Она сняла пальто, вошла в спальню и сняла туфли ручной работы Танино Кречи, купленные во Флоренции. С чувством злорадного удовлетворения она вспомнила, что забыла внести их в таможенную декларацию среди прочих покупок. Так им и надо. И зачем они устроили такой переполох из-за обручального кольца с бриллиантом? Камень в десять каратов, с изумрудной огранкой и так дивно сверкал на ее руке, что Пич подумать не могла, будто кто-нибудь решит, что кольцо куплено недавно. Она до сих пор испытывала раздражение из-за наглости таможенного офицера, который обращался с Пич как с преступницей и заставил ее уплатить головокружительную пошлину за плащ из натурального меха.
Пич скинула одежду и прошлась по спальне - ощущение свободы и полноты жизни захлестнуло ее. Взглянув из окна на расстилающуюся внизу панораму Лос-Анджелеса, она почувствовала, как хорошо оказаться дома. Ей было непонятно, зачем люди стремятся уехать куда-нибудь. И смог, и сумасшедшее уличное движение, и ощущение ничьей земли - все это ерунда по сравнению с прекрасной, всегда солнечной погодой. Почему ее дети с такой легкостью решили уехать отсюда?
На стойке бара поблескивало серебряное ведерко со льдом: ее ждала бутылка "Шардони" с винного завода Стива. К горлышку была прикреплена маленькая открытка с напечатанными на ней словами "Добро пожаловать домой". Как приятно! Должно быть, это сделал Майлз. А может, стоит выпить бокал? Пич все еще была взвинченна, не успев полностью отойти после кошмарной ночи в Милане. Как отвратительно, что полиция позволила этим подонкам скрыться! Пич поежилась. Лучше поскорее принять ванну, чтобы не простудиться.
Прихватив с собой бутылку и большой бокал баккара, Пич пошла в ванную и включила воду. Пока наполнялась огромная ванна из оникса абрикосового оттенка, Пич налила немного вина в бокал, поставила его на край ванны и погрузилась в воду с ароматическими маслами. Струи подводного массажа были включены на полную мощность, и, не успев сесть, она тут же заскользила ногами по дну. При этом Пич задела бутылку с бокалом, и они разбились вдребезги. Пол был залит шампанским и усыпан мелкими осколками.
- Ну почему я такая неуклюжая! - воскликнула Пич.
Она решила не обращать внимания на этот досадный эпизод и снова расслабилась, но растревоженная Винни прибежала к ванной.
- О Боже! Не входи сюда, Винни! Ты можешь поранить лапы!
Разозлившись на себя и расстроившись, Пич вылезла из воды и, переступив через лужу с осколками, подхватила собачку, жадно слизывающую виноградное вино, и выставила ее за дверь.
Все, на сегодня с Пич хватит.
Вытерев кожу насухо, она свернулась клубочком под электрическим одеялом. Винни прыгнула к ней и прижалась к хозяйке. Обеим было очень комфортно. Только мысли у Пич были далеко не радостные: она - овдовевшая миллионерша, мать двоих детей; у Стива неприятности… Анна далеко, в Италии… Пич почувствовала себя одинокой, всеми покинутой, и ей стало очень жаль себя.
Резкие слова Анны до сих пор стояли в ее ушах. Неужели Пич действительно так много принесла в жертву, во всем следуя указаниям мужа?
"Отец был всего лишь человеком, мама… он не Бог, как ты себе представляла, и его слова не пророчества и не истина в последней инстанции. Не пора ли тебе начать жить своим умом?"
Легко сказать! Но сможет ли она сделать это? Не атрофировались ли от долгого бездействия ее воля и интуиция, ум и энергия?
"Китти О'Хара, - молила Пич, - помоги мне, пожалуйста!"
Глава 3
Деньги и власть
Китти O'Xapa, нервничая, ждала, пока директор по кадрам прочтет ее заявление о найме на работу. Надежд было мало, но вдруг хоть в этот раз ей удастся продвинуться дальше приемной.
- Мисс О'Хара, почему вы хотите работать именно здесь? - утомленно спросил чиновник.
- Потому что я нуждаюсь в деньгах, мистер Поувел. Мой отец недавно умер, и мне надо как можно быстрее найти работу.
- Но почему именно работу на фабрике? Взгляните на свои руки. Вы представляете, что будет с ними после одного дня работы с обувной кожей?
Китти взглянула на свои белые руки с длинными тонкими пальцами, впервые пожалев о том, что родители избавляли ее от грязной работы.
- Знаю, сэр, но я на самом деле очень нуждаюсь. Я старалась, очень старалась найти работу, да только у меня нет никакой специальности и опыта работы тоже. Я собиралась поступать в Вашингтонский университет… У меня полное среднее образование… Но сейчас я не смогу этого сделать. Мне действительно нужна эта работа.
Легкая дрожь в голосе, подозрительный блеск в глазах, готовых пролиться слезами, лишь убедил чиновника в том, что девушка непригодна к работе на фабрике, и спустя десять минут Китти снова оказалась на улице. Чувствуя себя жалкой и униженной, она медленно шла к остановке автобуса. Куда идти дальше? Думать о возвращении домой, где, как каторжная, трудилась ее мать с бесчисленными лоскутами и булавками, она была не в силах. Может быть, зайти к Анне Бари? Несмотря на то, что Китти уже четыре года не посещала танцевальные классы, она верила в искреннее расположение к себе преподавательницы. Пожалуй, надо попросить у нее совета.
Учительница Китти не изменилась. Ей было около семидесяти, но фигура в трико до сих пор сохранила стройность и девичье очертание форм, и на кончике носа все так же сидели большие роговые очки, словно у пловчихи, готовящейся к заплыву на дальнюю дистанцию. Темные глаза преподавательницы прищурились при виде Китти.
- Где ты была, девочка? Скорее всего ты совершенно потеряла форму.
- Только в июне я окончила школу, Анна. Вы правы, форму я потеряла, - ответила Китти, не принимая близко к сердцу не слишком любезный прием.
- Как поживает твоя мама? Все шьет? Нам так не хватает ее костюмов, когда приходит время выступлений.
- С ней все в порядке. Отец умер летом.
Глаза Китти наполнились слезами, и Анна побледнела.
- О, девочка моя, мне так жаль!
Она положила свою тонкую, но мускулистую руку Китти на талию и повела ее в офис, прикрыв за собой дверь. Китти, посвящая ее в печальные подробности, говорила сбивчиво, торопясь, и когда закончила свой рассказ, Анна обняла ее.
- Простите, Анна, я не хотела отнимать у вас так много времени.
- Китти, дорогая, для меня друзья важнее дел. Сейчас, когда прошлое стало историей, мы можем начать прямо с того, что волнует тебя сегодня. Тебе нужна работа, и ты не можешь ее найти, потому что не там ищешь. Ты научилась танцевать у меня, и самым лучшим образом.
- Но я не балерина, и вы это знаете, - возразила Китти.
- Так ведь и я не балерина, моя дорогая, но я выучила немало юных дарований, которые превзошли меня в мастерстве.
- Не знаю, смогу ли я…
- Но ты можешь попытаться. Должна предупредить, тебе придется много работать, ежедневно с часу до девяти вечера и в субботу. Шесть дней в неделю. И если ты согласишься, я для начала смогу платить тебе по пятьдесят долларов в неделю.
Китти с радостью приняла приглашение и заторопилась домой сообщить столь приятную новость матери.
Мать и дочь жили на деньги, которые сами зарабатывали, и умудрялись сводить концы с концами, пока у Хейзел не стало совсем плохо с глазами. У нее обнаружили катаракту, которая могла привести к потере зрения, если ее не прооперировать. Хейзел была в отчаянии, но молодая, энергичная Китти решила поискать вторую работу, ведь у нее в распоряжении было время с утра до часу, кроме субботы. Китти сумела найти лишь место горничной в отеле "Плаза-парк". Почасовая оплата была невелика, но она надеялась на чаевые.
Теперь она просыпалась в пять, брала с собой ленч, садилась в автобус и ехала в отель. Там она скребла и чистила комнаты и ванны постояльцев, привыкших вставать до полудня, затем спешила на другой автобус и ехала в танцкласс. Таким образом, ленч у Китти проходил в дороге. Без четверти час она подъезжала к месту своей второй работы, и оставшихся пятнадцати минут едва хватало, чтобы переодеться. В субботу девушка весь день занималась с ученицами, а в воскресенье весь день работала в отеле.
Хейзел пыталась протестовать, но тщетно. Дочь уставала, но чувствовала моральное удовлетворение. Перед ней стояла серьезная проблема, но Китти с ней справлялась, и работа в двух местах не была ей в тягость. Китти начала откладывать деньги на операцию.
Больше того, работа горничной показалась девушке намного приятнее, чем она представляла себе раньше. Комнаты были роскошно обставлены, и ей даже нравилось поддерживать в чистоте и порядке все это великолепие. Китти любила разглядывать красивые меха и роскошные наряды в гардеробах, хотя она и была порой удивлена тем, как некоторые состоятельные люди неопрятны. Например, окурки бросали прямо на толстые шерстяные ковры, а туфли вытирали белоснежными полотенцами.
К разочарованию Китти, больших чаевых не было. Лишь немногие оставляли для нее на столе доллар-другой. Китти завидовала мальчикам-посыльным и коридорным, которые могли встречаться с постояльцами лицом к лицу; горничные находились не в столь выгодном положении: поскольку постояльцы их не видели, то и забывали о них.
Однажды холодным зимним утром она приехала в отель и тут же получила задание немедленно выскоблить суперлюкс, занимающий весь этаж. Ждали очень влиятельного гостя, и было велено навести идеальный порядок. Китти подтащила тележку к лифту и нажала кнопку верхнего этажа. Вообще-то горничные были заинтересованы в уборке таких апартаментов, поскольку там всегда можно было получить хорошие чаевые, но сегодня Китти вовсе не радовалась. Как и многие, несколько дней в месяц она чувствовала себя неважно. Китти не выспалась, болела поясница, да и работа без отдыха давала себя знать.
Китти открыла тяжелую дубовую дверь и, толкая перед собой тележку со свежим бельем, вошла в один из самых дорогих люксов. Она была поражена как богатством и красотой номера, так и его громадными размерами, что, впрочем, неудивительно для девушки, которая всю жизнь провела в крохотной квартирке без горячей воды.
Ей хотелось не спеша прогуляться по комнатам, но надо было спешить. Первым делом Китти отправилась в большую ванную комнату. Тщательно вычищая громадную ванну, девушка представляла, как сама купается в ней, нежится в чудесной белой пене. Как у героинь фильмов, волосы ее забраны узлом на затылке, а ухоженные ногти на руках и ногах покрыты коралловым лаком. Рядом, конечно же, должен находиться белый телефон, чтобы можно было поболтать с поклонником, нежась в ароматизированной ванне. Китти представляла, как встает из ванны, глядя на свое отражение в огромном зеркале на стене.
Разогнувшись и смахивая со лба пот, она увидела в том же зеркале высокую тощую фигурку, на которой униформа висела как на вешалке. Нагрузка последних месяцев сказалась на ее внешности. Девушка встала на хромированные весы на полу. Похудела на целых десять фунтов! Странно, почему ей до сих пор ничего не сказала Анна, правда, преподавательница танцев всегда была убеждена в том, что балерина не может быть слишком худой.
Закончив уборку, Китти выкатила тележку в холл и решила еще раз пройтись по комнатам, дабы убедиться, что ничего не забыто. В спальне она подошла к высокому окну и взглянула на простиравшийся внизу Форест-парк. Когда она была маленькой девочкой, сюда ее водил в зоопарк отец. Он держал Китти за руку, рассказывал всякие истории о животных и покупал ей сахарную вату.
Неужели так и пройдет вся жизнь - среди чужой роскоши и чужой грязи? И вдруг слезы усталости, разочарования и безнадежности потекли по ее щекам. Китти упала в шезлонг, уткнулась лицом в мягкие подушки и дала волю так долго сдерживаемым тревоге и страху. Она плакала долго и громко, как одинокий обиженный ребенок, пока не уснула.
Двумя часами позже Дрейк Малони вошел в отдельный лифт вместе с управляющим отелем и мальчиком-коридорным, который нес его багаж. Управляющий пытался завязать разговор, но Дрейк устал и хотел, чтобы его поскорее оставили в покое. Он совершил ночной перелет при очень плохой погоде, чтобы встретиться здесь с болванами, загубившими крупную земельную сделку, и сейчас не имел ни сил, ни желания развлекать разговорами служащих отеля.
Двери лифта открылись на последнем этаже, и перед взглядами прибывших предстали щетки, тряпки, пылесос и тележка Китти. Управляющий растерялся:
- Прошу прощения, сэр, я не мог даже представить такого…
- Тогда уберите это и внесите багаж в мои апартаменты. Моя личная прислуга прибудет после обеда. Позаботьтесь, чтобы до этого времени меня никто не беспокоил. И никаких телефонных звонков.
Дрейк подождал, пока внесут багаж, и захлопнул дверь за ушедшими. Подойдя к бару, он налил себе стакан томатного сока и сел на стол. Позвонив своим сотрудникам, он заказал завтрак в номер. Черт, жаль, что нет Фацетти! Дрейк не привык сам о себе заботиться, а его правая рука, слуга Фацетти, слег от сердечного приступа и теперь не сможет работать у него целый день.
Дрейк проголодался и нуждался в отдыхе. Сегодняшний брифинг он должен встретить в полной боевой готовности. Хелен, его секретарша, которая взяла на себя большинство обязанностей Фацетти, прибудет только вечером.
Он наконец снял пальто, ослабил узел галстука и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке. Дрейк был среднего роста, мускулист и для сорока пяти лет довольно подтянут. Его седые волосы оставались густыми. Густыми были и черные брови над темными глазами, горевшими на бронзовом от южного калифорнийского солнца лице. В этом удачливом богатом человеке угадывался сильный и властный характер, характер, неизменно располагавший к себе мужчин и завораживающий женщин.
Дрейк Малони был сказочно богат. И хотя вокруг него вечно крутилось довольно много людей, готовых выполнять любые прихоти сильных мира сего, он все-таки был одинок. Дрейк сумел построить финансовую империю: нефть и коммуникации. Он финансировал постановки на Бродвее и выступал спонсором Национальной бейсбольной лиги, и, хотя последнее относилось к категории рискованных вложений, он и из этого сумел извлечь прибыль. "Желтая" пресса окрестила Дрейка Малони Мидасом Малони.
Жена умерла, когда ему исполнилось сорок. За все двадцать лет она так и не подарила ему ребенка. Больше года он хранил глубокий траур; его богатство не помогло приобрести главного - здоровья для женщины, которую Дрейк любил больше всего в жизни. С горькой иронией он смотрел на себя со стороны как на самого желанного жениха для любой особы.
И у него были женщины. Самые красивые, юные, образованные - все они были ему доступны, стоило только захотеть. При всем своем богатстве и любви к роскоши Дрейк был в достаточной мере реалистом и прекрасно понимал, что его деньги, его положение в обществе - вот что главным образом притягивало к нему всех этих женщин, но Малони не видел ни в одной из них ту, которая… Да он и не собирался жениться.
Он наслаждался их лестью, их вниманием, не связывая себя никакими обязательствами, ограничиваясь лишь более или менее регулярными, а то и просто разовыми встречами, продолжая хранить верность, если не телом, то душой, женщине, которую любил…
Сейчас - впервые за много лет - он был в Сент-Луисе совсем один и испытывал досаду и раздражение на грани срыва. Какого черта вдруг заболел Фацетти? Кто теперь разберет его чемоданы, развесит в шкафу костюмы? Но к дьяволу все это! Дрейк позвонил в Лос-Анджелес. После нескольких длинных гудков ему ответил сонный голос.
- Хорас? Что случилось? - требовательно спросил он. - Неужели ты только что проснулся?!
- Сейчас шесть утра, Дрейк. Ты из Сент-Луиса? - Хорас едва сдерживал злость.
- Извини, я забыл. В любом случае открой глаза пошире и запиши, чтобы Тим позвонил Мерилли и Линчу, и передай ему, что я хочу как можно скорее получить новый выпуск… ты знаешь, мы говорили о деле Бейла.
- С него довольно требований. Он уже обещал мне сделать все, что сможет. Не думаю, что имеет смысл дальше на него давить.
- Имеет. Передай ему, что, если я не получу от этой сделки десяти тысяч, я найду другого брокера.
- Хорошо, хорошо, но Тим - отличный парень. Мне жаль, если он на этом сгорит, - ответил Хорас, стараясь говорить миролюбиво.
- Я не имел в виду менять его, просто надо с ним покруче себя вести. Хорас, ты должен знать, как следует обращаться с людьми, тебя должны были этому учить в твоей адвокатской школе. Разве не так?
- Конечно, босс. Еще какие-нибудь задания?
- Я собираюсь поспать пару часов. Проверь, чтобы Хелен захватила все эти контракты, до того как сядет в самолет.
- Я все передал ей в три часа ночи. Мы работали почти до утра.
- Спасибо. Что бы я без тебя делал? Возьми пару дней отдыха. Но так, чтобы поблизости был телефон на случай, если переговоры затянутся. Ладно?
- Ладно, босс. Еще что-нибудь?
- Ложись спать.
В дверь постучали, и Дрейк впустил официанта, толкающего перед собой столик на колесах СО свежими цветами и сверкающий хрусталем и серебром. На завтрак подали горячие булочки, тосты, грейпфруты, яйца и кофе, все, как было заказано. Малони отказался от предложения официанта сервировать стол и отправился в ванную. Затем прошел в спальню и тут увидел Китти, уснувшую в шезлонге.
- Что за черт! - воскликнул он, шагнув к девушке и сразу поняв, почему у входа стояла тележка горничной.
Он терпеть не мог нерадивых работников и готов был устроить разнос этой ленивой чертовке. Дрейк хотел уже разбудить ее, но внезапно раздражение сменилось любопытством. Девушка спала, как младенец. Длинные светлые волосы выбились из-под косынки, в уголках глаз еще не высохли слезы.
Дрейк легонько дотронулся до ее щеки, осторожно откинул со лба светлую прядь. Она всхлипнула во сне. Он обвел кончиком пальца абрис лица и ощутил тепло и нежность юности. Его тронули детская невинность и беззащитность девушки, и Дрейку вдруг захотелось, чтобы это мгновение никогда не кончалось. Он почувствовал себя принцем, который разбудит сейчас Спящую красавицу.
Китти почувствовала его взгляд и, просыпаясь, встретила его добрую улыбку. Она не сразу сообразила, где находится, а поняв, закрыла лицо руками.
- Господи! Что я наделала! - прошептала она.
- Всего лишь уснула, вот и все.
- Простите меня, сэр! Я так виновата! Я сейчас все исправлю.
Китти выпрямилась и готова была подняться, но Дрейк остановил ее - ему вовсе не хотелось, чтобы она сбежала.
- Оставайся здесь. - Он положил руки ей на плечи. - Я хочу поговорить с тобой. Ведь ты должна дать объяснения.
- Но мне надо вернуться к своей работе! Я и так получу взбучку. Который час?
- Почти десять.
- О нет! Нужно убрать еще целый этаж, а в одиннадцать я уже должна быть в классе.
- В классе? - У Дрейка упало сердце. - Ты все еще учишься в школе?
- Нет, я преподаю в балетных классах Анны Бари.
- Так ты на двух работах? Тогда неудивительно, что тебя сморил сон, - сказал он в ответ, прикидывая в уме, сколько же ей может быть лет.
- Простите, но я действительно должна уходить.
- Прошу вас, не уходите. Не волнуйтесь о ваших работах. Я Дрейк Малони и обо всем позабочусь.
Упоминание имени никак не отразилось на ее лице и не вызвало столь хорошо знакомого ему жадного блеска в глазах. Его имя девушке было неизвестно. Очевидно было лишь то, что она очень нуждалась в деньгах.