию, он в первый же день после ухода Сони решил найти негодницу и разобраться с ней. Как именно разобраться - он и сам пока не знал, но следует отметить, что с каждым новым днем безрезультатных поисков любовницы его намерения становились все более недобрыми. Ну а к сегодняшнему дню Семен уже чувствовал, что готов на все.
- К чему, говоришь, маскарад? А что мне прикажете делать? - усмехнулся Чувалов. - Я Соньку по всему городу разыскиваю, обращаюсь к тебе, товарищ подруга, за помощью, разговариваю с тобой, заметь, по-хорошему! А ты врешь мне!
Последняя фраза была произнесена с откровенной яростью, так, что Бася и Соня едва не присели от испуга.
- "Сама не знаю, где она, Семен!" - передразнил Басю Чувалов. - Какие вы, бабы, лживые! Ну вот сегодня вы мне за все и ответите! Обе!
- Как ты догадался, что я здесь? - пролепетала Соня.
- Где тебе быть-то, курица безмозглая?! - хмыкнул Чувалов. - Беглянка гонимая! Нашла приют у подруги! Здесь тебе вечный приют и обеспечен!
- Ты о чем? - нервно дернулась Соня.
- О том! Тут навеки останетесь! В стену замурую! Обеих! - сверкнул глазами Чувалов.
- Мама! - горестно всхлипнула Соня.
- Думали провести меня?! А вот - дудки! Я решил Новый год встретить в обществе любимой женщины, а хочет она того или нет - дело десятое, перетерпит! Дай, думаю, приятное девушкам доставлю, позабавлю их! Сам в Деда Мороза вырядился, Митю-Витю - в Снегурочек!
Чувалов кивнул на Снегурочек-гигантов:
- Знакомьтесь, Митя и Витя!
Бася содрогнулась, взглянув на охранников Чувалова - в образе Снегурок те выглядели прямо-таки устрашающе.
- Взяли мы, значит, подарки для девочек и пошли! Консьержка на входе спросила: "Вы к кому?" А я ей: "С Новым годом, тетенька!" - и шоколадкой рот закрыл, и пошел поздравлять милых, дорогих людей! - Чувалов загоготал.
- Понятно, - горестно кивнула Бася. - А в красном балахоне это ты бегал у нас по квартире прошлой ночью?
- Чего? - Чувалов так искренне удивился, что та поняла: видимо, все-таки это был не он.
- Хотел бы я знать, какую вы дурь принимаете, товарищи женщины, что у вас по ночам кто-то в красном бегает!
- Ничего мы не принимаем! - возмутилась Соня. - Живем себе тихо-мирно! Страдаем! А ты приходишь к нам, приличным женщинам, и начинаешь орать, оскорблять нас!
- Приличные! - насмешливо повторил Чувалов. - Знаем мы таких "приличных"! Я вашего брата много повидал, прямо-таки ассорти из всяких разных дамочек, и понял, что оберток много, а начинка на самом деле одна. Притом дерьмовая!
Донжуанский список Чувалова и впрямь был обширным. А разочаровался он в женщинах давным-давно, еще когда в начале буйных девяностых загремел за решетку. Жена его возвращения дожидаться не стала, прислала письмо, мол, извини, ждать не буду, никто никому ничего не должен, развод - и чужие люди.
Чувалов сильно переживал и даже всерьез решил, что, когда выйдет через пять лет, переломает ей ноги.
Отсидел, вышел, пришел к бывшей жене. Поглядел на нее и понял, что - странное дело - ничего ему ни от нее, ни с ней не хочется. Даже ноги ломать. Она за пять лет в какую-то тетку превратилась, смотрит на него и ревет. "Ну, хрен с тобой, живите, тетя Мотя!" - подумал Чувалов и ушел.
И начался у него бурный период поисков идеальной женщины. Тем более что вскоре жизнь стала налаживаться: появились деньги, а с ними определенный статус. Это, как ни крути, женщин привлекает. Так что ему было из кого выбирать.
- Ну и иди в педики, какие проблемы! - с обидой выкрикнула Соня. - Чего ж ты жрешь эти конфеты, раз они дерьмовые?!
- Заткнись! - отрезал Чувалов. - Лучше послушай, что я скажу, тебе полезно будет узнать! Я такого добра, как ты, перебрал видимо-невидимо. Устроены вы, прямо скажем, незатейливо, как автоматы для приема купюр. И всегда в режиме ожидания. Бросишь туда денежку - счавкает в момент. Ни благодарности тебе, ни чувств, ни эмоций. Да ты на них и не рассчитываешь, - чего ж от автомата ждать? Тут все просто: денежка - взамен услуги. Как автомат с чаем, кофе или, скажем, сникерсом. Бросил денежку - оттуда сникерс, и все довольны. И я так жил, но потом в системе произошел какой-то сбой. - Чувалов развел руками. - Встретил я вот это чудо, - он указал на Соню, - и мне захотелось в придачу к сникерсу получить что-то еще, чего раньше не было. И она, дрянь такая, дала мне все основания думать, что это возможно. И что вы думаете? Я начал с ней строить отношения! Не как с автоматом, а как с нормальным человеком, как с женщиной, твою мать! Для начала изменил порядок расчетов. Вместо установленной таксы платил сверх, притом значительно! Купил ей весь набор Барби: шмотки, шубы, машину, наконец, квартиру на Крестовском, заметьте, острове! А мог бы где-нибудь на проспекте Павших комиссаров! А взамен практически ничего не требовал. Ну разве что самую малость - каплю нежности. Но эта подлая тварь, копеечная душа, сочла, что это слишком много, и отплатила мне черной неблагодарностью… Захожу я тут давеча к ней в гримерку с цветами и идеями насчет предстоящего вечера, а она с каким-то, понимаешь, черным Нигером фортеля выплясывает! Этого я, понятное дело, стерпеть никак не мог. И понеслось! Поучил ее маленько, арабу этому черному кости размял, тем и успокоился. Уже готов был все забыть, но эта дура в позу встала - я, мол, не вещь, как ты смеешь?! Я, говорит, уйду от тебя! И ведь ушла! Но ты живой-то от меня не уйдешь, имей в виду, - крикнул Чувалов. - Не выйдет!
- Ты любишь ее, Семен? - спросила Бася.
Чувалов почему-то рассвирепел:
- А вот не надо меня на понт брать, уважаемая! Люблю не люблю, тебя не касается!
- Может, и меня не касается? - с вызовом спросила Соня.
- И тебя не касается! - подтвердил Чувалов. - Твое дело такое - быть рядом - и все! Желательно молча. И на афроарабов не заглядываться.
- Семен, но ведь если человек тебе дорог, ты должен стремиться к тому, чтобы ему было хорошо! - Бася ласково попыталась указать Чувалову направление для правильных мыслей. Но шагать в этом направлении Семен не захотел и хмыкнул:
- Ну и что?
- Ну а если ей хорошо без тебя? - задала наводящий вопрос Бася и тут же по реакции Чувалова поняла, что это была неудачная реплика.
- Как это ей может быть хорошо без меня? - разозлился Чувалов. - Думай, что говоришь!
И Бася стала думать. Поняв, что дело серьезное и с Чуваловым шутки плохи, она постаралась вспомнить, как надо правильно вести себя в переговорах с террористами - когда-то читала в книжке, - и начала говорить с ним вкрадчиво и нежно, буквально как доктор с пациентом:
- Уважаемый Семен…
А вот Сонька, дура, изначально выбрала самую безнадежную, проигрышную стратегию - ушла в эмоции, стала орать, что она-де не вещь какая-нибудь, какого черта он о себе возомнил, и вообще, если он хочет оторвать ей голову - пусть отрывает, а ей наплевать!
Бася охнула - идиотка! Сейчас и впрямь ее глупую голову оторвут и скажут, что так и было.
Она изо всех сил пнула Соньку ногой, мол, окстись, закрой рот и сиди себе, молчи в тряпочку!
От удара Соня взвизгнула, залилась слезами, но апломба не растеряла, все равно выкрикивала что-то гоношистое.
- А что же дальше, Семен? - ласково поинтересовалась Бася. - Какие, позволь узнать, у тебя намерения в отношении нас?
- Пока не знаю, - пожал плечами Чувалов. - Человек я неуравновешенный, так что намерения могут измениться. Может, сам вас перестреляю, а может, парней попрошу. А пока отдыхайте - Новый год будем встречать! Чего такие кислые, дамочки? Смотрю, и ребята мои скучают! - Он кивнул на Митю с Витей. - Хорошие парни, только без башки совсем! Прикажу Мите вас утюгом пытать - сделает! Да, Митя?
Митя кивнул головой, похожей на бильярдный шар с приклеенной косой: мол, усе нормально, шеф, сделаем в лучшем виде.
"Этот и впрямь сделает, - внутренне содрогнулась Бася. - Бред какой-то… Надо что-то делать, пока он нас не перестрелял".
* * *
- Семен, мне надо в туалет!
Чувалов с подозрением уставился на Басю, но, поразмыслив, видимо, решил, что иногда действительно бывает нужно в туалет, и в этом нет ничего странного.
- Ладно, иди. Митя тебя проводит, чтобы не убежала. И кстати, давай сюда свой сотовый телефон! - с иезуитским коварством потребовал Чувалов.
Бася вздрогнула - вот сволочь, раскрыл ее план! Она-то, конечно, надеялась, что в туалете наберет знакомый номер милиции и…
Не тут-то было! А она еще считала Чувалова тупорогим! Он, оказывается, и думать умеет!
Вернувшись, она спросила:
- Семен, можно мне позвонить?
- Куда? - усмехнулся Чувалов.
Бася улыбнулась: мол, как бы тебе это объяснить…
- Одному поклоннику. Поздравить человека, все-таки Новый год…
- Валяй! - великодушно согласился Чувалов. - Только в моем присутствии! И имей в виду: я базар фильтрую. - Он протянул ей ее же сотовый телефон.
Первым делом Бася попыталась позвонить Зое, предупредить, чтобы та ни в коем случае не приходила домой, но, как назло, ее номер не отвечал.
Тогда Бася набрала номер, оставленный участковым Прохоровым, и тот сразу отозвался.
- Здравствуйте!
- Здрасьте. Это кто? - настороженно спросил Прохоров.
- Это я, неужели не узнали?
Бася широко улыбнулась, потому что в этот момент Чувалов уставился на нее с подозрением.
- Кто - "я"? - раздраженно уточнил Прохоров.
- Барбара Лесневская! Бася! Вы меня помните?
Прохоров вздохнул.
- Помню. И что вам надо?
- Помните, я вам сказала: если что - я вам позвоню?
- Ну и?
"Тупой, тупой!" - едва не застонала Бася, еще приторнее улыбнулась и нежно выдохнула в трубку:
- Ну так вот! Если что уже случилось!
- Послушайте, - очень нелюбезно начал Прохоров. - Сами разбирайтесь со своими проблемами!
- А вы что же, ко мне не зайдете?
- Как-нибудь потом, после праздников, - буркнул Прохоров.
- А я думала, вы придете сегодня, сейчас!
- Извините, не имею желания! - отрезал участковый и нажал отбой.
- Сволочь! - рявкнула Бася.
Итак, никто не придет и не спасет их! Кажется, и до Соньки дошло, что дело дрянь. Она даже решила сменить тактику переговоров и вполне миролюбиво и отчасти заискивающе сказала Чувалову:
- Семен, а почему бы нам не договориться по-хорошему?
- Это что значит? - заинтересовался Чувалов.
- Выпьем за Новый год, пожелаем друг другу нового счастья, да и разойдемся! - Соня подкрепила предложение самой обольстительной улыбкой.
- Ты мне зубы не заговаривай! - Чувалов стукнул кулаком по столу, и всем стало ясно, что его представление о хорошем расходится с Сониным. - И на новое счастье не рассчитывай! Небось того негра имеешь в виду?
- Ну при чем тут он! - всплеснула руками Соня. - Да и не было у нас с ним ничего!
- Ну, если это называется, что ничего не было, то я - российский патриарх! - усмехнулся Чувалов.
- Господи, да мы просто отрабатывали движения, танец!
- Ах, танец?! Ламбаду, что ли? Ну да, я же забыл - ты у нас танцорка! - Казалось, воспоминание о злосчастном афроарабе вызвало у Чувалова очередную волну гнева. Он вдруг закричал:
- А ну, танцуй, танцорка дешевая!
- Не хочу, - потупилась Соня, - настроения нет!