Она чувствовала себя совершенно подавленной безнадежностью чудовищной ситуации. Какая ирония, что она влюбилась в мужчину, который столь хладнокровно пытался ее уничтожить! О, она сильно сомневалась, что он рассматривал все произошедшее с такой мелодраматической точки зрения, вероятнее всего, он видел во всем этом успешный финал делового поглощения, а не любовной интрижки.
Эви услышала, как перестала шуметь вода в душе. Очень медленными, болезненно выверенными движениями она аккуратно сложила полученное сообщение и выбросила его в мусорную корзину, а затем налила себе кофе. Она отчаянно нуждалась в кофеине или чём-нибудь еще, чтобы взбодриться. Ее руки немного подрагивали, когда она поднесла чашку к губам.
Эви неподвижно стояла перед окном, когда несколько минут спустя на кухне появился Роберт в одних лишь джинсах, с небрежно переброшенным через плечо влажным полотенцем. Завидев Эви, он остановился, и его тело томительно напряглось. Боже, она просто восхитительна, с ее взъерошенной ото сна гривой свободно падающих на спину рыжевато-коричневых с золотистым отливом волос. На ней была только его рубашка, да и та расстегнута. Охваченный волной желания Роберт подумал, что, пожалуй, еще не изобрели другой одежды, которая бы смотрелась на женщине лучше, нежели обычная мужская сорочка. Эви неторопливо потягивала кофе и смотрела в окно, полностью погрузившись в свои мысли, а черты лица своей невозмутимостью и отрешенностью могли поспорить с мраморным изваянием.
Он отбросил полотенце, подошел к Эви и, приобняв ее одной рукой за талию, позаимствовал у девушки чашку и поднес ее к своим губам. Роберт уже предвкушал, как будет смаковать оставшийся на тонком ободке неповторимый вкус самой Эви, но затем все его помыслы устремились к тому, чтобы вырвать девушку из поглотивших ее размышлений.
Ни одна женщина не была настолько восприимчива к его ласкам, как Эви. В его руках она превращалась в живое пламя, упиваясь каждым толчком его нетерпеливой жаждущей плоти, искушая, провоцируя на большее. Если он действовал нежно - она таяла. Если становился неистов и груб, то и она вцеплялась в него, словно дикая кошка, пуская в ход коготки. Ее страсть питала его до тех пор, пока они оба не удовлетворяли безумную жажду обладания друг другом. Он постоянно хотел ее.
Он скользнул рукой вниз, очертив изящные округлости ягодиц, восхищаясь шелковистостью и мягкостью кожи:
- Душ весь твой, моя сладкая.
И хотя в ответ раздалось ее невозмутимое: "Прекрасно", - у Роберта создалось впечатление, что Эви не слышала ни слова из того, что он ей сказал. Она все еще неподвижно смотрела на реку.
Ему бы сейчас сильно пригодилось умение читать мысли, чтобы увидеть, что творится в этой хорошенькой головке, и понять, чем же ее так увлек вид за окном. Сам он видел лишь бескрайнюю гладь озера да пару лодок вдали, похожих сейчас на две темные точки.
- На что ты смотришь?
- Ни на что. Просто… озеро.
Она вывернулась из его объятий и вышла с кухни.
Роберт слегка нахмурил брови, испытывая некоторое замешательство от ее необычного поведения, но был слишком голоден, и плотный завтрак сейчас стоял на первом месте. Он едва приступил к бекону, когда Эви вновь появлялась на кухне, полностью одетая и с ключами в руке.
- Пришел факс, пока ты был в душе, - произнесла она спокойно.
Он обернулся, чтобы увидеть ее лицо - или, скорее, его выражение. Оно было очень бледным и невыразительным, и на этом фоне совершенно пустые, какие-то неживые глаза, "…с заледеневшим взглядом", - вдруг вспыли в памяти слова Бекки, когда она описывала ему Эви сразу же после несчастного случая, во всяком случае, определение подошло как нельзя более точно. Эви выглядела какой-то ужасно далекой, как если бы она и впрямь решила оставить его.
- От кого? - спросил он, стараясь, чтобы голос звучал спокойно и ровно, в то время как мозг с умопомрачительной скоростью просчитывал варианты, но все они были не в его пользу. А наихудшим из всех казался тот, что она действительно работала на Мерсера и выяснила, что расставленная на них ловушка вот-вот захлопнется.
- От Ф. Кури.
- А… - он кивнул, пытаясь скрыть охватившее его облегчение. - Это мой секретарь.
Значит, это сообщение вряд ли могло иметь какое-нибудь отношение к Мерсеру, но тогда почему Эви такая холодная и безучастная?
- К твоему сведению я его выбросила в мусорное ведро, это на тот случай если тебе вдруг захочется его прочесть. Однако могу пересказать, о чем там шла речь.
Роберт цепким взглядом охватил ее фигурку и небрежно откинулся назад, опершись о гладкую поверхность кухонного шкафчика, скрестив руки на груди.
- Ладно. Просвети меня.
- В сообщении сказано, что мистер Горовиц уведомил твоего секретаря, что им получен банковский чек от Э.Шоу, полностью погашающий кредит, и поэтому теперь у него связаны руки. И просил дальнейших инструкций.
Выражение лица Роберта не изменилось, хотя мысленно он злобно выругался. Ну почему из всего того, на что она могла наткнуться, Эви попалось именно это! Хотя с точки зрения безопасности вреда от этого куда меньше, чем от чего-либо, связанного с Мерсером, но вот втолковать это любимой женщине будет чертовски непросто. Эта информация не предназначалась для того, чтобы она узнала о ней. Да, он оказывал давление, но ни за что не допустил бы, чтобы Эви лишилась права выкупа по закладной. Он не торопился что-либо объяснять, ожидая ее реакции, чтобы оценить обстановку и понять, что лучше сказать. И где, черт побери, ей удалось добыть столько денег, чтобы выплатить кредит?
- Ты - та самая причина, по которой я не смогла получить деньги под залог своего дома, - голос Эви звучал натянуто и едва слышно.
"А она быстро догадалась", - подумал Роберт. С другой стороны, она с самого начала беспокоила его необычайной проницательностью.
- Да, - подтвердил он, считая ниже своего достоинства лгать, отрицая очевидное.
- И это ты стоял за тем, что мой заем перепродали другому банку.
Он слегка наклонил голову, ожидая продолжения.
Эви так сильно сжала в кулаке ключи, что у нее побелели костяшки пальцев. Роберт тут же подметил эту тщательно сдерживаемую вспышку эмоций. Затем она сделала пару неглубоких вдохов и ровным тоном продолжила:
- Я хочу, чтобы ты увел свой катер с моего причала к концу дня. Остаток арендной платы я, конечно же, верну.
- Нет, - отказался он мягко, но неумолимо. - Я заключил с тобой договор.
Она не стала тратить силы на спор, который не могла выиграть. Эви лишь надеялась, что у Роберта достанет совести сделать то, о чем она его попросила, хотя, учитывая его безжалостный характер, не очень-то на это рассчитывала.
- Хорошо, оставим это, - теперь ее голос тоже лишился каких бы то ни было эмоций, как и ее глаза. - Но не звони мне больше, потому что я не желаю разговаривать с тобой. И не приезжай, потому что я не хочу видеть тебя.
Роберт решительно вглядывался в ее лицо, ища способ разрушить стену, которую она выстроила между ними.
- Тебе так легко от меня не избавиться. Я знаю, ты злишься, но…
Она рассмеялась, однако смех получился совсем невеселым, а каким-то горьким и пустым. От этого звука Роберт вздрогнул.
- Вот, значит, почему ты решил "поухаживать" за мной? Вижу, ты неплохо изучил меня, пытаясь найти, с какой бы стороны подойти, чтобы приручить, - горько произнесла она. - Но ты-то сам ничего не чувствуешь, не так ли? Ты наблюдаешь, оцениваешь реакции других людей, чтобы успешнее манипулировать ими. - Услышав, что голос звучит слишком напряженно и вот-вот сорвется, Эви ненадолго замолчала, чтобы восстановить самообладание, после чего продолжила: - О, нет! Я не злюсь. Может, лет, эдак, через пятьдесят это и будет похоже на злость. - С этими словами она резко развернулась и взялась за ручку двери.
- Эви!
Резкий окрик хлестнул по ее нервам, словно удар кнута, и вопреки всему она остановилась, сжавшись от неприкрытой властности, с которой Роберт отдал этот приказ. Не хладнокровный стратег, а безжалостный завоеватель.
- Как тебе удалось выплатить кредит? - четко и резко спросил он.
Эви очень медленно повернула голову, глядя на него через плечо, в ее потемневшем взгляде читалась беззащитность и боль.
- Я продала свой дом, - наконец ответила она и вышла.
Глава 17
Роберт бросился было за Эви, но потом остановился. Выругался и со всего маху впечатал кулак в столешницу. Сейчас он все равно ничего не смог бы ей объяснить, пока нет. Каждая клеточка его тела умоляла остановить Эви, но он принудил себя этого не делать и позволил ей уйти. Он просто стоял и слушал, как тихо хлопнула дверца пикапа, а затем заурчал оживший двигатель. Она не стала демонстративно вращать колесами, заставляя машину работать на холостом ходу или использовать другие подобные приемчики, нет, она просто сдала назад до самого конца подъездной дорожки и, развернувшись, умчалась прочь, по-видимому, не имея ни малейшего желания устраивать тут представление.
Боже! Она продала свой дом. Безумство ее безрассудного поступка поразило его, и внезапно с ослепляющей ясностью он осознал, что она никогда не была связана с Мерсером, ни в коей мере. Женщина, готовая зарабатывать деньги на измене стране, ни за что не стала бы продавать свой дом, чтобы выплатить долг. Да, может, она и бросала свой причал среди дня, чтобы встретиться с Мерсером на озере, но наверняка это не более, чем ужасное совпадение. Эви совершенно ни в чем не замешана, а его хитроумные интриги стоили ей родного очага.
Что бы он ни сказал, сейчас она ничего не стала бы слушать, но вот потом, когда ему удастся уничтожить это гнездо предателей и засадить Мерсера за решетку, он вынудит ее понять, почему поставил под угрозу ее право выкупа по закладной. То, что он подозревал Эви в шпионаже, было еще одним скалистым рифом, который ему предстояло преодолеть, проявив мастерство навигации, если он намеревается ее вернуть. О, он ничуть не заблуждался в том, что вновь завоевать ее расположение будет не так-то просто, но наградой за это станет сама Эви, а Роберт Кэннон не признавал отказа в том, чего действительно хотел. А хотел он Эви, нуждаясь в ней так сильно, как никогда ни в чем и ни в ком за всю свою жизнь.
Безусловно, он должен возместить нанесенный ей ущерб, однако в данном случае ему одними извинениями и объяснениями не отделаться. Эви самая немеркантильная особа из всех, кого он когда-либо встречал, да к тому же с обостренным чувством справедливости, а потому предложение о денежной компенсации она, скорее всего, с негодованием отвергнет. Можно выкупить ее дом у новых владельцев - конечно, поначалу они наотрез откажутся, хотя, цинично предположил он, если предложить им двойную цену, это решит дело в его пользу, - и подарить ей, правда, сам Роберт предпочел бы, чтобы у Эви был новый дом, большего размера. Самое простое решение подарить ей его собственный. Для него тот мало что значил, так как при желании он в состоянии купить недвижимость где угодно, но вот Эви нуждалась в корнях, в месте, которое принадлежало бы ей и только ей. Таким местом вполне может стать просторный загородный коттедж, убежище, куда они могли бы сбегать, чтобы передохнуть от суматохи и шума Нью-Йорка, жилье, где Эви могла бы остановиться, если бы захотела навестить Бекки.
Роберт нагнулся, достал из мусорной корзины сложенный листок, будь он неладен, и прочитал. Три лаконичных предложения, Фелис, как всегда, суперпрофессиональна и оперативна. С кредитом уже больше ничего нельзя было сделать, и секретарь, осознавая это, уведомила шефа, отправив сообщение по факсу, вместо того чтобы позвонить, полагая, что не стоит попусту тратить время - как свое, так и его - на разговор. Таким образом, он сразу же получил информацию, но ответить мог на досуге. Фелис настоящий гений, когда дело касается экономии драгоценных секунд рабочего дня, и, как следствие такого рационализма, у нее оставалось больше времени на то, чтобы посвятить его действительно важным вещам. В данном же случае ее ловкость в достижении сверхпроизводительности в сжатые сроки не только не принесла пользы, но, вполне возможно, стоила ему Эви.
Нет. Что бы ни случилось, но он не позволит Эви уйти.
Эви вела машину практически на автопилоте, отчаянно стараясь держать себя в руках, чтобы не лишиться остатков самообладания. Она попыталась отвлечься и ни о чем не думать, но это оказалось невозможно. Как в одно и то же время можно испытывать столь жуткое оцепенение и столь страшную боль? И эта боль ощущалась так явно, будто ее действительно сильно избили, от чего теперь все тело словно разрывало на части. Никогда раньше она не чувствовала такого сильного одиночества или такого холода и опустошения. Жар солнечных лучей скользнул по ее коже, но и ему не под силу согреть ее. Создавалось впечатление, что странный холод и пустота пробирают ее до самых костей.
Почему? Она так и не спросила Роберта об этом, но и думать о мотивах, побудивших его так поступить с ней, не могла. И вообще, ничто из того, что он мог бы сказать ей, больше не имело значения. Потому что единственным неопровержимым фактом являлось то, что Роберт ухаживал за ней по причинам, не имевшим ничего общего ни с любовью, ни даже с влечением плоти. Он самым банальным образом использовал возникшую между ними близость, которой сознательно добивался, чтобы получить допуск к необходимой ему информации, и, получив желаемое, обратил эти сведения против Эви. Но как он вообще узнал о кредите? Эви предположила, что выяснить это можно было из отчета о кредитных операциях, однако более правдоподобным ей казалось то, что он понял это из бумаг, лежавших в ее письменном столе. Он имел предостаточно возможностей сделать это - да хотя бы в свой первый визит к ней домой. Она хорошо помнила, что тогда он подвез ее, чтобы она могла сменить одежду после того, как Джейсон свалился в воду, и Эви ненадолго оставила Роберта одного, пока принимала душ и переодевалась.
Она не очень хорошо понимала, с чего бы это он нацелился на ее причал, да и, впрочем, ей было все равно. Она подумала, что, скорее всего, дело в обыкновенной жадности, завистливом стремлении прибрать к рукам то, что принадлежит другим.
Как оказалось, она вообще плохо знала Роберта Кэннона.
Когда она наконец-то добралась до своего дома, то ею по-прежнему владело странное спокойствие, а глаза оставались сухими. Однако же нет, это больше не ее дом, а Кэмпбеллов. Словно во сне она отперла дверь и зашла внутрь, бросила взгляд по сторонам, отметив привычные вид и убранство… а потом вдруг стрелой метнулась в ванную комнату. Эви склонилась над унитазом, и ее тут же вырвало утренним кофе, хотя болезненные спазмы еще долго продолжали сотрясать тело даже после того, как желудок полностью опустел.
Когда рвотные позывы прекратились, Эви, совершенно обессилев, повалилась на пол. Она понятия не имела, сколько так пролежала, погрузившись в оцепенение от изнеможения и душевной боли, а потом пришло время слез. Она сжалась в тугой клубок, подтянув к груди колени, словно стараясь стать как можно меньше и незаметнее, и сотрясалась всем телом от сильных резких рыданий, которые рвались наружу. Она плакала до тех пор, пока снова не почувствовала себя плохо, после чего ее опять вырвало.
Прежде чем она, пошатываясь от слабости, смогла подняться на ноги, прошло немало времени. Ее веки покраснели и опухли, но зато теперь она успокоилась настолько, что даже засомневалась, а наступит ли день, когда она вновь будет способна ощущать что-либо. И, о Боже, она надеялась, что нет!
Эви быстро разделась, сбросив одежду прямо на пол. Она выбросит ее позже; Эви решила, что больше никогда не оденет не то что эту юбку, но и любой другой предмет, который был на ней прошлой ночью. К тому времени, когда она встала под душ, ее всю трясло, да еще пришлось ждать, пока нагреется вода. Омывавший дрожащую фигурку ледяной поток воды мало отличался от температуры ее кожи и не был способен прогнать смертельный холод, пронизывающий до самых костей.
Она бы простояла так весь день, парализованная отупляющей болью, но наконец пошла горячая вода, прогнав отупение. Ей больше ничего не хотелось, кроме как улечься в постель, закрыть глаза и обо всем забыть, но это не выход. Она бы не забыла. Никогда не смогла бы забыть. И даже останься она в душе навсегда, ей никогда не смыть со своего тела его прикосновений, как не изгнать из головы воспоминаний о нем.
Роберт вообще никогда не хотел ее. Ему был нужен только причал.
Причал. Ее измученный рассудок вцепился в эту мысль с отчаянной признательностью. У нее все еще есть ее причал, единственное, что пока не лежало в руинах, в которые Роберт Кэннон превратил ее жизнь. И неважно, насколько велик нанесенный им вред, он еще не победил.
Отдавая дань многолетней привычке, Эви стала неторопливо собираться, намереваясь выйти на работу. Тщательно высушив волосы полотенцем, она встала перед зеркалом в ванной и тщательно расчесала спутанную гриву, а потом заплела пряди в косу. В зеркале отражалось ее собственное лицо, бледное и невозмутимое, с которого на нее взирали потухшие и бездушные, словно два черных омута, глаза. Смерть Мэтта хоть и опустошила ее, но где-то глубоко в душе оставила свет его любви. На этот раз у нее не было и этого. Нежная забота, которую Роберт выказывал ей, лишь иллюзия, созданная им, чтобы обмануть ее. Страсть между ними, по крайней мере, с его стороны, не более чем хитроумная комбинация потрясающего секса и сложного, запутанного, словно лабиринт, сценария, написанного лишь для нее одной. Х-м-м… У этого мужчины мог бы поучиться и сам Макиавелли.
Роберт сумел разрушить все защитные барьеры, которыми она надежно ограждала себя в течение многих лет. Она-то думала, что не вынесет еще больше боли, но благодаря ему поняла, что ее способность переносить страдания выходит далеко за рамки воображения. И, в общем-то, то, что случилось, не смертельно. Ей просто придется восстановить стены, сделав их более крепкими и высокими, чем прежде, чтобы уже никогда и никому не удалось проникнуть за них снова. Пусть это займет немало времени, в конце концов, его у нее в избытке, ведь ей предстояло до конца жизни вспоминать Роберта Кэннона и то, как он использовал ее.
Эви скрыла воспаленные, опухшие глаза за стеклами солнцезащитных очков и поехала к причалу, и, так как не хотела попасть в аварию из-за собственного невнимания, особо тщательно следила за дорогой. У нее не было никакого намерения погибнуть в автокатастрофе и тем самым подарить Кэннону столь желанную победу.
Когда она добралась до места, там все выглядело странно обыденным. Эви посидела в пикапе, в течение нескольких секунд пристально изучая взглядом все вокруг, испытывая смущение от такого постоянства и монотонности течения жизни. С тех пор как она уехала отсюда, прошел совсем короткий промежуток времени, а ей казалось, будто это случилось много недель назад, а не прошлым вечером. Но как бы то ни было, это ощущение не проходило.