Главной героине романа "Прикосновение" - Сидни - выпала нелегкая судьба. Родители развелись, когда она была ребенком. Ей еще нет тридцати, но она уже дважды надевала свадебное платье и один раз носила траур. И сейчас Сидни приходит в себя после трагической гибели второго мужа. По иронии судьбы он, врач, умер в больнице, его не смогли спасти. Друзья помогают ей устроиться репетитором в семью Эдвардсов.
Она должна помочь их дочери поступить в колледж. Миссис Эдвардс недолюбливает Сидни и относится к ней почти как к прислуге. А вот мистер Эдвардс стал ей настоящим другом и вторым отцом. В их доме на побережье она начинает новую жизнь, еще не зная, что ее ждет впереди.
Ее жизнь похожа на море, где царит то штиль, то буря. Но Сидни из каждого шторма выходит более сильной и закаленной. И несмотря на все беды, обрушившиеся на нее, не теряет силы духа. Правда, она сама не знает, сможет ли, после двух потерь, полюбить вновь.
И вот в дом Эдвардсов приезжают взрослые сыновья - Джефф и Бен. Оба красивы, успешны и, похоже, заинтересованы Сидни. Кому она ответит взаимностью? Девушка переживает, что соперничество братьев может разрушить хрупкое семейное равновесие. Хватит ли у нее смелости вновь открыть свое сердце для любви?
Переверните страницу и окунитесь в соленые волны океана, ощутив ветер новых надежд…
Анита Шрив
Прикосновение
2002
Уитни, Кэтрин, Алли, Молли и Крису посвящается
Три часа, мертвое время. Едва слышное поскрипывание песка под босыми ногами, ступающими подоскам пола. Мокрые полотенца, развешанные на спинках кроватей и на перилах веранды. Налетевший порыв ветра громко хлопает дверью, и кто-то неподалеку издает вполне предсказуемый возглас удивления. Юго-западный ветер, явление необычное даже для августа, наполняет удушающе горячим воздухом многочисленные комнаты летнего дома. Одна надежда на восточный ветер со стороны океана, и время от времени кто-нибудь да произносит вслух: "Хоть бы подул восточный ветер".
Утренняя энергия растрачена на быструю ходьбу вдоль пляжа и занятия математикой, интенсивное чтение и вялый теннис. И даже на непродолжительную поездку в выставочный зал в Портсмуте, чтобы посмотреть на "ауди кваттро". Сидни слышала, что осенью миссис Эдвардс понадобится новая машина.
В доме гости, которые требуют внимания. Конечно, предпочтительнее иметь инициативных гостей, вносящих свежую струю, совсем как восточный ветер. Но Сидни это не касается. После обеда она свободна. За исключением нескольких часов частных уроков, за которые она получает неправдоподобно раздутую оплату, все ее время свободно, и это приводит ее в замешательство.
Она переодевается в черный купальник. Нижние кромки растянулись и болтаются вокруг ног. Ей двадцать девять лет, и она в довольно неплохой форме. У нее волосы цвета… ей так и не удалось придумать название. Она не блондинка и не брюнетка. Ее полупрозрачные волосы обесцвечиваются к январю и оживают в августе, когда в них светятся золотые блики.
Сидни дважды выходила замуж. Один раз она развелась, а второй - овдовела. Все, кто об этом слышит впервые, удивляются, как будто это самое интересное, что есть в Сидни.
На веранде горшки с красной геранью искусно расположены на фоне синей воды и дюн с ярко-зеленой травой. Естественным подобное сочетание не назовешь, в природе эти оттенки вместе не встречаются.
Острые как нож травинки пронзают доски настила. Душистый горошек возвышается среди высокой травы справа и слева от дорожки. Непрошеные кулачки чертополоха упрямо пробиваются сквозь песок. На небольшой платформе в конце настила расположились два адирондакских стула, из которых трудно выбираться, а за ними лежит выгоревший на солнце зонтик. Две ржавые и неописуемо тяжелые железные подставки для зонтиков торчат в углу и, похоже, намертво срослись с настилом.
Деревянная лестница без перил ведет налево, к пляжу в форме полумесяца, каменистый берег остается справа. Сидни бежит по горячему песку к кромке воды. Прибой спешит ей навстречу чередой катящихся друг за другом волн. Закрыв глаза, она ощущает на лице мелкие брызги. Она внутренне готовится прыгнуть в холодную воду. Мистер Эдвардс любит повторять, что это проясняет голову лучше электрошоковой терапии.
Тиски ледяной воды, рой белых пузырьков. Жжение соли в пазухах носа, когда Сидни выныривает. Она становится на дно и спотыкается, опять становится и отряхивается, как это делают собаки. Сидни обхватывает себя руками и расслабляется, только когда чувствует, что ее ноги начинают неметь. Она ныряет еще раз. Вынырнув, чтобы глотнуть воздуха, она переворачивается на спину и позволяет волнам, гораздо более сильным и высоким, чем они казались с берега, качать ее, поднимая на гребне и опуская вниз. Сидни - плавучий обломок кораблекрушения, одушевленный шокирующе холодной водой.
Океанские волны качают ее и набивают песком ее купальник. В детстве, когда Сидни снимала купальник, она неизменно находила в нем целые пригоршни песка. Она погружается в воду, чтобы смыть с живота крапчатые комья, но видит приближающуюся высокую волну. Сидни встает, поворачивается к ней спиной и прыгает на гребень. Самое сложное - поймать гребень. С вытянутыми вперед руками и закрытыми глазами она пулей несется сквозь белую пену. Затем оказывается на дне и оцарапывает обнаженное бедро.
Сидни на четвереньках выбирается на берег. Отползающие волны выгребают песок из-под ее коленей. Волна, к встрече с которой она не готова, обрушивается на ее спину и шею. Сидни пытается отбросить с лица спутанные волосы, вытереть мокрые глаза. На пляже она видит очертания, которых там прежде не было: загорелая грудь, расплывчатое красное пятно. Мужчина в плавках широко распахнул перед ней ярко-розовую ткань.
- Меня послали за тобой с полотенцем. Ты ведь Сидни, верно?
Было бы очень странно, если бы он ошибался. На тысячу ярдов пляжа в воде, кроме нее, никого нет.
Мебель в доме белая. Идея хороша теоретически, но не на практике. Чехлы на двух диванах отмечены слабыми разводами и застиранными пятнами. На них нацеплялись катышки с темно-синего шерстяного свитера. Мелкий песок долго царапал гладкую поверхность кленового пола, и теперь пол выглядит так, как будто его драили металлической мочалкой.
На лестнице, ведущей в подвал, стоит корзина: сплетенное из ивовых прутьев хранилище для предметов, которые не являются частью интерьера, но могут пригодиться. Сверкающий фиолетовый поводок. Неоново-розовый блокнот с отрывными страницами. Люминесцентно-оранжевый спасательный жилет. Практичность и спорт, пестрящие неестественными оттенками.
Хотя, глядя на миссис Эдвардс, можно предположить, что она обитает в этом доме много десятилетий (или даже поколений - уже сложились семейные традиции, часто произносятся фразы, начинающиеся словами "а помнишь?..", полно старых банок для консервирования, набитых морской галькой и используемых в качестве ограничителей для дверей), на самом деле они приобрели его только в девяносто седьмом году. До этого, доверительно поведал Сидни мистер Эдвардс, они просто снимали какой-нибудь из близлежащих коттеджей. В отличие от своей жены он не похож на человека, способного солгать.
Сидни пользуется той же ванной, что и гости - супружеская пара из Нью-Йорка, прибывшая сюда в погоне за антиквариатом. Утром умывальник весь в голубых кляксах зубной пасты, а зеркало в розовых пятнах тонального крема и помады. Из-за кранов торчат использованные салфетки. Прежде чем умыться, Сидни привычно моет умывальник полотенцем для рук. На обратном пути она запихивает его в стоящую в коридоре бельевую корзину.
Сидни сразу поняла, что восемнадцатилетняя дочь Эдвардсов Джули не блещет способностями и никакое количество частных уроков не сделает ее гордостью выпускного класса, как бы сильно на это ни рассчитывала миссис Эдвардс. Сидни уверена, что последний год окончательно сломает девушку. Миссис Эдвардс со знанием дела рассуждает о Маунт Холиок и Свортморе . В крайнем случае, о Скидморе. Сидни только удивленно моргает. Джули покладистая, старательная и сногсшибательно красивая, с гладкой розовой кожей и синими как море глазами. Сидни понимает, что эта девушка, которая готова заниматься целыми днями, разочарует свою мать и разобьет сердце отца. Последнее не потому, что она не поступит в один из колледжей, о которых так хорошо проинформирована миссис Эдвардс, а потому, что, несмотря на все свои усилия, потерпит неудачу.
Соляная корка пересекает по диагонали все окна в доме, как будто на стекла плеснули морской водой. Окна, выходящие на океан, приходится мыть два раза в неделю, чтобы неописуемо красивым видом можно было любоваться не только снаружи.
Сидни иногда чувствует, что ее присутствие нарушило равновесие в семье. Она старается помогать, когда в ее помощи нуждаются, ограничиваясь молчаливым присутствием во всех остальных случаях.
Братья будут спать в комнате, именуемой "спальней мальчиков". Комната Джули выходит окнами на океан. Окна спальни мистера и миссис Эдвардс смотрят на болота. Гостей, как и Сидни, поселили в комнате с двумя односпальными кроватями.
Мистер и миссис Эдвардс предложили Сидни обращаться к ним по имени. Однако когда она пытается произнести "Анна" или "Марк", эти слова застревают у нее в горле. Она находит другие способы упомянуть супругов, говоря "ваш муж", "он" или "твой папа".
Первый муж Сидни был летчиком-акробатом. Он пролетал между деревьями на скорости двести пятьдесят миль в час и исполнял фигуры высшего пилотажа над площадками длиной в милю. Случись ему зацепиться за какие-нибудь ворота или на мгновение потерять ориентацию от перегрузок, он рухнул бы на землю и разбился. Когда Сидни бывала свободна, она сопровождала Эндрю на выступления - в Эдинбург, Вену и Сан-Франциско - и наблюдала за тем, как он вращает самолет в воздухе со скоростью четыреста двадцать градусов в секунду. На всех авиашоу Эндрю был звездой и раздавал автографы. Он был одет в огнеупорный костюм и гермошлем, а на спине у него был прикреплен парашют, как будто парашют мог пригодиться ему в тридцати футах над землей. В течение года воздушные шоу казались Сидни экзотическим и волнующим зрелищем. На втором году она начала бояться. Рассматривая перспективы третьего года и возможное рождение ребенка, она представила себе, как Эндрю гибнет, охваченный огнем, и сказала: хватит. Ее авиатор, похоже, был искренне опечален крушением своего брака, однако оказался не готов пожертвовать ради него полетами.
Со вторым мужем Сидни познакомилась, когда ей было двадцать шесть лет. Ее правая покрышка лопнула на центральной магистрали Массачусетса, и Сидни вынуждена была остановиться у обочины. Минуту спустя кто-то врезался сзади в ее "хонду сивик". Сидни стояла в это время возле автомобиля и смотрела на шину. Поэтому ее сбила и протащила по дороге ее собственная машина.
Дэниелу Фелдману, дежурившему в отделении неотложной помощи больницы Ньютон-Уэллесли, пришлось срезать с Сидни одежду. Он пожурил ее за остановку на мосту, а через неделю повел обедать в один из лучших ресторанов Бостона.
Через восемь месяцев после свадьбы у Дэниела, проходившего интернатуру в клинике Бет Израэль, в мозгу лопнул сосуд. Сидни узнала об этом по телефону. Новость оглушила и ошеломила ее.
Большинство знакомых Сидни считаются с ее чувствами и не указывают ей на жестокую иронию судьбы. Она развелась с одним мужчиной, потому что боялась, что он погибнет, только для того, чтобы выйти замуж за другого, который работал и умер именно там, где его должны были спасти. Но она видит, что мистер Эдвардс жаждет обсудить это с ней. Несмотря на доброту и приветливость, он не может удержаться и, в конце концов, затрагивает эту тему.
- А авиатор все еще летает? - спрашивает он, когда они моют посуду. - Так ты говоришь, твой второй муж был интерном в Бет Израэль?
Миссис Эдвардс, напротив, не боится бесцеремонных вопросов.
- Ты еврейка? - поинтересовалась она, показывая Сидни ее комнату.
Сидни было не вполне ясно, какой ответ устроил бы миссис Эдвардс больше. Еврейка - не так скучно. Не еврейка - более приемлемо.
Врач был евреем. Авиатор им не был.
Сидни и еврейка, и нет. Ее отец еврей, она унаследовала от него скулы. От матери, посещавшей унитарианскую церковь, ей достались синие глаза. Даже волосы Сидни напоминают ей и об отце, и о матери - своенравные кудри неопределенного цвета. До развода родителей Сидни успела отпраздновать свое еврейское совершеннолетие. Но на протяжении юношеских лет из нее рьяно делали протестантку англосаксонского происхождения. Она относится к этим периодам своей жизни как к детским воспоминаниям, не имеющим никакого отношения к ее нынешней жизни. Ни одна из религий не пригодилась ей, когда она переживала развод и смерть.
Почти как парашют на высоте тридцать футов.
Прошлым летом Сидни ездила на неделю к родителям Дэниела в Труро. Это был эксперимент. Миссис Фелдман, которую Сидни в течение краткого промежутка времени называла мамой, казалось, что присутствие невестки станет ей утешением. На деле же оно возымело обратный эффект. Один ее вид вызывал у миссис Фелдман приступы безудержных рыданий.
Еще долго после смерти Дэниела мать Сидни отказывалась поверить в этот факт, вынуждая дочь снова и снова повторять, что Дэниел умер от аневризма головного мозга.
- Как же так? - продолжала спрашивать мать.
Отец Сидни приехал на похороны поездом из Нью-Йорка. Он был одет в темно-серый спортивного покроя плащ. Во время службы он надел ермолку и, что было удивительнее всего, плакал. Позднее, за обедом, он попытался ободрить дочь.
- Я привык считать, что ты никогда не унываешь, - сообщил он ей, поглощая бифштекс и печеный картофель.
Двойной удар - развод с Эндрю и смерть Дэниела - погрузил Сидни в состояние эмоционального паралича. Она оказалась не в состоянии окончить свою диссертацию по подростковой психологии и вынуждена была покинуть университет Брандайза. С тех пор она перебивалась временными заработками, устраиваясь на работу с помощью родителей и друзей. Некоторые профессии были до смешного просты, другие были для нее темным лесом. Секретарь отделения микробиологии в Гарвардском медицинском университете (до смешного просто). Ассистент арт-директора в художественной галерее на Ньюбери-стрит (темный лес). Она была рада возможности менять место работы и постепенно приходить в себя, но в последнее время стала все чаще задавать себе вопрос, не подходит ли к концу этот странный и непродуктивный период ее жизни.
- Ты, должно быть, репетитор.
- А ты…
- Бен. А вон там, на веранде, Джефф.
- Спасибо за полотенце.
- А ты классно катаешься на волнах.
Сидни обнаружила, что ей больше нравилось горевать. Тоскуя по Дэниелу, она чувствовала, что они по-прежнему близки. Но с каждым днем он все больше отдаляется от нее. Теперь она думает о нем скорее как об утраченной возможности, чем как о мужчине. Она забыла его дыхание, его крепкое тело.
- Значит, ты прочитала объявление?
- Да.
Сидни заворачивается в розовое, как жевательная резинка, полотенце. Она видит, как вдалеке, на веранде, еще один мужчина встает со стула. Он кладет руки на перила.
- Ты учитель?
- Нет. Я вообще не знаю, кто я сейчас.
- Неужели?
Сидни не может понять его тон. Пренебрежительный? Разочарованный? Заинтригованный?
Кажется, у него более светлые волосы, и сам он тоньше. Мужчина по имени Джефф начинает спускаться по лестнице, ведущей к деревянному настилу, и на несколько секунд исчезает из поля зрения. Когда он появляется на площадке в конце настила, Сидни видит, что он одет в плавки и темно-синюю тенниску.
Джефф ожидает их наверху. Сидни сперва здоровается с его ступнями (в поношенных спортивных туфлях), потом с ногами (слегка загорелыми и покрытыми золотистыми волосками) и, наконец, с вылинявшими плавками (сероватыми с фиолетовыми разводами: видимо, изначально они были темно-синими, но затем попали в стирку с отбеливателем). Джефф делает шаг назад, чтобы Сидни и Бен смогли подняться на верхнюю ступеньку. Следует неловкое знакомство на ограниченном пространстве. Из носа Сидни начинает течь соленая вода. Она пожимает Джеффу руку. Должно быть, ее рука кажется ему ледяной.
- Мы о тебе наслышаны, - произносит Джефф.
Сидни разочарована. Она ожидала большего.
У Джеффа открытое лицо, взгляд зеленых глаз спокоен и простодушен. Сидни думает, что мужчина его возраста не может быть простодушным, но он выглядит именно так. Собака по кличке Тулл (сокращение от Катулл?) трусит к ним по настилу и располагается непосредственно под рукой Джеффа. Это подтверждает первое впечатление Сидни. Животные никогда не ошибаются.
- Привет, - говорит Джефф, наклоняется к золотистому ретриверу и ласково ерошит его шерсть.
Мистер и миссис Эдвардс вместе с Джули целостным ядром появляются на веранде. Бен обнимает Джули и раскачивается с ней из стороны в сторону. На тиковом столике шесть стаканов чая со льдом. Джефф берет один стакан и, улыбаясь, подает его Сидни. У него, как и у его брата с сестрой, необычайно ровные зубы, на которые, похоже, потрачена не одна тысяча.
У Сидни, которую мать зачастую забывала отправить даже на профилактический осмотр, улыбка далека от идеальной, и ее особая примета - выступающий "глазной" зуб.
У Бена, как и у матери, карие глаза. Совершенно очевидно, что Джефф пошел в отца.
Сидни прислоняется к перилам и плотнее заворачивается в полотенце. Наверное, после соленой воды у нее на голове жуткая прическа из горгонообразных дредов.
Миссис Эдвардс, которая казалась Сидни холодной, в присутствии сыновей оживает. Она предъявляет на них родительские права: ни секунды не стоит на месте, часто к ним прикасается, ожидает, что и они в ответ будут касаться ее. Она хочет выглядеть идеальной матерью. Хотя нет. Сидни приходит к выводу, что миссис Эдвардс хочет, чтобы Сидни поняла: больше всего ее сыновья любят свою маму.
Сидни известно о братьях следующее. Бену тридцать пять лет. Он работает в Бостоне в корпорации, занимающейся недвижимостью. Джеффу тридцать один, он профессор политологии в МТИ. Сидни не удивилась бы, если бы эта информация еще раз прозвучала на крыльце, но в присутствии сыновей миссис Эдвардс демонстрирует несвойственную ей сдержанность.