Глава 9
Остаток трапезы проходит в молчании. Алтонгирел больше ничего не рассказывает из своего видения, а мы не расспрашиваем. Во-первых, все понимают, что ему нельзя говорить лишнего, а во-вторых, еще разнервничается, опять психанет… ну его. Эцаган сидит мрачный, Сашка пытается всех развеселить какими-то анекдотами, но вскоре осознает, что ничего не выйдет.
Наконец являются местные безбородые Старейшины и просят аудиенции Императорского духовника. Азамат начинает их отговаривать, ссылаясь на то, что Алтонгирелу нездоровится, но тот только отмахивается, с некоторым трудом встает и уходит вместе с другими духовниками.
– Чего они от него-то хотят? – спрашиваю.
– Пообсуждать мою судьбу, – безрадостно отвечает Азамат. – Правда, боюсь, они не вовремя. Если Алтонгирел и правда только что про мое будущее что-то узнал, до встречи с Ажгдийдимидином будет молчать, как лесной демон… Хотя в свете последних событий это не самое лучшее сравнение, – с ухмылкой заканчивает он. – Я бы, правда, не отказался узнать, что он имел в виду под вторым ребенком. Что-то мне не нравится, как он это преподнес.
– Я думаю, он просто, как всегда, не ожидал от меня ничего хорошего, – ухмыляюсь. – Наверное, я залетела на этой неделе… или, может, на следующей залечу. Алтоша и вообще-то склонен все драматизировать, а когда ему плохо, так тем более. Не переживай. Ты ведь не гуляешь налево, правда?
Азамат давится и долго не может прокашляться.
– Лиза, ты что! – сипит он наконец. – Ты как обо мне думаешь вообще?!
– С удовольствием, – смеюсь. – Расслабься, я пошутила!
– Хорошенькие шуточки. – Азамат угрюмо вытирает салфеткой слезящиеся глаза. – За такие шутки мужику могут и хребет переломить, знаешь ли. И уж точно проклянут.
– Азаматик, да ты обиделся на меня, что ли? – Протягиваю руку погладить его по голове, но он отстраняется. – Ого, как тебя разобрало… Ну прости, ты же знаешь, я ничего подобного о тебе не думаю… Просто сморозила глупость, у меня иногда странные шутки.
Азамат вздыхает и с явным усилием превозмогает себя.
– Я понимаю, что ты не хотела меня обижать и не думаешь, что я тебе изменяю. Но очень тебя прошу больше так никогда не говорить. Ты, видимо, не представляешь себе, насколько это оскорбительно.
– И правда не представляю, – соглашаюсь. – А еще я кое-чего не понимаю.
– Спрашивай. – Азамат вытягивается на подушках, пристраивая голову рядом с Алэком. – Однако давно я так не злился… Привык к хорошему обращению, нечего сказать, надо как-то сдерживаться. Так чего ты не понимаешь?
– Мне уже как-то стремно спрашивать. Ну ладно, попробую… Вот есть у вас этот обычай, что, если замужняя женщина длинные волосы носит, значит, верная. Получается, если она коротко стрижется, то все знают, что она мужу изменяет, так ведь?
– Не совсем. Короткие волосы означают, что она не чувствует обязательств перед мужем, а значит, может изменить, особенно за деньги.
– Хорошо, – киваю, – даже если так. Все равно выходит, что нет ничего зазорного в измене. Раз можно это вот так взять и напоказ выставить.
Азамат изгибает бровь, всматриваясь в меня.
– Это, естественно, работает только с красивыми женами, – наконец поясняет он, и по тону понятно, что речь идет о совершенно очевидных вещах.
– А с красивыми мужьями?
– То же самое. Они, конечно, волосы для этого не стригут, но красивый муж может изменять некрасивой жене, его никто не осудит. Но, Лиза, я обиделся не из-за этого. Измена – это, конечно, отвратительно, и я бы никогда так не поступил, но ведь ты имела в виду нечто иное. Ты предположила, что у меня может быть ребенок от какой-то другой женщины.
– Только не заводись опять, – поднимаю руку в предостерегающем жесте. – Я просто глупо пошутила. Но вообще дети иногда становятся следствием супружеской измены, как это ни удивительно.
Азамат все-таки снова хмурится.
– Возможно, у вас к этому как-то проще относятся, но я тебе очень не советую шутить на подобные темы здесь, на Муданге. Даже для тебя это может кончиться плохо. Обвинить мужчину в том, что у него есть внебрачные дети, – это… невероятно унизительно. Я даже не знаю, с чем сравнить. Дети не от жены могут быть только у того, кто не может содержать жену, понимаешь? У кого не хватает денег расплатиться за беременность, и он делает ребенка на стороне, по дешевке. Или просто не умеет держать штаны застегнутыми. Это гнуснейшее оскорбление достоинству мужчины.
– Азамат, но ты же понимаешь, мне бы и в голову не пришло говорить тебе такие гадости, – развожу руками.
– Понимаю, понимаю, – вздыхает он. – Ты сама знаешь, как трудно сдержать первую реакцию. Прости, я тоже хорош, взъелся на пустом месте, знаю ведь, что ты ничего плохого не хотела сказать.
– Ладно, не расстраивайся. Главное, что мы все выяснили. – Укладываюсь на подушки по другую сторону от Алэка, наше с Азаматом дыхание ерошит волосенки на голове мелкого. – День был долгий, еще Алтоша этот со своими пророчествами… Ты, кстати, небось с ним полетишь в столицу?
– Ну, мне было бы интересно знать, к какому выводу они там придут. И потом, я хотел захватить скрытую камеру, я знаю, кто хорошие делает, чтобы наш лесной приятель не заметил, а мы бы его запечатлели во всех видах.
– Ты думаешь, он все-таки демон?
– Вот заодно и узнаем.
В результате в Ахмадхот мы летим снова всей честной компанией, потому что Тирбиш за обедом объяснил Сашке про туннель под Ахмадульскими горами, и тот загорелся желанием проехаться на монорельсе. А уж когда оказалось, что тот же самый монорельс проходит через Великие Леса… В общем, мне тоже покататься захотелось. Азаматова матушка к нам радостно присоединилась, потому что монорельс идет до самого Худула, а там уж до ее деревни можно машину нанять.
Алтонгирел возвращается от Старейшин еще мрачнее, чем уходил, и молчит всю дорогу, даже просьбу подвинуться показывает жестами. Эцаган осторожно интересуется, хорошо ли дорогой друг себя чувствует и, может, ему, Эцагану, не садиться к нему на колени, а нанять в Долхоте еще унгуц. Алтонгирел в ответ просто дергает Эцагана на себя, после чего мрачно упяливается в окно, полностью игнорируя живой груз на коленях. По прилете в столицу он сразу направляется к Дому Старейшин. Азамат ловит его за рукав.
– Я тебе настоятельно советую пойти сразу к Ажгдийдимидину, – тихо наставляет он.
– Тебе не кажется, что я лучше знаю, к кому пойти? – огрызается Алтонгирел.
– Не кажется. Тебе нужен совет и поддержка, а твой наставник не слишком хорошо умеет предоставлять такие вещи.
– Кто бы говорил! – выпаливает Алтонгирел, вырывается и почти бегом мчится прочь.
К счастью, свидетелями этой сцены стали только Эцаган, Алэк и я. Остальные уже потянулись во дворец или по домам.
– По-моему, кто-то забыл, что вышел из подросткового возраста, – озадаченно тяну я.
– Мне кажется, я его чем-то обидел, – делится соображениями Азамат.
– Тебе сегодня весь день обиды мерещатся, – говорю.
– Я думаю, его расстроило то, что он увидел в будущем, – хмуро предполагает Эцаган. – Пойдемте, он там надолго, а потом захочет побыть один дома.
Мы расходимся: я с Алэком – в жилую часть, а мужики – в офисную, поработать остаток вечера.
В гостиной мама с Сашкой уже расположились за буками и вешают в блоги фотографии и дневные впечатления, потягивая чаек. Я закрываюсь в спальне, располагаюсь с Алэком на гигантской нашей кровати, обкладываю его игрушками и самозабвенно воркую до полного отупения. Зато настроение поднимается. Детенок такой улыбчивый, квакает негромко, трясет резной погремушкой. Сам он, правда, пока не хватает все вокруг, но, если в руку засунуть, интересуется. И за моими движениями взглядом следит сегодня. Вчера еще не следил. Сижу хихикаю вместе с ним, забавно, человек растет.
В дверь робко скребутся, и Алэк так резво оборачивается на звук, что я уже жду, сейчас скажет "Войдите!" – но приходится все-таки самой.
Заходит Орива. При виде Алэка она широко улыбается и машет рукой. Он задумчиво пару раз сжимает-разжимает кулачок над головой.
– Ой, он мне помахал, – радуется Орива, присаживаясь на краешек кровати. – Ничего, что я вас отвлекаю?
– Да ты не отвлекаешь, – говорю. – Ты интересный объект для рассматривания. Ну-ка помаши еще рукой…
– Ого, да он за мной следит! Надо же, такой маленький… Он у вас прямо не по дням, а по часам растет!
– Кстати, – вспоминаю я. – Все собираюсь у кого-нибудь спросить. С какой скоростью у вас дети растут? Год-то в два раза длиннее, чем у нас. Вот, например, когда дети ходить учатся?
– Примерно в годик, хотя все по-разному. У моей сестры старший до полутора ползал.
– Погоди, до полутора муданжских лет?
– Ну а каких же?
– Эммм… А такого, чтобы, скажем, в девять месяцев вставали – не видела?
– Да я не то чтобы много детей видела, – пожимает плечами Орива. – Но в девять, мне кажется, рановато. В пятнадцать – двадцать пять больше похоже. А что, земные дети быстрее растут?
– Пожалуй, да… – чешу в затылке. – Яна ничего по этому поводу не говорила?
– Не знаю, она ворчит все время, когда детей осматривает, особенно совсем маленьких, неразборчиво так ворчит, да и часто не по-муданжски, так что я не понимаю ничего. Но, может, вы и правы, она поначалу удивлялась, что дети старше, чем кажутся. Вообще, скорее бы уже вы снова к работе приступили. Вы и говорите понятнее, и детей реже лечите, а Яна все время.
– Ну, естественно, она по ним специалист. А что тебе не нравится? Не любишь детей?
– Не люблю родителей, – морщится Орива. – Тетки все сумасшедшие после родов, как мои сестрицы. А мужики трясутся и под руки суются, думают, они лучше знают, как их детей лечить, потому что вгрохали в них дикие деньги. Ой, простите! – Она быстро закрывает рот ладонью. – Я не про вас. Но знаете, бывают такие…
Я хохочу.
– Да уж, могу себе представить. Я-то гормональные стабилизаторы пью, но если ты вдруг заметишь, что я рехнулась, обязательно предупреди остальных земных целителей!
Орива краснеет, но хихикает.
– Ой, ладно, что-то я заболталась. Вообще-то пришла с вами посоветоваться.
– Советуйся. – Я пересаживаюсь на кровати поудобнее и подгребаю мелкого, чтобы Орива могла с ногами залезть.
Она долго устраивается, складывает ноги и как-то мнется. Странно, ее обычно трудно смутить.
– Я вот слышала, – осторожно начинает она, – что земные женщины получают удовольствие от секса.
И замолкает. Я прыскаю.
– Правильно слышала, небось от меня же или от Янки.
Она смущенно пожимает плечами. Потом снова собирается с силами и продолжает.
– А это врожденное, или можно как-то… ну…
– Не знаю, – говорю. – У нас считается, что если женщина не получает удовольствия, то либо у нее мужик идиот, либо надо лечиться. А почему с вами такая история – это я не в курсе. Я же не ученый, а практик. Тут надо исследования проводить… А чего это тебя вдруг любопытство разобрало?
– Да тут один парень мне все предлагает… Деньги-то его мне не нужны, у меня теперь денег куча. Но он такой забавный, я все думаю, может, правда дать ему, а потом думаю, да ну, только расстроюсь…
– А ты вообще когда-нибудь пробовала?
– Естественно, дома-то на островах только с этого и жила. Видите, насколько противно было – аж в столицу приехала работать, только бы эти рожи похотливые не видеть! – Орива передергивает плечами в отвращении. – Не понимаю, как это может быть приятно…
– А ты пробовала с мужчиной, который тебе нравится?
– Так мне до сих пор никто не нравился! Потому и пришла за советом, я кроме вас больше ни одной женщины не знаю, которая к мужу бы хорошо относилась.
– Еще одну такую женщину ты точно знаешь, это Гарнетка, – говорю. – Ладно, подай-ка мне бук, он у тебя за спиной стоит. Ты как, на всеобщем чуток понимаешь?
– Немножко нахваталась…
– Сейчас я тебе накачаю энциклопедий… для начинающих, так сказать. Видео, с субтитрами. Кстати, Старейшины сейчас над словарем работают, со всеобщего на муданжский. Он пока не закончен, но у меня есть предварительный вариант, я тебе его скину, поможет разобраться. Только не давай никому, пускай дождутся официального.
Орива подползает поближе и следит за тем, как я складываю в корзину один фильм для молодоженов за другим.
– Я вам что-нибудь должна? Вы же покупаете…
– Да ну, там гроши. Лучше просто расскажешь, что из этого выйдет.
Орива удаляется вся в предвкушении новых знаний, сжимая в кулаке флешку в виде сердечка – у Азамата в коллекции разные есть.
Муж мой приходит, как и обещал, не поздно. От него веет прохладным ночным воздухом.
– Ты с улицы, что ли? – спрашиваю, потягивая носом.
– Да, заходил к Алтонгирелу, проверить, как он.
– И как?
– Ничего, хандрит, но с ума не сходит. Эцагану позволил остаться, это хороший признак. Но на меня даже не смотрит, я уж не знаю, что и думать. И не признается ни в какую, в чем дело. Сказал только, что с тобой все будет хорошо и что этот загадочный второй ребенок будет здоровый, и почему-то рассмеялся как-то нехорошо после этого.
Пожимаю плечами.
– Душа Алтонгирела – потемки. Небось девочка будет, вот он и бесится.
– Если бы только он, – вздыхает Азамат, присаживаясь рядом со мной, и поглаживает уснувшего Алэка по пузу. – Я еще к Ажгдийдимидину зашел. Кстати, оказалось, что Алтонгирел все-таки меня не послушал и обратился за советом к своему наставнику. А тот – ты не поверишь – сам никогда таких предсказаний, как Алтонгирел, не получал! То есть теперь Алтонгирел у нас официально превзошел учителя, представляешь! – Азамат так радуется, как будто за собственного сына. Но тут же грустнеет. – Это мне Эцаган рассказал, а Ажгдийдимидин теперь на меня тоже волком смотрит. Алтонгирел к нему в итоге пришел, куда деваться, раз наставник без понятия… и рассказал, что увидел в будущем. Ох, Лиза, мне прямо не по себе делается. Старейшина всегда такой спокойный, всеведущий, язвит иногда, но это духовники все любят. А тут смотрит на меня как на предателя. Я уж и так, и этак, по-всякому просил, намекните, может, я еще не так поступлю, все исправлю… А они только головами мотают оба и взглядами сверлят. Получается, вариантов нет, я обязательно сделаю что-то плохое?
Я притягиваю его к себе и крепко прижимаю.
– Кто их разберет, духовников ваших. Помнишь, как Алтонгирел на меня смотрел вначале? А потом оказалось, что он все не так понял. Мало ли что ему там привиделось в пророчестве. Боги шутят. Наверняка они только кусочек видели, а цельная картина совсем другая. Ты лучше думай о приятном: у нас будет еще ребенок. Тебе даже обещали, что здоровый. А остальное приложится.
Азамат кивает, возя ухом по моему виску, и я чувствую, как постепенно его сердце перестает бешено колотиться.
Горная цепь Ахмадул тянется с юга на север почти от побережья и до самого Худула. Это очень старые горы, срытые и прогрызенные ветром и поросшие щетиной хвойных лесов. Великая река Ахмадмирн промыла в хребте долину, в которой покоится столица Муданга. Вокруг на много сотен километров простирается степь, по которой кочуют скотоводы, а к югу, ближе к джунглям, где влажно, лиственные леса чередуются с садами. Монорельс начинается с востока от Ахмадхота и некоторое время идет по пещерам под горами. Освещение там слабое, но видно, как блестят какие-то кристаллы в стенках, а когда поезд выезжает в пещеры побольше, там вообще красота со сталактитами и каменным звездным небом над головой. Поезд идет день, ночь и еще один день. Пещеры заканчиваются к вечеру первого дня. В сумерках состав выезжает в степь, и можно наблюдать во всей красе, как солнце опускается в море ковыля, плавно переходящее в океан Гэй.
Ночью степь постепенно сменяется лесом, правда, совсем другого свойства, чем на юге. Основу его составляют гигантские древние деревья, а населяют его не менее древние причудливые твари из тех, которых мы видели в музее. Поезд по этим местам тащится медленно, позволяя получить массу впечатлений от диковинной флоры, а иногда и фауны. В темноте среди стволов то и дело мелькают горящие глаза, как в сказочном мультике, а гигантские деревья, которые даже мама не может определить, нависают жутковатыми силуэтами на фоне звездного неба. Поезд то и дело проезжает короткие туннели – это вздыбленные корни исполинских растений. Вагончики монорельса передвигаются почти бесшумно, и, если открыть форточки, воздух наполняется душераздирающими звуками – пронзительным уханьем, тоскливым воем, кровожадным рычанием…
Мы форточки быстро закрываем, занавески задергиваем и ложимся спать. Из соседнего вагона изредка доносятся звон и пьяное пение, но тихо, так что спать не мешает, а мелкого мы не взяли. Азамат организовал для нас пустой вагон, а вообще их в составе десять, и все заполнены. Теперь, когда нет опасности, что джингоши тормознут поезд и отберут товар, южане кинулись торговать с севером. Осенью-то поток не большой, в это время и в Худульской области урожай есть, а вот зимой будет торговля – к Старейшинам уже обратились с просьбой добавить к худульскому поезду еще десять вагонов для товара.
Утренний лес не такой жуткий, хотя совсем не похож по составу на прочие леса, в которых мне приходилось бывать.
– Троходендрон, – глубокомысленно изрекает мама, пристраивая камеру на краю форточки. Сашка ржет, как подросток. Мама меняет камеру на бинокль и продолжает комментировать: – А вот магнолии пошли, целая куртина! Смотри, какие цветочищи!
Азамат переспрашивает у меня значение ее реплики, после чего заносит в блокнот слово "цветочищи" – в тот же столбик, что "кошище" и "человечище". Последнего термина удостоился он сам, а кошище несколько минут назад вышло из леса поглядеть на наш поезд. Если до того мама все страдала, что нельзя остановиться и пощупать палеоценовую растительность вблизи, то после явления местного хищника решила удовлетвориться съемкой из окна.
– Как же вы тут раньше жили? – задает риторический вопрос Янка. – Когда тут такие твари водятся…
– Люди раньше были крупнее, – доходчиво поясняет Азамат.
Янка на него неприлично выпучивается:
– Что, еще крупнее?!
Азаматова матушка покатывается со смеху.
– О-о, о-о-о! – вопит мама, щелкая камерой. – Я знаю, это древовидные папоротники!!!
Мы с Сашкой и Янкой тоже прилипаем к стеклу и наблюдаем, как нам вслед машут исполинские папоротничьи вайи. Стекла на всех хватает: вагончик весь прозрачный, кроме пола. Азамат только посмеивается, глядя на наш энтузиазм.
– Азамат, – подзывает его мама, – это дерево юг расти?
– Нет. – Он мотает головой. – Только здесь, в Великих Лесах.
– Странно. – Мама стилусом черкает заметку на экране камеры. – А зима листья ронять?
– Нет, – подумав, отвечает Азамат. – Здесь близко море, а в нем недалеко действующий вулкан, и на дне много курильщиков. Вода теплая, поэтому тут зимой не очень холодно. Снег редко выпадает.
Мама сосредоточенно его слушает и часто кивает. Общение явно идет этим двоим на пользу в смысле изучения языков.
– Э-эх, всегда мечтал залезть на секвойю, – вздыхает Сашка, окидывая тоскливым взглядом пейзаж. – Может, если на танке заехать, не сожрут?