Детский мир - Марина Ли 9 стр.


На коротких волосах цвета ранней весенней морковки весьма органично сидел красный с чёрным околышем берет, лихо заломленный за маленькое ухо, в котором красовалась жемчужина кокетливой сережки. Помада была подобрана под цвет берета, и носки, выглядывающие из чёрных, совершенно неимоверных ботинок с коваными квадратными носами и красными каблуками тоже. Помимо этого, на женщине был надет короткий зеленовато-серый жакет какого-то агрессивного полувоенного стиля и галифе такого же цвета. Огромные глаза за аквариумом толстых линз, заключённых в круглую оправу, медленно моргнули, изучая мою оторопевшую персону. Скрюченные артритом пальцы во время пристального осмотра не останавливались ни на секунду и споро управляясь со спицами, которые словно сами по себе, без участия маленькой женщины, вязали шарф в комплект к берету.

– Чего надо? – спросила Просто Полина Ивановна. При этом сигарета, прилипшая к уголку подковообразных губ, и не подумала выпасть. Вместо этого она, плавно переместилась в левый уголок рта и пыхнула оттуда в меня зловонным облачком.

– Доброе утро! – вежливо поздоровалась я и едва удержалась от желания отогнать сизую тучку дыма от своего лица.

– Пассивное курение губит детей! – прокаркала хозяйка зелёного вагончика и, дёрнув густо накрашенной бровью, велела: – Брысь!

Я тяжело вздохнула и уселась на крыльцо у ног пожилой дамы – импульсивной, импозантной и, если верить слухам, оригинальной.

– Если ты скажешь, что нет в жизни счастья, я тебя пну, – предусмотрительно предупредила Просто Полина Ивановна. – Больно.

– Не скажу, – пообещала я и сообщила: – А я ваши нитки в Бытпроме купила.

– Чёрные? Ну и ладно. Мне чёрный цвет не идёт. – Женщина, язык не поворачивается назвать её "старушкой", скрипнула креслом и щелчком отбросила окурок в сторону урны, промазав метра на два. Может, врали про её меткость?

– У ружья прицел другой, – без труда прочитала мои мысли она. – Пойдём в дом, будем повышать процент кофеина в крови.

Хозяйка зелёного вагончика поднялась, и я поняла, что моё первое впечатление о её миниатюрности было ошибочным. Роста она была довольно высокого, навскидку сантиметров на пять выше меня. И ещё очень стройная. Вид её прямой спины заставил меня втянуть живот, выпятить грудь, сзади всё убрать… Ну, в общем, достойную цесаревны осанку заставил принять.

– Только не пукни там от усердия, – проворчала Просто Полина Ивановна, которая, видимо, имела третий глаз на затылке.

Я благоразумно решила промолчать и только мысленно показала хозяйке зелёного вагончика язык да ещё обозвала её старой стервой, тоже мысленно, решив не рисковать лишний раз.

– Хотя женщине никогда не поздно начать думать о своей осанке, – не замечая скепсиса на моём лице, она продолжила развивать начатую тему, – Если она женщина, конечно.

Полина Ивановна неожиданно оглянулась, вперив в меня свои пугающие светло-голубые глаза, казавшиеся почти огромными за толстыми линзами, и вдруг спросила:

– Ты женщина?

Я растерялась под этим пронизывающим взглядом. Он, словно рентген, просматривал душу до самого глубокого дна, пробираясь в такие закутки и закоулки, куда я и сама ни разу не заглядывала. А если и заглядывала, то, боюсь, ничего хорошего или интересного там не находила.

– Женщина, – ответила я скорее испуганно, чем уверенно. Проклиная Зверя и Соратника за то, что они целый час травили байки, рассказывая о том, что и когда сказала хозяйка зелёного вагончика, в кого выстрелила, а кому наподдала, но и словом не обмолвившись о том, что она выжила из ума.

– Это хорошо, – Полина Ивановна шагнула к кухонному столу и задумчиво взяла ручную кофемолку. – А то у меня с неженщинами как-то общий язык не находится. А с мужчинами и вообще, того… Н-да. Ты проходи, не стесняйся.

Я решила не задумываться над странными словами о женщинах и неженщинах, а вместо этого оглядеться по сторонам.

На выбеленных стенах, всюду, где не было мебели, в рамочках разных размеров и цветов висели фотографии. Преимущественно черно-белые, но я заметила и несколько цветных. На узких подоконниках ютились тонколистые цветы, честно говоря, немного страшные на вид. Уверена, реши я потрогать один из острых листьев – обязательно отрезала бы себе палец. Всё небольшое помещение было разделено на две зоны: кухонную – сразу от порога, и жилую – обозначенную толстым ковром.

– Разувайся, – велела гостеприимная хозяйка, бренча посудой. – Тапочки у кровати возьми.

– Угу!

Я быстро сбросила кроссовки вместе с носками и прошла к дальней стене, где из-за старинной ширмы, разрисованной огромными красными маками, выглядывала спинка антикварной кровати на высоких металлических ножках.

Тапочки нашлись тут же, у тумбочки: розовые, со смешными пушистыми ушками и на небольшом деревянном каблучке. Я быстро нырнула в них ногами и с любопытством уставилась на гору книг, лежащих у кровати. Воровато оглянулась, проверяя не смотрит ли хозяйка в мою сторону, и двумя пальцами приподняла одну обложку: хотелось узнать, чем же странная женщина зачитывается по ночам.

Щёки загорелись, а пальцы, касавшиеся страниц, словно обожгло. Таких развратных картинок мне видеть не приходилось, если же рассказывать о тексте…

– Самое лучшее в жанре тяжёлой эротики, – похвасталась Просто Полина Ивановна, бесшумно подкравшись ко мне со спины. – Есть и порно. Интересуешься?

Я немедленно убрала руки за спину и затрясла головой.

– Нет, вы что?! Это… У меня учёба. У меня на… э-э-э… художественную литературу времени нет! Я просто посмотреть!

– Значит, не за книжками пришла? – она удивлённо приподняла густо накрашенные брови. – А зачем тогда?

– Да так, – я изобразила в воздухе абстрактную фигуру и вдруг совершенно неожиданно для себя искренне при зналась: – Если честно, некуда было больше пойти.

– Ну-ну… – она вдруг ласково потрепала меня по щеке сухонькой ручкой и велела. – Иди на стол накрывай. Голодная?

– Голодная, – не стала отказываться я и поскакала в кухонную зону, где мною был замечен открытый пенал с посудой. – Я в последнее время всегда голодная…

– Оно и понятно, – Полина Ивановна завозилась у рабочего стола, размышляя вслух: – Куда катится мир? Раньше хоть ваших в Корпус не присылали, а теперь всё к одному… Живи как хочешь… Тебе бы мяса съесть сейчас, стейк с кровью, а?

Я сглотнула.

– Вижу, что не отказалась бы… Увы. Я мясо давненько из своего рациона исключила. Так что придётся ограничиться салатиком.

– Да вы не переживайте, Полина Ивановна, – я пододвинула вилку ближе к тарелке и виновато посмотрела на пожилую женщину, – я же не за едой к вам пришла. В конце концов, у меня с Книгой, может, и не очень всё складывается, но с голоду не помираю…

Хозяйка хмыкнула, нарезая белый хлеб большими ломтями, и пробормотала:

– Не помирает она… Знаем мы, как таких Книга кормит… Можно подумать, меня сия чаша минула. Это вы сейчас дурака валяете, фотографии постите и анекдоты друг другу рассказываете. В моё время всё было намного серьёзнее…

– Вы тоже были в Книге? – я недоверчиво покосилась на лучшего снайпера Детского корпуса. Я себе как-то слабо представляла её с таблеткой в руках или с наладонником последней модели. – Ого! И какой у вас был… есть аккаунт?

– "Старая падла", конечно, какой же ещё? – невозмутимо ответила хозяйка и только снисходительно улыбнулась через плечо, когда я громко рассмеялась. – Сыру в салат добавить?

– Добавить, – кивнула я, расставляя приборы. Возможно, соглашаться было не очень красиво с моей стороны, но, во-первых, Полина Ивановна сама предложила, а во-вторых, она не была похожа на человека, которого можно заподозрить в том, что он станет делать что-либо исключительно из вежливости.

– Вот и славно. А после салата – тортик, – она подмигнула, извлекая из холодильника нечто волшебное, шоколадное, со взбитыми сливками. У меня, кажется, потемнело в глазах. – По чуть-чуть, да?

– Угу, – я сглотнула и пожалела о том, что согласилась на салат, на сыр и на всё остальное. Надо было сразу с торта начинать, все рецепторы взбунтовались только от вида этого кулинарного шедевра, рот наполнился слюной, а мозг попытался вспомнить, когда в последний раз мы с ним ели нечто настолько прекрасное. Кажется, никогда – сладкое в Башне Одиночества было под строжайшим запретом.

– Полина Ивановна, – спросила я, когда мы, сидя за круглым столом, обедали страшно вкусным салатом, – А вот эти фотографии на стенах – это просто красивые люди, или вы их всех знаете?

Женщина задумчиво огляделась и грустно ответила:

– Правильнее будет сказать, знала. Потому что большинство из них дали дуба физически, а остальные – метафизически, так сказать…

– Это как?

– А вот так, – она вдруг нахмурилась и посмотрела на меня так, что сразу стало понятно: вопросов на эту тему лучше не задавать. – Я их всех похоронила. Для себя.

Полина Ивановна отодвинула от себя тарелку и вышла из-за стола в кухонную зону, чтобы приготовить нам кофе. От моей помощи женщина отказалась, поэтому я, чтобы чем-то себя занять, не подходя при этом к стопке опасных книг у кровати, принялась рассматривать покойников физических и метафизических.

Вот женщина с лицом, закрашенным белой краской, с кровавыми губами, нарисованными бровями и глазами прозрачными, как вода в весеннем ручье. Вот мужчина с маленькой девочкой на руках. Снова та же женщина, только уже на черно-белом фото. Девочка лет шести держит на руках симпатичного мальчугана, умилительно похожего на бурундука. Групповой снимок молодых мужчин. Каждому не больше двадцати-двадцати двух. Они одеты в одинаковые белые костюмы, широкополые шляпы держат в руках. Я наклонилась ближе, чтобы рассмотреть крайнего справа парня, отдалённо напомнившего мне кого-то. Сходство было прямо на поверхности, и вместе с тем никак не удавалось поймать его и понять, на кого этот человек похож.

– Я в кофе немного коньяку добавила, Оля, – сообщила Полина Ивановна, вручая мне мою чашечку. – Ты не против?

– Не-а, спасибо, – я растерянно отхлебнула, продолжая рассматривать породистое условно знакомое лицо, и закашлялась, когда кофе обжёг коньячным вкусом пищевод. Щедрая хозяйка явно перепутала пропорции, потому что это был не кофе с коньяком, а коньяк, в который чуть-чуть добавили кофе. Для аромату, так сказать.

– Не крепко? – женщина заботливо похлопала меня по спине.

– Самое то, – прохрипела я, прислушиваясь к внутренним ощущениям.

– Ну и славно. Что ты тут рассматриваешь? – Полина Ивановна пальцем подцепила рамочку с групповым снимком и протянула задумчиво:

– А… главы Фамилий… Давно это было, сейчас белое не носят почти. Да и вообще нынешняя мода, откровенно говоря, как-то не в моём вкусе…

Меня как обухом по голове стукнули. Вот. Вот он, тот сапёр, который может провести меня по заминированной местности запутанного устоя жизни Детского корпуса. И, если правильно задавать вопросы, эта славная женщина, которую совершенно неоправданно так боится Зверь и компания, может стать моим самым главным помощником в вопросе выживания.

– Полина Ивановна, – несмело обратилась я. – Скажите, а сколько вам лет?

– Женщинам таких вопросов не задают, – немедленно ответила она.

– Я не к тому, – смутилась я. – Я хотела спросить, вы же давно в Корпусе живёте?

– Так родилась я здесь… Бросай ты это старьё, – небрежным жестом она перевернула недорассмотренный снимок лицом к стене. – Пошли-ка лучше еще дёрнем… по кофейку, а? Я тебе и тортика кусочек положила.

Я окинула голодным взглядом шоколад со взбитыми сливками и тяжело вздохнула – кусочек был действительно очень маленьким.

– Много сладкого тебе никак нельзя, – правильно расценила мой скептический взгляд хозяйка и своим заявлением заставила меня незаметно под столом ощупать свой живот и бедра. Может, прав был Сашка, наложив вето на десерт? Может, у меня лишний вес?

Однако мысли о лишних, вполне возможно, метафизических килограммах, аппетит мне не испортили, и торт исчез в мгновение ока.

Как говорит Лёшка: "И не напилась, и не наелась. Только во рту намусорила".

Отхлебнув из чашечки коньячно-кофейной смеси, я передёрнула плечами и спросила:

– А про нынешних глав Фамилий вы знаете?

Полина Ивановна брезгливо скривила губы, бросила на меня укоризненный взгляд и покачала головой, переведя взор в свою кружку:

– Кофе здесь явно лишний! – неспешно прошла в кухонную зону, и я уже было решила, что она не станет отвечать, просто проигнорировав мой вопрос, когда она заговорила, хлопая дверцами кухонных шкафчиков:

– Про нынешних-то? Само собой… Мелочь пузатая, все как один. Гонору много, а мужчины… никто не дорос… Да куда ж я тебя засунула?

Я подошла к хозяйке и подала ей широкий бокал для коньяка, светивший пузатым боком с верхней полки пенала.

– Ага, вот ты где! Про нынешних-то и сказать нечего, – продолжила она, возвращаясь в жилую зону. – Измельчал мужик, что ни говори. Фактически весь измельчал… А тебе зачем, ты за кем записана?

Я погрустнела.

– В смысле, за чьей Фамилией?

– Я так и спросила.

Совсем погрустнела и недовольно ответила:

– В том-то и дело, что хотелось бы, чтобы ни за чьей…

– Ты это брось! – Полина Ивановна больно щёлкнула меня по затылку, прежде чем грациозно приземлиться на свой стул. – Кофе ещё налей. Да не мне! Себе лей. Придумала тоже, ни за чьей. Жить хочешь?

– Хочу, – я растерялась от её грозного вида и автоматически потерла ушибленное место.

– Хочет она… Одиночки в Корпусе, Лялечка, не выживают, – я вздрогнула, услышав свое столичное прозвище. – И дело даже не в Лесе Самоубийц, не все его гости были бесфамильными. Дело в Колесе Фортуны. Ты рядом с кем завтра на распределении стоять будешь?

– Рядом с Севером… С Арсением Северовым, – и снова дёрнулась, как от неожиданного сквозняка.

– Замерзла?

– Нет… Неприятно просто…

Я вяло помешала кофе в чашке и зачем-то нажаловалась Полине Ивановне на Котика, на Зверя и на Севера со всей его Фамилией. Услышав историю о разрешении на секс и о несостоявшейся дуэли, женщина ехидно рассмеялась и покачала головой.

– Вот вам смешно, – я отодвинула в сторону остывший кофе: хуже тёплого кофе только чай с сахаром, хоть я и без ума от сладкого. – А я не знаю, что теперь делать, и как людям в глаза смотреть.

– А нечего тут делать, – Полина Ивановна щедро плеснула в бокал коньяку и пододвинула его ко мне, сама же приложилась прямо к бутылке. – Северов хуже бульдога. Уж если вцепился, зубы клещами не разожмёшь… Что до дуэли… Это вообще всё фарс, мальчишечья дурь. На самом деле, никто даже взглянуть в твою сторону не посмеет без разрешения главы Фамилии. Тут самая большая проблема не в этом.

– А в чём?

– Зачем Светке так понадобилось тебя под Котика подложить? Вот в чём.

Полина Ивановна пожевала губы, поправила очки и, глотнув ещё раз из бутылки, задумчиво произнесла:

– А Северов парень неплохой, хоть и пришлый.

– Пришлый? – не поняла я.

– Ну, да… Видела фото? – кивок в сторону повернутой к стене фотографии. – Вот их потомки ведущие роли в Корпусе и играют. Только цели у них теперь иные. Не скажу, что лучше прежних… Но и не хуже точно. Коньяк пей. Он вкусный.

Я засунула нос в бокал и блаженно зажмурилась, втягивая резковатый запах вишнёвой косточки.

– Спасибо, мне отлично и так…

Полина Ивановна внезапно, ничего не объясняя, поднялась и сняла всё то же фото со стены, а затем, вглядываясь в лица мужчин в белых костюмах, произнесла:

– Двенадцать Фамилий было, двенадцать и осталось… Петя Смирнов, Саша Муровей, Алёшка Котов… – перечисляла она имена, водя пальцем по снимку. – Двенадцать секторов одного круга. Двенадцать к одному, что тебе повезёт и ты выиграешь джек-пот…

Полина Ивановна опустила веки, уронив на нарумяненную щёку одинокую слезу.

– Двенадцать фамилий… – тыльную сторону ладони прижала к лицу, а затем вдруг потянулась через стол и цепкими пальцами до боли сжала мой подбородок, прошептав: – Скажешь кому про то, что я тут течь дала – язык вырву, зажарю и съем. Поняла?

Я не испугалась ни капли, я дёрнула шеей, вырываясь, и нагловато заявила в ответ:

– Не съедите. Вы же мясо не едите. Не захотите лишаться своей вегинности.

– Молодец, быстро учишься, – похвалила, усмехнувшись, Полина Ивановна. – Пошли на крыльцо, курить хочу.

А после крыльца был ещё коньяк. И разговоры. И мы прикончили салат. И обсуждали последние новинки в журнале "Вяжем сами". И кажется, ещё ели торт, потому что Полина Ивановна, которая потребовала называть её тётей Полей, сказала, что невозможно смотреть на то, какие взгляды я бросаю на холодильник.

Потом я видимо уснула, вслушиваясь в то, как непьянеющая тётя Поля усыпляюще постукивает спицами и тихонько рассказывает мне о запрещённых богах, о днях своей юности и о том, как завтра Колесо Фортуны будет выбирать, чем мне предстоит заниматься всю следующую неделю.

– Когда-то давно Решальный зал был выкрашен во все цвета радуги, – пробивался сквозь дрёму скрипучий голос. – А оконные витражи рассказывали истории из жизни запрещённых богов. Раньше буйство красок решало судьбы поколений, теперь чёрно-белое уныние определяет твоё будущее на ближайшую неделю. Ты спишь что ли там?.. Ну, спи-спи…

Я не спала, я бредила наяву. Жилая зона зелёного вагончика вдруг расширилась, ковер под ногами исчез, превратившись в камень, разукрашенный многоцветными квадратиками витражей. Большое колесо, похожее на рулетку, занимало весь центр разноцветного пола. А по окружности стояли перепуганные девушки, в среднем, шестнадцати-восемнадцати лет. Колесо всё крутилось и крутилось, а рисунки и буквы на нём сливались в гипнотизирующую спираль.

Я не была единственной, кто вслушивался в едва различимый скрип рулетки, по правую и по левую руку от меня стояли другие девушки. Мы крепко держались за руки, и мне всё казалось, что кто-то сейчас запоёт:

– Ой, как на Олины именины испекли мы каравай…

Но тишина, разбавляемая монотонным скрипом, была нарушена не песней, а одной из участниц этого застывшего хоровода. Светловолосая девушка, стоявшая слева от меня, вдруг подняла взгляд на парня за пультом управления и произнесла:

– Пожалуйста.

– Правила для всех одни, – ответил молодой человек.

– Руслан, я прошу тебя.

– Всё на общих условиях. Пойми же, глупая, это не моя прихоть. Я просто не могу рисковать всем проектом из-за личных привязанностей.

– Просто не можешь… – повторила девушка.

Колесо остановилось, и моя соседка, опустив взгляд, прочитала вслух:

– Муровей… Ну, что ж… Пусть повезет кому-то другому…

Воздух вдруг задрожал, как знойная августовская рябь перед глазами, я громко застонала и рывком села, осознав, что всё привидевшееся было только сном.

Назад Дальше