Лиза не сопротивлялась.
Стало еще жарче, и девочки сбросили куртки; рядом, в сквере, бегали дети, радуясь хорошей погоде.
- Здесь, - сказала Анна и показала на площадку с качелями. - Все меняется, а эта площадка остается прежней. И всегда будет такой!
Она сбросила рюкзак на траву.
Конечно, Лиза не могла понять, что значит для Анны этот клочок земли.
Они уселись на скамейку. Анна закурила. Ей казалось, что Франческа тоже здесь, просто спряталась где-то. Она засмеялась, и Лиза посмотрела на нее с недоумением.
- Видишь? - Анна с восторгом ткнула пальцем в сторону полуразвалившегося домика. - Теперь там муравейник внутри, а раньше… Ты даже представить не можешь…
Она никак не могла отделаться от мысли, что из домика сейчас выйдет Франческа и скажет: "Давай все забудем, ведь мы же с тобой подруги, подруги навсегда…"
- Так ты хочешь сделаться министром? - попыталась вернуться к предыдущему разговору Лиза. Она не понимала, что творится с Анной и как ей следует себя вести.
- Да, - кивнула Анна, - министром, депутатом, сенатором!
- И ты собираешься спасти завод в Пьомбино?
- Я все хочу спасти! И эту площадку, и "Луккини"!
Лизе о многом хотелось поговорить: о Донате, которой становилось все хуже и хуже, о том, почему она порвала с Франческой, - но сейчас она наслаждалась тем, что просто сидит на скамейке рядом с Анной.
- Так о чем будет твой первый рассказ? - Анна слегка подтолкнула Лизу и подмигнула ей.
Лиза опустила глаза.
- Он про дружбу, - прошептала она. - Про дружбу двух девочек - одна светленькая, а другая темненькая. В какой-то момент они ссорятся…
Улыбка с лица Анны сбежала.
- Но потом они снова сойдутся, - поспешно добавила Лиза. - И в конце концов они обнаружат, что…
- Нет, не говори пока, - прервала ее Анна. - Я прочту, когда все будет готово. - Она вскочила и забросила рюкзак за плечо.
- Я и сама не знаю, когда закончу писать, - покраснела Лиза. - Пока я сочинила только начало… Я, наверное, только в университете его закончу…
- Ну и пойдем тогда вместе в университет, - улыбнулась Анна. - А сейчас пора шевелить задницей, иначе меня мать убьет.
Сандра действительно была в ярости. Спагетти остывали в дуршлаге.
Алессио в расстегнутых штанах сидел у телевизора и переключал каналы.
Сандра разложила еду по тарелкам.
- Слушай, - с полным ртом заговорил Алессио, - с Франческой что-то не то творится… Тут мне сказали… если это правда - то беда… Ходят такие слухи, я даже не знаю, как сказать… - Он оторвался от тарелки и взглянул на сестру: - Ты бы сходила, поговорила с ней.
Анна замерла с вилкой в руке, к еде она так и не притронулась.
Сандра молча слушала сына и вспоминала Розу. Да по какому праву она рот разевает, лучше бы за дочерью следила!
- Ну, - продолжил Алессио, - я видел ее у Альдо… Я не хотел говорить тебе, но, ей-богу, она была одета как потаскуха.
Ее лучшая подруга - потаскуха… Внутри у Анны все сжалось.
- Послушай меня… - Алессио налил себе в стакан кока-колу из большой бутылки, - она стала самой настоящей шлюхой!
Анна готова была убить брата.
- Значит, тебе про других интересно поговорить, да? - закричала она в бешенстве. - Что ты вечно лезешь не в свои дела? Лучше вот о чем подумай: две недели назад… когда же?.. а, в позапрошлую субботу. Так вот, я видела папу на площади Конституции!
Сандра побледнела.
- Я его видела, - Анна вскочила из-за стола, - с бутылкой шампанского в руках! Занимайся своим дерьмом, а в чужое не лезь, урод, и про Франческу даже не заикайся.
Анна скрылась в комнате, бабахнув дверью. Ее Франческа, одетая как потаскуха… Не может этого быть! А Энрико - не человек, он только снаружи им кажется!
35
После смены, грязный настолько, что только детей пугать, Алессио отправился в душ.
Чтобы привести себя в божеский вид, ему приходилось оттираться чуть ли не пемзой. Затем в раздевалке, которая не ремонтировалась с семидесятых годов, он поливал себя дезодорантом, одевался и тщательно причесывался перед зеркалом в разводах.
Был май. В два часа пополудни градусник показывал за тридцать. Начался купальный сезон - почти все пляжи были очищены от водорослей, лежаки и зонтики готовы к прокату, арабы в бермудах уже надрывно кричали: "Кокосы, орехи, кокосы, орехи…", разнося свой товар.
Алессио проштамповал карточку, попрощался с вахтершей и, чтобы сократить путь к парковке, перемахнул через шлагбаум на въезде для грузовиков.
Он шел к своей машине и не замечал, что за ним идут. Заводской гул заглушал все звуки и уж тем более легкие шаги девушки на тонких каблучках.
Открыв дверцу своего отполированного до блеска "гольфа", Алессио закинул назад спортивную сумку.
- Пока, говнюк! - прокричали ему от соседней машины.
Ключи от "фольксвагена" завалились под сиденье, и ему пришлось нагнуться, чтобы отыскать их.
- Чего раком стал, педик, что ли? - ржали над ним приятели, и вдруг кто-то тихо сказал:
- Привет…
Алессио поднял глаза и разглядел ее через ветровое стекло. Одетая в строгий костюм, Элена сдержанно улыбалась.
Он почему-то сразу подумал, что на такой жуткой жаре в костюме ей несладко.
Потом выпрямился.
Потом почувствовал, что у него дрожат колени.
- Уделишь мне пять минут?
Он взглянул на нее с подозрением. Вообще-то они и раньше встречались на парковке, но она никогда не здоровалась. Как и он…
На ее лбу проступили капельки пота, тональный крем слегка потек у носа и рта. Но она была так же красива, даже еще красивее, чем раньше.
- Ты собираешься домой? У тебя дела? - Элена не дождалась, пока он ответит, и добавила: - Мне нужно поговорить с тобой, Але, это срочно.
Але. Как же приятно было снова услышать от нее свое имя в сокращенной версии, сказанное с нежностью.
- Ну, говори же.
- Может, отойдем?..
Они укрылись в узкой полоске тени у забора, на котором огромными буквами было написано: "АО "Луккини"". Элена с явным облегчением расстегнула пиджак, под которым оказалась полупрозрачная блузка. Сквозь ткань проступало кружево бюстгальтера, очерчивая знакомые формы. Алессио отвел взгляд.
- Речь идет об увольнениях, Але. Триста пятьдесят человек, которых мы были вынуждены отправить на интеграционное пособие, не будут приняты обратно. Кроме того, нам нужно уволить еще сотню человек… Русские, выкупившие акции, ставят нам очень жесткие условия. Они намереваются диверсифицировать продукцию, переместить часть производства на Восток, и значительную часть, надо сказать… Увы, мы не можем этому воспрепятствовать.
Говорить с ней о производстве и увольнениях было для него чем-то совершенно новым, и он был сильно удручен таким началом.
- Италия - дорогая страна. Ты и сам знаешь: стоимость оплаты труда, стоимость сырья и доставки…
- Ладно, ладно, - прервал ее Алессио, - а мне-то что?
Элена изменилась в лице.
- Тебя это касается в первую очередь! - строго сказала она и стала похожа на училку. - Если хочешь знать, я нарушила свой профессиональный долг, решив поговорить с тобой.
- Премного благодарен! - Он шутовски поклонился. - Профессиональный долг - это вам не хрен собачий!
Но Элена даже не улыбнулась.
- Алессио, - сказала она еще строже. - Сейчас речь идет о твоем будущем - не о моем, а исключительно о твоем. Мне надо знать, намерен ли ты оставаться с нами, в нашей компании…
"Прямо-таки в их компании", - подумал Алессио.
- Иначе говоря… Собираешься ли ты работать на "Луккини" до пенсии или хочешь найти место получше?
- А почему ты спрашиваешь?
- Потому что это важно. Потому что я занимаюсь кадрами, и от меня зависит, где ты окажешься. Это в моей компетенции - перенести твою фамилию из одного списка в другой. Are you understand me?
Черт, она еще и острит. Вот это начальница, парни! В ее компетенции… Да лучше бы она вышла замуж за того упыря из "Юникредита"!
- Ты думаешь, найдутся желающие по собственной воле из этой сказки смыться? - горько усмехнулся Алессио. - Ты-то, я вижу, неплохо устроилась в вашем paradise.
Элена проглотила обиду и продолжила:
- Твое имя стоит в списке на интеграционное пособие. Я хочу помочь тебе.
Интеграционное пособие…
- Давай начистоту, Элена. Я в одолжении не нуждаюсь.
Она нахмурилась:
- Ты обиделся? Если да, я прошу прощения. Я не хотела…
- Ну и что? Вместо меня ты впишешь другого придурка, только потому, что не знаешь его? А у него, может быть, дети есть!
Было ясно, что Алессио вне себя, и она не знала, как продолжить разговор.
- Я слышала про твоего отца, - вдруг вырвалось у нее. - Я в курсе, что ты теперь содержишь всю семью, и я подумала…
- Ах, ты подумала… Какого хрена ты там подумала? - взревел Алессио. - Не о чем думать, ясно тебе? Что ты вообще о себе возомнила, дура? Мой отец! - орал он как помешанный. - При чем тут мой отец? При чем?! Сука!
Элена прикрыла глаза. Как я могла сказать такое…
- Ты не понял, Алессио… - промямлила она. - Извини.
Лицо Алессио пылало, еще немного, и он бросится крушить все вокруг - да пусть увольняют!
Элена взяла его за обе руки сразу, как всегда делала прежде.
- Отвали, - огрызнулся он, пытаясь освободиться.
- Прости, Але… Я хотела лишь помочь тебе.
- На хрен мне твоя помощь сдалась! - выкрикнул он и развернулся, чтобы уйти.
Элена схватила его за локоть и сильно сжала пальцы.
- У тебя на этой должности крыша совсем съехала, - буркнул он, но все же остался стоять на месте.
- Але… - Элена прижалась к нему всем телом. Спиной он чувствовал ее щеки, грудь, живот. Оба застыли.
- То, что ты теперь начальница, не позволяет тебе обращаться с нами как с убогими. Ничего ты не понимаешь, ясно тебе?
Между ними была стена, которую теперь уже никогда не сломать, но у Алессио сладко заныло сердце.
- Але, прошу тебя, - произнесла она, и он повернулся к ней.
- Ты здорово изменилась, стала настоящей синьориной, леди…
- Але, прошу тебя… Мне трудно говорить… Я хотела как лучше и все напутала… Когда я увидела твое имя в этом списке, я испугалась, у меня сердце чуть не выпрыгнуло. И поверь, я совсем не беспокоюсь за свое высокое положение…
Высокое положение…
- Хорошо, Элена, - сказал Алессио. - Делай что хочешь, ты ведь у нас начальница. Счастливо, удачного дня! - Он зашагал к машине.
- Подожди! - Она пошла за ним. - Але, я не хочу так с тобой прощаться… Это невозможно, чтобы вот так все закончилось…
Алессио открыл дверцу и убедился, что телефон, оставленный на переднем сиденье, на месте.
- Могу я пригласить тебя на обед, Але? Пожалуйста, давай пообедаем вместе, посидим, поговорим…
Посидим, поговорим? Что это, социальная реклама? Строчка из глупой песни?
Элена умоляющим тоном продолжала что-то говорить, вся красная от досады и стыда.
- Это унизительно, когда пообедать приглашает женщина, - прорычал Алессио.
Пора заканчивать с этим театром. Он сел в машину, стараясь не смотреть Элене в глаза.
- Ну тогда ты меня пригласи! - прокричала она в закрывающееся окно. - Мы не поняли друг друга, Алессио, прошу тебя. Ты не можешь вот так уехать, так нельзя!
Он завел двигатель. Газ, сцепление, еще газ, первая, вторая, третья, четвертая передача - все это на первых трехстах метрах. Двигатель ревел, покрышки визжали.
Раньше надо было думать, сука! Ходит в костюмчике, да пошла ты! Одолжение она мне делает! Засунь в задницу свое одолжение, без тебя проживу!
Закрыв лицо руками, Элена стояла на плавящемся под солнцем асфальте. Рабочие и служащие "Луккини" с любопытством глядели на нее.
Шлюха, шлюха, шлюха!!! Пошла учиться, чтобы шишку из себя строить! В ее, видите ли, силах вычеркнуть меня из списка увольняемых! Да пошли вы все, уроды!
Он так резко затормозил на перекрестке, что в него лишь чудом не врезался красный "фиат". Как только загорелся зеленый, Алессио развернулся, дал по газам и понесся обратно. На огромной скорости он влетел на парковочную площадку, где все еще стояла Элена.
- Давай залезай, - крикнул он, распахивая дверь. - Залезай, жрать охота!
- Але, я…
- Залезай, говорю!
Элена послушно села, и машина рванула с места.
На выезде с парковки Алессио дернул ручник, и "гольф" закрутило. Опомнившись, Элена застегнула ремень безопасности и перевела дух. У нее появился шанс, и этот шанс она должна использовать!
Алессио несся по шоссе как ненормальный, почти каждую секунду рискуя в кого-нибудь врезаться. Когда начался город, он не сбавил скорость. Дома, магазины, мамаши с колясками, старики, выгуливающие собак, стайки школьников мелькали как в убыстренной съемке. Элена почти не дышала, но не от страха, нет - она снова почувствовала себя шестнадцатилетней девчонкой, влюбленной в красавчика блондина. Але… Алесссио… Сколько продлится это счастье? Десять минут, полчаса, час, весь остаток дня? Неважно. Только здесь и сейчас… Ничего нет - ни прошлого, ни будущего.
- Во сколько ты должна вернуться?
- Я уже закончила работу.
Они хитро переглянулись, как сообщники.
- Поехали в "Старый причал", - предложила она возбужденно.
- Шутишь? - переспросил он.
- Нет, нисколько!
Алессио поставил машину на сигнализацию, проигнорировав запрещающий парковку знак. В этой части города, казалось, не было ни души. Тишина нарушалась лишь журчанием воды в мраморном фонтане да скрипом лодок, качающихся на волнах. Роккетта испокон веку служила прибежищем для юных парочек. На площади Паделла, размером не больше чулана, Алессио и Элена когда-то поцеловались в первый раз.
Они вошли в ресторан, который уже закрывался на дневную уборку.
- Для вас мы сделаем исключение, - любезно сказал официант.
После бизнес-ланча на столах еще оставалась грязная посуда. Единственный посетитель, мужчина лет шестидесяти, старательно орудовал ножом и вилкой.
Они уселись, но не за тот столик, где Алессио делал Элене предложение.
Растрепанная Элена сожалела, что в отсутствии косметички не может привести себя в порядок. Алессио взял меню, но строчки прыгали перед глазами. Он не знал, как заговорить… да и говорить было не о чем.
Заказав пасту с мидиями и бутылку "Греко дель Туфо", они молча сидели, разглядывая далекую Эльбу; под солнечными лучами остров казался серебристым.
Мужчина допил лимончелло, надел пиджак и ушел.
Они остались одни. Официанты позволили себе немного передохнуть и сели за дальний столик; к ним присоединилась повариха.
Все-таки им было о чем поговорить, но оба молчали.
Допив вино, Алессио пошел расплачиваться. Потом они вышли и направились к маяку. Алессио отметил, что под дворником уже торчит штрафная квитанция. Они шли, взявшись за руки, - менеджер по персоналу в костюме от Гуччи и работяга в потертых джинсах. Но где-то здесь, на одной из скамеек, были вырезаны их имена. Элена + Алессио…
На площади Джованни Бовио, знаменитого деятеля Рисорджименто, мечтавшего о справедливом мире, они перегнулись через гранитный парапет. Волны разбивались о камни с трех сторон от них. Казалось, стоит протянуть руку, и вот она - на твоей ладони… Ильва.
- Тайное название, - сказал про себя вполголоса Алессио. - Вот в чем смысл.
36
Огни вдруг погасли.
- Давай-давай, малышка! Давай-давай, малышка! Ну, детка, еще!
Даже за дверью она чувствовала их волнение. Снаружи доносились стук кулаков по столам и улюлюканье.
- Раз, два, три… - отсчитывала она.
До нее долетел звон бьющегося стекла, шум драки и крики вышибал.
Досчитав до десяти, она появилась в зале и прошла мимо столиков, покачивая бедрами.
Нетерпеливая публика заметила ее. В зале стало потише. Все завороженно следили за слабым мерцанием ее стрингов.
Обхватив шест, она замерла на секунду, после чего сползла вниз в исходную позицию.
Rhythm! - запрокинула голову.
Rhythm! - раздвинула ноги.
Вспыхнули прожектора, выхватив ее тело из темноты.
You can feel the, you can feel the…
Яркий белый свет залил сцену.
Две сотни вспотевших мужиков взревели от восторга.
Ее тело со всех сторон пожирали глазами.
Годом раньше, когда они с Анной появлялись в окне ванной на четвертом этаже, все было понарошку. Но здесь - всерьез. За столиками сидит толпа пьяных мужиков, хлопающих в ладоши и бьющих посуду. И она, в стрингах и шпильках на босу ногу, крутится у шеста.
Она не похожа на других стриптизерш. Она не спит у шеста, а отрывается по полной. Сверкая глазами, она резко дергает задницей. Сколько ей лет - никто не знает. Но многие догадываются, что она несовершеннолетняя. Упившихся боровов это возбуждает. Она сконфуженно улыбается, когда отодвигает указательным пальцем край трусиков, заводя самых толстокожих. Рабочие "Луккини" и "Дальмине" сидят разинув рты, но на самом интересном месте она подмигивает им и начинает снова кружиться у шеста. Шлюха… - раздается восхищенный возглас. Она трется задницей о шест, сползая на пол, - и работяги окончательно теряют голову.
Иногда она сбивается с ритма, но это ее не смущает - она начинает хохотать; такого не увидишь ни в одном стриптиз-баре мира. Она прекрасно знает, что продюсеры с телевидения здесь никогда не появляются. Сюда ходят только те, кто живет в обшарпанных муниципальных квартирах. Оттрубив восьмичасовую смену и кое-как помывшись, они бегут сюда, в "Джильду". Да плевать ей на этих продюсеров - ей нравится, когда на нее смотрят, а кто - не важно. Она видит, как руки многих лезут в карман и судорожно хватаются за член. Это она завела их, она…
Каждую пятницу посмотреть на нее приходят пара сотен мужиков. Они суют ей в трусики гораздо больше денег, чем другим стриптизершам. Она звезда этого заведения, и ей нравится быть звездой.
You can feel it everywhere…
Лед постепенно тает: первый клиент забирается на сцену. Она вертит ягодицами перед его лицом и требует баксик. Он запихивает купюру ей в стринги, и она трется о него голой грудью. Еще… Старый пердун достает из бумажника стопку банкнот и засовывает ей в трусы.
Кассовый аппарат бодро позвякивает, гремят аплодисменты: она безраздельно правит в "Джильде".
Бесконечно длинные ноги, хрупкое тело, лицо, как у кинодивы тридцатых годов, в обрамлении светлых волос… Она с подростковым пылом крутится на шесте. Она, маленькая девочка из рабочего района, у которой отец - урод…
Иногда ее отвозят на яхты, пришвартованные в Пунта-Ала. Для таких случаев у нее есть изысканные наряды, чтобы никто не догадался, чем она занимается. Девственности она лишилась со своим работодателем в каком-то мотеле тихим апрельским вечером. Она безучастно лежала под ним, уставившись в потолок.
Но сцена - это совсем другое дело. Музыка переполняет ее. Rhythmisadancer - ее триумф. Она вся отдается танцу.