Но тишина длится не долго. При повороте на Конгресс-стрит до наших ушей долетает гудение сирен, оно приближается, нарастает, превращается в пронзительный вой. Хочу крикнуть Алексу, чтобы ехал быстрее, но сердце грохочет так, что я не в силах и слова вымолвить. К тому же, мой голос потерялся бы в свисте рассекаемого мотоциклом воздуха. Да и к чему? Я и так знаю, что Алекс несётся на предельной скорости. Здания по сторонам улицы сливаются в одну серую, бесформенную полосу, словно мимо нас течёт расплавленный металл. Ещё никогда город не выглядел таким чужим, отвратительным и уродливым. Сирены уже совсем близко, их вой пронзает душу, словно кинжал. В домах тут и там зажигаются огни - люди просыпаются, разбуженные шумом. На горизонте красная полоска: встаёт солнце, ржавое, словно застарелая кровь. Когти страха раздирают всё моё тело; даже в худшем своём кошмаре я не испытывала такого ужаса.
И тут словно из-под земли в конце улицы вырастают два патрульных автомобиля, блокируя нам дорогу. Регуляторы и полиция - десятки голов, рук, ног и орущих ртов - высыпают на улицу. Со всех сторон вопят голоса, искажённые треском помех, усиленные мегафонами и рупорами.
- Стоять! Стоять или мы открываем огонь!
- Держись! - кричит Алекс, и я чувствую, как напрягаются его мускулы под моими руками. В самую последнюю секунду он рвёт руль влево, и мы боком влетаем в узкий проулок. Я вскрикиваю - моя правая нога чиркает по кирпичной стене. В течение нескольких секунд, пока мы скользим вдоль стены, я лишаюсь кожи на правой голени. Но наконец Алекс обретает контроль над мотоциклом, и мы пулей несёмся вперёд. В тот момент, когда мы вылетаем из другого конца проулка, на улице показываются ещё два автомобиля и пристраиваются за нами в хвост.
Мы мчимся с такой скоростью, что у меня начинают от напряжения ныть и дрожать руки - до того трудно удержаться на сиденье. И тут на меня нисходит покой и умиротворение: мне вдруг становится ясно, что у нас ничего не выйдет. Мы оба умрём сегодня: либо от пули, либо разобьёмся насмерть - взорвёмся огромным, ужасным фонтаном огня и искорёженного металла. И когда нас будут хоронить, то окажется, что наши тела сплавились воедино, их нельзя разделить, часть меня навсегда останется с ним, часть его - со мной. Невероятно, но мысль о смерти даже не пугает меня; я почти готова умереть, готова сделать свой последний вздох, прижавшись к его спине, ощущая, как его рёбра, лёгкие и сердце движутся в такт с моими - в последний раз.
Однако Алекс, очевидно, умирать не собирается. Он находит самый узкий проулок, ныряет в него, и те два автомобиля, пытаясь затормозить, на полном ходу врезаются друг в друга; они блокируют въезд в проулок, так что теперь сюда при всём желании ни одна машина не всунется. Завывают клаксоны, в воздухе стоит резкая вонь палёной резины, от дыма у меня слезятся глаза. Но вот мы снова вырываемся на простор и гоним по широкому проспекту Франклина.
Вдали завывает ещё больше сирен: подкрепления на подходе.
Но перед нами уже разворачивается бухта Бэк Коув - тихая, серая и плоская, как стекло. Края небосвода уже тлеют розовым и жёлтым. Алекс сворачивает на Марджинел Уэй; нас начинает трясти по выбоинам разбитой мостовой, и каждый раз, когда мы влетаем в очередную яму, мой желудок прыгает вверх-вниз, а зубы едва не прикусывают язык. Мы всё ближе к границе. Сирены приближаются, их вой похож на гул растревоженного роя шершней. Только бы нам добраться до границы прежде, чем подъедут автомобили подкрепления... Только бы нам как-то проскочить сквозь заставы... Только бы нам перелезть через заграждение...
И тут, словно огромное насекомое, над нашими головами взмывает вертолёт - винты с оглушительным грохотом рвут воздух в клочья, прожектора исчёркивают тёмную дорогу зигзагами света.
Сверху обрушивается громоподобный голос:
- Приказываю вам именем правительства Соединённых Штатов Америки: остановиться и немедленно сдаться!
Справа от нас видна полоска выжженной солнцем травы: мы уже на берегу Бэк Коув. Алекс рвёт мотоцикл с дороги на траву, и мы наполовину едем, наполовину скользим по откосу вниз, в плавни, срезая путь до границы. Грязь летит фонтаном, залепляя мне глаза, рот и нос, и я кашляю в выгнутую дугой спину Алекса. Над горизонтом уже вырос полукруг солнца, похожий на огромный полуоткрытый глаз.
Справа от нас темнеет мост Тьюки, в утренних сумерках напоминающий чей-то громадный скелет. Прямо перед нами - цепочка огней на пограничных заставах. Даже с такого расстояния они кажутся гирляндой китайских фонариков - весёлых, лёгких и хрупких. За ними - заграждение, а дальше - лес, безопасность. Так близко. Только бы нам успеть!..
Слышен треск, и в темноте вспыхивает разрыв; грязь дугой взлетает в воздух. Это стреляют с вертолёта. Вот ещё один разрыв, и ещё...
- Остановиться, сойти с мотоцикла и положить руки за голову!
На дороге, огибающей Бэк Коув, появляется несколько патрульных автомобилей, за ними скрипят тормозами другие; из машин на траву высыпают полицейские - их сотни; такого количества я никогда раньше не видела. Тёмные, страшные, они похожи не на людей, а на стаю огромных тараканов.
Но мы продолжаем мчаться по узкой полосе травы, отделяющей воду от старой, разбитой дороги и пограничных застав, петляем по зарослям кустарника - с такой скоростью, что ветки обжигают меня, словно плети.
И тут Алекс останавливается на полном ходу, я ударяюсь о его спину и прикусываю язык - чувствую во рту вкус крови. Над нами грохочет вертолёт, его прожектор шарит по земле, нащупывает нас, и теперь мы прочно схвачены его лучом. Алекс поднимает руки над головой и слезает с мотоцикла, потом поворачивается ко мне лицом. В ярком белом свете его лицо жёстко и бесстрастно, будто высечено из камня.
- Что ты делаешь?! У нас ещё может получиться! - ору я, перекрывая грохот винтов и крики людей, и вой сирен, и непрекращающийся, нарастающий плеск волн - идёт прилив, - как всегда, в вечном круговращении, рождающем и уносящем, всё превращающем в пыль.
- Слушай меня внимательно. - Алекс вроде бы даже и не кричит, но я отчётливо слышу каждое его слово; и хотя на самом деле он стоит, подняв над головой руки, он как будто говорит прямо мне в ухо: - Когда я скажу тебе двигать, ты должна двигать, поняла? Тебе придётся вести эту штуковину.
- Что? Я не...
- Гражданка номер 914-238-619-3216! Немедленно сойдите с мотоцикла и поднимите руки! В противном случае мы открываем огонь!
- Лина! - говорит он так, что я сразу замолкаю. - Ограда под напряжением. Они пустили по ней ток.
- С чего ты взял?
- Молчи и слушай! - В голосе Алекса явственно слышно отчаяние. - Когда я скажу двигать, ты двигаешь вперёд. Когда скажу прыгать - ты прыгаешь. Ты успеешь перелезть через ограду, но на это у тебя будет только тридцать секунд, от силы минута, а потом ток восстановится. Так что тебе придётся карабкаться очень быстро, и как только окажешься на той стороне - сразу бросайся в лес. Поняла?
Всё моё тело застывает, словно от мороза.
- Я? А ты?
На лице Алекса не дрогнет ни чёрточка.
- Я за тобой.
- Начинаем отсчёт: десять секунд... девять... восемь...
- Алекс... - Ледяные пальцы страха сдавливают мне горло.
На его лице мелькает улыбка - быстрая, едва заметная, будто мы уже в безопасности, будто он наклонился, всего лишь чтобы смахнуть волосы с моих глаз или чмокнуть в щёку.
- Обещаю - я буду за твоей спиной. - Его лицо снова твердеет. - Но поклянись, что пойдёшь прямо и не оглянешься назад. Ни на секунду не обернёшься. О-кей?
- Шесть... Пять...
- Алекс, я не могу...
- Поклянись мне, Лина!
- Три... два...
- О-кей! - говорю я, едва не поперхнувшись этим словом. В глазах стоят слёзы. Ни одного шанса. У нас нет ни одного шанса. - Я клянусь.
- Один.
В ту же секунду вокруг разверзается ад: вспыхивают разрывы, грохочут выстрелы, свистят пули... Одновременно с этим Алекс кричит: "Двигай!" Я наклоняюсь вперёд и выкручиваю ручку газа - как это делал он. Чувствую, как его руки обхватывают меня в последнюю секунду перед рывком; его объятие так крепко, что если бы я из всей силы не вцепилась в руль, то он бы сорвал меня с мотоцикла.
Кругом огонь, разрывы, выстрелы... Алекс вскрикивает и отпускает правую руку. Бросаю взгляд назад - он прижимает её к груди. Мы несёмся к старой дороге, а на ней уже поджидает целый отряд пограничников, автоматы нацелены прямо на нас. Они что-то вопят, но я не разбираю что: в ушах у меня только шум ветра и гул электрического тока, идущего по ограде - как Алекс и предупреждал. Всё, что я вижу - это Дебри, лес на той стороне, листья, в слабом свете утра едва окрасившиеся зелёным - широкие, надёжные, как рука друга.
Линия пограничников теперь так близко, что я различаю их лица и замечаю, какие они разные: у этого жёлтые зубы, у другого огромная бородавка на носу... Но мы продолжаем нестись вперёд и прорезаем их ряд. Стражи границы разлетаются в стороны, отпрыгивают кто куда: никому неохота попасть под колёса тяжёлого мотоцикла.
Заграждение всё ближе: пятнадцать футов, десять, пять...
"Это конец. Мы погибли".
Из-за спины раздаётся голос Алекса, ясный, сильный и, как ни странно, совершенно спокойный. Я даже не уверена, говорит ли он на самом деле, или это я только воображаю, что он произносит мне прямо в ухо: "Прыгай! Со мной вместе! Давай!"
Я бросаю рукоятки руля и скатываюсь с мотоцикла, а тот продолжает нестись к ограде. Боль пронизывает каждую частичку моего тела, кости отрываются от мышц, мышцы отрываются от кожи, пока я качусь по острым осколкам камня, отплёвываясь, задыхаясь, кашляя, борясь за каждый вздох. На целую секунду мир становится чёрным.
А в следующую расцвечивается взрывом огненных красок. Мотоцикл врезается в заграждение, и в воздухе раздаётся громовой разрыв. Вверх взмётывается пламя, огромные языки взвиваются к светлеющему небу. На миг ограда издаёт тонкий, визгливый звук и затихает. Она мертва. Нет сомнений - удар закоротил её.
Это и есть мой шанс!
Откуда-то у меня берутся силы, и я ползу к ограде на четвереньках, отхаркиваясь и отплёвываясь, сблёвывая противную, сухую пыль. Где-то позади слышны крики, но они доносятся словно сквозь толстый слой воды. Я бросаюсь на ограду и толкаю себя вверх, дюйм за дюймом. Двигаюсь так быстро, как только могу, и всё равно кажется, будто еле ползу. Алекс действительно у меня за спиной, потому что я слышу его голос: "Давай, Лина, быстрей!" Этот голос даёт мне силы и помогает каким-то чудом достичь верха ограды; я перебираюсь через колючую проволоку - как учил Алекс - и вот я уже на другой стороне; просто отпускаю руки и падаю с высоты двадцати футов, тяжело валюсь на траву в полубессознательном состоянии. Боли столько, что тело отказывается воспринимать её. Всего несколько шагов - и меня поглотят Дебри; я скроюсь за непроходимым щитом переплетающихся ветвей, плюща и теней. Жду, когда Алекс спрыгнет с ограды.
Но его нет.
Тогда я делаю то, чего поклялась не делать. Под влиянием паники ко мне внезапно возвращаются все мои силы. Я поднимаюсь на ноги, и в этот момент гудение в ограде возобновляется.
И я оборачиваюсь и смотрю назад.
Алекс по-прежнему стоит по другую сторону заграждения, за искрящейся завесой дыма и огня. С того момента, как мы оба спрыгнули с мотоцикла, он не сдвинулся с места ни на дюйм. Даже и не пытался этого сделать.
Причуды сознания: в эту минуту я вспоминаю, как месяцы назад, на моей первой Аттестации, у меня спросили о "Ромео и Джульетте", а я ничего другого не могла сказать, кроме: "Она такая красивая". Я хотела что-то объяснить, что-то о самопожертвовании...
Рубашка у Алекса вся красная. На короткую долю секунды я думаю, что, наверно, это рассвет окрашивает её в такой цвет, но тут же понимаю, что она вся пропитана кровью: кровь сочится из раны на груди - так из маленького светлого пятнышка на горизонте сочится в мир новый день. Позади Алекса - целая армия насекомоподобных людей; все несутся к нему, наставив на него оружие. Пограничники тоже налетают с двух сторон, словно хотят разорвать его пополам. С вертолёта прямо на него бьёт луч прожектора. Алекс стоит - бледный, безмолвный, недвижный посреди круга света, и я думаю, что никогда ничего в своей жизни не видела прекраснее.
Через дым, сквозь ограду он смотрит на меня. Смотрит всё время, не отрывая от меня взгляда. Его волосы - как венок из листьев, пламенный венок, терновый венец. Его глаза горят, в них больше света, чем во всех городах мира, больше, чем сотворил бы человек за миллионы и миллионы лет.
Он открывает рот и безмолвно кричит только одно, последнее слово:
"Беги!"
И тут насекомоподобные люди набрасываются на него и терзают, колотят руками, бьют оружием, рвут пастями, словно огромные мрачные стервятники, и больше я не вижу его.
*
Я бегу. Не знаю, как долго. Может, часы. Может, дни.
Алекс велел мне бежать. И я бегу.
Вы должны понять - я никакая не особенная. Обыкновенная девчонка, пяти футов и двух дюймов росту, ничем не выдающаяся.
Но у меня есть тайна. Вы можете построить стены до небес - я найду способ перелететь их. Вы можете пригвоздить меня к земле сотнями тысяч рук - я найду способ высвободиться. И нас там, на воле, много - больше, чем вы думаете. Людей, которые продолжают верить. Людей, которые отказываются спуститься на землю. Людей, которые живут и любят в мире, где нет стен. Людей, которые любят, даже если нет надежды, любят до ненависти, до смерти - и без страха.
Я люблю тебя. Помни. Этого они никогда не смогут отобрать.
Благодарности
Моему невероятно терпеливому и внимательному редактору, Розмари Брознан - она для меня и наставник, и учитель, и психолог и самый хороший друг.
Элис Маршалл, издателю, за её безмерную поддержку. Лучшему агенту в мире, Стивену Барбара, за то, что ему удаётся управляться со мной (я совершенно не понимаю, как).
Всем в фирме " Foundry Literary + Media", в особенности Ханне Гордон и Стефани Эбау.
Дейдре Фултон, которая поселила меня у себя на всё лето, пока вычитывалась эта книга. Моя благодарность "Arabica Coffee House" в Портленде, Мэн, за их великолепные кофе и тосты и моё беззастенчивое пользование их электрическими розетками.
Аллисон Джонс, за её энтузиазм, помощь и доброту, за то, что в одиночку сумела поштучно продать "Before I Fall" всему населению Уильямсбурга, Вирджиния. Моей тёте Сэнди за долгие годы любви и поддержки. Всем моим дорогим участникам сайта Mends and fans. Моей семье, как всегда, за любовь ко мне. И, конечно, моим друзьям - они моя вторая семья.
Об авторе
Лорен Оливер, автор романа "Before I Fall", который Ассоциация американских библиотекарей (ALA) в своём списке книг, заслуживающих прочтения, назвала "захватывающей книгой, содержащей в себе заповедь на все времена". Закончила Чикагский университет и получила магистрат в программе MFA (Master od Fine Arts - магистр изящных искусств) при Нью-Йоркском университете.
Лорен живёт в Бруклине, штат Нью-Йорк. "Делириум" - её вторая книга. Вы можете узнать об авторе больше на сайте www.laurenoliverbooks.com
Примечания
1
Ок. 158 см
2
175 см.
3
Prep - Preparatory school - частная школа, готовящая для поступления в престижные колледжи.
4
Tiddle (англ.) - мочиться, так говорят только маленькие дети.
5
Ок. 9 м
6
High school - так называется последняя ступень всеобщей средней школы в США.
7
Прим. 5,5 км
8
Улица, огибающая бухту Бэк Коув.
9
Здесь очень интересная отсылка к подлинной Библии. Но в дистопическом обществе, в котором живёт Лина, выработано, по всей видимости, своё Священное Писание, этакий конгломерат Ветхого и Нового Заветов. В Ветхом Завете существует книга, называемая Книга Плача Иеремии, или просто Книга Плача, в которой Иеремия оплакивает гибель Иерусалима, и многие пассажи текста Л. Оливер перекликаются с этой книгой, например:
"Горько плачет он ночью, и слезы его на ланитах его. Нет у него утешителя из всех, любивших его; все друзья его изменили ему, сделались врагами ему". (Иеремия, гл.1:2)
"Воззри, Господи, и посмотри, как я унижен!" (Там же, 11)
"...взгляните и посмотрите, есть ли болезнь, как моя болезнь, какая постигла меня, какую наслал на меня Господь в день пламенного гнева Своего? (Там же, 12)
В то же время образ Марии Магдалины в этом дистопическом толковании Священного Писания тоже как бы создан из по крайней мере двух Марий - Марии из Мигдалы и Марии Иосиевой, и об этих двух Мариях у богословов нет одной теории. Кто говорит, что это одна и та же женщина, кто утверждает, что это разные, а кое-кто считает Марию Иосиеву Богородицей. В подлинной Библии вообще большая путаница на этот счёт, и имеются упоминания о целом ряде других Марий. В обычной народной традиции все они слились в два-три основных, самыми известными из которых являются, конечно, Богородица и Мария Магдалина, якобы блудница, впоследствии праведница. Эта последняя была излечена Иисусом (как известно, земным отцом которого считался Иосиф), изгнавшим из неё семерых бесов. Как бы там ни было, но то, что учила в школе Лина - это опять-таки компиляция разных книг Нового Завета, и в Марии Магдалине Дистопической слились все эти легендарные Марии. Так что здесь мы видим целый клубок связей: Плач Марии по Христу слился с Плачем Иеремии, Мария Магдалина, погибшая от любви - это собирательный образ падшей женщины и раскаявшейся грешницы, в молитвах возносившейся ангелами на небо, а также всех прочих Марий, в том числе и жены Иосифа.
10
Дурашка (англ.)
11
Ещё одна интересная отсылка к Elemental Prayers - четырём заклинаниям стихий (элементов): земле, воде, огне и воздуху - одному из священных ритуалов Каббалы, а также шаманизма, ведьмовства и некоторых других эзотерических учений. Но в дистопическом обществе, в котором живёт Лина, они преобразовались в молитвы химическим элементам. Забавно.
12
Напоминаем тем, кто забыл: в Америке очень популярны окна со скользящими рамами, открывающимися вверх.
13
Рассказ Э. А. По "Сердце-обличитель".
14
Сладкая американская выпечка, по форме напоминающая кекс, но из воздушного теста с различными добавками - изюмом, черникой или шоколадом.