21
Лето подходило к концу, дни становились короче.
Начался сентябрь. Анна ходила заниматься любовью в маленькую, темную и захламленную квартирку Маттео в конце улицы Сталинграда.
Алессио в конце концов сдался. Сначала он устроил им обоим хорошую выволочку, а потом сказал:
- Ладно, ребята, благословляю вас. Но никаких глупостей, пока она не станет совершеннолетней!
И Маттиа поспешил с ним согласиться:
- Конечно, конечно, шутишь ты, что ли?
Теперь Анна встречала своего парня у проходной завода или ждала дома, когда он заедет за ней.
Алессио предпочитал думать, что эти двое только за руки держатся. Но они занимались любовью повсюду: на мятой постели, в ванной, на унитазе, в душе и даже в коридоре у входной двери.
Алессио смотрел, как веселая Анна садится в машину его друга, целует Маттиа, включает радио - и автомобиль срывается с места. Не сказать, что его это радовало, но изменить что-либо он был не в силах.
Однажды Маттиа рассказал Анне, что его мать умерла от рака мозга, а отец в то время находился на другом краю света, но не с ней. Это было не единственным его признанием. После секса Маттиа курил и говорил, говорил… Он не стал скрывать, что с законом у него были напряженные отношения, но пообещал, что больше не переступит черту.
Слушая его, Анна тоже потихоньку начала курить.
Подруги так и не помирились. Франческа, завидев Анну, быстро проходила мимо, опустив глаза. Десять дней подряд Анна дожидалась ее во дворе, пытаясь поговорить, и пару раз даже пробовала взять ее за руку. Но Франческа не хотела ее выслушать. Теперь она дружила с Лизой.
Правда, однажды, не застав Анну на привычном месте, она почувствовала неприятный холодок внутри, и это ощущение не покидало ее целый день.
Пока Анна проводила время с Маттиа, Франческа сидела у Лизы, играла с ней в дурака или они вместе слушали музыку. Франческа научила Лизу краситься, сходила с ней на рынок и помогла выбрать одежду поприличней. Лиза подолгу рассказывала о Донате, которая лежала под простыней в соседней комнате. Донате стало гораздо хуже. Она уже не могла шевелить ни руками, ни даже губами. В этом доме никто и никогда не упоминал об Анне. И в том доме никто не говорил, что Доната умирает.
В начале сентября, второго или третьего числа, Анна поехала с матерью в "Кооп", чтобы купить школьные принадлежности.
Маттиа сидел в уличном кафе и пил коктейль.
Он курил, смотрел в чистое небо и смаковал свой "негрони". В этот утренний час в кафе почти никого не было. Столик для игры в кикер пустовал, старик в больших очках и с огромной сигарой во рту читал "Тирренскую газету", молодой араб безуспешно дергал за ручку "однорукого бандита". Даже радио не работало.
Тут Маттиа увидел, что к нему направляется Кристиано, и подумал: "Какого черта?"
Кристиано, по своему обыкновению, был в широченных штанах, с серьгой в губе и с килограммом геля на голове - вылитый трудный подросток. Без всякого сомнения, он шел именно к Маттиа.
Этого только не хватало, вздохнул Маттиа, когда Кристиано уселся за его столик и заказал виски; ему бы посидеть в тишине, подумать о своем, а тут этот раздолбай.
Но Кристиано, напротив, жаждал общения.
- Я сегодня в ночь, - сказал Маттиа, чтобы не обижать парня. - Пока работаю с проволочными заготовками, но, похоже, скоро меня переведут на конвертер.
- Другое дело! - уверенно заявил Кристиано. - Там вообще ни черта делать не надо.
- Как малыш поживает? - спросил Маттиа, он терпеть не мог разговоры о "Луккини".
- Это ужас какой-то! - воскликнул Кристиано. - Джеймс плачет каждую ночь: только я решу потрахаться - он плачет! Каждый раз, представляешь? И эта всегда к нему встает. Пусть бы поплакал, от него бы не убыло!
Маттиа смотрел на Кристиано, но не слушал его.
- Но вообще-то мелкий меня не так уж сильно донимает. Он вырастет, будет сам по себе. Он даже прикольный, я бы сказал. Вот Дженнифер меня задолбала! Зря я к ней переехал, там еще ее родители! Ее предки - это полный отстой…
Он не смолкал еще минут пятнадцать.
Попивая "негрони", Маттиа рассеяно посматривал на мальчишек, покупавших жетоны для кикера, дорожных рабочих, забегавших в бар чего-нибудь перехватить, стариков, которые, сидя за соседним столиком, громко обсуждали достоинства "Виагры". Араб в грязной майке все еще сражался с "одноруким бандитом".
Кристиано продолжал взахлеб рассказывать о своих проблемах. Достал уже! Маттиа полез в задний карман джинсов, чтобы достать кошелек и расплатиться, как вдруг Кристиано, понизив голос, сказал:
- Слушай, я ведь зашел, чтобы кое о чем с тобой потолковать… - У него было непривычно серьезное выражение лица.
"Вот те раз", - подумал Маттиа и, сделав над собой усилие, все же решил выслушать парня.
- Ты же знаешь, на меня можно положиться, если надо помолчать - я могила, и потом… За мной ведь тоже кое что числится. Ну, несколько партий кокаина, то да се… - Кристиано криво усмехнулся.
- Говори уже, что хочешь! - потребовал Маттиа, начиная терять терпение.
- Ну, в общем… Я слышал, ты завязан кое с кем из Фоллоники…
Маттиа изменился в лице.
- Слышал, что эти люди - профессионалы, да и ты парень не промах. Мне рассказывали о грабеже в девяносто восьмом - дельце обстряпали как надо. Маттиа, такая жизнь не по мне… Ну, работа эта гребаная, шеф, который три шкуры сдирает за минуту опоздания, - в общем… В общем, хочу кое-что предпринять. И я знаю, что ты можешь мне в этом помочь.
- Не представляю, о чем ты говоришь.
- Да ладно, Маттиа! Все знают, не строй из себя! Я всего лишь хочу сделать работенку с тобой на пару. Я не чайник, крутиться умею!
- Кристиано, я не занимаюсь такой работой, тебя неправильно проинформировали.
- Черт, я же тебе сказал: мне можно доверять!
- Послушай, я никого не знаю в Фоллонике! - отрезал Маттиа; он уже начинал нервничать.
- Мне только и нужно, что номер телефона и ствол!
"Ствол? Да он спятил! - подумал Маттиа. - Окончательно свихнулся от своей дури. Этот тип, пожалуй, последний из всех, кто в состоянии по-тихому грабануть кого-нибудь…"
- Брось ты эту затею, - сказал он вслух, собираясь поставить точку. - Ты не понимаешь, о чем говоришь.
- Все я прекрасно понимаю! - завелся Кристиано. - Может, ты и сдрейфил, но могу тебе сказать, что я в теме! Я даже знаю, что отец твоей девчонки - местный наводчик, главный по Пьомбино!
Маттиа замер.
- Только прошу, не говори ничего Алессио - сам знаешь, на что он способен, если ему вожжа под хвост попадет. Мало не покажется!
Маттиа сидел белый как мел.
- А я думал, ты знаешь… Уверен был…
Маттиа встал, расплатился и, похлопав Кристиано по плечу, сказал:
- Как друг тебе говорю: оставь эту затею.
Кристиано надулся, как ребенок, которому не купили дорогую игрушку.
Маттиа сел в машину, в сердцах хлопнул дверцей и поехал домой, чтобы дождаться Анну. Он искренне надеялся, что слушок про ее отца - именно слушок, и ничего более.
Анна бродила вдоль стеллажей и складывала в тележку канцелярские принадлежности. Сандра тут же смотрела на ценники и половину из них возвращала на полки.
Начинался учебный год, и Анна ждала от него только хорошего. Она научилась ездить на мопеде брата: Маттиа позанимался с ней на заброшенной парковке, и теперь за ней было не угнаться. Она тайком сходила в женскую консультацию и получила рецепт на противозачаточные таблетки. Анна ничуть не сомневалась, что скоро все станет как раньше, что пройдет совсем немного времени - неделя, не больше, - и Франческа позвонит в ее дверь.
22
Дикторша по телевизору как раз обещала температуру на четыре-пять градусов выше климатической нормы, когда в дверь позвонили.
Сандра и Анна, сидевшие за завтраком, застыли с печеньем в руках и недоуменно переглянулись.
"Приятного вам воскресенья!" - с улыбкой пожелала дикторша.
С предчувствием чего-то необычного Сандра поднялась и пошла открывать.
Послышались энергичные шаги, и вошел Артуро. На нем был шикарный черный костюм в полоску, очевидно только что из химчистки. Под мышкой у него был светло-серый плащ; в руках он держал пакет со сладостями.
- Добрый день, - сказал Артуро.
Анна и Алессио будто приросли к стульям. Сандра в домашнем халате прислонилась к дверному косяку.
- Прекрасно выглядите! - заявил Артуро, как будто и не бросал их на произвол судьбы почти что на целое лето.
Он бросил плащ на диванчик в углу и уселся, закинув ногу на ногу. С такими талантами ему бы в театре работать!
- Ну же, налетайте на конфеты! - воскликнул Артуро, чувствуя себя Санта-Клаусом.
Сандра изо всех сил пыталась сдержать ехидные вопросы. Откуда у него такая одежда? И эти безукоризненно отглаженные брюки - кто ему их наглаживал? Она не сомневалась: ее муж как был, так и остался проходимцем.
Сквозь белую занавеску лились яркие солнечные лучи. Анна робко потянулась за конфетой. Зазвучали позывные программы новостей. Со стороны картинка была мирной.
- Я вернулся, чтобы остаться, - произнес Артуро и громко сглотнул.
У Алессио пропал аппетит.
- Это все еще мой дом? - спросил Артуро, но ответом ему была мертвая тишина.
Тогда он засунул руку в карман пиджака, уверенный, что теперь-то по-настоящему всех удивит. Этого момента он ждал всю жизнь. Как в сцене из фильма, которая постоянно прокручивалась у него в голове, он извлек из кармана красную бархатную коробочку. На его свежевыбритом лице сияла радостная улыбка. Сандра поджала губы, Алессио нахмурился. Только Анна затаила дыхание.
Артуро открыл коробочку и вытащил изумительной красоты кольцо. Это была самая дорогая вещь, которую когда-либо видела Сандра.
- Я вернулся, чтобы остаться, - повторил Артуро, - чтобы обеспечить вам такую жизнь, какую вы заслуживаете.
Сандра была потрясена. Она собиралась держаться до последнего, но благими намерениями, как известно… На мгновение забыв о своих партийных убеждениях, выкинув из головы строки песни "свистит ветер, воет вьюга, прохудились башмаки, но вперед иди, иди", она надела на палец бриллиант.
- Спасибо… - Шейный платок ее мужа издавал восхитительный аромат.
Алессио встал, резко отодвинув стул. Все это его раздражало.
- Куда ты? - с тревогой спросил отец.
- В сортир. - На лице парня читалось отвращение.
Алессио всегда был слишком вспыльчивым… Сын упрекает его в чем-то? Артуро не умел читать мысли.
- Потерпишь. Там, внизу, стоит твоя машина, - сказал он с интонациями фокусника, который сейчас вытащит зайца из колпака. - Вот ключи. - Артуро поиграл брелоком с символом "Фольксвагена". - Машина оплачена. Она твоя.
Алессио обернулся, на этот раз на его лице читалось недоумение.
- Я припарковал ее рядом с мусорными бачками.
Алессио все еще ненавидел отца, но уже не так, как раньше.
Артуро подбадривающе улыбался.
Парень какое-то время медлил, разрываясь между желанием немедленно спуститься вниз и… гордостью.
Артуро смотрел на него исподлобья, но с нежностью. Ему приятного было играть роль щедрого отца. Вообще-то он всегда мечтал таким быть.
- Ну что же ты, хоть посмотри на нее!
И Алессио не удержался. Схватив ключи, он побежал во двор.
Пока Артуро стоял у окна, наблюдая за сыном, Сандра в уме прикидывала размеры его богатства. Голова ее работала, как калькулятор, высчитывая и округляя суммы с большим количеством нулей. Она понятия не имела, сколько может стоить бриллиант, - если, конечно, он купленный.
Впрочем, она не хотела знать подробности, ей было все равно.
В последующие дни Артуро заплатил долг по квартплате, а он был немаленький, и закрыл все кредиты - на посудомоечную машину, на автомагнитолу… И Сандра, глядя, как он отсчитывает деньги, ничего не спрашивала.
- Ты счастлива? - спросил Артуро жену на следующий день после своего триумфального возвращения, и она молча кивнула.
Вскоре Сандра перезвонила адвокату и сказала, что передумала разводиться. Блудный муж вернулся, у них появились деньги, но разве в этом дело? Ей хотелось верить в то, во что нельзя поверить.
В первый же день, после обеда, Алессио повез отца кататься на новом "гольфе".
На зеркале висел ароматизатор, источавший дорогой запах. Алессио строго соблюдал скоростной режим. Артуро в темных очках, с ослабленным узлом галстука удобно расположился на кожаном сиденье. Всю дорогу они говорили о машинах и женщинах.
Поглаживая руль, Алессио внимательно прислушивался к звуку двигателя. Он был увлечен дорогой; солнце светило сбоку, заднее стекло было затонировано, как бывает только у крутых. Шины неслышно скользили по асфальту, мягкая обивка салона приглушала звуки.
Глядя в окно, Артуро любовался сочными красками сентября. Как же он давно мечтал об этом… Они проезжали парк, в котором резвилась детвора, сидели на скамейках парочки, выгуливали собак пенсионеры. Мирные картинки воскресного семейного отдыха.
Так и должно быть: на капоте новенького, блестящего автомобиля должны отражаться облака, деревья и дома. Чувство удовлетворения приходит, когда ты, обдуваемый кондиционером, сидишь и смотришь на прохожих из окна не самой плохой машины, несущейся по проспекту Маркони.
Алессио, молча оценивая характеристики своей мечты, выехал на шоссе, которое добрых десять километров тянулось вдоль заводской ограды. Поглядывая искоса на отца, он испытывал некоторую неловкость и, чтобы скрыть это, охотно откликался на его шутки.
Артуро включил стереосистему "Кларион", и в салоне тихо зазвучала музыка. Справа мелькали трубы, над ними поднималась громада домны.
- Почему ты продолжаешь работать в этой дыре?
- У меня нет выбора.
- Я тебя не понимаю, Алессио. Ты бы без проблем мог заняться чем угодно! - воскликнул Артуро, глядя на сына сквозь стильные стекла "Рей-Бан".
Алессио обгоняли спортивные машины с миланскими и флорентийскими номерами. Богатенькие папики и их сынки возвращались домой с уик-энда, проведенного на Эльбе, - недавно причалил паром.
- Я могу пользоваться интеграционной кассой. И мне гарантированно платят каждый месяц, - сказал Алессио, переключая передачу. Ему вдруг захотелось позлить "БМВ-Х5", который сел ему на хвост.
Артуро, опустив стекло, закурил, и в салон ворвался заводской гул.
- Нет ничего хуже, - заявил он, с презрением глядя в окно, - чем работа на заводе.
- Не знаю, чем еще я мог бы заниматься.
- Тебе не хватает предприимчивости, не хватает смелости пойти на риск!
По радио Джанна Наннини пела "Бульварный роман". На самом деле Алессио не хватало Элены: он пропадал без нее. Кроме того, он с трудом сдерживался, чтобы не ляпнуть: "Не так-то легко простить тебя, отец".
- В твоем возрасте я был полон идей, у меня была мечта, было желание все изменить! - с улыбкой продолжал свою речь Артуро. - И это желание до сих пор со мной. Ну и, конечно, чем бы ты ни занялся, это будет лучше "Луккини".
Алессио свернул по направлению к Сан-Винченцо, завод остался позади. Как он понимал, мечты отца нашли свое выражение в квартире площадью в восемьдесят квадратных метров на пятом этаже муниципального дома, которую к тому же дважды закладывали.
За окном потянулись холмы. У обочины стояли щиты с надписью: "Дыни и арбузы по 2000 лир".
Артуро выбросил окурок и посмотрелся в зеркальце. Он был доволен собой. А вот его сын, став рабочим, приобрел мировоззрение неудачника. Он платит налоги, позволяет каждому вытирать о себя ноги да еще готов благодарить за это.
- Поедем в Баратти, - предложил Алессио.
- Я бы на твоем месте попытался.
- Попытался?
- Ну да. Поменяй работу, сынок, - повысил голос Артуро. - Займись торговлей, прояви смекалку, придумай что-нибудь! Или так и будешь жить? Состаришься к сорока годам, заработаешь себе рак… чего лучше! Если, конечно, дотянешь до сорока…
Он с досадой треснул кулаком по бардачку.
Алессио был мрачнее тучи.
Свернув направо, он поехал по направлению к Популонии. Туристы брали штурмом груду камней под названием "Этрусский некрополь". Уже начался сентябрь, но люди все равно стояли в очереди, чтобы посмотреть на захоронения никому не известных типов, живших три тысячи лет назад. Вот чудики!
- Мы с тобой разные, папа, - заговорил Алессио. - Успокойся, а? Мне нравится, когда об меня вытирают ноги, мне нравится работать на заводе и быть полным лохом. Ведь ты это хотел сказать? Зато мне не нравится опускать других людей.
Стрелка спидометра метнулась от шестидесяти к ста километрам.
Артуро молчал, укрыв глаза за стеклами очков, но слова сына его задели. Это было видно по тому, что он нервно ковырял обивку кресла.
- Вот что ты такого сделал, чтобы машину мне купить? - жестко бросил Алессио.
Артуро не ответил, хотя внутри него бушевал целый океан невысказанных слов.
Вечером он особенно внимательно следил за региональным выпуском новостей. Он ждал конкретной информации, и она прозвучала. Среди ночи Артуро позвонил по телефону первый раз, потом, едва превозмогая сердцебиение, второй - и больше в ту ночь уже не заснул.