- А Бруннера-то нет, - также шепотом сказала она Ральфу, указывая на свиту коменданта. - Во всяком случае, встречать пас он не вышел.
- Наверное, очень занят, - предположил Фелькерзам. - Или считает ниже собственного достоинства. Или…
Он не договорил. На плацу в самом центре площади они увидели деревянный помост, в самом деле напоминающий эшафот. На нем стояла голая истощенная женщина с плакатом на груди: "Я все отдала мужчине". Рядом играл оркестр, составленный из заключенных, а мимо эшафота, построенные покомандно, проходили узники, подгоняемые надзирателями. Эсэсовцы с овчарками окружали плац. Время от времени старший из надзирателей выталкивал в центр площади кого-то из заключенных. Эсэсовцы образовывали вокруг него цепь и начинали травить собаками.
- Забавное зрелище, - не удержавшись, Фелькерзам присвистнул, наблюдая эту картину. - И чему таким образом вы хотите научить заключенных? - обратился он к коменданту, прикуривая сигарету.
- Дисциплине, господин штурмбаннфюрер, - бодро ответил тот.
- Похвально. Чем же провинилась эта дама на помосте?
- Тайком встречалась со своим женихом.
- С женихом? - Фелькерзам удивленно взглянул на Маренн. - Я вижу, здесь просто проходной двор.
- Никак нет, - комендант смутился. - Он тоже заключенный, политический, содержится здесь же. Вообще, - поспешно добавил он, - это образцовая команда. Ею руководит молодая энергичная сотрудница. Сейчас ее вызовут. Она доложит все подробности.
- Интересно, госпожа оберштурмбаннфюрер, - Фелькерзам снова обернулся к Маренн. - Как опытный психиатр, как вы оцениваете подобного рода эксперименты? Как они могут влиять на массы?
- Отрицательно, - резко ответила она. - Я полагаю, они унижают величие нашей нации. Кроме того, они вредны с чисто экономической точки зрения. Люди вряд ли смогут плодотворно трудиться на благо рейха после таких вот демонстраций, и это, без сомнения, выльется в материальный ущерб, и весьма существенный. Кто его будет возмещать?
Она в упор посмотрела на коменданта, тот вздрогнул и побледнел. В это время в сопровождении помощника начальника лагеря к ним подошла невысокая худенькая блондинка в форме надзирательницы. Поприветствовав офицеров, она до-ложила коменданту о своем прибытии. Встрепенувшись, комендант обратился к Маренн.
- Позвольте представить, госпожа оберштурмбаннфюрер, - надзирательница Инге Деген, руководит образцовой командой…
- О которой вы нам рассказывали, - закончила за него Маренн и обратилась к девушке: - Я наслышана о вашем усердии, но хотелось бы узнать точнее, в чем причина такого наказания для этой фрау, - она указала на заключенную, стоящую на помосте.
Несколько мгновений надзирательница молча смотрела на Маренн. Но, должно быть, мундир, погоны и строгий взгляд приезжей внушили фрейляйн уважение. Она доложила:
- Эта негодяйка, госпожа оберштурмбаннфюрер, была арестована по делу о соучастии в политических акциях, направленных против администрации лагеря, главным вдохновителем которых являлся ее жених, также арестованный и находящийся здесь. С момента ареста и по сей день она вела себя возмутительно, пользуясь известными послаблениями, которые господин комендант, выполняя приказ рейхсфюрера об исключении жестокости в обращении с заключенными, ввел для женщин, содержащихся в лагере. В то время как мы, женщины, принадлежащие к высшей расе, отказываем себе во всем ради нашей борьбы, не знаем ни любви, ни ласки, эта третьесортная дрянь позволила себе тайком встречаться с женихом. За что и наказана…
- Так в чем же, фрейляйн, - прервала ее Маренн, подходя ближе, - она все-таки виновата, я не поняла?
- Но, госпожа оберштурмбаннфюрер, - смутилась надзирательница, - я же объяснила. Она позволила себе встречаться с женихом тайком от лагерной администрации.
- А если бы она спросила у вас разрешение, вы бы позволили ей? - спросила Маренн, заранее прекрасно зная ответ.
- Нет, это запрещено инструкцией, - неуверенно ответила надзирательница и, ища поддержки, обернулась к коменданту. Но тот словно не заметил ее взгляда. Он ждал, что скажет дальше госпожа оберштурмбаннфюрер из Берлина.
- Ну, хорошо, - продолжила Маренн. - Тогда скажите мне, как вы считаете, любить друг друга - это преступление или нет?
Растерявшись, надзирательница промолчала.
- Так преступление или нет? Я жду ответа.
- Госпожа оберштурмбаннфюрер, - все-таки отважился вмешаться комендант. - Позвольте заметить, что любить друг друга, конечно, не преступление. Вообще. Но мы вынуждены действовать в весьма конкретных условиях. И занимаясь медициной, вы, возможно, не совсем понимаете, специфику этой нашей работы. Она заключается в том, что мы должны наказывать. И мы наказываем. Здесь нет суда, который определяет степень виновности, здесь есть только степень наказания, для всех. Каждый, кто попадает сюда, должен быть наказал, независимо от того, виновен он или не виновен. Вы все замечательно объяснили, - он снова обратился к надзирательнице. - Вы хорошо знаете инструкции и, полагаю, заслуживаете поощрения, - он кивнул своему заместителю. - А теперь идите, - с покровительственной улыбкой он потрепал фрейляйн Деген по щеке, затем отпустил.
- Мне кажется, вам следовало бы прекратить этот балаган, - произнесла Маренн требовательно. - Что же касается того, как следует понимать свое предназначение, я полагаю, вы глубоко ошибаетесь. Несмотря на то, что я занимаюсь медициной, предписания рейхсфюрера Гиммлера мне известны ничуть не хуже, чем вам. И, направляясь сюда, я еще раз освежила их в памяти. Рейхсфюрер призывает командиров СС быть жесткими, исполняя справедливый приговор, но отнюдь не жестокими без причины. Наказание, которое вы призваны исполнять, как вы заявляете, не должно лишать заключенных главного - их трудоспособности. Вам известно, что все эти люди содержатся здесь не для того, чтобы вы упражнялись в наказаниях, а для того, чтобы они приносили благо рейху, работали на него, а для этого у них должны быть приличные условия, хорошее питание, и в том числе возможность увидеться с близкими людьми.
Она чеканила слова спокойным и ровным голосом, глядя коменданту в лицо, и с каждым ее словом он словно становился ниже ростом и бледнее.
- Немедленно остановите все это, - она указала на оркестр. - И проводите меня в больницу. Кто главный врач?
Комендант промолчал, явно замешкавшись.
- Я спрашиваю, кто главный врач? - настойчиво повторила Маренн. - Он здесь? В лагере?
- Понимаете ли, госпожа оберштурмбаннфюрер, - начал комендант неуверенно, - гауптштурмфюрер Бруннер, главный врач нашего лагеря, он сейчас… обедает. У него обеденное время с двенадцати до часу дня. И он всегда в это время покидает территорию лагеря, чтобы ни случилось. Все остальное время он здесь.
- Но вас предупредили еще вчера, что приедет специальный уполномоченный рейхсфюрера с проверкой, и все должны быть на своих местах, - вмешался штурмбаннфюрер Дилль. - Я буду вынужден доложить гауляйтеру, что вы не выполняете его предписаний.
- Я сообщил об этом гауптштурмфюреру Бруннеру, - поспешно доложил комендант. - Но знаете ли, - он снова замялся, - в известной степени он занимает независимое от нас положение - подчиняется напрямую начальству в Берлине. Так что я не могу ему приказывать, а он имеет полное право игнорировать мои просьбы.
- И он проигнорировал, - заключила Маренн. - Вот что, немедленно пошлите за гауптштурмфюрером Бруннером, - приказала она коменданту. - Я специальный представитель рейхсфюрера СС, и даже рейхсфюрер не может позволить себе в сложившейся общей обстановке обедать по часам, а вынужден вести спартанский образ жизни. Так что гауптштурмфюреру Бруннеру придется оторваться от обеда. Я жду его в больнице, а пока начну осмотр без него. Если он позволит себе не явиться - доложу лично рейхсфюреру СС. Завтра же. Ясно?
- Так точно, - помощник коменданта бегом ринулся куда-то за бараки.
- Ну, где ваша больница? - спросила Маренн коменданта. - Показывайте. Ваши заключенные имеют медицинский уход в случае болезни?
- Да, да, конечно, - засуетился комендант. - Все, как приказал рейхсфюрер. Прошу вас, госпожа оберштурмбаннфюрер.
- Благодарю. Идемте, господа, - Маренн кивнула Фелькерзаму и Диллю.
Их провели в барак, официально служивший лазаретом. Здесь в холоде и грязи в три ряда на нарах лежали полураздетые люди, едва живые.
- Вот, проходите, пожалуйста, - любезно пригласил Маренн комендант, пропуская вперед.
- И это больница? - Маренн усмехнулась. - Я смотрю, вы весьма расточительно обращаетесь со своим материалом, - заметила она коменданту, обходя больных. - Все эти люди еще молоды, они могут работать. Кроме главного врача кто еще присутствует из медицинского персонала? - спросила она у коменданта, повернувшись.
- Позвольте представить, - доложил Бер, - подчиненные доктора Бруннера: штурмфюрер Виртс, штурмфюрер Уленброк - врачи гарнизона СС, оберштурмфюрер Клауберг, гинеколог, доктор Клер и доктор Хайнц - ответственные за дезинфекцию.
- Что ж, специалистов достаточно, - одобрительно кивнула Маренн. - Тогда, может быть, кто-нибудь мне доложит, какой диагноз у этого больного?
Она остановилась у крайних справа нар, на которых лежал исхудавший молодой человек с покрытой струпьями воспаленной кожей. Он часто, сухо кашлял.
- Где его медицинская карта? - продолжила она. - Какие препараты он принимает? Вы знаете, - она повернулась к Виртсу.
- Никак нет, - вытянулся штурмфюрер. - Я не занимаюсь медицинскими картами.
- А чем вы занимаетесь? - строго спросила Маренн.
- Я изучаю развитие раковых опухолей…
- Что-что? - Маренн искренне изумилась. - Раковых опухолей? В таких условиях? - она обвела взглядом барак. - Вы с ума сошли? Я подозреваю, что вы только зря тратите средства, которые вам выделяет рейхсфюрер.
- Я изучаю опухоли в лаборатории, - возмущенно произнес Виртс, он даже покраснел. - В лаборатории доктора Бруннера.
- Значит, у доктора Бруннера еще есть и лаборатория? Замечательно. Ее можно посетить?
- Без доктора Бруннера это невозможно, - вмешался комендант. - Ключи только у него. И он забирает их с собой, когда уходит на обед.
- Хорошо, - Маренн вздохнула. - Подождем доктора Бруннера. Но у этого молодого человека, - она снова посмотрела на узника, - никакого рака, слава Богу, нет. У него запущенная простуда и воспаление поджелудочной железы от плохого питания. Я попрошу вас, штурмбаннфюрер, - обратилась она к Диллю, - принесите из машины мою сумку с медикаментами.
- Но, госпожа оберштурмбаннфюрер, - смущенно заметил комендант, - у нас найдется кому…
- Я вижу, что пока еще не нашлось.
Наклонившись, она осмотрела больного. Подойдя на полшага ближе, комендант почти шепотом сообщил:
- Это, смею заметить, жених.
- Какой еще жених? - Маренн сначала не поняла. - Я не люблю, когда мне мешают, комендант.
- Я извиняюсь, - комендант смущенно кашлянул, - жених той, ну, на площади…
- Ах вот оно что, - Маренн подняла голову.
Секунду она размышляла, потом произнесла, обращаясь к коменданту.
- Я думаю, нам стоит позволить невесте этого человека ухаживать за ним. Ради пользы общего дела можно сделать исключение из правил. Находясь рядом, эти люди быстрее залечат раны и снова смогут работать на благо рейха.
- Как прикажете, госпожа оберштурмбаннфюрер, - проговорил комендант в явном замешательстве и тут же приказал кому-то из помощников. - Пусть эту женщину приведут сюда. И пусть она ухаживает за ним, - он указал на больного, который, не понимая языка, в испуге наблюдал за всем, что происходит, лихорадочно горящими глазами.
- И выдайте ему лекарства, которые выпишет фрау доктор, - продолжал комендант. - Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь!
Дверь барака открылась, вошел Дилль и поставил перед Маренн санитарную сумку. Она наклонилась, доставая лекарства.
- Не надо волноваться, - сказала она больному и улыбнулась надежде, промелькнувшей в его воспаленных гноящихся глазах. - Все будет хорошо.
- О, я уверен, коли вы взялись за дело, фрау Ким…
Она сразу узнала этот любезный, холодноватый голос - Бруннер. Дверь барака снова скрипнула. Все разговоры за ее спиной стихли. Слышно только, как покашливает заключенный на нарах. Несколько шагов по дощатому полу - размеренных и уверенных.
- Возможно, вам требуется помощь? - нагловато осведомился он, подходя. - Может, и я на что-то сгожусь?
- Я помню, что вы умеете делать уколы, - твердо ответила Маренн, даже не повернувшись. - Но пока что уколы не требуются. И я справлюсь сама.
- Я прошу меня простить, - продолжил он уже мягче, - что позволил себе отлучиться. Знаете ли, меня замучили эти проверяющие из Берлина. Всякий раз только отрывают от работы. Но мне не сказали, что на этот раз приедете вы. Поверьте, если бы знал, встретил бы первым у ворот. Мы давно не виделись, фрау Ким. Вы так заняты в госпиталях.
- Да, мы давно не виделись, - ответила Маренн, распрямляясь. - И должна заметить, господин гауптштурмфюрер, как главному врачу, что я нахожу вашу больницу совершенно не соответствующей тем санитарным нормам, которые установлены рейхсфюрером СС. И хотела бы узнать о причинах.
Она повернулась. Бруннер стоял идеально причесанный, в подогнанном по фигуре мундире, с белоснежным воротничком и манжетами. Лицо гладко выбрито, на ногтях поблескивал маникюр. Идеальный ариец для плаката доктора Геббельса. Светлые глаза слегка прищурены, явно чувствуется, что он совсем не рад ее визиту, ощущает опасность, но всячески старается это скрыть под показной любезностью.
Впрочем, не столько сам Бруннер привлек внимание Маренн - за его спиной на пороге барака маячило странное существо в серой бесформенной одежде, с совершенно белой кожей и такими же белыми волосами. Глаз и лица рассмотреть было невозможно, их скрывали темные очки с широкими стеклами. "А вот и ассистентка", - мелькнуло в голове у Маренн. Она хотела уже повернуться, чтобы показать на нее Ральфу, но вовремя остановила себя. Нельзя было проявлять заинтересованность. К тому же Ральф, без сомнения, все хорошо видел сам.
Ассистентка пристально смотрела на приезжую, сероватые губы ее кривились. По манере движения и нескольким жестам, которые эта особа сделала, войдя в барак, Маренн сразу определила, что это умственно отсталая женщина, у которой недостаток психического развития с лихвой компенсируется лютой жестокостью. Скорее всего, она попала в лагерь из-за своей неполноценности, но при помощи лекарств Бруннер приручил ее и сделал своей рабой. Маренн чувствовала, что альбиноска постоянно наблюдает за ней, готовая броситься при малейшей опасности для своего хозяина. Это был настоящий телохранитель, и Бруннер, конечно, мог чувствовать себя уверенно. В лагере, во всяком случае, ему ничто не угрожало. Мог ни в грош не ставить ни самого коменданта, ни его помощников. Что он, собственно, и делал.
- Конечно, уважаемая фрау Ким, у нас есть недостатки, - тонкие губы Бруннера растянулись в улыбке. - И я готов принять вашу отповедь. Без сомнения, весьма справедливую. Но у нас есть и успехи. Причем они столь значительны, что, ознакомившись с ними, вы наверняка будете более снисходительны к той стороне нашей деятельности, которая не столь совершенна.
- И каковы же эти успехи? - осведомилась Ким.
- Прошу в мою лабораторию, - любезно пригласил Бруннер, - оставим этот хлам, - он махнул рукой на больничный барак. - Я хочу показать вам кое-что посерьезнее. Будет о чем доложить рейхсфюреру.
- Вот здесь мы проводим инъекции, заборы крови, - Бруннер распахнул перед Маренн белоснежную дверь прекрасно оборудованной лаборатории, которая находилась на отдаленной территории лагеря, на расстоянии от бараков и лагерной администрации. - В данный момент мы работаем более чем над сотней экспериментов, различного содержания. Например, производим надрезы на теле нестерилизованными инструментами и оставляем раны открытыми, наблюдая за тем, что с ними происходит. Иногда смазываем раны ядом и изучаем последствия. Конечно, очень трудно подбирать экспериментальный материал. Мне приходится тратить время на то, чтобы самому встречать поезда с узниками и осматривать каждого, решая, кого взять для опытов. В этом смысле, я думаю, вы понимаете меня, - он бросил взгляд на Маренн. - Вам также приходится отбирать раненых, разъезжая по госпиталям, для того, чтобы оперировать их в Шарите. Это никому нельзя доверить. Только мы сами знаем, что нужно. Точнее, кто. Особенно меня интересуют близнецы. Я селю их в отдельном бараке, сейчас их у меня около тысячи. Пытаемся сшивать их вместе, менять цвет глаз при помощи различных химикатов.
- Вы все это делаете с живыми людьми? - глухо спросила Маренн.
- Ну конечно, - Бруннер пожал плечами. - В основном евреи, цыгане, такой материал. Я даже не применяю анестезию. Зачем тратить на это отребье ценное вещество, которое пригодится вам, хирургам, оперирующим наших солдат, раненных на фронте. Эти и так потерпят.
- И что, многие выживают?
- К сожалению, не многие, - Бруннер вздохнул. - Впрочем, и тех приходится умерщвлять. Ведь они уже никуда не годны.
- А могу ли я узнать, в чем цель этих экспериментов? - жестко осведомилась Маренн. - Какие задачи вы перед собой ставите? Какая их польза для науки?
- Цели у нас разные, уважаемая фрау Ким, - тонкие губы Бруннера снова растянулись в узкой улыбке, но глаза остались холодными, с истинно волчьим равнодушием к жертве. - Не о всех я имею право вам доложить, даже несмотря на то, что вы имеете документ личного представителя рейхсфюрера СС. Это информация высочайшей степени важности. Но кое о чем расскажу. Например, мы проводим опыты по заданию люфтваффе. Определяем воздействие низких температур на человека.
- И как же вы это делаете?
- Закрепляем человека в неподвижной позе, обкладываем его льдом, ставим специальные датчики и наблюдаем, сколько пациент продержится.
- Пациент? - это слово как-то резануло ухо Маренн. - Заключенный скорее.
- Заключенный пациент, - уточнил Бруннер. - Впрочем, какая разница. Мы также экспериментируем с различными вирусами, это уже по просьбе военного министерства. Вы, верно, слышали, что не за горами бактериологическая война. У нас имеется для этих целей специальное помещение, которое позволяет сохранить жизнеспособность микроорганизмов до посева. В результате повышается вероятность их обнаружения в исследуемом материале. Пожалуйста, пройдемте, я покажу, - он пригласил Маренн в соседнюю комнату. - Специального костюма не надо. Весь материал надежно убран. В связи с вашей проверкой сегодня эксперименты не проводятся. Во избежание неприятных инцидентов. Сюда, пожалуйста, госпожа оберштурмбаннфюрер.