23
Франческа крошила на тарелку кусочек хлеба, хотя не собиралась его есть. Она скатывала маленькие комочки, напоминавшие пластилиновые шарики. Краем глаза она наблюдала, как руки ее отца управляются с маленькими детальками. Движения были точные и размеренные, даже не верилось, что это его руки.
Энрико чинил соковыжималку, в очках он казался гораздо старше. Перед ним стоял ящичек с инструментами, в котором каждый предмет лежал в своем отделении. Он вынимал из ящичка то отвертку, то ключ и затем не глядя клал их на место.
Франческа сидела рядом с ним на кухне, расположенной так, что солнца там почти не бывало. Проснувшись, она надеялась услышать от родителей что-нибудь вроде поздравления с "первым днем учебы", но вместо этого увидела лишь привычные, молчаливые кивки.
Отец поднялся и вставил вилку в розетку: соковыжималка не работала. Тогда он сел и снова ее разобрал. В том, что касалось работы, его терпение было безграничным.
- Оставь ее, купим новую! - прошелестела Роза, но ее голос заглушило бряцание гаечного ключа.
Франческа ненавидела завтрак - то, как безупречно он был сервирован. Салфетки, вставленные в держатель, чашечки на блюдцах, высокие стаканы для сока - все это вызывало у нее раздражение. Франческа еще не доросла до того, чтобы спокойно относиться к мелочам. Когда начинался учебный год, у нее пропадал аппетит. И особенно в те дни, когда ее отец не работал по утрам, с шести до двух.
По телевизору шло утреннее шоу с поваром Лука Джурато, который демонстрировал, как нужно отделять куриное мясо от костей. Его голос был единственным живым в тишине квартире. Франческа, потупив взор, ела порционный джем и наблюдала за отцом с матерью.
Не происходило ровным счетом ничего.
Роза, как всегда, сидела в своем кресле.
Впрочем, недавно ее мать попросила котенка. Однажды утром она проснулась и впервые в жизни потребовала что-то для себя. Она ныла каждый день, и это произвело впечатление на Энрико: в конце концов он принес ей черно-белого котенка, подобранного на территории завода. Он вернулся домой с облезлым зверьком, завернутым в полотенце, и в эти минуты напоминал Шрека из мультика.
Роза вязала шарф, котенок сидел у нее на коленях. Сходи она две недели назад в полицейский участок, а не к врачу, вряд ли ей захотелось бы взять домой кота, который оставляет везде пучки шерсти и царапает диванную обивку.
Энрико упорно копался в соковыжималке. Уже несколько дней он не брился. Франческа была начеку, она откусывала крохотные кусочки печенья и максимально медленно их пережевывала. Она научилась высиживать за завтраком ровно столько, чтобы не получить нагоняй. Во-первых, следовало все съесть (или незаметно спрятать в карман то, что не лезло), во-вторых, сдержать тошноту, а потом, потупив взор, посидеть еще минут пятнадцать, притворяясь, будто смотришь телевизор. И наконец, последнее - осторожно подняться, не царапая стулом пол. Мать так и не купила ворсистые наклейки на ножки мебели, и Франческа не хотела схлопотать пощечину еще и из-за этого.
Если бы мать сходила тогда в полицию, а не к участковому врачу…
Франческа посмотрела на часы и стерла следы апельсинового сока с уголков губ.
Участковый врач - тот самый мерзавец, который зашивал Франческе запястье. Но в представлении Розы, которая родилась в малюсенькой калабрийской деревеньке, только доктора умеют во всем разбираться. Что взять с полицейских? Разве они что понимают? А у врачей, по крайней мере, есть диплом, и зарплату они высокую получают.
В прошлый понедельник Роза набралась храбрости, надела единственное приличное платье и отправилась к доктору. В приемной было полно народу, и Роза долго ждала своей очереди, подготавливая в уме речь. Она повторяла ее от начала до конца раз двадцать, кивая головой, как ученик, который учит урок. Но когда пришло время рассказать все доктору, Роза смутилась, потом расплакалась, а потом еще и расхохоталась.
"Нервный припадок", - заключил про себя доктор и прописал женщине прозак и еще какое-то снотворное.
Франческа поставила чашки в раковину и стряхнула крошки со скатерти. Энрико наконец удалось запустить соковыжималку; он даже улыбнулся, как неуверенный в себе школьник, который сумел правильно решить уравнение.
Доктор Сатта мог бы связаться с социальными работниками, посоветовать ей адвоката. Но в его обязанности не входило решение семейных проблем - неразрешимых семейных проблем.
Теперь Роза все время тихо, с отсутствующим видом улыбалась. Она одинаково улыбалась и дочери, и окну, и коту - кому и чему угодно. И Франческа начала ненавидеть мать. Ей все чаще приходилось выполнять работу по дому, потому что мать очень быстро уставала.
По ночам Франческа слышала их. Через дверь, через глухой темный коридор до нее доносились размеренные звуки: толчки, усиливающиеся по нарастающей, хриплые стоны… Стены были тонкими, чего ж тут не услышать. Франческа замирала, натянув на себя простыню, засунув голову под подушку, и почти не дышала, как загнанное животное. Ей хотелось одного - не слышать этих толчков, этих ужасных хрипов, доносившихся из комнаты родителей. Эффект прозака…
Схватив рюкзачок с тетрадями, Франческа с чувством бесконечного отвращения к этим животным махнула им от порога рукой и аккуратно закрыла за собой входную дверь. В восемь она встречалась во дворе с Лизой. Им предстояло ехать на велосипедах в горку вплоть до Монтемаццано, где располагался комплекс учреждений среднего образования второй ступени. Звонок звенел в пятнадцать минут девятого.
Десять лет назад старшеклассники учились в центре города, в старых трехэтажках, окна которых выходили на море. На перемене можно было выскочить во двор, чтобы поцеловаться или покурить. Теперь образовательный комплекс перевели ближе к шоссе, в четыре цементных блока между облезлым футбольным полем и бензозаправкой. Перед комплексом, как наглядное пособие, высились трубы "Луккини".
Франческа попрощалась с Лизой у корпуса, где находился лицей. Она всегда прикасалась к Лизе только щекой, но не губами. За решеткой стоял скутер Анны. Бросив на него взгляд, Франческа побежала к четвертому корпусу, где располагалось профессиональное училище.
Звонок одновременно звучал во всех корпусах. Едва переступив порог нового класса, Франческа услышала восхищенное улюлюканье со всех сторон.
- Вот это телка! - хором голосили придурки мужского пола, пока она шла между рядами к самой последней парте у окна.
Ее окружали почти одинаковые лица. Класс на восемьдесят процентов состоял из парней - многие из них были второгодниками, и многие жили на улице Сталинграда. Закон обязывал их учиться, поэтому они и ходили сюда - протирать штаны.
Отсидев свое за партой, все они окажутся на заводе - кто-то будет варить сталь, кто-то возить нагруженные вагонетки.
Франческа открыла рюкзак и выложила перед собой тетрадь с ручкой. Она не обращала внимания на непристойности. Спроси ее, она бы не смогла объяснить, зачем здесь находится. Закон не может быть достаточной мотивацией, если в реальности все обстоит по-другому. Не все могут и не все хотят учиться.
Франческа даже не обернулась посмотреть на девушку, севшую рядом с ней. Все равно это не Анна.
Мрачными, полными грусти глазами Франческа неотрывно смотрела в окно. Она не отвечала на вопросы: "Эй, как тебя звать?" или "Эй, ты куда пойдешь после занятий?" Ее не интересовали ни географические карты, ни периодическая таблица Менделеева. И ей не хотелось знать имя соседки по парте.
Взор Франчески был прикован к зданию напротив.
Там училась Анна. Между зданиями проходила разделительная полоса - поистрепавшаяся сетка-рабица. Дыры в ней свидетельствовали о том, что кто-то уже пытался пробраться на ту сторону.
Тем не менее это невозможно. Существуют миры, которые не сообщаются между собой, и недостаточно проделать дырку в сетке, чтобы начать новую жизнь.
Франческа еще не знала точно, где находятся окна Анны, но после занятий Лиза все расскажет. Тогда Франческа каждое утро сможет смотреть в этом направлении… в надежде увидеть подругу. Конечно, Франческа была уверена, что больше никогда не заговорит с Анной. Более того, она собиралась ненавидеть ее до скончания времен. Иногда Франческа представляла, как бы Анна отреагировала, увидев ее мертвой, - воображала ее лицо в тот момент, когда она, Анна, обнаружит ее труп, висящий на столбе. Интересно, она будет испытывать чувство вины?
Франческа была готова смотреть в окно все время, пока длятся занятия, пристально вглядываясь в каждую тень. Ей хотелось увидеть Анну…
В тот же день Элена проснулась в своем доме в Кампилье, прошла в гостиную и через огромное окно окинула взором поля, оливковые рощи и виноградники, тянувшиеся до самого моря. Там же, у моря, высились заводские трубы Пьомбино.
Из ее окон можно было рассмотреть очертания Эльбы: груда скал в мягкой дымке.
Элена пила кофе и размышляла. Не было никакого смысла ехать в Пизу или Флоренцию, если ее дом здесь, среди этих полей, рядом с морем и башнями Популонии.
Она оделась, вышла во двор, решительно повернула ключ зажигания в машине и поехала в Пьомбино, готовая к собеседованию о приеме на работу. Ее ждали в кабинете, отделанном полированным деревом, на главном предприятии региона - металлургическом заводе "Луккини".
Элена не волновалась - она прекрасно знала, какие возможности открывает перед ней диплом с отличием. Кроме того, она была красива. И еще один аргумент - ее отец не последний человек в городе.
Пока она ехала на завод, Алессио крепко спал, измотанный восьмичасовой ночной сменой. Ему снилось, как льется сталь. Хорошее дело - сталь. Без нее никак - все вокруг сделано из стали. Сталь соединяет города, страны и времена. И он получает зарплату за то, что причастен к ее изготовлению.
Но если бы Алессио приснился другой сон - что его любимая спустя несколько недель займет один из кабинетов в центральном офисе и будет принимать на работу или увольнять таких же работяг, как он сам, - он бы подумал, что в реальной жизни такого быть не может.
Еще как может… Через полгода в их цехе погибнет машинист башенного крана, и Алессио, размахивая флагом Федерации рабочих-металлургов, выступит против Элены, поскольку она будет находиться по другую сторону баррикад…
Элена неспешно парковалась у входа. Ее возьмут на работу, она была уверена в этом, и она не сомневалась, что Алессио будет этому рад.
Огромную территорию завода освещало солнце. Здесь трудились тысячи людей, выпуская высококачественную сталь, и не только сталь, но и круглые балки, прокатанные блюмы и уникальные бесшовные рельсы для скоростных железнодорожных путей.
На календаре было 10 сентября 2001 года.
24
Следующий день снова был не по-осеннему жарким.
Маттиа приехал забрать Анну из школы и стоял, опираясь на дверцу "фиата", рядом с родителями, поджидающими своих детей из школы. У него был выходной, и они с Анной решили съездить на море, чтобы закрыть купальный сезон.
Наконец в толпе подростков показалась Анна с рюкзаком за спиной; из рюкзака торчала линейка.
Она забросила рюкзак на заднее сиденье, села в автомобиль и положила ноги на торпедо. Ей было хорошо. Левой рукой Маттиа крутил руль, правой гладил ее коленку, а сама она повторяла греческий алфавит. За окном проплывали холмы, залитые солнцем.
На Соляной Горе почти никого не было, лишь в отдалении загорали две или три девушки, судя по униформе, сложенной на песке, офисные служащие.
Был обеденный перерыв - отчего бы не понежиться на солнце?
Вода стала холодней на несколько градусов. Анна попробовала ее пальцем ноги, и тут же почувствовала, как по телу побежали мурашки. Купаться расхотелось. Однако разбежавшийся Маттиа столкнул ее в волны. Он хотел отплыть подальше и заняться любовью в море. Они долго целовались в тихом скольжении волн, затем вышли и перекусили бутербродами.
Ровно в 14:49 загоравшие девушки начали одеваться, чтобы снова идти на работу. С близлежащего нефтеперерабатывающего завода доносился запах бензина.
- Когда ты отвезешь меня на Эльбу? - спросила Анна.
- Скоро, - ответил Маттиа.
Осенью жизнь возвращалась в нормальное русло, все сидели по офисам. Скукота…
Внезапно Анна и Маттиа почувствовали пустоту: что-то шло не так, как обычно. Не такая уж и глубокая осень, чтобы пляж пустовал. Где же дети, играющие в мяч, где пенсионеры, выбирающиеся к морю подышать? На горизонте какой-то сухогруз медленно шел в направлении Сардинии, издалека он напоминал мишень в "Морском бое".
Обратно Маттиа поехал по грунтовке, идущей через поле для дрессировки охотничьих собак. Анна рассматривала из окна задворки "Дальмине-Тенарис". Стожки сена, опоры ЛЭП…
- Ой, а куда делись провода? - заметила она.
Маттиа с улыбкой продолжал испытывать подвеску своей старенькой машинки, то и дела проваливаясь в ямы.
- Так почему здесь больше нет проводов? - настаивала Анна.
- Скажем так: твой брат приложил к этому руку…
В 15:30 Маттиа не торопясь выехал по шоссе. Рядом с промкорпусами сновали грузовики, чуть дальше начался строительный рынок.
- Съездим к Альдо?
Анна неохотно кивнула. В этой грязной и скучной дыре - баре, владельцем которого был Альдо Моретти, - всегда полно взрослых мужиков.
Маттиа наискосок припарковался к тротуару, и они, как были во вьетнамках, облепленных песком, вошли в душноватое помещение.
- Хорошо вам, черт возьми! - сказал какой-то старик, проводив их взглядом.
Маттиа заказал самбуку и фруктовый сок.
- Привет, засранец! - крикнул ему Алессио. Он сидел за столиком с Кристиано и другими парнями; вся компания играла в карты.
Толпа детей осаждала кикер, его шарик все время влетал в пластиковые ворота с победным грохотом.
Полицейский в штатском курил.
Были здесь и литейщики в чумазых робах - то ли не успели снять, то ли заскочили перед началом смены.
Время двигалось к четырем. В глубине зала бормотал телевизор, настроенный на первый канал, "Рай Уно".
Сидя на коленях у Маттиа, Анна пила свой сок. Все вокруг разговаривали, раздавались взрывы хохота. Анна наблюдала за братом, который оживленно обсуждал непонятные для нее вещи. Говорили про какой-то кокс и что на следующей неделе он должен принести порядочно бабла. Табачный дым стоял столбом.
Анна гордилась своим братом и своим парнем. И собой она тоже гордилась. Парни, которых она знала, здоровались с ней, мужчины постарше отечески щипали за щеку.
Вскоре подошли Мария с Джессикой и, отыскав пару свободных стульев, подсели к компании.
- Сегодня была клиентка, которую я чуть не придушила, - завела свою волынку Джессика. - Она хотела купить стринги, ну а я ей и говорю: "Синьора, у нас нет вашего размера!"
Народ приходил и уходил.
- А она обиделась и давай на меня наезжать! "Мне очень жаль, - говорю, - попробуйте обратиться в магазин напротив". Что я могу поделать, если ты такая жирная? - хотела я ей сказать. Вот идиотка!
У стариков была своя тема - про украинок. Но никто никого толком не слушал.
Скучная передача по первому каналу вдруг была прервана экстренным выпуском новостей.
Альдо, сжимая в руке тряпку, уставился на экран и потребовал, чтобы все заткнулись.
Внеочередной выпуск.
Никто не обращал на Альдо внимания. На заляпанные столы смачно шлепались карты, в вонючих пепельницах тушились сигареты.
- Е-мое! Дайте послушать! - заорал хозяин, подошел к телевизору и увеличил громкость.
Корреспондент был малоизвестным, одним из тех, которые замещают коллег на Пасху и Рождество.
Экстренный выпуск.
Один за другим посетители бара стали замолкать.
Пару минут корреспондент бормотал что-то невразумительное. Затем на экране появилось изображение двух небоскребов и плотного столба дыма, в углу была подпись: "Live. World Trade Center, New York".
- Что это?
Игровой автомат в углу продолжал издавать квакающие звуки.
- Это в Америке…
Кто-то отставил стакан.
Кто-то застыл со стаканом в руке.
Дети продолжали вопить: "Дель Пьеро! Пиппо Индзаги!"
- Шшш! - зашипел Альдо. - Дайте послушать!
Все замерли.
Анна дожевывала клубничную жвачку, чтобы незаметно прилепить ее к нижней поверхности стола.
- Что случилось? Президента у них, что ли, убили?
Карточные партии были прерваны; тузы и шестерки валялись на полу среди окурков и чеков.
Дети продолжали играть в кикер, пока не заметили, что в баре стало тихо. Шарик катался еще некоторое время, но потом остановился.
Голос репортера дрожал. Картинка потухла, затем снова появилась, ничуть не изменившись: два небоскреба и столб дыма, потом небоскребы крупным планом и уже два столба дыма, исходящие из двух огромных дыр. Пока еще ни до кого не доходило, что на вспоротой поверхности зданий раньше были окна офисов. Никто не понимал, что черные точки, падающие в пустоту, - это человеческие тела.
В бар вошли два карабинера в форме.
- Что происходит?
- Не знаем, - откликнулся Кристиано. - Передают из Соединенных Штатов.
Карабинеры устроились у стойки и тоже стали смотреть, заказав два кофе с самбукой.
"Сегодня утром разбились два самолета, - сообщил корреспондент. - "Боинг 757" недавно угнали и затем, очевидно… Восемнадцать минут спустя второй самолет тоже врезался в башню".
Не хотелось верить, что это не боевик.
- Это прямая трансляция? - спросил кто-то.
И корреспондент, словно услышав, сказал: "Есть ли какие-нибудь подробности, Борелли?"
В прямом эфире появилось знакомое лицо Джулио Борелли, ведущего тележурналиста.
"Ну, - нерешительно заговорил он, - это катастрофа, самая страшная террористическая атака из всех, что когда-либо происходили в Америке…"
Как при просмотре боевика, все ожидали развязки.
- По-моему, это "Реал-ТВ", скрытая камера, - сказал Кристиано и начал перетасовывать колоду. - Чертовы американские приколы…
Посетители бара потихоньку стали возвращаться к своим делам. Марокканец в углу, так ничего и не поняв, забросил в игровой автомат жетон на тысячу лир. Песок, забившийся Анне под одежду, все больше раздражал ее. "Боинги" врезались в здания, где, как сказал корреспондент, сходятся все мировые финансовые потоки, люди в это время работали - все это напоминало голливудский фильм, и трудно было поверить, что это по-настоящему.
Прямое включение продолжалось уже сорок две минуты. Журналисты говорили об исламистах и о третьем самолете, атаковавшем здание Пентагона, но лишь немногие, и среди них Алессио, продолжали смотреть на экран.
Маттиа пощекотал Анну за ухом. Она вспомнила, что должна к завтрашнему дню выучить греческий алфавит и латинские существительные.
- Отвезешь меня домой?
Карабинеры позвонили своим, чтобы хоть что-нибудь прояснить. Но в облупившейся казарме с двумя пальмами перед входом знали еще меньше, чем в баре.