Р оман Лорен Оливер - это ошеломительная история любви, произошедшая в мире, где любовь под запретом. Когда-то любовь была самой важной вещью в мире, люди могли отправиться на другой конец света, чтобы найти её. Они лгали во имя любви, даже убивали ради неё. Но, наконец, был найден способ лечения - его назвали Исцелением. Теперь всё иначе. Учёные в состоянии забрать у любого человека способность любить, и правительство постановило, чтобы каждый, достигший 18 лет, прошёл через процедуру Исцеления.
Лина Хэлоуэй всегда с нетерпением ждала, когда же наступит день ее Исцеления. Жизнь без любви - это жизнь без боли, размеренная, заранее спланированная и счастливая. Но за 95 дней до Процедуры с Линой происходит невероятное - она встречает Алекса. В результате Лине сначала приходится бороться с собственными предрассудками, а потом и в открытую бросить вызов обществу.
Огромная благодарность моему другу и лучшему в мире редактору Linnea. Эва, я тебя люблю!
sonate10
Содержание:
Лорен Оливер - DELIRIUM/Делириум 1
Глава 1 1
Глава 2 1
Глава 3 3
Глава 4 5
Глава 5 7
Глава 6 12
Глава 7 15
Глава 8 17
Глава 9 20
Глава 10 26
Глава 11 30
Глава 12 32
Глава 13 34
Глава 14 37
Глава 15 40
Глава 16 44
Глава 17 45
Глава 18 48
Глава 19 51
Глава 20 55
Глава 21 57
Глава 22 60
Глава 23 63
Глава 24 65
Глава 25 67
Глава 26 69
Глава 27 70
Благодарности 74
Об авторе 74
Примечания 74
Лорен Оливер
DELIRIUM/Делириум
Всем тем, кто в прошлом заразил меня amor deliria nervosa - вы знаете, кто вы.
Всем тем, кто заразит меня в будущем - жажду узнать, кто вы.
И тем и другим: спасибо.
Делириум, делирий (от лат. delirium безумие, помешательство) - галлюцинаторное помрачение сознания с преобладанием истинных зрительных галлюцинаций, зрительных иллюзий, образного бреда, двигательного возбуждения при сохранности самосознания.
Глава 1
Самая опасная болезнь - та, при которой мы чувствуем себя здоровыми.
- Пословица 42, Книга Тссс
Шестьдесят четыре года назад президент Консорциума дал определение любви как заразной болезни. Потом учёные разработали Исцеление, а сорок три года назад довели его до совершенства. Вся моя родня уже прошла через Процедуру. Старшая сестра Рейчел - девять лет назад. Теперь она полностью здорова и свободна от любви. Это такой долгий срок, что, по её утверждениям, она даже не помнит симптомов. Через девяносто пять дней подойдёт срок и для меня - 3 сентября, в мой день рождения.
Многие боятся Процедуры. А некоторые даже сопротивляются. Но я не из таких, я жду её с нетерпением. Будь моя воля - отправилась бы уже завтра. Но надо, чтобы тебе исполнилось восемнадцать, а иногда необходим и более долгий срок - вот тогда успех гарантирован. Не то Процедура может пойти вкривь и вкось: случались и мозговые травмы, и частичные параличи, наступала слепота, а то и ещё что похуже.
Мне как-то не нравится сознавать, что моя кровь отравлена. Честное слово, иногда даже кажется, будто я чувствую, как она струится по моим венам - дурная, испорченная, словно прогорклое молоко. В такие моменты я чувствую себя нечистой. Перед глазами так и встают жутковатые картинки детских истерических припадков. Или вспоминаются люди, не желающие лечиться. Вижу одержимых болезнью девушек: они скребут ногтями асфальт, рвут на себе волосы, а из оскаленных ртов капает слюна.
И конечно же, на ум приходит моя мать.
После Процедуры я буду вечно спокойна и счастлива. В безопасности. Так говорят все - учёные, моя сестра и тётушка Кэрол. Сначала пройду через Процедуру, а потом мне подыщут пару - аттестаторы найдут подходящего парня. Через несколько лет мы поженимся. С недавнего времени мне даже начала сниться моя свадьба: я стою под белым балдахином с цветами в волосах. Держу чью-то руку, но когда поворачиваюсь, чтобы взглянуть на него, лицо стоящего рядом со мной смазывается, словно в потерявшей фокус камере, и я не могу разглядеть черт. Но его руки холодны и тверды, а сердце в моей груди бьётся ровно и спокойно. Во сне я точно знаю - так оно будет биться всегда, в одном и том же ритме; не будет прыгать, не будет нестись галопом, не будет замирать; лишь ровное "тук... тук... тук..." - и так пока я не умру...
...В безопасности и не зная боли.
Но так хорошо было не всегда. В школе нас учили, что в старые времена, в тёмные дни, люди не сознавали, что любовь - это страшная, смертельная болезнь. Очень-очень долго она считалась чем-то прекрасным, о ней мечтали и её приход принимали с восторгом. В том-то и дело! Тем-то она и опасна. "Болезнь влияет на твой мозг, так что ты не можешь ясно мыслить и не в состоянии принимать разумные решения ради собственного блага" - таков симптом №12 из перечня под рубрикой amor deliria nervosa, в книге "Трактат о Социальной Справедливости и Стабильности", иначе называемой "Книга Тссс" , издание двенадцатое. Люди выдумывали разные другие болезни: стресс, сердечная недостаточность, синдром тревоги, депрессия, переутомление, бессонница и т.д. - не подозревая, что большинство этих симптомов легко прослеживается к их основному источнику - amor deliria nervosa.
Конечно, пока ещё здесь, в Соединённых Штатах, deliria не изжита полностью. И до того времени, когда Процедура станет совсем безопасной даже для тех, кому ещё нет восемнадцати, мы не можем считать себя полностью защищёнными. Невидимая напасть подкрадывается к нам, душит своими тонкими всепроникающими щупальцами. Я множество раз видела, как Неисцелённых тащат на Процедуру насильно. Эти люди так одержимы, так порабощены любовью, что готовы выцарапать собственные глаза или распять себя на ограде из колючей проволоки, окружающей лаборатории, только бы не расставаться со своей болезнью.
Несколько лет назад с одной девицей в день её Процедуры случилось страшное. Она умудрилась освободиться от стягивающих её пут и пробралась на крышу лаборатории. Оттуда она молча, не издав ни крика, бросилась вниз. Потом в течение нескольких дней по телевизору всё время показывали её лицо, чтобы мы не забывали об опасностях deliria. Глаза открыты, шея свёрнута под неестественным углом. Но её щека так мирно покоилась на асфальте, что можно было подумать - девица просто пристроилась поспать посреди двора. Крови вытекло на удивление мало - только одна тоненькая тёмная струйка в уголке рта.
Всего девяносто пять дней - и я избавлюсь от этого ужаса. Конечно, я волнуюсь. А вдруг будет очень больно? Скорее бы уже всё осталось позади. Терпения не хватает ждать. Ну как же, скажите, тут не нервничать - ведь я подвержена страшной болезни, хотя она меня ещё и не коснулась?
Вот я и беспокоюсь. Говорят, в старину любовь доводила людей до безумия. Просто жуть. В Книге Тссс тоже рассказывается множество историй о тех, кто, утратив свою любовь, умер, не перенеся потери. От мысли об этом просто кровь в жилах стынет.
Любовь - самая смертоносная из всех смертоносных сущностей. Она убивает в любом случае - и тогда, когда она у тебя есть, и тогда, когда её нет.
Глава 2
В борьбе с Болезнью мы должны постоянно быть на страже; физическое и душевное здоровье всей нации и каждой отдельной семьи, каждого человека зависит от нашей неустанной бдительности.
- Основные оздоровительные мероприятия - Книга Тссс, 12-е издание.
Запах апельсинов всегда напоминает мне о похоронах. Именно от этого запаха я и просыпаюсь утром в день моей Аттестации. Бросаю взгляд на будильник - шесть часов.
Серый, бледный свет. Солнце пока ещё несмело бросает свои неяркие лучи на стены спальни, которую я делю с двумя дочерьми моей двоюродной сестры Марсии. Грейс, младшая, уже сидит на своей кровати, полностью одетая и не сводит с меня глаз. В руке у неё - неочищенный апельсин, и она пытается грызть его своими мелкими молочными зубками, как яблоко. Мой желудок завязывается в узелок. Приходится закрыть глаза, лишь бы избавиться от воспоминаний о жарком, колючем платье, которое на меня напялили, когда умерла моя мать, о тихом журчании голосов, о большой, грубой руке, протягивающей мне апельсин: мол, займись им и не вздумай реветь. За время похорон я съела четыре штуки, долька за долькой, а когда осталась лишь кучка оранжевых корок, принялась и за них. Горький вкус отвлекал меня - так легче было справиться с рвущимся наружу плачем.
Я открываю глаза. Грейс наклоняется, протягивая мне апельсин.
- Нет, Грейси, - говорю я, отбрасываю одеяло и встаю. Желудок то сжимается, то разжимается, как будто с ним играет чья-то невидимая рука. - И апельсины с кожурой не едят, ты же знаешь.
Она продолжает молча мигать на меня своими огромными серыми глазищами. Вздыхаю и сажусь рядом.
- Смотри, - говорю и показываю, как надо чистить апельсин, поддевая кожуру ногтями. Из-под пальцев струится оранжевая спиралька и падает ей на колени. Всё время стараюсь сдерживать дыхание, чтобы запах мучил поменьше. Грейс по-прежнему безмолвно взирает на мои усилия, а когда с раздеванием апельсина покончено, берёт фрукт обеими руками, словно это стеклянный шар и она боится его разбить.
Я подталкиваю её локтем:
- Ешь давай. - Но она лишь молча пялится на апельсин. Ну что тут поделаешь - начинаю отделять дольки, одну за другой, и шепчу при этом, стараясь быть как можно мягче: - Знаешь, к тебе стали бы относиться получше, если б ты когда-нибудь сказала хоть одно словечко.
Она как в рот воды набрала. Впрочем, нельзя сказать, чтобы я ждала от неё ответа. Тётушка Кэрол за все шесть лет и три месяца жизни Грейс не слышала от неё не только ни единого слова, но даже ни единого слога. Кэрол думает, что у малышки что-то не так с мозгами, вот только доктора ничего не находят. "Она просто глупа, как бревно", - безапелляционно заявила тётушка, наблюдая на днях, как Грейс заворожённо крутит в ладошках ярко раскрашенный кубик, словно он какой-то необыкновенный, волшебный, и вот-вот превратится во что-то прекрасное.
Я поднимаюсь и направляюсь к окну, уходя от Грейс с её огромными пристальными глазами и тонкими быстрыми пальчиками. Мне так её жалко...
Марсия, мама Грейс, умерла. Впрочем, она всегда утверждала, что не хотела иметь детей. Это оборотная сторона Процедуры - в отсутствие deliria nervosa некоторые люди теряют желание иметь детей, они даже начинают считать это жутко неприятной штукой. К счастью, подобные случаи, когда мать или отец не в состоянии исполнять свой родительский долг и обращаться со своими детьми так, как того ожидает общество, а то, бывает, попросту топят их, или душат, или забивают насмерть - такие случаи редки.
Но аттестаторы решили, что Марсия обязана иметь двоих детей. В то время это казалось вполне обоснованным решением. Её семья имела достаточно высокие доходы, муж Марсии, учёный, пользовался уважением и признанием. Они жили в огромном доме на Уинтер-стрит. Марсия готовила еду только из натуральных продуктов, не прибегая к полуфабрикатам, а в свободное время давала уроки игры на фортепиано - просто так, лишь бы чем-то себя занять.
Но, конечно, когда мужа Марсии заподозрили в дом, что он симпатизёр, всё сразу изменилось. Марсия вынуждена была забрать детей, Дженни и Грейс, и переехать обратно, в дом её матери, моей тётушки Кэрол. Люди шептались за их спиной и указывали на них пальцами, когда те проходили мимо. Грейс, само собой, ничего этого не помнит; я бы удивилась, если бы выяснилось, что она вообще сохранила какую-то память о своих родителях.
Муж Марсии исчез ещё до суда. Наверно, он правильно поступил. Суды и разбирательства - так, для отвода глаз. Симпатизёров по большей части приговаривают к высшей мере. Если нет - то их бросают в Склепы сразу на три пожизненных срока. Марсия, конечно, знала об этом. Тётя Кэрол считает, что именно поэтому сердце её дочери остановилось - всего через несколько месяцев после исчезновения мужа Марсии. Её тогда обвинили вместо него. На следующий день после получения обвинительного акта она шла по улице и - раз! Сердечный приступ.
Сердце - штука нежная. Вот почему с ним надо обращаться осторожно.
Сегодня будет знойный день, точно знаю. В спальне уже жарища, и когда я открываю окно, чтобы избавиться от запаха апельсина, воздух снаружи густой и вязкий, как повидло. Глубоко вдыхаю, ощущая чистые запахи водорослей и мокрой древесины, прислушиваюсь к отдалённым крикам чаек - вон они, безостановочно кружат за низкими, серыми зданиями, над заливом. Где-то заводится мотор автомобиля, и я вздрагиваю.
- Нервничаешь перед Аттестацией?
Оборачиваюсь. Тётя Кэрол стоит в дверях, сложив на груди руки.
- Нет, - говорю. Вру, конечно.
Она улыбается короткой, беглой улыбкой.
- Не волнуйся. Всё будет как надо. Прими душ, а я потом помогу тебе как следует причесаться. Ответы на вопросы повторим по дороге.
- О-кей.
Тётушка продолжает пялиться на меня. Я ёрзаю, вцепляюсь ногтями в подоконник за спиной. Терпеть не могу, когда меня вот так вот разглядывают. Вообще-то, хорошо бы к этому привыкнуть. Ведь на экзамене четыре аттестатора будут тщательно рассматривать меня чуть ли не два часа кряду. А на мне тогда будет лишь тонкая капроновая роба, полупрозрачная, как больничная марля - чтобы они могли видеть моё тело.
- Семь или восемь, по моим прикидкам, - скривив губы, говорит тётушка. Это довольно высокий балл, и я, по-видимому, должна быть на седьмом небе, если получу его. - А вот если ты не приведёшь себя в порядок, да поживее, то больше шести тебе не видать.
Последний год школы уже почти на исходе, предстоящая мне сегодня Аттестация - финальный тест. За последние четыре месяца я сдала все свои выпускные экзамены - математика, естественные науки, устный и письменный язык, социология, психология и фотография (предмет по выбору) - и через пару-тройку недель получу окончательные результаты. По-моему, я справилась неплохо, достаточно, чтобы получить направление в колледж. Я всегда была прилежной ученицей. Аттестаторы проанализируют мои достоинства и недостатки и определят, в какой колледж мне отправиться и на какую специальность.
Аттестация необходима также ещё и для того, чтобы мне подыскали пару. В следующие месяцы мне пришлют список из четырёх-пяти парней, подходящих мне по всем статьям. Один из них станет моим мужем, когда я окончу колледж - при условии, конечно, что я туда попаду. Девочки, не набравшие достаточного количества баллов для колледжа, получат свою пару и выйдут замуж сразу же после окончания школы. Аттестаторы сделают всё от них зависящее, чтобы подобрать мне парней примерно с теми же показателями, что и у меня. Они постараются избежать слишком больших различий в умственном развитии, темпераменте, социальном положении и возрасте. Это не то, что в старину, когда, бывало, случались истории, от которых волосы дыбом, когда, например, несчастная восемнадцатилетняя девушка принуждена была выйти замуж за богатого восьмидесятилетнего старца.
Лестница издаёт душераздирающий стон, и появляется Дженни, сестра Грейс. Ей девять лет, она довольно высока для своего возраста, зато очень тоща: сплошные острые углы и локти, а грудь впалая, как погнутый противень. Наверно, нехорошо в таком признаваться, но я не питаю к ней особенной симпатии. У неё такой же вечно кислый вид, что и у её матери, Марсии.
Дженни тоже останавливается в дверях и тоже пялится на меня. Во мне всего пять футов и два дюйма росту, так что - невероятно, но факт - Дженни всего на несколько дюймов ниже меня. Глупо, конечно, стесняться своих близких родственников, но горячий неотвязный зуд начинает ползти по моим рукам. Понимаю - они волнуются за меня, ведь от того, как я сегодня покажу себя, зависит, сделаю ли я хорошую партию. Дженни и Грейс до Процедуры ещё много-много лет. Если я удачно выйду замуж, то семье перепадёт кое-какая лишняя монета. Заодно попритихнут пересуды и умолкнут шепотки, четыре последних года преследующие нас, словно шорох листьев под ветром: "с-с-симпатизёр-симпатиз-з-зёр-симпатизёр-р-р..."
Хотя вообще-то все эти годы после смерти моей матери меня преследовало слово куда похуже. Словно змеиное шипение, неотступное и неотвязное, оно оставляет после себя ядовитый шлейф: "самоубийца". Неприличное слово, слово, которое можно произносить только шёпотом, исподтишка, прикрывая рот ладонью и желательно, не на открытом воздухе. И только в моих снах это слово кричит и вопит: "Самоубийца!"
Глубоко втягиваю в себя воздух, потом наклоняюсь и вытаскиваю из-под кровати пластиковую корзинку - не хочу, чтобы тётушка видела, как меня всю трясёт.
- Лина сегодня выходит замуж? - спрашивает Дженни тётушку. Её голос постоянно напоминает мне жужжание полусонных мух в жаркий день.
- Что за дурацкие вопросы, - отвечает тётушка, впрочем, без раздражения. - Ты же прекрасно знаешь, что она не может выйти замуж до тех пор, пока её не исцелят.