– Так вот, как адвокату Андре, я хочу сказать вам кое-что. Я ходила в полицию вовсе не за тем, чтобы заявить об изнасиловании или о чем-то еще, связанном, как вы говорите, с нашими сексуальными предпочтениями, – отчеканила я достаточно громко, чтобы это могли услышать и Марко, и Андре, и даже несколько человек за соседними столиками. Пойдут, как свидетели, если что. – Я могу дать письменные показания или еще какие, если вам надо.
Мои слова произвели замечательный эффект. Андре подавился своим холодным чаем, пара человек на террасе посмотрели на нас с явным интересом, а Марко застыл с бутылкой минералки в руке.
– Но, Даша, тогда зачем вы туда ходили? – спросил он очень тихо.
– По поводу исчезновения моего парня, Сергея Варламова, – сказала я, намеренно опустив слово "бывшего". Андре прикусил губу, склонил голову и посмотрел на меня по-другому. Еще злее.
– Значит, снова твой Сережа? Какие-нибудь новости? Решила вернуться к нему?
– Я бы и рада, да только вот он пропал, как ты знаешь.
– Пожалуйста, только не стоит снова рассказывать мне сказки, которые придумывает твоя мама.
– Хорошо, – кивнула я. – Не буду. Вместо этого лучше расскажи мне о драке, которую ты от меня скрыл. О той самой, в которой ты повредил руку и после которой Сережа пропал.
– Что? Откуда ты…. И вообще, какого черта? Не было никакой драки, – возмутился Андре.
– Не было? Странно, а на видео, которое мне показал комиссар Трену, она есть, – пожала я плечами.
– Андре, о чем речь? Я не понимаю, о какой драке мы тут говорим? – спросил Марко изменившимся тоном. – Как же так, ты ничего не говорил мне об этом!
– Сюрприз! – улыбнулась я. – Мне он тоже ничего не сказал! А ведь это касается меня напрямую.
– Андре, это очень серьезно, ты слышишь? – пробормотал Марко.
– Глупости. Ничего серьезного, – помотал головой Андре, хмурясь. – Так ты не писала на меня заявления?
– Я уже сказала, – ответила я, бледнея. Все это было выше моих сил. – Можешь быть спокоен на этот счет. А вот по поводу Сережи ты бы лучше побеспокоился. Впрочем, смотри сам, это уже не моя проблема.
Я встала из-за стола и, зажав в руке конверт, пошла прочь по выложенной брусчаткой улице. Моя жизнь была разбита, все, что было до моей поездки в Париж, казалось сном, а будущего я не видела. Словно чудовищное землетрясение разломило мой континент, сорвало его с привычного места, и я теперь не знала координат. Мне придется собирать себя заново, но я знала, что справлюсь. Надеюсь, что справлюсь.
– Андре, нет, не надо! – услышала я крик Марко за спиной, но не стала оборачиваться, просто шла и шла вперед.
– Отвали, Марко, – крикнул Андре, а затем что-то громыхнуло. Наверное, стул. Через несколько секунд Андре нагнал меня, и его рука вцепилась в мое плечо. Он остановил меня, наверное, уже в сотый раз за день.
– Отвали, Андре, – сказала я, в точности повторив его интонацию.
* * *
Гроза началась раньше, чем обещал Марко, задолго до наступления вечера. Она принесла с собой темноту, налетев так быстро, что никто не успел сориентироваться. Ветер поднимал со столиков кафе салфетки, пластиковые стаканчики и надорванные бумажные пакетики с разовыми порциями соли и сахара. Я упрямо шла по незнакомым улицам, не желая останавливаться и слушать Андре, а он шел за мной, не собираясь оставлять в покое. Мы шли так уже довольно долго, и ни дождь, ни ветер не могли остановить нас.
Перепуганные официанты складывали зонтики, убирали скатерти и меню с улиц, кто-то затаскивал внутрь обитые тканью стулья. Париж суетился, бежал в метро, впихивался в автобусы в надежде успеть до начала дождя, а я хотела, чтобы вода полила стеной, остановила Андре, моего молчаливого преследователя, разорвала связь, которой я теперь тяготилась.
Тяжелые, холодные капли, принесенные северным ветром, упали мне на лицо. Редко когда погода меняется настолько быстро за такое короткое время. Париж накрыло ненастье, но я продолжала идти из последних сил, не обращая внимания на холодный ветер, не зная, что еще могу предпринять.
– Ты простудишься! – крикнул Андре, но я только припустила пуще прежнего, подставляя лицо льющейся с неба воде.
Я не видела его, но знала, что он за спиной, отстает лишь на несколько шагов, идя следом. Когда Андре снова попытался остановить меня, я принялась кричать и вырываться, и чем сильнее я злилась, тем яростнее становился дождь. И тут я обнаружила, что стою посреди бушующей стихии на какой-то старинной площади и что кроме меня и Андре здесь больше никого нет. Мы стояли и смотрели друг на друга, разделенные не более чем тремя шагами.
Вдруг ударила молния.
– Ты свихнулась? Зачем бежать через весь город? – воскликнул Андре, пытаясь перекричать ливень.
– Чтобы удрать от тебя, милый, – крикнула я в ответ. Голос почти полностью тонул в грохоте стихии, обрушившейся на нас с небес. Одежда на нем промокла и липла к телу, волосы спутались, мокрая челка упала на лоб.
– Мне так жаль! – воскликнул он. – Я не должен был слушать его.
– Кого, внутренний голос? Он так ошибался? – истерично рассмеялась я.
– Неважно. Я не собираюсь ни на кого сваливать то, что сам натворил. – Андре покачал головой и подошел ко мне почти вплотную.
Я была такой уставшей и измотанной, что снова убегать у меня просто не было сил. Кроме того, я вопреки всему была уверена, что Андре больше не причинит мне вреда.
– Прошу тебя… это просто глупо, стоять здесь и мокнуть. Тебе нужно переодеться. Птица, я прошу тебя…
– Не называй меня так! – Это слово ударило меня будто током. – Никогда, слышишь? Я говорю тебе, уходи, Андре! Повернись и уйди прочь, оставь меня. Запомни меня такой и уйди, вернись в свою жизнь, к своим привычкам и желаниям. Я не хочу больше ничего о тебе знать.
– Я не могу, – покачал он головой. – Я не хочу возвращаться туда, где не будет тебя.
– Ты говоришь как персонаж из дешевой мыльной оперы! Это просто смешно. Не ты ли сказал мне, чтобы я убиралась?
– Я все равно не дал бы тебе уйти. Я остановил бы тебя, Даша. Ты не понимаешь. У меня ведь никогда никого не было, кроме тебя.
– Ты что, хочешь мне сказать, что я лишила тебя девственности? – Я, против воли, улыбнулась, и на лице Андре тоже мелькнула лукавая улыбка, которая так дьявольски шла ему.
– Этого я не говорил. Но у меня никогда не было того, что происходит у нас с тобой. – Он отвернулся, посмотрев сквозь пелену дождя на бушующее, темно-серое небо, словно решаясь сказать что-то, о чем я не имею ни малейшего понятия. – У меня никогда не было девушки, пти… Даша. Это правда. Я не говорил тебе, но ведь я и подумать не мог, что у нас все зайдет так далеко. Просто я не из тех, кто мечтает о буржуазном счастье, гриле по выходным и разговорах за завтраком…. Я сделан из другого теста, и вместо отношений в моей жизни были только проблемы. Я грешен в этом, я виноват перед тобой в том, что ждал их с самой первой минуты, когда ты вошла в мой кабинет. Ты, наверное, не помнишь, вы разговаривали тогда с матерью, думая, что никто не поймет вашей русской речи. Я слышал, как ты пыталась отговорить ее от операции, зная, что это совершенно бесполезно. Но никому еще не удавалось отговорить актрису, даже если операция грозит риском для жизни. Ты не представляешь, на что способны пойти люди ради внешней красоты. А ты… у тебя нет таких навязчивых потребностей. Ты смотришь гораздо глубже, и временами кажется, что ты способна заглянуть мне прямо в сердце.
– Ты уверен, что оно у тебя есть? – спросила я, ощущая, как вместе со струйками дождя по моему лицу стекают слезы. Что мне делать? Что делать с этим прекрасным мужчиной, которому я не могу больше верить и которого так люблю?
– Я не знаю. До знакомства с тобой думал, что нет. Со мной всегда было что-то не так, Даша. Никто не говорил мне, но я знал это и сам.
– Что ты имеешь в виду? – пробормотала я, нахмурившись. – Что с тобой не так?
– А разве ты не видишь сама? – Андре провел пальцами по моему запястью, и я невольно отступила назад.
Я не могла ему помочь, потому что и сама не понимала, что происходит. Я не желала оставаться и не хотела уходить. Меня начала бить дрожь. Дождь затих, и холод от промокшей насквозь одежды стал куда заметнее.
– Скажи, что это была за девушка, с которой Марко потом, как ты говоришь, разбирался? – спросила я. – Вы откупились от нее?
Андре бессильно развел руками.
– Откупились… Звучит странно, так, словно я действительно был виноват. Да, та девушка получила деньги, она достигла своей цели. Но может быть, я расскажу тебе об этом позже?
– Нет, сейчас, – упрямо помотала я головой.
– Ты уже почти сбежала от меня, я не могу так рисковать.
– Я не собираюсь оставаться с тобой после того, что случилось. Я просто не могу. Но я хочу понять, почему ты так поступил со мной?
Взгляд Андре потемнел, и он отвернулся, пытаясь скрыть от меня свои чувства.
– Нет ни одного шанса, что ты останешься со мной?
– Нет, – сказала я, и его глаза наполнились печалью.
– Да, моя дорогая птица, старые призраки выползают из своих грязных убежищ, чтобы разрушить мою жизнь. Ее звали Мишель, – сказал он тихо.
Тем временем площадь потихоньку стала заполняться людьми. По ручьям и лужам проносились равнодушные к непогоде машины, захлопали двери магазинов.
– И что же случилось? – снова спросила я.
– Мы познакомились на одной семейной вечеринке. Знаешь, я ведь почти уже не помню ее лица, хотя сам над ним работал.
– Она была твоей клиенткой, – догадалась я, и Андре неодобрительно покачал головой. – Да, была, но разве это имеет какое-то значение? Ей казалось, что у нее слишком курносый нос и неправильная форма верхней губы. Не знаю, для чего люди так стремятся к правильным чертам. Каждый человек прекрасен своей уникальностью. Знаешь, ни одной пантере не придет в голову, что ей нужно завивать усы.
– Странное отношение для человека, выбравшего своей профессией создавать силиконовые губы.
– Вообще-то я не в этом видел свое предназначение, – пробормотал Андре, морщась, как от пощечины. – Так или иначе, Даша, рассказывать-то нечего. Мишель хотела стать красивее, но потом выяснилось, что на самом деле она планировала стать богаче. Это было отвратительно. В результате я оказался гвоздем программы, частью циркового выступления уродцев. Она билась в рыданиях, когда это было нужно по ее сценарию, и быстро успокаивалась, когда не было зрителей. Актрисы могут быть очень убедительными. Многие ей поверили. Полиция, например.
– Ты хочешь сказать, что всё это было ложью? – спросила я, не в силах сдержать скепсис.
– Не все, – так же ядовито сказал Андре. – Часть ее слов, безусловно, соответствовала истине. Тогда многие смотрели на меня таким вот взглядом, как ты сейчас. Только Марко встал на мою сторону. Но он-то мой брат, ничего удивительного.
Я стояла и думала о том, что не могу ему полностью верить. Мне казалось, что правда и ложь смешались в темной глубине сознания Андре, как соленые воды океана смешиваются с впадающей в него горной рекой. Его темно-медовые глаза – лишь поверхность, и глубже не заглянуть…
– Что случилось с Сережей? – спросила я тихо.
– Ты замерзла, я же вижу, – сказал он – Пойдем, тебе необходимо согреться. Я ничего не могу поделать с тем, что случилось, но не допустить, чтобы ты всерьез заболела, – это ведь в моей власти.
– Почему ты не хочешь рассказать мне, что произошло между вами?
– Поедем, и я расскажу тебе все. Ты же воспаление легких подхватишь, Даша! – возмущенно воскликнул он. – Постой… ты боишься, да? Боишься идти со мной? Господи, как же я сразу не понял?!
Андре отошел от меня, пытаясь взять себя в руки. Потом огляделся по сторонам, скользнув взглядом по домам, по маленьким магазинчикам на площади, и тут увидел вывеску какого-то частного отеля, занимавшего целый подъезд небольшого четырехэтажного дома.
– Пойдем туда, – сказал он. – Что я могу сделать тебе тут, в гостинице в центре города? Пойдем, тебе нужно выпить горячего чая и переодеться. Тебя бьет как в лихорадке, ты что, не замечаешь? Даша, пожалуйста. Даю слово, что не стану удерживать тебя, пришлю твои вещи и даже помогу с билетом.
– Хорошо, – кивнула я наконец, чувствуя, как деревенеют от холода пальцы. Я ужасно устала, все, чего мне хотелось, – это лечь и закрыть глаза.
Андре снял номер на имя месье и мадам Немуа – незачем нарушать старые традиции. Портье в отеле сообщил, что, кроме люкса с выходом на крышу, других номеров не осталось – ничего не поделаешь, высокий сезон. Он явно не рассчитывал на то, что мы его снимем, но Андре не моргнув глазом подписал бумаги и бросил на стойку кредитную карту. Когда мы, наконец, зашли внутрь, я поняла, как вовремя это было сделано. У меня от усталости кружилась голова.
* * *
В затхлом номере было сумрачно, пахло застиранными простынями и ароматизатором воздуха. Андре распахнул высокие стеклянные двери, ведущие на крышу, и в комнату ворвалась свежесть. Номер был дорогим, с небольшой террасы открывался вид на всю площадь, но мебель, покрывала, кресла – все было старым, выцветшим, почти антикварным. В центре Парижа деньги брали за место, за вид из окна. И то, и другое было восхитительным, но я оказалась слишком измотанной, чтобы оценить это по достоинству.
– Идем, – шепнул Андре, подавая мне руку. Я сидела в кресле, не в силах подняться, но Андре уже включил воду в ванной комнате. Деловой, сосредоточенный, он вдруг снова стал тем Андре, от которого я не могла отвести глаз, но это ровно ничего не меняло. В грязь можно упасть, ею можно испачкать. Результат один и тот же.
– Выйди, Андре, – попросила я, когда мы зашли в ванную. Он посмотрел на меня с болью, но все же кивнул и, сжав губы, вышел прочь.
Я разделась быстро, просто бросив все на пол. Мокрая одежда была тяжелой и липкой. Как глупо вот так вымокнуть под дождем, от которого можно было легко спастись, всего лишь забежав под арку. А ведь Андре тоже промок насквозь.
Я забралась в горячую ванну и закрыла лицо руками. В первый момент ощущение было болезненным – слишком горячая вода против холодного, оцепеневшего тела. Потом я глубоко вдохнула и попыталась расслабиться. Пенная вода приятно щекотала руки, я смывала и смывала с себя все, что накопилось за день. Через какое-то время мои щеки порозовели, словно я целый день каталась на санках по снежным горкам. Я намылила волосы жидким мылом, оно пахло можжевельником. У Шурочки, маминой подруги, на даче много можжевельника. Зимой деревья так красиво зеленели, высовывая свои переплетенные кружевные ветки из-под снега. Интересно, как часто тут, в Париже, бывает снег?
Завтра я улечу из Парижа навсегда.
Эта мысль оказалась мучительной, но в то же время и освобождающей. Я нырнула под воду, зажмурив глаза, и замерла, насколько позволило дыхание. Все это должно было закончиться еще в прошлый раз, в аэропорту. Не стоило верить в сказку, но ведь я и не верила. Я просто хотела остаться с мужчиной, который сводил меня с ума. Все, что произошло потом, было лишь следствием.
– Даша, ты там в порядке? – услышала я за дверью обеспокоенный голос Андре. Кажется, он спрашивал уже не в первый раз, пока я была под водой.
– Нет, не в порядке, – ответила я, имея в виду ситуацию в целом, но не учла того, как Андре истолкует мои слова. Он влетел в ванную раньше, чем я успела пояснить. На нем не было рубашки, должно быть, он снял ее, чтобы просушить. Андре склонился надо мной и приложил руку к моему лбу.
– У тебя, кажется, жар, – пробормотал он, но я оттолкнула его руку, выдав при этом столб пенных брызг.
– Я же просила тебя не входить! – разозлилась я, сама не понимая из-за чего. – Никакого жара у меня нет.
– Я подумал, что тебе плохо.
– Конечно, плохо – почти закричала я, выскакивая из ванной. Я схватила с вешалки большой махровый халат и замоталась в него. Кажется, мое заявление о том, что у меня нет жара, было несколько преждевременным. Стоило мне вылезти из горячей воды, как я почувствовала ужасный холод. – Как я могу быть в порядке после того, что произошло? Ты хоть представляешь, как я себя чувствую? Ты не просто попросил меня подписать какую-то дурацкую бумагу, что я не имею претензий, – ты связал меня, записал мои слова на телефон, сделал так, чтобы я почувствовала себя беспомощной, пылью, которую можно смахнуть ладонью. Думаешь, если бы ты просто попросил, я отказалась бы?
– Я хотел… – вздохнул Андре.
– Что же помешало тебе?
– Марко сказал, что поздно.
– Поздно? – нахмурилась я. – Почему поздно?
– Потому что ты уже была в полиции, – растерянно пробормотал Андре. – Он сказал… о, Даша, я так разозлился. Я просто сам себя не помнил от злости. Когда я набрал номер на твоем телефоне и услышал полицейского, во мне все так и закипело. Все выжгло, словно я выпил расплавленного олова. Я не прошу тебя простить меня, но попытайся хотя бы понять. Ты лежала у меня на коленях и смеялась, говорила, что тебе нравятся наручники. Марко написал, что это будет неопровержимой уликой. Что ты сможешь сказать…
– Я понимаю, что я могла сказать, – выкрикнула я. – Черт! Не надо говорить о том, что мне и так известно. Если бы ты не скрыл от меня драку с Сережей, я бы не оказалась в полиции. Так что не стоит строить из себя оскорбленную невинность.
– У тебя один Сережа на уме! Я не знаю, что случилось с ним. Я только хотел, чтобы ты была моей.
Андре отошел к открытой террасе. Его волосы были еще чуть влажными, они лежали в беспорядке, и это так шло ему. Как можно быть таким красивым и одновременно таким опасным? Я забралась в кресло и, подобрав ноги, обняла руками колени. Нельзя, нельзя было идти сюда с ним. Я слишком слаба, я слишком… люблю его, чтобы безнаказанно оставаться с ним наедине.
– Почему ты не хочешь рассказать мне, что случилось?
– Да потому что нечего рассказывать, понимаешь? Укравшему монетку уже не поверят, если он скажет, что не грабил банк. Я не знаю, что это за видеозапись, которую тебе показали. Да, в то утро я поехал на работу после того, как отправил тебя к маме. Как я был счастлив, не передать словами. Я подъехал к клинике, а там он – твой Сережа. Он был безобразно пьян. Ждал меня.
– Его можно понять, после того, что ты устроил на обеде у твоей мамы, – бросила я с обидой.
– Да, его можно понять, я никогда и не утверждал обратное. Но я ненавидел его за то, что он обладал тобой. Два года, Даша. Он просто не имел права быть с тобой. Ты не для него. Впрочем, я понимаю, как, должно быть, это звучит, но я совершенно теряю голову, когда ты рядом. В то утро я был один, и к тому же счастлив, поэтому, когда увидел твоего Сережу, просто хотел пройти мимо. Он не дал мне, потому как слишком долго ждал. Всю ночь, наверное, готовился к тому, чтобы устроить мне Армагеддон, поэтому набросился на меня почти сразу, хотя и с трудом стоял на ногах. На мой взгляд, довольно глупо напиваться в стельку, если собираешься драться.
– Думаешь, ему стоило бы все хладнокровно просчитать?