- Да, - сказала пронзительно Гвенллиан. - Ты поняла. Они тебя используют, синяя лилия? Они просят тебя подержать их за руки, чтобы они могли лучше увидеть своё будущее? Помогаешь ли ты им видеть мёртвых? Отсылают ли они тебя из комнаты, когда вещи становятся слишком громкими для них?
Блу тупо кивнула.
- Зеркала, - проворковала Гвенллиан. - Вот что мы есть. Когда держишь свечу перед стеклом, это не означает, что в комнате станет в два раза светлее? Вот что мы делаем, синяя лилия, лиловая Блу.
Она запрыгнула на свой матрац.
- Как полезно! Прекрасное дополнение к стойлу. Словно скакуны Гвитур, Свиддур, Канин и Лиу. - Она перестала петь, потрясла головой и заговорила куда более нормальным голосом: - Нет, не Лиу. Но другие.
Блу не могла поверить, что наконец-то встретила кого-то, похожего на неё. Она и не представляла себе такое возможным.
- Тогда что значит синяя лилия? Откуда это название?
Гвенллиан бросилась к зеркалам, остановившись едва-едва не между ними. Она бросилась вокруг них, чтобы остановиться прямо в дюйме от Блу.
- Ведьмы, моя цветочная подушечка. Вот кто мы есть.
От этого слова Блу охватил очаровывающий и злой азарт. Не то чтобы она стремилась стать ведьмой; просто она так долго была безымянным аксессуаром, что мысль о появлении названия или становлении чем-то определённым была очаровательной.
Но ошибочной.
- Возможно, ты, - сказала Блу. - Но лучшее, что я могу делать, это не помогать людям. Иногда. - Она подумала о том, как перекрыла кислород Ноа на Монмаут, но была неспособна сделать то же самое на ферме Джесси Диттли. Это, поняла она, была Гвенллиан.
- Людям! - Гвенллиан торжественно рассмеялась. - Люди! Мужчины? Что заставляет тебя думать, что ты друг мужчинам?
"С этим можно поспорить", - подумала Блу, которая была только другом для мужчин, но не могла почувствовать полезность этого.
- Кто хочет разговаривать с людьми! - Гвенллиан величественно махнула на два зеркала. - Вперед! Встань там! Между!
Кайла уже ясно давала понять, что она не хочет становиться между двумя зеркалами Нив. И она также предполагает, что это действие как-то связано с исчезновением Нив.
Блу не хотелось становиться между ними.
Гвенллиан толкнула её.
Блу оказалась между зеркалами, размахивая руками. Она могла видеть вспышки света, отражающегося от их поверхности. Она балансировала. Она резко замерла.
- Ладно, я... - начала она.
Гвенллиан вновь её толкнула.
Блу сделала всего лишь один шаг назад, но этого хватило, чтобы оказаться между двумя зеркалами.
Она ждала, что вот-вот испарится.
Она ждала появления монстров.
Ничего не произошло.
Вместо этого она медленно всмотрелась в левое зеркало, а потом в правое, а после взглянула на свои руки. Они были всё ещё видимыми, что было примечательно, потому что она не отражалась ни в одном из зеркал. Зеркала отражали только друг друга, снова и снова. Внутри их отображений было что-то тёмное и тревожное, но не более.
- Где я? - спросила она у Гвенллиан.
Гвенллиан рассмеялась и запрыгала, радостно аплодируя.
- Не огорчайся из-за своего тупоумия! Зеркальная магия не имеет ничего общего с зеркалами.
Блу воспользовалась возможностью, чтобы быстро выйти вновь на середину комнаты.
- Я не понимаю.
- Как и я, - сказала небрежно Гвенллиан. - И я проголодалась благодаря этой пустой болтовне.
Женщина начала спускаться по лестнице с чердака.
- Постой! - окрикнула Блу. - Ты расскажешь мне о моем отце?
- Нет, - ответила Гвенллиан. - Я лучше раздобуду майонез.
Глава 36
Самым первым сверхъестественным артефактом, который приобрёл Гринмантл, была заколдованная кукла. Он купил её на eBay за 500 долларов (цена включала двухдневную доставку). Перечень аукциона обещал, что кукла провела последние две недели в подвале продавца, рыча и вращая глазами. Иногда, как было отмечено в перечне, из ушей куклы выползал скорпион. Перечень предупреждал, что это не детская игрушка, и, более того, предлагалось ею усилить сатанинские или левые патологические ритуалы.
Гринмантл купил её в равной степени со скептицизмом и с надеждой. К его досаде, но не к удивлению, кукла оказалась ничем не примечательной по прибытию. Она не рычала. Её глаза закрывались и открывались, только когда куклу опрокидывали. Не было никакого признака какого-либо мира насекомых.
Пайпер – на тот момент его девушка – и он проводили вечер, поедая доставленные на дом суши и бросая зелёные соевые бобы в куклу в попытке вызвать хоть какую-то демоническую активность.
Позже Пайпер сказала:
- Если бы у нас был щенок, он мог бы подбирать для нас эти бобы.
Гринмантл ответил:
- А затем мы могли бы принести его в жертву и использовать его кровь, чтобы активировать куклу.
- Ты женишься на мне? - спросила она.
Он подумал над этим.
- Я больше всего люблю себя. Для тебя нормально всегда быть второй?
- Аналогично, - заявила она. Потом порезалась и помазала своей кровью лоб куклы, уровень персонального участия, которого ещё предстояло достигнуть Гринмантлу.
Кукла так и не зарычала и никого не укусила, но той ночью Гринмантл положил её в коробку в запасной спальне, а с утра она лежала лицом вниз у входной двери. Он ощутил соответствующий уровень острых ощущений, страх и восторг.
- Отстой, - сказала Пайпер, переступая через куклу, направляясь на урок фехтования или курсы обнажённой выпечки. - Найди мне что-нибудь получше.
И он нашёл.
Вернее, он нанял людей, чтобы найти что-нибудь получше. Теперь, спустя годы, у него было множество сверхъестественных артефактов, почти все из них более интересные, чем иногда двигающаяся кукла. Он по-прежнему предпочитал, чтобы его артефакты были мягко атмосферными. Пайпер нравилась её тьма.
Что-то происходило с ней здесь, в Генриетте, и это были не просто уроки йоги.
Он не должен был брать её.
Гринмантл зашёл в арендованный дом.
- Пайпер, - позвал он. Ответа не последовало. Он остановился на кухне, чтобы захватить кусочек сыра и виноград. - Пайпер, если тебя удерживает мистер Грей, гавкни один раз.
Её не удерживал никто, кроме зеркала. Она стояла в большой ванной, разглядывая себя, и не отвечала, когда он её звал. В том, что Пайпер была слегка очарована своим отражением, не было ничего необычного. Он вернулся на кухню налить себе стакан вина. Пайпер использовала все стаканы и не помыла их, так что он налил немного ужасного Пугнителло в кружку Академии Аглионбай.
Затем вернулся в ванную. Она всё ещё тщательно вглядывалась в зеркало.
- Прервись, - сказал он, оттягивая её в сторону. Он заметил карту таро, три меча, на краю раковины. - Сейчас время пялиться на меня.
Она всё ещё смотрела в никуда, так что он грубо щёлкал пальцами перед ней несколько минут, а потом, когда он начал уже немного пугаться, опустил её пальцы в кружку с вином, а затем ей в рот.
Пайпер пришла в себя.
- Что ты хочешь? Почему мои пальцы у меня во рту? Ты такой извращенец.
- Я просто здоровался. Привет, милая. Я дома.
- Здорово. Ты дома. Я занята. - И она захлопнула дверь ванной у его лица. Изнутри он слышал мурлыканье. Не похоже на Пайпер, хоть это и должна была быть она.
Гринмантл подумал, что, возможно, пришло время закончить работу и свалить из этого места.
Или, может быть, просто свалить из этого места.
Глава 37
Иногда Гэнси забывал, насколько ему нравилась школа, и как ему там было хорошо. Но он не мог об этом забыть таким утром, как сегодня: осенний туман поднимался над полями и рассеивался напротив гор, Свинья работала дерзко и громко, Ронан вылезал с пассажирского сидения и стучал костяшками пальцев по крыше, сверкнув зубами, покрытая росой трава намочила носы его ботинок, сумка была перекинута через плечо, сощуренный Адам стукнул по их кулакам, когда они встретились на тротуаре, мальчишки вокруг смеялись и обращались друг к другу, создавая пространство для них троих, потому что это давно факт – Гэнси-Линч-Пэрриш. Утро, как это, было создано для воспоминаний.
Ничего бы не разрушило его бодрящего совершенства, если бы не присутствие где-то Гринмантла и отсутствие Моры. Если бы не Гвенллиан, руки Блу и маячащие пещеры, полные обещаний и угроз. Если бы не всё это. Этим двум мирам было так трудно сосуществовать.
Утренние вороны и рабочие на строительных лесах кричали друг другу по всему учебному комплексу, пока парни вместе направлялись через школьную лужайку. Звук молотков эхом отражался от зданий; рабочие меняли часть крыши. Строительные леса нагромождали шиферной плиткой.
- Гляньте на это, - произнёс Ронан. Кивком подбородка он указал на Генри Ченга, который стоял с плакатом на углу лужайки.
- "Принеси пользу после окончания школы", - прочитал Гэнси, когда они подошли к нему. - Господи, ты торчишь здесь всю ночь?
Туфли Генри лоснились от росы, а его плечи подрагивали от холода. Его нос был чрезвычайно розовым. Обычно великолепные и стоящие торчком волосы каким-то образом всё ещё были великолепными и стояли торчком; он чётко расставлял приоритеты. Он посадил другой плакат в горшок позади него, на том читалось: "ХОРОШО ПОДУМАЙ... но не про Аглонбай".
- Ни за что. Только с шести. Я хотел, чтобы они думали, будто я тут всю ночь.
Адам приподнял другую бровь на эту сцену.
- Кто это "они"?
- Очевидно, преподаватели, - ответил Генри.
Гэнси достал ручку из сумки и осторожно добавил "и" к Аглонбаю.
- Это всё ещё про студенческий совет?
- Они абсолютно проигнорировали мою петицию, - сказал Генри. - Фашисты. Я должен что-нибудь сделать. Я стою тут, пока они не согласятся запустить её.
- Похоже, ты на правильном пути к отчислению, - заметил Ронан.
- Тебе лучше знать.
Адам прищурил глаза. Что-то в нём изменилось. Или, может быть, просто что-то изменилось между ним и Генри. Генри был парнем. Адам был...
Гэнси не знал.
Адам поинтересовался:
- На каком основании они проигнорировали петицию?
Генри остановился и закричал через всю лужайку:
- Ченг-два... Если этот кофе не для меня, принеси мне другой! Пожалуйста! Спасибо! Пожалуйста!
Другой Ченг в отдалении поднял чашку кофе в приветствии и проорал:
- Извини! Извини! - после чего исчез в одном из учебных зданий.
- Нет чести, - пробормотал Генри. А Адаму он ответил: - Говорят, потребуется слишком большая утечка административных ресурсов, чтобы организовать совет и контролировать его.
- Звучит, как разумная причина, - сказал Адам, его глаза уже были на учебных корпусах. - А что будет обсуждать совет? Обеденное меню?
Ронан неприятно ухмыльнулся.
Ченг вздрогнул и заметил:
- Ты, Пэрриш, часть проблемы.
- Я принесу тебе кофе. - Гэнси посмотрел на часы. - У меня есть время.
- Гэнси, - выразил недовольство Ронан.
- Встретимся там.
Ченг сказал:
- Ты принц среди мужчин, Дик Гэнси.
- Скорее уж мужчина среди принцев, - проворчал Адам. - У тебя семь минут, Гэнси.
Гэнси оставил их разговаривать с Ченгом и направился в преподавательскую. Если не вдаваться в детали, студентам не разрешалось свободно ходить туда-сюда по преподавательской, но, если вдаваться, то Гэнси от этого был освобождён благодаря грубой благосклонности. Он пошаркал ботинками на коврике у входа, оставив там влажную оборванную траву, и закрыл за собой дверь. Старый пол у двери прогнулся под весом традиций и требовал мощного осведомлённого толчка, чтобы закрыть дверь; Гэнси сделал это, не задумываясь.
Внутри комната была свободной и продуваемой сквозняками и пахла древесным дымом и рогаликами. Здесь были все удобства для причудливой тюрьмы: деревянные скамейки у стен, исторические фрески по штукатурке, паукообразные люстры над головой, длинная россыпь овсяных хлопьев на искривлённом старом столе. Гэнси стоял перед кофейником. Его посетило то необычное чувство ускользающего времени, которое часто дарил ему кампус: ощущение, будто бы он всегда стоял в этой старой комнате этого старого здания, или кто-то стоял, а все времена и люди были теми же. В этом бесформенном месте он обнаружил, что чрезвычайно благодарен за Ронана и Адама, ждущих его снаружи, за Блу и её семью, за Ноа и за Мэлори. Он был так благодарен за то, что, наконец, они все у него есть.
Он размышлял о той яме в пещере воронов.
На долю секунды он думал, что знает... что-то. Ответ.
Но он не задал вопроса, а потом всё, в любом случае, прошло, и тут он осознал, что что-то слышит. Крик, грохот, имя Адама...
Он не помнил, как принял решение двигаться, только ноги уже бежали к двери.
Снаружи внутренний двор выглядел как заготовка для игры: две дюжины студентов усеяли лужайку, но никто из них не двигался. Неторопливое светлое облако медленно оседало на них.
Внимание всех было приковано к углу лужайки, где стоял Генри.
Но Гэнси слышал имя Адама.
Он отметил, что верхняя площадка лесов висела криво, рабочие внимательно смотрели вниз с их позиции на крыше. Пыль. Вот что за облако было. Что-то упало со строительных лесов. Шиферная плитка.
Адам.
Гэнси проталкивался сквозь студентов. Первым он увидел Генри, потом Ронана, невредимого, но усыпанного пылью, как трупы Помпеи. Он встретился взглядом с Ронаном – всё в порядке? – и не понял выражение лица Ронана.
Там был Адам.
Он стоял очень неподвижно, руки по сторонам. Подбородок был осторожно, уязвимо приподнят, глаза прищурены. В отличие от Ронана и Генри, на нём не было пыли. Гэнси заметил резкий рывок его груди, как будто она поднялась и упала.
Вокруг него лежали сотни разбитых шиферных плит. Кусочки разлетелись на десятки метров, зарылись в траву, как ракеты.
Но земля вокруг Адама была пустой идеальным кругом.
Вот на этот круг, этот невозможный круг, и пялились остальные студенты. Некоторые делали фото на телефоны.
Никто не разговаривал с Адамом. Это было нетрудно понять: прямо тогда Адам не выглядел кем-то, с кем бы ты мог поговорить. Было в нём что-то более пугающее, чем в круге. Как в голой земле, не было ничего по сути необычного в его внешности. Но в условиях окружения этими кирпичными зданиями он... не сочетался.
- Пэрриш, - сказал Гэнси, когда подошёл ближе. - Адам. Что произошло?
Глаза Адама скользнули к нему, но голова при этом не повернулась. Вот эта неподвижность заставляла его казаться таким другим
Позади Гэнси услышал, как Ронан сказал:
- Мне нравится, что вы, лузеры, подумали об инстаграмме раньше, чем о первой помощи. Отвалите.
- Нет, не отвалите, - поправил Генри. - Сообщите учителю, что некоторым людям на крыше будет предъявлен иск.
- Леса обвалились, - тихо произнёс Адам. На его лице теперь появилось выражение, но оно тоже было незнакомо: изумление. - Всё упало.
- Ты самый удачливый парень в этой школе, - заявил Генри. - Как ты не погиб, Пэрриш?
- Это твои говённые плакаты, - предположил Ронан, выглядя куда менее заинтересованным, чем ощущал себя Гэнси. - Они создали хреново силовое поле.
Гэнси наклонился, и Адам притянул его ещё ближе, крепко сжимая его плечо. Прямо Гэнси в ухо он прошептал с оттенком недоумения в голосе:
- Я не... Я просто попросил... Я только подумал...
- Подумал что? - спросил Гэнси.
Адам отпустил его. Глазами проследил круг вокруг себя.
- Я подумал об этом. И оно случилось.
Круг был абсолютно идеальным: без пыли, без единой пылинки.
- Ты удивительное создание, - сказал Гэнси, потому что ничего другого он не мог сказать. Потому что он только что думал, что эти два мира не могут сосуществовать, а тут был Адам – два мира в одном.
Живой благодаря этому.
Вот что они делали. Вот что. Сердце Гэнси было зияющей пропастью возможностей, страшных, захватывающих дыхание и приводящих в ужас.
Улыбка Ронана была хитрой. Теперь Гэнси понял выражение лица Ронана: высокомерие. Он не боялся за Адама. Он знал, что Энергетический пузырь спасёт его. Был в этом уверен.
Гэнси подумал о том, как странно так хорошо знать этих двух парней и всё ещё совсем не знать их. Оба намного сложнее и намного лучше, чем были, когда они впервые встретились.
Вот это жизнь делала со всеми ними? Вытачивала из них более жёсткие, истинные версии их самих.
- Я говорил тебе, - сказал Ронан. - Маг.
Глава 38
Вот он, наконец, и наступил.
После всех отсрочек, после месяцев ожидания наступил день рассмотрения дела в суде.
Адам встал, как он обычно вставал в школу, только вместо того, чтобы надеть школьную форму, он надел хороший костюм, который купил по совету Гэнси в прошлом году. Тогда он не разрешил Гэнси заплатить за него. Хотя за галстук, который он сейчас повязывал (галстук был рождественским подарком от Гэнси), Адам заплатить разрешил, потому что у Адама уже был один галстук, когда Гэнси покупал этот, так что это не считалось благотворительностью.
Сейчас это казалось глупой крупицей принципиальности, совершенно оторванной от какого-либо смысла. Он задался вопросом, собирается ли он проживать каждый год своей жизни, думая о том, насколько глупым он был год назад.
Он размышлял о том, чтобы подождать и одеться после завтрака, чтобы не пролить чего-нибудь на костюм, но это было нелепо. Он был не способен ничего есть.
Его дело рассматривали в десять утра, когда школа уже начиналась, но Адам отпросился на весь день. Он знал, что было бы невозможно укрыть от Гэнси и Ронана причину своего отсутствия, если бы ему пришлось уехать из школы перед судом, и точно так же трудно было бы скрыть, где он был, если бы он возвратился прямо после суда.
Часть его хотела, чтобы он не делал этого без остальных – шокирующее желание в свете того факта, что всего несколько недель назад одна мысль о том, что Гэнси может даже узнать о суде, расстраивала Адама.
А теперь – нет. Он всё ещё не хотел, чтобы они помнили эту его часть. Он только хотел, чтобы они видели нового Адама. Персефона говорила ему, что никто не должен знать о его прошлом, если он сам не захочет.
А он не хотел.
Так что он ждал, пока Гэнси, Ронан и Блу пойдут в школу и у них начнётся обычный день. Он сидел на краю матраца и работал над планом шантажа Гринмантла, когда начался первый урок. Он смотрел на свою тетрадь по биологии и думал о круге без пыли у себя в ногах во время второго урока. А потом он поехал в здание суда.
Энергетический пузырь поманил его, но он не мог отступить. Для этого ему нужно было быть тут.
Каждый шаг до здания суда был событием, которое забывается сразу же, как только происходит. Парковка, металлодетектор, служащий, запасная лестница вместо лифта, другой служащий, промелькнувшая комната с низким потолком со скамейками по обеим сторонам от прохода, как в церкви, приземлённая часовня, услуга для тех, кто признан невиновными.