– Потому что так ты не сможешь убежать от меня, не сможешь сопротивляться, – ответил он, продолжая покачивать наручники. – Так ты окажешься полностью в моей власти, и я стану делать с тобой все, что взбредет мне в голову. А ты знаешь, когда дело касается тебя, я становлюсь невероятно креативным. Руки?
– Я сегодня даже не завтракала, – зачем-то пожаловалась я, протягивая ему ладони. Он свел вместе мои запястья и защелкнул на них холодные металлические наручники.
– Если бы я мог, всегда держал бы тебя связанной, чтобы ты никогда не смогла покинуть меня.
– Я и не собираюсь тебя покидать, – возразила я, моментально ощутив дискомфорт из-за скованных рук. Андре развел мои ладони наподобие цветка лотоса и поцеловал каждую ладошку в самый центр.
– Ты только говоришь так, но между тем я не могу забыть, как ты спала в кресле аэропорта в ожидании рейса. Ты бы легко вычеркнула меня из своей жизни, даже не чихнув. – В голосе Андре зазвучали жесткие нотки. – Встань, пожалуйста, на колени. Вот тут, на коврике. – Он указал мне на принесенный из гостиной маленький половичок.
Я опустилась на колени, и дрожь действительно пробила все мое тело. Во что я себя втравила? Андре посмотрел на то, как я стою перед ним на коленях, протягивая вверх скованные руки, и, кивнув, вышел из комнаты. Через минуту он вернулся, неся в руках маленький круглый пуфик, который обычно стоял рядом с диваном в гостиной.
– Обопрись на это, – сказал он, поставив пуфик передо мной. – Я кое-что припас для тебя.
– Помимо этого? – язвительно спросила я, но Андре проигнорировал мой сарказм. Он положил ладонь мне на спину, там, где заканчивается шея, и надавил, заставив меня опуститься ниже. Я оказалась в позиции, как если бы просто стояла на четвереньках, но опиралась локтями не на пол, а на мягкую обивку. Андре одобрительно посмотрел на мой зад, затем снова вышел, оставив гадать, что же меня ждет. Я бы предпочла не прерывать дикую сексуальную скачку, но, так или иначе, мне нравилась мысль, что Андре сорвался, не сумев удержаться от того, чтобы отведать меня, и теперь куда больше волновало продолжение. От Андре можно было ожидать чего угодно, я чувствовала это всей поверхностью своих голых ягодиц. Возможно, именно в этом и был источник его власти надо мной? Он ошибается, я не смогла бы вычеркнуть его из своей жизни, я только надеялась спрятать свое тело там, где оно снова окажется в моей власти – хотя бы на какое-то время.
– Почему ты не завтракала? – спросил Андре, вернувшись в кухню, где я стояла, как средневековая рабыня, готовая к порке. Я осторожно обернулась и заметила в руках у Андре пакет, из которого он достал, развернув новенькую упаковку, какую-то странную палку или, скорее, трубку, совсем не похожую на розгу. А я было уже подумала… размечталась…. Слишком короткая и толстая, где-то в полметра длиной, на концах которой болтались кожаные ремешки.
– О, ты купил это специально для меня? – спросила я, с трудом скрывая интерес. Стоять так посреди кухни, голой и на коленях, на заботливо подложенном для удобства коврике – это было все равно, что поставить самый острый эротический фильм на паузу. Возбуждение только нарастало с каждой минутой, в течение которой ничего не происходило.
– Ты ведь даже не знаешь, что это, верно? – уточнил Андре, снимая с палки остатки упаковки. Затем он принялся расстегивать и проверять ремешки. – Перестань вертеться, птица, а то вывернешь шею. И – да, я купил это специально для тебя.
– Но ведь ты уже сковал мне руки! – удивленно пробормотала я.
– А кто сказал, что это для рук? – переспросил Андре, положив палку на высокий кухонный разделочный столик из мрамора, рядом с моей кофейной машиной.
Он сделал несколько шагов, так и оставив меня гадать, что же могут значить его слова. Кажется, Андре открыл холодильник, мне было не видно, я стояла лицом к гостиной, а повернуться не решилась. Я услышала, как Андре открывает бутылку газировки – с характерным "пшиком" – и делает глоток. Он повозился около холодильника еще какое-то время, а потом вдруг появился около меня. Я, наплевав на запрет, так и вертела головой. Андре нарезал сыр, старательно помыл что-то в раковине, достал из хлебницы остатки своего любимого деревенского хлеба, который покупал с рук у булочника, приезжавшего на соседнюю улицу со своим лотком каждое утро. Он наломал хлеба, бросив куски на тарелку, а затем подтянул высокий барный стул без спинки поближе ко мне и поставил на него все это роскошество: хлеб и сыр, чернику и нарезанную квадратиками ароматную дыню. Я с трудом подавила желание вскочить и взять кусочек.
– Я думала, что позавтракаю, когда вернусь, – сказала я, судорожно сглатывая.
– Ты вернулась поздно. Ничего себе побегала. Ты что, пытаешься похудеть? – спросил Андре, заходя сзади.
Я напряглась и замерла, подумав, что он захочет продолжить с того места, где мы остановились, но вдруг почувствовала, как на моем бедре чуть повыше колена смыкается кожаный ремешок. Вот оно что! Провозившись несколько минут с одним ремешком, он принялся за второй. Вскоре между моими ногами, почти на уровне колен, расперлась толстая палка – она мешала мне свести ноги.
– Видишь, какая красота, – пробормотал Андре, поглаживая меня между ног. Я невольно попробовала сдвинуть палку, просто ради того, чтобы более четко ощутить эту фиксацию. Итак, я не могу закрыть свои самые чувствительные места, даже если захочу сделать это. Я услышала, как Андре глубоко вдохнул, а затем выдохнул, словно пытаясь успокоить себя.
– Значит, вот зачем это! – попыталась пошутить я. – Чтобы я не сбежала. Это было бы почти как конкурс "бег в мешках".
– Мне кажется, ты на сегодня уже набегалась, – сказал Андре, продолжая возиться с палкой. Вдруг я почувствовала, что мои ноги распирает еще сильнее. Андре, ухватившись, за внутреннюю поверхность моих бедер, заставил расставить ноги куда шире, чем было до этого. К моему удивлению, палка тоже растянулась и теперь удерживала меня в этом, куда менее комфортном положении, вызывая напряжение в бедрах и растягивая мышцы влагалища и даже половые губы.
– Она что, регулируется? – спросила я, краснея от того, какой, должно быть, жалкий я сейчас имею вид.
– О да, она регулируется в соответствии с моим желанием, – сказал Андре изменившимся голосом. У тебя такие красивые ноги, Даша. Я хочу видеть тебя в миллионе разных позиций, раскрытой, краснеющей, как сейчас, бессильной передо мной.
– Тебе так важно меня победить? – спросила я, чувствуя бесцеремонные прикосновения между ног. Андре не отказал себе в удовольствии провести пальцами по моей промежности, по клитору, по влагалищу, прикоснувшись и ко второй моей дырочке, отчего я дернулась и невольно попыталась закрыться. Держатель, закрепленный у меня между ног, не дал мне этого сделать, и я ахнула от неожиданности.
– Видишь, ты моя. Такая красивая, нежная, с чудесными бедрами, тонкой талией. Жаль, ты не можешь увидеть себя моими глазами. Впрочем, подожди! – И Андре, убрав руку, вдруг встал и отошел к столу.
– Ты что, хочешь сфотографировать меня в таком виде?! – возмутилась я.
– Конечно! Еще и на заставку поставлю, чтобы все видели, как ты прекрасна, – рассмеялся он. Я вопила, как резаная, но, кажется, это лишь веселило Андре. Раздавался характерный звук, его телефон щелкал и щелкал.
– Ненавижу! Я тебе этого не разрешала! Слышишь меня? – кричала я.
Андре невозмутимо закончил съемку и сел, скрестив ноги, прямо на пол, напротив меня – обнаженный и с эрегированным членом.
– Смотри, – прошептал он, выводя на экран сделанные фотографии. Я чуть не задохнулась от этой картины: моей вызывающей наготы и распластанности, красного, возмущенного лица, скованных рук. – Успокойся, птица, я только тебе хотел это показать. Я потом отдам тебе телефон, сама все удалишь. Честное слово. Просто посмотри.
– На что?
– На то, какая ты. – Андре взял с тарелки кусочек желтоватой дыни и аккуратно положил его мне в рот. Сладкая, она была потрясающе вкусной, и я вдруг почувствовала, что успокаиваюсь. Андре выбрал из множества фотографий одну, там, где я обернулась и смотрю на него – злющая, глаза так и пылают. Руки подняты, видны наручники, ягодицы растянуты, видно буквально все. Длинные ноги скованы ремешками, оставляющими на бедрах легкие следы, волосы спутаны, раскиданы по спине. Андре был прав, я смотрелась… интересно. Нет, не просто интересно – восхитительно. Я смотрела на саму себя и чувствовала, как, должно быть, это заводит Андре. Удивительно, как он вообще держится, достаточно бросить один взгляд на его член, чтобы понять – его разрывает от желания. Такой большой, такой крепкий жезл. Андре взял еще один кусочек дыни и положил его мне в рот. Затем потянулся вперед и поцеловал мои еще сладкие и влажные от сока губы.
– Я хочу тебя, – прошептала я, прижимаясь к его губам.
– Правда? – спросил он, и глаза его загорелись.
– Да, очень!
– Тогда Андре встал, подойдя ближе, и взял мою голову в ладони. Его член оказался на одном уровне с моим лицом, и я потянулась вперед, надеясь поскорее сократить расстояние. Я раскрыла рот, предвкушая момент, когда этот пульсирующий жезл завоевателя заполнит меня. И это случилось – он вставил его сначала осторожно, затем продвинул глубже, внимательно наблюдая за мной сверху. Андре согнул ноги в коленях, чтобы отрегулировать угол входа. Это было точь-в-точь средневековое завоевание, можно было представить, что Андре – ворвавшийся в деревню жестокий воин, скрутивший меня, завладевший мною безо всякого на то согласия и теперь диктующий мне свою жестокую волю.
Я подчинялась лишь движениям его рук и бедер, будучи скованной по рукам и ногам. Член заполнял меня, лишая временами возможности дышать и даже сглатывать слюну. Я не думала ни о чем, кроме мощного оружия, оказавшегося у меня во рту, и старалась усмирить моего захватчика, работая языком и губами, глядя на него умоляющими, полными влаги глазами. Иногда Андре замирал и останавливал всяческое движение, стараясь вновь и вновь удержаться на краю черты. Тогда и я затихала, обхватив его член губами. Мне хотелось, чтобы это длилось вечно, но также мне хотелось, чтобы Андре использовал преимущества моего положения в полной мере. Поэтому, когда он резко вышел из моего рта и присел, чтобы поцеловать меня – сильно, до боли – в истерзанные губы, я застонала от наслаждения, которого уже не могла сдержать. Андре обошел меня и, не говоря ни слова, ухватился ладонями за мой зад. Я закричала еще до того, как он вошел в меня, почти кончая от одного только ожидания удара. Когда же это случилось – яростный, безжалостный прорыв, – я закричала снова, оттолкнула пуфик в сторону и упала на пол, вытянув руки вперед. Андре навалился сверху и обнял меня, прижав к себе, – я всей спиной ощущала его жар, чувствуя член внутри своего распластанного тела. Волна восторга, зародившаяся в глубине чрева, постепенно охватила все – и влагалище, и клитор, и место, где находилась другая моя дырочка.
– Да, моя маленькая птичка, да, – прорычал Андре, чувствуя, как неконтролируемо сокращается мое тело. – Принцесса в клетке, бьется в моих руках. Давай, птица, кончи для меня! – Он нанес мне последний, самый мощный удар, и я почувствовала, как сотрясается его жезл в сладких конвульсиях, наслаждаясь каждой накрывающей мое тело волной. У меня не осталось сил, оргазм был мощнее, чем все, что я испытывала раньше, и я почти потеряла сознание. Я билась, рефлекторно пытаясь свести вместе ноги и разорвать путы на руках. Я не замечала боли, она смешалась с наслаждением.
– Тихо, тихо, тихо, ты можешь повредить себя, – услышала я нежный шепот. – Сейчас, я тебя освобожу. Подожди, не надо так рваться! – Я остановилась, задыхаясь и растерянно глядя по сторонам. Андре прижимал меня к себе, целуя в шею. Через несколько мгновений я успокоилась, чувствуя, что потихоньку прихожу в себя.
– Ты хочешь этого? – спросила я, не в силах справиться с глупейшей улыбкой. Я подложила руку под щеку и теперь лежала, глядя на идеально чистый кухонный пол. Как же это возможно, чтобы секс сводил с ума до такой степени?
– Чего хочу? – удивился Андре, скатываясь с моего тела на пол. Он устроился рядом со мной и, продолжая прижимать к себе, положил ладонь мне на грудь.
– Освободить меня. Только честно.
– Честно? Да, – прошептал Андре, продолжая целовать меня, затем изогнулся, чтобы дотянуться до ремешков на моих бедрах, и отстегнул их. – Но наручники я оставлю.
* * *
Мы на диване, моя голова покоится на коленях у Андре, он смотрит сверху и кормит меня – кусочек за кусочком – не торопясь, хотя нас вроде бы ждут. Я не сопротивляюсь, мне это даже кажется хорошей идеей – прийти на обед сытой. Мало ли, с кем и зачем мы там встречаемся. Мама всегда говорила, что плохой аппетит является признаком хорошего тона. Все как у Маргарет Митчелл. "Еще не хватало, чтобы вы начали в гостях есть. Вы же – воспитанные девочки".
– Может быть, никуда не пойдем? – спросила я, лениво потягиваясь. Наручники спокойно болтались на моих запястьях, добавляя остроты и пикантности нашей близости. Андре посмотрел на мое усталое, почти спящее в сладкой неге голое тело и улыбнулся.
– Знаешь, когда ты такая, мне хочется остановить мгновение и остаться в нем навсегда. Чтобы ты всегда была счастлива.
– Это… так мило, – прошептала я, даже не пытаясь скрыть изумления. Нечасто такое услышишь, особенно от Андре.
– Иногда мне кажется, что я просто монстр, и я совершенно не понимаю, почему ты все еще здесь. Почему ты не убежишь отсюда, крича и размахивая руками, как в фильмах ужасов.
– Мне и здесь хорошо, – пожала плечами я.
– Связанной, в наручниках? – уточнил Андре. Я кивнула. – Скажи мне – почему?
– Что почему? – опешила я.
– Почему ты позволяешь мне творить с тобой такое? Неужели тебе и вправду самой нравится стоять передо мной на коленях? – Он долго смотрел на меня, словно пытаясь определить на глазок степень нашего общего сумасшествия. Коэффициент – один к одному.
– Я не знаю, что тебе сказать, – призналась я. – Да, ты прав, все это странно. Но я не убегу и не передумаю, и дело вовсе не в том, что я буйнопомешанная, которой только и нужно, чтобы ее связали. Честно говоря, до встречи с тобой я никогда ничего такого не пробовала. Я вообще думала, что фригидна.
– Фригидна? Ты? – расхохотался Андре.
– Да, а что? – я фыркнула и показала ему язык. Он же склонился и чмокнул меня в нос. – Дело не в том, что ты делаешь или что мы делаем. Просто – это ты, и с тобой все по-другому. То, что могло бы пугать, притягивает. Я не знаю, как это объяснить.
– По-другому? – Андре посмотрел на меня с хитрецой. – Значит, ты подтверждаешь, что отдаешься в мои руки добровольно?
– Отдаюсь, – кивнула я. – И не только в руки.
Андре удовлетворенно кивнул, наклонился к столу, проверил что-то в своем телефоне, а затем, подцепив кусочек ароматного твердого сыра, такого, что можно попробовать только во Франции, поднес его к моему рту, но, когда я уже раскрыла губы, улыбнулся и отодвинул руку.
– Скажи, птица, если ты говоришь правду сейчас, то что и зачем ты скрыла от меня утром? Что тебя тревожит? Где ты была сегодня?
– Что? – я дернулась, и ощущение покоя и умиротворения тут же растворились в воздухе, как призрак, которого спугнули. Андре не дал мне подняться, удержав за плечо, и придавил его локтем, продолжая пристально смотреть на меня. Однако улыбка на его красивом лице испарилась, взгляд стал острым, как шпага, готовая к бою.
– Что ты задергалась? Думаешь, я совсем слепой? Вопрос не только в том, лжешь ты или нет. Я хочу знать причину, птица. Почему тебе понадобилось мне врать? Где ты была?
– Андре, перестань… Он надавил локтем на мое плечо так, что стало больно. – Я не собираюсь говорить в таком тоне. – О, как я пожалела, что позволила Андре оставить на мне наручники. Нет, даже не об этом! Я пожалела, что не убежала, когда была возможность. Была ли она?
Андре подскочил с места, поднял меня за плечи, как тряпичную куклу, а затем стащил на пол. Я отбивалась и кричала, но Андре стал вдруг будто глухим. Он достал с журнального стола красный шелковый платок – мой старый знакомый, участник прошлых сражений, – продел его через металлическую перемычку наручников и привязал меня к стойке журнального столика, между столешницей и верхней полкой.
– Отвечай, Даша.
– А то что? – выкрикнула я, чувствуя, как слезы наполняют глаза. – Убьешь меня?
– Убью? – скривился Андре. От этих простых слов он словно окаменел – прекрасная статуя обнаженного мужчины. Затем он спросил меня снова, но совсем другим тоном, с трудом выдавливая слова:
– Где… ты… была?
– Отвяжи меня, тогда поговорим. – Я пыталась ухватиться за края ленты. Узел был несложный, обычный двойной, как если бы он хотел завязать платок на бант, но поторопился и стянул узел до конца. Но, каким бы простым он ни был, развязывать его, сидя на полу в наручниках, было не так просто.
– Ты встречалась с кем-то?
– Так и есть! – расхохоталась я, от злости теряя малейшие остатки инстинкта самосохранения. – Встречалась. С кем я только сегодня не встречалась. Весь Париж обегала. Убегалась, ты сам сказал.
– Даша… – Андре устало провел ладонью по лицу и запустил пальцы в свои чудесные темные волосы. Темный принц, как же ты иногда бесишь! Не нужно спрашивать меня, за какой дверью у Синей Бороды хранится его секрет.
– Отвяжи, – повторила я, и Андре услышал меня. Он подошел, склонился ко мне, протянул руки к платку и уже почти развязал его. Почти. Но в последний момент передумал, лицо его снова ожесточилось, он встал и пошел – целенаправленно и осознанно – на кухню. Я изогнулась, как только могла, таща за собой тяжелый стол, чтобы проследить за ним. Андре больше не смотрел на меня, он, нагнувшись, подобрал с пола свои трусы-шорты в серую клетку и нацепил их на себя. Затем подошел к столу и взял в руки мой телефон вместе с присоединенными к нему наушниками.
– Андре! – практически рявкнула я. Никакой реакции. Я была бессильна. Все меняется, когда наручники из элемента любовной игры превращаются в реальный инструмент подавления если не воли, то возможности участвовать в происходящем. Ставки росли с каждой секундой, я лихорадочно прикидывала, что такого может найтись в моем телефоне, и вдруг услышала, как Андре говорит – спокойным деловым тоном – на французском.
– Добрый день. Офицер? Да, да. Простите, а какой именно это полицейский участок? Не подскажете номер? Да, спасибо большое. Я перезвоню.
– О, господи, – прошептала я, когда вновь воцарилась тишина. Только теперь до меня дошло в полной мере, насколько я глупа. Все это время, когда мы занимались любовью, когда валялись на диване – все это было нужно, чтобы придумать план, просчитать меня, получить надо мной контроль. И – вот она я, безвольный свидетель собственной беспечности.
Андре вернулся в комнату, держа мой телефон в руке. Он подошел ближе и, подтащив стул, сел напротив – примерно в метре от меня. Его глаза смотрели спокойно, но было видно, что под маской спокойствия проступает бешенство.
– Ты звонила в полицию. Этот номер тебе прислала твоя мама. Ты была в полиции, когда я звонил. Ты была прямо там! – Огонь на секунду озарил его разъяренное лицо.