Она была бледна, и слегка тронутые тушью ресницы не могли скрыть покрасневших глаз. Однако озарившая лицо улыбка осталась прежней - сияющей, победоносной. Теперь Джон как следует разглядел Бетси: ее лицо оказалось еще бледнее, чем было в церкви, губы плотно сжаты, хотя в них и затаилась улыбка. Она глядела на него с откровенным любопытством и вместе с тем чуть раздосадованно, ибо никак не могла вспомнить, откуда ей знакомы эти черты.
- Добрый вечер, Бетси, - промолвил Джон, пожимая ее задрожавшую вдруг ладонь.
Бетси как зачарованная смотрела на золотую цепочку у него на запястье. Украшение до странности напоминало тонкий браслет, который Джон преподнес Бетси на Рождество в год ее шестнадцатилетия. Подарок она потом вернула Джону вместе с тремя его письмами.
Невозможно, чтобы это был тот самый браслет, подумала Бетси. Ее рука все еще оставалась в его ладони. Неужели это он - ее первая любовь? Но даже у самонадеянного Джона вряд ли хватило бы смелости вновь появиться в этих местах. Особенно сегодня вечером. Однако его трагические глаза, сурово нахмуренные брови, прерывающийся, чуть хрипловатый и такой знакомый голос… Последние сомнения рассеялись…
- Джон?!
Не в силах произнести ни слова, он кивнул. Но через секунду попытался отделаться шуткой, которая не очень-то ему удалась.
- Обычно в подобных непредвиденных случаях я говорю что-нибудь вроде: "Давненько мы не виделись!"
Бетси высвободила руку, но взгляд был все еще прикован к нему.
- Что ты здесь делаешь? - спросила она так, словно они только вчера расстались.
Ее спокойствие поразило Джона. Раньше Бетси совсем не умела скрывать свои чувства.
- Пришел проститься со старым другом.
- Ты и Майк никогда не были друзьями, особенно после того, что ты совершил много лет назад.
- Прости, но Майк не был столь злопамятен, как ты.
Бетси гордо вздернула голову, ее глаза потемнели.
- Думаю, у меня есть право на такое утверждение, согласись! Ведь это ты убил моего отца.
Глаза Джона наполнились гневом, казалось, что вот-вот разразится гром и засверкают молнии. Стало жутко, по спине побежали предательские мурашки.
- Я надеялся, что мы оставим прошлое в покое и поговорим о Майке. Мне будет тяжело без него.
Бетси покачнулась от негодования, и шелк ее длинного траурного наряда как-то угрожающе зашуршал.
- Мне тоже, Джон. Так же тяжко я тосковала по своему отцу все эти долгие годы.
Джон заметил, что они начинают привлекать внимание гостей, и понизил голос.
- Что ты хочешь услышать от меня, Бетси? Что я глубоко сожалею? Я уже говорил об этом на все лады.
- Твое глубокое сожаление, к несчастью, не подарит моим девочкам любви их славного деда, не так ли?
Тот, кто не знал как следует Джона, вряд ли заметил бы, что веки его слегка прищурились и золотые искорки в темно-карих глазах, загоревшиеся от счастья видеть Бетси, угасли.
- Трагедия разыгралась двадцать лет назад, Бетси. Все вокруг меняется, люди становятся другими. Иногда у них даже возникает чувство, называемое состраданием. Им обладал Майк. И Пат тоже. Но они тогда уже знали, на что обречен человек, невольно совершивший роковую ошибку, и со мной произошло именно это, Бетси. Глупая, бессмысленная, трагическая ошибка. Но ты, вероятно, не захочешь понять меня. Теперь сам удивляюсь, почему я был уверен, что ты способна великодушно разобраться в драме, искалечившей и мою жизнь тоже.
Он низко склонил голову, прощаясь навсегда, не оглянувшись, исчез в дверях. Прочь из дома, где на него смотрят как на прокаженного!
Бетси стояла в дверном проеме, наблюдая, как последние гости разъезжались по домам. Она медленно закрыла огромную дверь, затем обессиленно прислонилась к ней. О боже, как я бесконечно устала, подумала Бетси.
- Все разъехались, милая?
Голос тетки заставил ее очнуться, она почти заснула, притулившись у двери.
- Да, все, - откликнулась она, направляясь через холл к ярко освещенной уютной кухне.
Бриджет О'Холлоран-Клэнси так и не вышла замуж. В молодые годы у нее на руках остались семь братьев и одна сестра - впоследствии мать Бетси. Бриджет некогда было присматриваться к мужчинам. Теперь в свои шестьдесят семь лет, отработав сорок лет учительницей в школе, она взяла на себя заботы о племяннице и ее девочках.
Бриджет посмотрела в измученное лицо Бетси и достала с верхней полки шкафа припрятанную там за банкой кофе бутылку грушевого виски.
- Получились поминки, достойные твоего дяди, дорогая!
- Надеюсь. - Бетси опустилась в кресло и сбросила свои туфли-лодочки.
- Устала?
- Безумно.
- Если сказать откровенно, Бетси, то иногда я сожалею, что ты посвятила себя брошенным детям. Кто ничего не знает, тот вправе подумать, будто Пруденс и Роза Ли твои родные дочери, а ведь ты растишь двух подобранных на улице девочек.
- Но тетя, теперь они - мои собственные. Во всяком случае, пока остаются здесь.
Тетушка разлила виски в две стопочки - сначала понемногу, затем смерила на глаз и добавила еще.
- Я тебе уже говорила и скажу еще раз, - произнесла тетушка, подвигая кресло и устраивая свое сухонькое, как тростинка, тело на подушке из пестрой домотканой материи. - Ты взвалила слишком большой груз на свои плечи.
- Вот соберем урожай, у меня будет больше свободного времени, - сказала Бетси, стараясь уйти от серьезного разговора.
- Слышала я это, и не один раз.
- Не ворчи, тетя. Я знаю, что делаю.
- И эта отговорка мне знакома, - возразила Бриджет, перед тем как сделать глоток виски.
Бетси медленно тянула крепкое зелье и вспомнила, когда впервые отведала превосходного грушевого виски из садов Шепарда. Тогда ей было десять, и чувствовала она себя весьма странно, потому что неожиданно у них в доме появился Джон. Все посмеивались над костлявым четырнадцатилетним мальчишкой, пользовавшимся дурной славой, а он сам считал себя бедным сиротой, которого никто не понимает.
Крепкое виски обожгло маленькой Бетси горло. Девочка поперхнулась и закашлялась. Джон хлопнул ее по спине, и она растянулась на полу. Со слезами на глазах Бетси посмотрела на него снизу вверх, боясь, что он расхохочется. Но вместо этого Джон заботливо помог подняться, принес ей стакан молока, а заодно и себе. И с этого мгновения Бетси влюбилась в него…
- Джон был у нас, - невзначай сказала Бетси, любуясь янтарно-жемчужным цветом виски на свет. - Я его сначала не узнала. У него теперь борода, а виски засеребрились.
- Не удивительно, ему уже, верно, около сорока.
Если Бриджет и взволновало это известие, она и виду не подала. За сорок лет пребывания в школе учительница прошла огонь и воду и медные трубы. Она не из тех, чей тихий устоявшийся мирок вдруг пошатнется из-за нежданной новости.
- Ему будет сорок один в августе.
- И что же он говорил? - спросила Бриджет.
Бетси понюхала напиток и отставила стаканчик в сторону. Еще капля этого зелья - и она свалится с ног.
- Что он очень сожалеет.
Тетушка грустно вздохнула.
- Я помню Джона на поминках Патрика… Он был ужасно подавленным. Джон мужественно брал всю вину на себя, что бы ни говорили скептики и недоброжелатели. После его отъезда я долго думала, научится ли он когда-нибудь прощать сам себя.
- Видимо, да. Он кажется вполне благополучным.
- Пат всегда считал, что Джон был слишком уязвимым человеком, дорожащим чувством собственного достоинства.
Бетси закрыла глаза, и перед ее внутренним взором как бы ожил четырнадцатилетний Джон - рослый, дерзкий, задиристый подросток с печальной застенчивой улыбкой и карими глазами, в которых порой проглядывало такое пронзительное одиночество, что щемило сердце.
- Я его ненавижу, - притворно шептала Бетси, боясь выдать свою тайну. - Вечно он путается под ногами да дразнит меня.
Патрик снисходительно выслушивал ее мольбы, прекрасно зная им цену.
- Пусть Джон прекратит, папа. Он все время дразнит меня рыжей, хотя я ему уже объясняла: я не рыжая, у меня золотисто-каштановые волосы, как у Кэтрин Хеберн.
Пат Шепард советовал дочке:
- Не показывай Джону, что тебя задевают его шутки, и он сам все поймет.
- Но папа, - не унималась самолюбивая Бетси, - он становится все развязнее. Чем дольше живет у нас, тем независимей становится. И ведет себя так, будто он один из нас!
Господи помилуй, она до сих пор помнит те редкие случаи, когда в добрых голубых глазах Патрика вспыхивал гнев.
- Он действительно "один из нас", Бетси. Когда я предложил ему поселиться у нас, я не только предоставил ему кров. Я велел ему считать себя моим сыном и твоим братом.
Ее брат Джон Стэнли?!
Первое время Патрик поручал ему подрезать деревья. Затем Джону доверили уборку урожая в саду, откуда фрукты шли на продажу, и Бетси часами сидела на подоконнике в своей комнате, наблюдая, как он работает, и сочиняла фантастические истории их будущей любви. Главное, о чем мечтала Бетси, - подчинить Джона своей власти навсегда.
Она с наслаждением предвкушала, как будет изводить его, когда он начнет ухаживать за ней. Словно сказочная принцесса, она предоставит ему честь состязаться с соперниками за ее руку и сердце. Ее воображение рисовало Джона, выступающего с мечом в руке против одетых в доспехи рыцарей, стремящихся занять место рядом с ней на троне.
В те времена воображение не уводило Бетси дальше невинных поцелуев из старых черно-белых фильмов, которые заставляли волноваться ее детское сердце.
А теперь…
Бетси стала потирать ладони, безуспешно стараясь забыть давние чувственные ощущения от прикосновения его рук. Ее ладони до сих пор хранили жар, исходивший от нового, еще более привлекательного Джона.
- Пожалуй, пора ложиться. - Она вымученно улыбнулась.
- Конечно же, дорогая. - Бриджет нежно погладила ее по руке. - Я выключу свет и тоже отправлюсь на покой.
Смятенная Бетси подобрала свои туфли и с трудом побрела через холл к лестнице. Воображение продолжало свою опасную игру. Бетси легко представила Джона обнаженным до пояса: развитые мускулы рук покрыты блестящими каплями пота, он сражается с непокорными ветками.
После работы Джон избавлялся от усталости в чистой зеленоватой воде реки Саут-Ампква. Несколько минут спустя довольный, посвежевший юноша возвращался с купания: густые песчаного цвета волосы зачесаны назад, мокрые джинсы облепили тонкие стройные бедра.
Бетси не могла понять, почему она ночь за ночью лежала без сна в духоте, упорно представляя себе слегка выпирающий клапан этих влажных джинсов. И всякий раз, вспоминая обтянутые бедра Джона, она учащенно дышала. В сокровенных глубинах своего девственного тела она ощущала нечто странное, чему не находила названия.
Даже в этот вечер, спустя двадцать лет, она испытывала те же заповеданные чувства, Бетси не забыла ту летнюю жаркую, полную истомы ночь, когда она поклялась: "Джон будет первым, кому она отдаст свою невинность".
Да, размышляла Бетси, медленно поднимаясь по лестнице в спальню, Джону выпадало немало ролей в ее девичьих мечтах. Однако никогда он не был ее братом…
2
Шум оглушал, и огонь слепил глаза, будто множество паровозов с включенными фарами неслось на него одновременно со всех сторон. И жар, боже, какой нестерпимый жар, словно он, Джон, попал в последний круг ада. Пот заливал глаза, мешая видеть в затянутом синим дымом коридоре. Правая рука ныла, после того как раскаленные металлические прутья на окне детских яслей прожгли ему рукавицу. А левую, в которой он держал, тесно прижимая к груди, испачканный в саже узел, начинало сводить мучительной судорогой.
Ребенок был совсем маленький, весил не больше тридцати фунтов. Пальто, в которое завернули перепуганного малыша, словно в огнестойкий кокон, едва ли было намного тяжелее. И крохотное тельце мальчика, и одежда вместе составляли все-таки почти непосильный груз для раненой руки.
Еще несколько ярдов, уговаривал себя Джон, передвигаясь ползком под облаками ядовитого дыма. Кислород в баллоне кончался, и он усилием воли преодолевал желание глотнуть раскаленный воздух, способный обжечь и гортань и легкие.
Еще четыре ярда до аварийного выхода через окно, где - об этом он молил небеса, - должна быть спасительная пожарная лестница.
Еще три ярда…
Два…
Сквозь марево дыма Джон увидел силуэт человека с поднятым топором. С звонким треском лопнуло стекло, обсыпав его острыми, как бритва, осколками. Свежий воздух гулко ворвался в отверстие, засасываемый в полую зону огня, и чуть не сорвал с него защитный шлем, державшийся на тонком ремешке.
- Поторапливайся, Джон! Крыша может обрушиться в любую минуту!
Собрав последние силы, Джон стал на колени и передал живой сверток в протянутые руки Шэнди.
- Держи его! - крикнул приятель, спеша передать спасенного чудом малыша дальше, другому пожарнику, стоящему на несколько ступеней лестницы ниже.
Ноги Джона стали ватными. В легких что-то захрипело, когда он сдернул кислородную маску и жадно вдохнул ночной воздух. Одной ногой он стоял на подоконнике, а другой пытался достать до лестницы, когда раздался грохот.
- Убирай! - закричал он, но лестница уже раскачивалась как маятник. Здоровой рукой Джону удалось схватиться за четвертую перекладину, что спасло его от неминуемой гибели, но плечо было явно вывихнуто. Его пронзила острая боль, однако он ухитрился не сорваться. Его могучее тело весом двести фунтов повисло на одной руке и оставалось в таком положении, пока лестницу не спустили до второго этажа.
Он упал с этой высоты и приземлился на ноги посередине Мишн-стрит. Первое чувство - отказали колени, затем все захлестнула режущая боль. Огонь лизал лицо и опалял волосы.
"Беги!" - приказал мозг, но что-то не давало ему двинуться с места. Что-то влажное и жирное ползло по бедрам. Жидкое пламя, горячее масло?
Джон пытался избавиться от жгучей боли, судорожно глотал воздух, но ноги были опоясаны огненной лентой. Собственный стон заставил его вынырнуть из кошмара Сна, и он понял, что опять бредил.
Он лежал в кровати с замысловатыми украшениями из меди в номере отеля "Грэнтли". Во сне он глубоко зарылся лицом в подушку, и сердце чуть не остановилось без притока воздуха.
В то же время он ощутил, что комната в самом деле полна черного ядовитого дыма от тлеющих сырых дров. Копоть падала крупными хлопьями на кровать, забивалась ему в рот, оттуда в легкие на этот раз не в бреду.
Измученный кошмарами и болью, он вскочил, сел, но потом согнулся от приступа дикого раздирающего кашля. Инстинктивно он скатился с кровати на пол и потянулся за брюками, которые валялись рядом. Он так смертельно устал, что, приехав в отель после полуночи, почти потерял сознание. Преодолев дурноту, секунду спустя Джон был уже в ванной: он быстро намочил полотенце. Надо спешить. Глаза уже слезятся, трудно видеть. По ковбойскому обычаю он замотал полотенце вокруг головы, закрывая нос и рот. Мгновение спустя он попробовал ладонью дверь: не горячая ли? Убедившись, что вокруг огня нет, он выбрался из комнаты. Прижимаясь к полу, Джон пополз на животе в дальний конец коридора, где - как он обратил внимание еще раньше - есть окно, выходящее на улицу, а рядом старая железная пожарная лестница.
Дым становился гуще, заволакивая выход. Где-то вверху тускло мерцали светильники, работавшие от аварийных батарей. Снизу ладони чувствовали сильно нагревшийся ворс коврового покрытия. Значит, на нижнем этаже горит. Температура уже начала подниматься. Скоро огонь проберется по стенам, а оттуда - на чердак, на крышу.
Вытянув правую руку, Джон нащупал плинтус и опять пополз, ориентируясь на него. Какая-то дверь. Он попробовал ручку: заперто. Постучал, крикнул. Никакого ответа.
Его одолел новый приступ кашля. Пропадали драгоценные секунды: необходимо было продвигаться дальше по коридору. Он нащупал пальцами нишу в стене: еще одна дверь, и тоже заперта, как и предыдущая. Он снова крикнул. На этот раз кто-то отозвался слабым голосом.
Джон замер, приготовившись к спасению очередного узника огня.
- Где вы? - закричал он. - Запойте, чтобы я мог услышать вас!
- Я здесь, - отозвалась дрожащим голосом женщина, видимо, пожилая и близкая к истерике. Джон мучительно пытался вспомнить, что говорил дежурный администратор, записывая его в книгу обитателей отеля? Мол, в распоряжении Джона будет весь второй этаж, кроме одной комнаты, где живет мать владельца отеля.
- Продолжайте говорить, чтобы я мог знать, где вы.
Джон слышал сирену и мысленно торопил своих ребят.
- Скорее! Я… не… могу… дышать.
Женщина действительно задыхалась, у нее началась рвота.
- Ложитесь на пол лицом вниз! - приказал Джон и ощутил вкус сажи, пробивающейся даже сквозь ткань полотенца.
Температура стремительно поднималась, свидетельствуя о том, что огонь распространяется с большой скоростью. В любой миг пламя может охватить стены, уничтожая все на своем пути.
Пожарные сирены звучали уже ближе, затем внезапно замолкли. Джон действовал почти в полной темноте.
Вот она, ручка. Но заперта! О чем только думала эта женщина? Будь у него в руке топор, он добрался бы до нее моментально. Господи! И отважные парни из пожарной команды умирают со словами: "Если бы только…"
Стэнли сделал глубокий вдох через полотенце, поднялся на ноги. От слабости его бросало из стороны в сторону. Все болело: легкие, голова, босые обожженные ноги.
Сейчас или никогда, надо любой ценой исхитриться, уговаривал себя Джон. Он собрался с силой и ударил в дверь ногой. Дверь затрещала, но выстояла. Он знал: у него хватит сил еще только на одну попытку. Но если этого не произойдет, им обоим настанет конец. На этот раз дверь подалась, провалилась внутрь, завизжав старыми заржавевшими петлями.
Действуя на ощупь, Джон нашел, где лежит женщина. Она истерично закричала, когда он схватил ее за руку. Косточки у нее были мелкие и хрупкие, как у птицы. Значит, нести будет легко.
Не теряя времени на то, чтобы успокоить пострадавшую, Джон взвалил ее себе на плечо, попятился назад из двери и то ли побежал, то ли упал в слабо светящийся колодец…
Жар опалил кожу и рвал горло с каждым вдохом. Джон обессилел, он задыхался. Ноги как резиновые. И вдруг каким-то чудом Джон опустил взгляд на улицу, расстилавшуюся внизу. Он успел заметить на улицу, расстилавшуюся внизу. Он успел заметить пожарную машину, поднимающуюся вверх лестницу, прежде чем бережно положил старушку на пол. Мать владельца отеля была без сознания.
- Нам повезло, леди, - прохрипел Джон. Каждое слово давалось с болью, и он произносил их, делая большие паузы.
Спасенная им женщина оставалась там, где Джон положил ее, подобно сломанной кукле. Его легкие разрывались от сухого кашля. Джон сорвал с головы полотенце, чтобы обернуть им кулак. С размаху пожарник разбил стекло, вылетевшее наружу с отчаянным грохотом и рассыпавшееся на мириады осколков.
Внизу люди в шлемах и желто-серых куртках пытались укрыться от острых обломков стекла. Сильные прожектора с обеих машин направили свет вверх, почти ослепив Джона.
- Пострадавшая на втором этаже! - выкрикнул он, прежде чем его скрутил новый приступ кашля.
- Уже идем, приятель. Оставайся на месте.